Онегин — добрый малой, но при этом недюжинный человек…” (В.Г. Белинский).

Цитата явно вырвана из контекста, и, наложенная на наше время, звучит чуть ли не бессмысленно: добрый малой, но при этом недюжинный человек! Казалось бы, какое здесь может быть противопоставление? Белинский дальше так разъясняет свою характеристику Онегина: “Он не годится в гении, не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат его; он даже не знает, чего ему надо, чего ему хочется; но он знает и очень хорошо знает, что ему не надо, что ему не хочется того, чем так довольна, так счастлива самолюбивая посредственность”. Из этого разъяснения понятно, что определение “добрый малой” взято Белинским непосредственно из пушкинского романа, но, с другой стороны, до конца соглашаться с Белинским не стоит: во-первых, критик не совсем здесь идёт за автором «Евгения Онегина», а во-вторых, Онегин дан Пушкиным в духовном развитии.

Бедный школьник, разумеется, может и не помнить разъяснений Белинского и, взяв эту тему, будет исходить из буквального смысла цитаты. Что ж, расскажем ему о феномене «Евгения Онегина». Этот феномен заключается ещё и в том, что роман печатался по мере его написания, в течение семи лет — по главам, которые становились достоянием тогдашней критики. В последующих главах Пушкин успевал отвечать на появившиеся критические замечания. Вот и слова о “добром малом” произносит в «Онегине» один из читателей предыдущих глав, надеющийся, что герой наконец “будет добрый малой, // Как вы да я, как целый свет…” Это “как я” не укрылось от автора, который в ответ осыпает самодовольного читателя градом язвительных насмешек: “самолюбивая ничтожность”, ветреная и злая глупость, какой по плечу “посредственность одна”. “Добрый малой” в контексте романа — синоним пошлости, а Онегин неоригинален только в самом начале первой главы. Так что Белинский в данном случае идёт против пушкинской мысли.

Можно, конечно, так об этом и писать, подчёркивая, что Белинский прав, говоря о недюжинности Евгения. А можно, учитывая неопределённость и расплывчатость цитаты, которая станет заглавием сочинения, сосредоточиться и на доброте Онегина, и на его недюжинности.

И то и другое легко обнаружить в тексте.

К примеру, пылкий Ленский бесконечно рассказывает Онегину о своей любви, о любимой. И Онегин готов его постоянно слушать. Не спешит разочаровывать: “…глупо мне мешать // Его минутному блаженству”. Что как не доброе, заботливое отношение к приятелю проявлено в размышлениях Онегина: “И без меня пора придёт; // Пускай покамест он живёт // Да верит мира совершенству…”? Отметим, что так думает человек, поражённый хандрой, то есть не верящий совершенству мира. Разочаровывать младшего своего приятеля он, однако, не хочет.

Как не воспользуется Онегин и безоглядной влюблённостью в него Татьяны. Не откажет, правда, себе в удовольствии прочитать ей проповедь. Но закончит её предупреждением, показывающим, что он заинтересован в судьбе деревенской девушки: “Не всякий вас, как я, поймёт; // К беде неопытность ведёт”.

Одним словом, Онегин не раз в романе являл “души прямое благородство”, и автор запечатлел это в своём тексте.

Что же до недюжинности натуры Онегина, то её свойствами, несомненно, являются высвобождение из-под бремени “условий света”, неприятие пошлости во всех её проявлениях и, наконец, главное: Евгений оказался способен излечиться от хандры, воспрянуть для жизни, вернуть себе человеческое.