Проблемы правового регулирования деятельности третейских судов

Понятие третейского суда соединяет в себе различные правовые явления. В постоянно действующем третейском суде оно включает в себя как организацию, при которой функционирует третейский суд, так и состав суда, рассматривающего спор. В третейском суде, созданном для разрешения конкретного спора, это понятие охватывает только третейского судью или состав суда. Поэтому среди специалистов в данной области существует точка зрения, которая рассматривает третейский суд не как юрисдикционный орган, а как деятельность или метод разрешения споров. Здесь третейский суд является не институциональным образованием, а частноправовой процедурой по защите прав.

Разделение государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную призвано гарантировать право человека осуществлять свою власть. В частности, принят ряд законов, направленных на реформирование судебной системы. Но обеспечивает ли существование самой судебной системы и судебной власти защиту прав? Можно ли утверждать, что государственная судебная система может решить поставленную задачу наиболее эффективным способом? Формы защиты не должны исчерпываться только возможностями государственного правосудия. Субъекты права могут выбирать легитимные формы защиты права исходя из их эффективности. Одной из таких форм является третейский суд, эффективность которого зависит в первую очередь от уровня правосознания общества и от отношения государства к данному институту.

Основополагающие правовые акты – Европейская конвенция о защите прав человека, Декларация прав человека, Конституция Российской Федерации – не упоминают о третейском суде. Поэтому резонно возникает вопрос, насколько легитимен третейский суд и может ли он осуществлять защиту гражданских прав, каково его место в ряду правозащитных органов и не является ли само его существование нарушением права граждан на обращение к правосудию? Данная позиция уже не раз находила своих последователей. Так, Н. А. Чечина пишет: «Отказ принципа осуществления правосудия только судом есть отход от монополии гражданской юстиции, то есть практически не что иное, как ограничение конституционного права на судебную защиту»[129, c.43]. Соответственно, если исходить из доминирования государства в судебной сфере, то третейский суд является здесь лишним элементом.

В соответствии со ст. 118 Конституции правосудие в России осуществляется только судом посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Законодательство исчерпывающе определяет систему судов: конституционные суды, федеральные суды общей юрисдикции и арбитражные суды. Третейские суды не входят в судебную систему России[21].

Этот вывод опирается на действующее законодательство и существующее определение правосудия как рассмотрения споров и осуществления судебной власти в особом порядке от имени государства. Правосудие выступает высшей, но не единственной формой защиты гражданских прав. Мировой суд не выносит решение именем государства, но ему не отказывают в праве на отправление правосудия.

Исходя из этого, Е. А. Суханов считает, что деятельность третейского суда является правосудием, поскольку третейские суды есть юрисдикционные органы по защите гражданских прав[71, c.7]. Близкой позиции придерживается Е. М. Цыганова, считая третейское судопроизводство правоохранительной деятельностью в форме негосударственной судебной власти[126, c.40]. А. С. Мямин прямо указывает на то, что третейские суды осуществляют правосудие[91, c.17]. Третейский суд органично вписывается в систему защиты прав. Он выносит решения не именем государства, но в порядке, им предусмотренном и обеспечивающем возможность принудительного исполнения государством принятых третейским судом решений.

В рамках данной проблемы остается такой вопрос, как правомерность использования терминов «судопроизводство» и «правоприменение» в отношении третейского разбирательства. Оба этих термина используются в отношении государственных судов. Возможность их применения к третейским судам неизбежно ведет к выявлению признаков, позволяющих отнести третейское разбирательство к судопроизводству. А. И. Зайцев пришел к выводу, что третейские суды осуществляют судопроизводство. Его вывод основан на общности признаков функционирования судов, процессуальных институтов, нормативных актов, основ и целей деятельности [58, c.13].

Сущность судопроизводства с достаточной ясностью вытекает из самого понятия. Подвергнув анализу понятие судопроизводства трудно не увидеть существенных отличий между государственным судопроизводством и третейским разбирательством. Является ли деятельность третейского суда правоприменением, так же зависит от его признаков. Третейскому разбирательству присущи все признаки правоприменения за исключением того, что это функция государственного органа. Ю. К. Осипов считал, что «под применением права следует понимать не только издание компетентным органом властного акта, обязывающего участников спорного правоотношения к определенному поведению, а всю деятельность органов государства по реализации конкретной нормы права». Так же он отметил: «Привлечение негосударственных органов к правоприменению происходит в той мере, в какой государство это считает необходимым»[96, c.26].

