В третейском суде

Как и любая деятельность по разрешению споров, в том числе и судопроизводство, третейское разбирательство подчиняется определенным закономерностям и происходит в соответствии с особой процедурой. Яркой особенностью регулирования процедуры третейского разбирательства является превалирование частных способов регулирования (в регламенте третейского суда и в соглашении сторон) над законодательным регулированием. То обстоятельство, что третейский суд не входит в судебную систему России, а правоприменение осуществляется частным порядком без участия государства, обусловило значительные отличия третейского разбирательства от государственного судопроизводства.

Первым существенным отличием третейского разбирательства от гражданского процесса выступает иной статус самого третейского суда и усеченный состав участников третейского разбирательства. Общее правило состоит в том, что участниками третейского разбирательства являются его стороны. Участие иных лиц должно быть обосновано прямым указанием в законе или соглашением сторон.

Субъектами третейского разбирательства могут быть:

- третейские судьи (состав суда);

- стороны и третьи лица, при определенных условиях;

- свидетели, эксперты, переводчики.

Сходство состава участников третейского процесса с составом участников гражданского процесса не означает тождества их правового положения и характера их отношений. Влияние соглашения сторон на третейское разбирательство является настолько определяющим, что это делает невозможным участие в нем так называемых процессуальных истцов и лиц, выступающих в чужих интересах. Сторонами по делу всегда будут лишь лица, заключившие третейское соглашение.

На характер взаимоотношений субъектов третейского разбирательства важное влияние оказывает природа происхождения полномочий третейского суда. Определяющим фактором возникновения компетенции третейского суда является воля сторон. Государство определяет лишь рамки, в которых может проявляться эта воля.

Отношения сторон третейского разбирательства строятся на началах равенства и диспозитивности. Эти принципы присущи третейскому процессу в той же степени, что и гражданскому процессу. Особенностью гражданских процессуальных отношений является то, что они возникают с судом, а не между субъектами. Хотя наличие процессуальных отношений между сторонами не отрицалось правоведами, признается, что они протекают с ведома суда или под его контролем.

В третейском разбирательстве взаимоотношения между сторонами не просто присутствуют, а определяют процессуальное поведение сторон и суда, поскольку стороны наделяют третейский суд компетенцией и определяют правила рассмотрения спора, которыми руководствуется суд. Эти отношения в процессуальном плане опосредуются соглашениями сторон по процедурным вопросам, но они могут существовать вне третейского разбирательства и не опосредуются третейским судом.

Стороны изначально связаны между собой договорными отношениями не только материального характера, но и процедурного, а компетенция третейского суда строго ограничена рамками третейского соглашения и возникает из него. Последнее обстоятельство делает положение суда в третейском процессе в корне отличным от положения государственного суда. Если полномочия последнего определяются законом и его отношения с участниками процесса на нем и базируются, то для третейского суда закон играет роль общего дозволения, позволяя сторонам самим формировать отношения по рассмотрению спора в третейском суде, исключив его из сферы государственного судопроизводства. Компетенция третейского суда имеет совершенно иной характер, чем компетенция государственного суда. Было бы ошибкой утверждать, что стороны, обращаясь в третейский суд, передали третейскому суду все полномочия государственного суда. Это невозможно уже в силу того, что подобное действие лежит в сфере публичного права, а потому не может определяться частной волей сторон. В первую очередь это относится к властным полномочиям, присущим органам правосудия.

Базовым признаком процессуальной отрасли являются отношения субъектов процесса, построенные на основе модели власти-подчинения. Это устоявшееся положение процессуальной доктрины разделяют большинство процессуалистов. Характер отношений третейского суда и участников третейского разбирательства нельзя описать через отношения власти-подчинения, характерные для государственного правосудия. Признаки, указывающие на существование этих отношений, проявляются крайне слабо, в то же время ярко проявляются в этих взаимоотношениях принципиально иные методы регулирования.

Полномочия третейского суда производны от полномочий сторон, которые наделили его компетенцией, в силу этого у третейского суда отсутствует возможность принуждения. Его полномочия не просто являются более ограниченными, чем полномочия государственного суда, но имеют иную правовую природу. Стороны третейского разбирательства вправе не только устанавливать компетенцию третейского суда и его полномочия путем заключения третейского соглашения, но и могут изменять их по ходу процесса. Поэтому не стороны находятся в подчинении суда, который вправе давать им обязательные указания, а, напротив, сами стороны определяют круг полномочий суда и порядок его действий.

