Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава XIII. Тачка
На следующее утро, в понедельник, сбыв одному цирюльникубальзамированную голову в качестве болванки для париков, я уплатил по своемусчету и по счету моего друга - воспользовавшись для этого, однако, деньгамидруга. Как веселился наш ухмыляющийся хозяин, а с ним и все постояльцы привиде той внезапной дружбы, которая завязалась у меня с Квикегом, ведьнесусветицы и небылицы, рассказанные Питером Гробом, раньше очень сильнонапугали меня и настроили против того самого человека, с которым я теперьсдружился. Мы позаимствовали у кого-то тачку и, погрузив на нее свои пожитки, втом числе мой жалкий саквояж, а также парусиновый мешок и свернутую койкуКвикега, покатили прочь к пристани, откуда отходил " Лишайник" - маленькийнантакетский пакетбот. Мы двигались по улицам, а прохожие с изумлениемглазели на нас, и не столько на Квикега - потому что к людоедам в этомгороде привыкли, - сколько именно на нас обоих, поражаясь нашей с нимблизости. Но мы не обращали на это ни малейшего внимания - мы шагали вперед, по очереди катили тачку и останавливались время от времени, чтобы Квикег могпоправить чехол на лезвиях своего гарпуна. Я поинтересовался, зачем он насуше носит с собой такой неудобный предмет - разве на всяком китобойномсудне не достаточно своих гарпунов? На это он мне ответил, что в сущности я, конечно, прав, но что он особенно дорожит своим собственным гарпуном, таккак лезвие у него из сверхзакаленной стали, испытанное во многих смертельныхсхватках и близко знакомое с китовым сердцем. Короче говоря, подобно многимжнецам и косарям, которые выходят на фермерский луг, вооружившисьсобственными косами, хоть они вовсе и не обязаны их приносить, - точно также и Квикег по каким-то своим личным соображениям предпочитал собственныйгарпун. Перехватывая у меня рукоятки тачки, он рассказал мне забавную историю отом, как он увидел тачку впервые. Дело было в Сэг-Харборе. Хозяева суднадали ему тачку, чтобы он перевез на ней в матросский пансион свой тяжелыйсундук. Дабы не показаться неосведомленным в этом деле - а он и понятия неимел о том, как, собственно, с ней обращаться, - Квикег устанавливает на неесвой сундук, накрепко его привязывает, а потом взваливает все вместе себе наплечи и так шагает по пристани. - Господи, Квикег! - говорю я. - Неужели же ты не знал таких простыхвещей? Люди, наверно, смеялись над тобою? Тогда он рассказал мне другую забавную историю. На его родном островеРоковоко, устраивая свадебные пиршества, туземцы выжимают сладкий сокмолодых кокосов в большую раскрашенную тыкву, наподобие чаши для варкипунша, и эта тыква всегда является главным украшением в центре большойциновки, где расставляются яства. Однажды в Роковоко зашло большоекупеческое судно, и капитан - по всем отзывам, весьма достойный ибезупречный джентльмен, во всяком случае, для морского капитана, - былприглашен на пир по случаю свадьбы юной сестры Квикега - очаровательноймолодой царевны, только что достигшей десятилетнего возраста. И вот, когдавсе гости собрались в бамбуковой хижине невесты, входит этот капитан иусаживается на предназначенное ему почетное место прямо против тыквы междуверховным жрецом и его царским величеством - отцом Квикега. Прочиталимолитву - ибо у этих людей, точно так же как и у нас, есть свои молитвы, только Квикег говорил мне, что, в отличие от нас, взирающих во время молитвывниз, на свои тарелки, они, наоборот, подражают уткам и устремляют взорыкверху, к великому Подателю всех угощений, - так вот, прочитали молитву, итогда верховный жрец открыл празднество особой древней церемонией - онокунул в тыкву свои освященные и освящающие пальцы, после чегоблагословенный напиток должен идти по кругу. Но капитан, сидевший подлежреца, увидел это и, считая, что ему, капитану большого судна, безусловнодолжно принадлежать право первенства перед простым царем какого-то острова, тем более в доме этого самого царя, - капитан преспокойно ополаскиваетпальцы в пуншевой чаше, полагая, вероятно, что она для того и поставленаздесь, чтобы в ней мыли руки. " Ну, - говорит Квикег, - что ты теперьскажешь? Думаешь, наши люди не смеялись? " Но вот, заплатив за проезд и пристроив свой багаж, мы очутились наборту пакетбота. Поставлены паруса, и мы скользим вниз по реке Акушнет.Справа от нас террасами своих улиц поднимался Нью-Бедфорд, весь сверкаяобледеневшими ветвями деревьев в холодном прозрачном воздухе. На пристаняхвысокими горами громоздились груды наваленных друг на друга бочек, и тут жеодин подле другого безмолвно стояли на якоре китобойные суда, избороздившиевесь свет и наконец вернувшиеся в тихую гавань; но уже с иных палубдоносился звон плотничьих и бондарных инструментов, слышался согласный гулгорнов и костров, на которых топили смолу, - все это означало, что готовятсяновые рейсы, что окончание одного долгого, опасного плавания служит лишьначалом другого, окончание второго - началом третьего, и так без конца, навечные времена. Вот она, нескончаемая, нестерпимая бесцельность всех делземных! По мере того как мы удалялись от берега, свежий ветер крепчал, ималенький " Лишайник" стал раскидывать носом быструю пену, словно фыркающийжеребенок. С какой жадностью вдыхал я этот воздух кочевий! С какимпрезрением спешил оставить позади все заставы земли, этой изъезженнойдороги, покрытой бессчетными отпечатками рабских подошв и подков, чтобывосхищаться великодушием моря, которое не сохраняет следов на своем лоне. И Квикег вместе со мною упивался брызгами пенного фонтана. Смуглые егоноздри раздувались, ровные заостренные зубы обнажались. Все вперед и впередлетели мы. Очутившись в открытом море, " Лишайник" низко поклонился порывуветра, с разбега зарывшись носом в волну, словно раб, павший ниц передсултаном. Накренившись, неслись мы куда-то вбок, и натянутые снасти звенели, как проволока, а две высокие мачты выгибались, словно тростинки под ветром.