Вполне естественно проявление властных отношений в конечной фазе третейского разбирательства - решении третейского суда, поскольку оно волевым образом изменяет правоотношения сторон. В то же время правовой статус решения третейского суда не является доказательством наличия отношений власти-подчинения между судом и сторонами в течение судебного процесса в силу того, что такие отношения возникают по воле самих сторон. Существование элементов власти-подчинения в третейском разбирательстве представляет собой пример исключения из частноправового метода регулирования. Наличие властных элементов в третейском разбирательстве возникает скорее как делегирование части этих полномочий государством в строго определенных сферах, именно в силу того, что без их наличия третейское разбирательство было бы лишено реальной возможности эффективно производить защиту прав.

То, что это право может быть обеспечено силой государства, свидетельствует скорее о том, что государство придает публичный характер соглашению сторон о третейском суде. Из этого можно заключить: возможность принятия третейским судом обязательного для сторон решения не доказывает существование отношений власти-подчинения между судом и сторонами. Вывод о полном подчинении третейского суда сторонам также не будет правильным. Стороны действительно могут определять компетенцию третейского суда и процедуру рассмотрения спора. Но в ходе третейского разбирательства третейский суд руководствуется императивными нормами закона и компетенцией, установленной сторонами. Диспозитивность закон устанавливает не во всех процедурных вопросах, а лишь в некоторых, соответственно, и возможность регулирования третейского разбирательства волей сторон допускается лишь в очерченных законом пределах.

На первый взгляд, действие третейского соглашения распространяется исключительно на тех лиц, между которыми оно заключено, а соответственно, не действует в отношении третьих лиц, поэтому их участие в третейском процессе кажется невозможным. Законодательство о третейском разбирательстве не регулирует возможности вступления в третейский процесс третьего лица, поэтому характер отношений третьих лиц и сторон третейского разбирательства имеет существенные отличия от их отношений в государственном суде.

Потребность привлечения в третейское разбирательство третьих лиц возникает как у третейского суда, так и у сторон. Их вступлению в процесс препятствуют два обстоятельства: это конфиденциальность третейского разбирательства и возможность участия в третейском процессе только лиц, заключивших третейское соглашение, - его сторон. Третейский процесс порожден волей сторон и является их частным делом, поэтому именно с волей сторон и связана возможность участия в процессе третьих лиц.

Вполне может быть высказана точка зрения, согласно которой допускается возможность привлечения в процесс третьих лиц без их согласия, но в исключительных случаях (например, если они являются участниками полного товарищества или при солидарной ответственности). С этой позицией нельзя согласиться, так как это входит в противоречие с частной природой третейского разбирательства.

Препятствием к участию в третейском процессе третьих лиц является то, что их правовое положение не определено, поскольку в законе не указано, что они имеют те же права, что и стороны. В то же время законом императивно определено, что права в процессе принадлежат только сторонам. Третьи лица с формальной точки зрения лишены возможности совершать какие-либо значимые процессуальные действия.

Из изложенного можно сделать вывод: участие в третейском процессе третьих лиц возможно, но их вступление в процесс обусловлено согласием на это как сторон третейского разбирательства, так и самих третьих лиц.

Еще одним аспектом взаимоотношений сторон третейского разбирательства является проблема правопреемства в третейском разбирательстве, связанная с переменой лиц в гражданском обязательстве. Процессуальное правопреемство вызывается переменой лиц в материальном правоотношении, произошедшем в результате сделки или в силу закона.

Если исходить из ст. 5 Закона о третейских судах, определяющей, что третейское соглашение заключается между сторонами, можно прийти к выводу о нераспространении действия третейской оговорки на нового кредитора, поскольку соглашение между этими сторонами отсутствует.

В соответствии со ст. 384 ГК РФ право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том же объеме и на тех же условиях, которые существовали к моменту перехода права, если иное не предусмотрено законом или договором. Соответственно, если заключенный между сторонами договор уступки прав не устанавливает ограничений, на нового кредитора распространяется весь правовой режим, которому подчиняется договор, в том числе все права, которыми обладал первоначальный кредитор.

Противники указанной точки зрения считают, что третейское соглашение имеет персонифицированный характер и основано на взаимном доверии сторон, а для субъекта третейского соглашения небезразличен новый партнер. Соглашаясь на передачу спора с конкретным лицом третейскому суду, сторона могла предполагать, что сведения о судебном процессе с этим лицом в силу его личных особенностей останутся неразглашенными. Поэтому стороны вправе не считать друг друга связанными третейским соглашением.

В основе позиции о недопустимости правопреемства в третейском разбирательстве лежат аргументы о неприменимости норм гражданского права к третейскому соглашению в силу его процессуальной, а не гражданско-правовой природы. Тогда к третейскому соглашению не должны применяться и нормы ст. 384 ГК РФ, допускающей уступку прав с сохранением в силе всех условий гражданско-правового обязательства.

Третейское соглашение следует судьбе основного обязательства, поскольку третейское соглашение сопровождает материальные правоотношения сторон. Статья 384 ГК РФ регулирует все условия договора безотносительно к тому, нормами каких отраслей права они регулируются. При цессии к новому кредитору переходят такие элементы режима сделки, как: претензионный порядок, способы фиксации нарушений договора, порядок и формы оплаты, налоговые таможенные и валютные обязательства. Поэтому представляется не логичным, что вырывается одна из частей правового режима сделки, а остальные следуют ее судьбе. Аналогичную позицию занимает МКАС при ТПП РФ, считая, что арбитражная оговорка распространяется и на правопреемника стороны контракта, которому переуступлены права и обязательства по контракту.

За исключением редких случаев, когда исполнение третейского соглашения явно связано с личностью сторон (в биржевых, корпоративных спорах), перемена лиц в основном обязательстве влечет за собой перемену и в третейском соглашении.

Подводя итог анализу взаимоотношений субъектов третейского разбирательства, можно сделать вывод, что внутренние отношения сторон третейского разбирательства базируются на частном соглашении сторон и регулируются частноправовым методом, хотя, исходя из предмета гражданского права, такие отношения не могут в полной мере относиться к гражданско-правовым. Скорее в данном случае может идти речь о возможном применении аналогии в регулировании этих отношений, чем о распространении на них норм гражданского права. При этом метод регулирования этих отношений, безусловно, диспозитивный, поскольку эти отношения появляются исключительно после заключения сторонами соглашения, которое по своей сути можно свести к процессуальному договору.

Частноправовая природа третейского суда ставит проблему возможности третейского суда рассматривать спор, если документы по спору содержат сведения, относящиеся к государственной тайне. В силу ст. 21 Закона от 21 июля 1993 г. №5485-1 «О государственной тайне» получить доступ к таким сведениям может только лицо, оформившее соответствующий допуск к ознакомлению с такими сведениями. Оформление допуска - достаточно долгая процедура, которая слабо согласуется с процессуальными нормами о сроках рассмотрения спора в третейском суде [95].

Важной особенностью третейского разбирательства является необходимость определиться с источником процедурных норм, на которые третейский суд будет опираться в ходе рассмотрения спора. Нормы регламента регулируют лишь часть процедурных вопросов, не затрагивая некоторого количества императивных предписаний, содержащихся в законе. Между тем регулирование негосударственной формы разрешения споров содержится в двух законах: о третейских судах и о международном коммерческом арбитраже. Следующей особенностью третейского разбирательства, до сих пор плохо осознаваемой юристами, назовем порядок оформления процессуальных действий и документов субъектами третейского разбирательства. Иными словами речь идет об использовании в третейском разбирательстве процессуальной формы.

Третейский процесс построен с ориентацией на процессуальные кодексы, что находит свое закрепление в регламентах третейских судов. Поэтому порядок действий субъектов третейского разбирательства чаще всего подчинен достаточно четким правилам. Это дает основание утверждать, что существует третейская процессуальная форма, которая не обладает значительными отличиями от гражданской процессуальной формы. Однако фактическое наличие элементов процессуальной формы в третейском разбирательстве не позволяет сделать вывод о том, что она является необходимым элементом третейского процесса.