Стоя у ныряющего бушприта, мы были настолько поглощены этимголовокружительным зрелищем, что не сразу заметили глумливые взгляды, которые бросали в нашу сторону пассажиры, - целая компания сухопутныхувальней, пораженных тем, что два человека могут быть так дружны, - какбудто белый человек - не тот же негр, только обеленный. Было среди нихнесколько болванов и дубин, до такой степени неотесанных и зеленых, точно ихтолько что поналомали в самом сердце лесной чащи. Квикег схватил одного изэтих недорослей, корчившего рожи у него за спиной, и я уже решил было, чточас бедного дурня пробил. Выпустив из рук гарпун, жилистый дикарь сгребпарня в охапку, с удивительной ловкостью и силой швырнул его высоко ввоздух, слегка поддав ему в зад, заставил проделать двойное сальто, послечего юнец, задыхаясь, благополучно опустился на ноги, а Квикег повернулся кнему спиной, разжег свою трубку-томагавк и дал мне затянуться. - Капитан! Капитан! - заорал дурень, отбежав к почтенному командирусудна. - Видали, что этот черт делает? - Эй, вы, сэр, - раздался окрик капитана, тощего и долговязого, словноребро корабельного шпангоута. Он с важным видом подошел к Квикегу ипроизнес: - Какого дьявола вы это делаете? Разве вы не видите, что так иубить парня можно? - Чего она сказать? - мягко обратился ко мне Квикег. - Он говорит: твоя мал-мало убивать тот человек, - и я указал на юнца, все еще дрожавшего в отдалении. - Моя убивать? - воскликнул Квикег, и татуированное его лицо исказилагримаса нечеловеческого презрения. - О! Такой маленький рыбка! Квикег неубивать маленький рыбка. Квикег убивать большой кит! - Послушай, ты! - гаркнул тогда капитан. - Я тебя самого буду убивать, проклятый людоед, если ты еще позволишь себе такие шутки у меня на судне! Тыу меня смотри! Но случилось так, что в этот миг смотреть нужно было самому капитану.Невероятный напор ветра на парус оборвал шкот, и теперь огромное бревно гикастремительно раскачивалось над палубой от борта к борту, покрывая в своемполете всю кормовую часть палубы. Бедного парня, с которым так жестокообошелся Квикег, тяжелым гиком столкнуло за борт; команду охватила паника; ивсякая попытка задержать, остановить бревно представлялась просто безумием.Оно проносилось слева направо и обратно за какую-то секунду и, казалось, вот-вот разлетится в щепы. Никто ничего не предпринимал, да как будто бы инечего было предпринять; все, кто был на палубе, сгрудились на носу и оттуданедвижно следили за гиком, словно то была челюсть разъяренного кита. Носреди всеобщего ужаса и оцепенения Квикег, не теряя времени, опустился начетвереньки, быстро прополз под летающим бревном, закрепил конец зафальшборт и, свернув его, наподобие лассо, набросил на гик, проносившийсякак раз у него над головой, сделал могучий рывок - и вот уже бревно в плену, и все спасены. Пакетбот развернули по ветру, матросы бросаются отвязыватькормовую шлюпку, но Квикег, обнаженный до пояса, уже прыгнул за борт инырнул, описав в воздухе длинную живую дугу. Минуты три он плавал, точнособака, выбрасывая прямо перед собой длинные руки и поочередно поднимая надледенящей пеной свои мускулистые плечи. Я любовался этим великолепным, могучим человеком, но того, кого он спасал, мне не было видно. Юнец ужескрылся под волнами. Тогда Квикег, вытянувшись столбом, выпрыгнул из воды, бросил мгновенный взгляд вокруг и, разглядев, по-видимому, истинноеположение дел, нырнул и исчез из виду. Несколько минут спустя он сновапоявился на поверхности, одну руку по-прежнему выбрасывая вперед, а другойволоча за собой безжизненное тело. Вскоре их подобрала шлюпка. Бедный дуреньбыл спасен. Команда единодушно провозгласила Квикега отличнейшим малым; капитан просил у него прощения. С этого часа я прилепился к Квикегу, словнораковина к обшивке судна, и не расставался с ним до той самой минуты, когдаон, нырнув в последний раз, надолго скрылся под волнами. Он был бесподобен в своем героическом простодушии. Видно, он и неподозревал, что заслуживает медали от всевозможных человеколюбивых обществСпасения на водах. Он только спросил воды - пресной воды, - чтобы смыть стела налет соли, а обмывшись и надев сухое платье, разжег свою трубку истоял курил, прислонившись к борту и доброжелательно глядя на людей, словноговорил себе: " В этом мире под всеми широтами жизнь строится на взаимнойподдержке и товариществе. И мы, каннибалы, призваны помогать христианам".
Данная страница нарушает авторские права?