К признакам процессуальной формы относятся: нормативность, непререкаемость, системность и универсальность. Если использовать термин «третейская процессуальная форма», то следует предположить, что это частный случай общего понятия «процессуальная форма». Можно сказать, что третейская процессуальная форма - это урегулированный законом порядок деятельности субъектов третейского разбирательства. Данное определение должно вытекать из общего понятия процессуальной формы, но очевидно и то, что источником ее закон не является.

Нормативность процессуальной формы подразумевает ее закрепление на уровне закона. Для третейского суда таким нормативным актом является Закон о третейских судах. При этом источником третейского разбирательства являются и локальные акты третейских судов - их регламенты, а также соглашение сторон.

Анализ закона позволяет установить, что для третейского суда установлено два вида обязательных к использованию судебных актов: это решение и определение. При этом закон не устанавливает, что этот список судебных актов третейского суда является исчерпывающим.

Несколько иначе обстоит дело с вынесением определений суда. Третейский суд обязан совершать процессуальные действия в форме определения в случаях, прямо указанных в законе. К случаям обязательного вынесения определения третейским судом закон относит:

- устранение дефектов решения третейского суда: дополнительное решение, разъяснение решения, исправление описок, арифметических ошибок и опечаток в решении (ст. 34-36 Закона о третейских судах);

- прекращение третейского разбирательства (ст. 38 Закона о третейских судах);

- разрешение вопроса о компетенции (ст. 17 Закона о третейских судах);

- принятие обеспечительных мер (ст. 25 Закона о третейских судах).

Требование о следовании третейским судом определенной процессуальной форме вызвано скорее своеобразной процессуальной традицией, чем необходимостью. Когда отсутствует законодательное или локальное регулирование, третейский суд не связан какой-либо определенной формой реагирования и по своему усмотрению выбирает форму совершения процессуального действия.

Есть еще одно важное отличие, касающееся третейской процессуальной формы, - возможность влияния сторон третейского разбирательства не только на наличие процессуальной формы, но и на ее содержание: например, в отношении ведения протокола судебного заседания, способов уведомления сторон, исследования доказательств. В третейском разбирательстве существует влияние сторон и самого состава третейского суда на процессуальную форму, в то время как для государственного суда подобное влияние исключено - процессуальная форма устанавливается только законом. Указанные отличия приводят к выводу об отсутствии в третейском разбирательстве процессуальной формы в ее классическом понимании.

В отношении решения третейского суда закон ограничивается только требованием о недопустимости нарушения основополагающих принципов права.

Процессуальное право призвано обеспечить реализацию права путем возможности его судебной защиты. В этом состоит так называемая процедурная справедливость - устройство правил выработки решений, способное обеспечить справедливый результат.

В третейском суде не процедура обеспечивает достижение приемлемого для сторон результата разрешения спора, а доверие к составу суда и правилам рассмотрения дела. Отсутствие процессуальной формы означает не то, что вынесенное решение будет незаконным, а только то, что закон допускает такую возможность и при этом не делает данное решение нелегитимным. Именно это отличие позволяет третейскому суду в большей степени ориентироваться на требования справедливости и сложившиеся в данной среде обычаи и обыкновения, нежели на требования формальных предписаний закона.

Можно выделить следующие основные признаки третейской процессуальной формы:

- устанавливается не только законом, но и локальными правовыми актами, усмотрением сторон и состава суда;

- не является всеобъемлющей (допускается осуществление процессуальных действий в иных, не запрещенных формах);

- закон не всегда содержит требования к ее внутреннему содержанию.

Столь существенная разница в содержании понятия третейской процессуальной формы возникает не только в силу различий в законодательном регулировании, но в силу особенностей правовой природы третейского суда, ее использующей.

Защита гражданских прав эффективна лишь в том случае, если истец имеет возможность в результате разрешения спора получить реальное исполнение решения суда. Третейское разбирательство хотя и основано на согласовании взаимной воли сторон, в момент своего начала все равно имеет своей целью защиту прав, а не является примирительной процедурой, такой, как посредничество.

Принципиальным отличием обеспечения иска в третейском разбирательстве служит то, что третейский суд не имеет возможности принудительно исполнить вынесенное определение об обеспечительных мерах. В силу негосударственного характера у третейского суда нет властных полномочий, позволяющих использовать органы исполнения судебных актов, как нет и собственного механизма принудительного исполнения. Это обстоятельство приводит к тому, что обеспечение иска становится одной из форм содействия государственной судебной системы третейскому разбирательству.

Второе отличие вытекает из договорного характера возникновения компетенции третейского суда. Статья 25 Закона о третейских судах носит диспозитивный характер и предусматривает возможность для третейского суда распорядиться о введении обеспечительных мер, только если иное не установлено в третейском соглашении.

Поскольку обеспечительные меры направлены на регулирование и обеспечение процесса исполнения решения, то они в большей степени влияют на исполнительное производство, а не на процесс разрешения спора. Исполнительное производство относится к сфере публичного права и является исключительной компетенцией государства. Поэтому рассмотрение государственным судом заявления о принятии обеспечительных мер третейским судом не является вмешательством в его компетенцию.

Различия в регулировании процедуры обеспечения иска при рассмотрении спора третейским судом, существующие в Законе о третейских судах и в АПК РФ представляются более существенными. В ст. 25 Закона о третейских судах предусмотрено, что заявитель обращается в третейский суд и тот выносит определение о принятии обеспечительных мер. Арбитражный суд исполняет контрольные функции в отношении вынесенного третейским судом определения о принятии обеспечительных мер.

Указанное разногласие АПК РФ и Закона о третейских судах по вопросу о введении обеспечительных мер вызвано тем, что есть два способа обеспечения исковых требований: императивный и диспозитивный. При диспозитивном способе обеспечительных мер третейский суд может ввести их самостоятельно, но они распространяют свое действие исключительно на стороны третейского разбирательства, не обеспечиваются принудительной силой государства и добровольно исполняются сторонами. Императивный способ обеспечения иска отличается тем, что он базируется на введении принудительных обеспечительных мер, т.е. введении этих мер при помощи принудительной силы государства. Способ введения обеспечительных мер описанный в АПК РФ, как раз и является императивным: он основан на реализации государством своих властных полномочий по принудительному обеспечению судебных решений и обеспечению для сторон реальной и эффективной защиты своих прав.

В третейском разбирательстве существует принцип конфиденциальности, противоположный принципу гласности, закрепленному в государственном судопроизводстве. Другая особенность проявления этого принципа состоит в том, что возможность нахождения в помещении, где происходит рассмотрение дела, имеют только представители сторон; присутствие любых иных лиц может быть только с согласия сторон. Этот же принцип запрещает третейским судам производить обобщение своей практики, не устранив идентифицирующие стороны признаки.

Принцип конфиденциальности охраняет интерес сторон в неразглашении сущности их правоотношений, если такое разглашение может причинить вред одной из сторон.

Возникновение компетенции третейского суда на основании третейского соглашения, заключенного сторонами, вызывает отличия в возможностях ответчика предъявить встречный иск. Как известно, предъявление встречного иска является одним из способов защиты прав ответчика в судебном процессе. Критерии признания иска встречным хорошо известны процессуальной науке[38, с.119].

Иначе обстоит дело с возможностью предъявления иска в третейском разбирательстве. Предъявление встречного иска в третейском разбирательстве регулируется ст. 24 Закона о третейских судах. Указанная норма несколько изменяет критерии для признания иска встречным. В третейском разбирательстве достаточно лишь оценочного критерия «существования взаимной связи встречного требования с требованием истца». Однако вводится еще дополнительный критерий - допустимость рассмотрения спора в соответствии с третейским соглашением. Соответственно, ключевым предметом исследования третейского суда является его компетенция на рассмотрение встречного иска.

Возможность третейского суда рассматривать любое заявленное требование, неважно, - основное или же встречное, возникает лишь при наличии соглашения сторон, по которому они наделяют третейский суд правом рассмотреть определенный спор или группу споров. Поэтому предъявление встречного иска может базироваться на том же третейском соглашении, на основании которого был заявлен первоначальный иск, или же на основании третейского соглашения, содержащегося в другом документе и, возможно, касающегося иного правоотношения сторон.

Возможность проведения зачета встречных требований во время процедуры третейского разбирательства законодатель урегулировал, используя те же условия о возможности его проведения, что и при встречном иске.

Не меньше проблем возникает при взаимодействии третейского разбирательства с государственной судебной системой. Проблема состоит в том, что законодатель достаточно исчерпывающим образом урегулировал вопросы преюдиции внутри государственной судебной системы, но не урегулировал влияние судебных актов третейского суда на судебный процесс и наоборот. Применительно к возможности одновременного рассмотрения тождественных исков, рассматриваемых в третейском суде и в государственном, в силу ч. 1 ст. 148 АПК РФ арбитражный суд должен оставить иск без рассмотрения, если в производстве третейского суда имеется тождественное дело. Если арбитражный суд в процессе рассмотрения дела установит, что по тождественному делу имеется принятое решение третейского суда, то он должен прекратить производство по делу в силу ч. 1 ст. 150 АПК РФ. Аналогичное правило содержится и в ст. 38 Закона о третейских судах, которое обязывает третейский суд прекратить производство по тождественному делу, по которому уже вынесено судебное решение, вступившее в законную силу.

Ситуация, когда в третейском суде и в государственном суде рассматриваются иски, порождающие близкий или же идентичный правовой результат, но которые, тем не менее, не являются тождественными, получила образное название «проблемы параллельных исков». С некоторой натяжкой эту ситуацию можно распространить и на иски, которые тесно связаны с предметом рассматриваемого иска и которые неизбежно окажут влияние на рассматриваемый спор.

Орган, который будет производить защиту прав и рассматривать возникший спор, - третейский суд или государственный суд - определяется истцом посредством разграничивающего по судебным органам механизма компетенции на рассмотрение конкретного спора. Компетенция третейского суда всегда является исключением спора из его подведомственности государственному суду и происходит посредством заключения третейского соглашения. В силу этого соглашения каждый конкретный спор подведомственен точно определенному суду.

Все случаи предъявления параллельных исков объединены одним общим признаком: указанный иск предъявляет субъект, который не подписывал третейское соглашение, а, соответственно, соглашение об исключении данного спора из юрисдикции государственного суда на него не распространяется. В то же время непосредственные стороны спорного правоотношения, которые вступили в соответствующие права и приняли на себя обязанности, своей волей наделили компетенцией по урегулированию спора третейский суд. Все это приводит к тому, что одно и то же правоотношение будет предметом судебного рассмотрения в разных судебных органах, каждый из которых вправе принять по спору свое решение, которые могут быть прямо противоположны друг другу.

Возможность для субъектов права самим выбирать форму защиты своих прав привела к возникновению по сути аналогичного конфликта. И в том, и в другом случаях закон относит разрешение данного спора к ведению обоих судов в зависимости от обратившегося за защитой субъекта.

На наш взгляд предпочтительнее было бы законодательное регулирование, разрешающее двойственность ситуации с параллельными исками. Подход к урегулированию названной проблемы должен опираться на необходимость наиболее эффективной защиты гражданских прав субъектов спора, не допускающей ущемления прав иных лиц, интересы которых связаны с интересами спорящих сторон.

Возможно, решение обозначенной проблемы стоит искать, используя механизм, установленный в ч. 4 ст. 194 АПК РФ для рассмотрения споров об оспаривании нормативных актов, устанавливающий, что дело подлежит прекращению, если есть вступившее в законную силу решение суда по ранее рассмотренному делу, проверившего тот же нормативный акт по тем же основаниям. Представляется, что установление подобного механизма сняло бы значительную часть проблем и привело к существенной процессуальной экономии.

Однако на сегодняшний момент какое-либо однозначное регулирование проблемы параллельных исков отсутствует, а потому следует разрешать возникающие коллизии, исходя из существующего регулирования и руководствуясь общими началами регулирования процессуальной деятельности и деятельности третейских судов. К таким началам следует отнести окончательность разрешения спора путем соответствующей правовой квалификации отношений сторон.

В качестве ключевых особенностей производства по делу в третейском суде следует выделить: возможность влияния сторон на правила рассмотрения спора; регулирование третейского разбирательства преимущественно диспозитивным методом; низкую степень властных проявлений в отношениях между судом и сторонами; усеченное использование процессуальной формы; более узкий состав участников третейского разбирательства.