Развитие третейского разбирательства привело к формированию различных подходов к определению его места в системе органов по защите прав. Являясь юрисдикционным органом, третейский суд не утрачивает своей частноправовой природы. Эта двойственность положения приводит к тому, что третейский суд наделяется компетенцией на разрешение спора самими сторонами, но государство легитимизирует его решения, встраивая их в существующий механизм защиты прав. Сила этих решений может быть различна в зависимости от применяемого государством подхода к регулированию третейского разбирательства, но при этом третейский суд остается вполне эффективным механизмом разрешения правовых конфликтов.

Говоря о начале третейского разбирательства, необходимо еще раз отметить, что оно возникает благодаря третейскому соглашению. Но можно ли говорить о том, что эта компетенция носит сугубо частный характер и не затрагивает публичной сферы? Только ли стороны третейского судопроизводства, а не само государство, наделяют третейский суд компетенцией по разрешению правового спора?

Компетенция третейского суда возникает вследствие юридического факта – действий сторон по выбору формы защиты права, и как следствие – выражения их волеизъявления в третейском соглашении. Однако она имеет совершенно иной характер, чем компетенция государственного суда. Вообще, базовым признаком процессуальной отрасли являются отношения власти-подчинения». По мнению Н. А. Чечиной, «властный характер процессуальных отношений определяется тем, что их обязательным субъектом является суд, который занимает положение руководящего субъекта в процессе»[128, c.11]. С. А. Курочкин считает, что отношения между третейским судом и сторонами аналогичны отношениям в государственных судах и характеризуются как отношения власти-подчинения[77].

Другие специалисты в области третейского разбирательства, в частности М. Э. Морозов, категорически не согласны с данной точкой зрения. Характер отношений третейского суда и участников третейского судопроизводства нельзя описать через отношения власти-подчинения, характерные для государственного судопроизводства. Признаки, указывающие на существование этих отношений, проявляются крайне слабо, в то же время ярко проявляются в этих взаимоотношениях принципиально иные методы регулирования[89, c.48]. Третейский суд не вправе давать сторонам обязательные для них указания, за исключением случаев налагать на них меры ответственности на ненадлежащее поведение в процессе. Полномочия третейского суда производны от полномочий сторон, которые наделили его компетенцией, в силу этого у третейского суда отсутствует возможность принуждения.

Вполне естественно проявление властных отношений в конечной фазе третейского судопроизводства – решении третейского суда, поскольку оно волевым образом изменяет правоотношения сторон. В то же время правовой статус решения не является доказательством наличия отношений власти-подчинения между судом и сторонами в течение судебного процесса в силу того, что такие отношения возникают по воле самих сторон.

Возможно ли существование отношений власти-подчинения без участия государства, непосредственно между частными лицами? Обоснованием возможности власти одного частного лица над другим может быть делегирование ему этого правомочия государством или результатом взаимной договоренности этих лиц. В третейском судопроизводстве государство не делегирует третейскому суду своих властных полномочий, а только допускает возможность частного судопроизводства без участия государства.

Спорный правовой статус решения третейского суда не дает оснований утверждать, что его принятие – выражение господства суда над сторонами. Возможность его принудительного исполнения возникает лишь вследствие судебного акта, вынесенного государственным судом. Это так же указывает на то, что властный эффект проявляется не в силу наделения третейского суда полномочиями от сторон, а через волю государства посредством реализации им судебной власти.

В этом свете вполне справедливы вопросы, которые задает профессор И. С. Зыкин: «До какой степени должна идти юридизация арбитража, идет ли она ему во благо? Что есть совершенствование регулирования? Не оборачивается ли оно излишней формализацией арбитража? Если арбитраж становится все большим подобием государственных судебных органов, не потеряет ли он свою привлекательность в глазах сторон: гибкость, оперативность, меньший формализм?»

Солидаризируясь с точкой зрения профессора Зыкина, отметим, что одна из самых больших опасностей, которая подстерегает систему третейских судов, - это попытка инкорпорироваться их в государственную юрисдикционную систему, в систему государственного правосудия.

С другой стороны, огромная проблема, связанная с контролем государства над третейскими судами, состоит в том, что в 1990-е годы было создано много лжесудов и «карманных» третейских судов, связанных, как правило, с банками. Подобные суды, как отметил Председатель ВАС РФ А. А. Иванов, создаются недобросовестными участниками экономического оборота для самих себя, дискредитируют репутацию системы третейских судов и подрывают доверие к ним. В качестве примера Иванов привел дело, в котором ВАС усмотрел чуть ли не мошенническую схему. Суд рассмотрел дело без участия стороны, которая даже не была уведомлена о заседании. Когда дело дошло до государственного суда, то выяснилось, что все материалы разбирательства уничтожены: по регламенту этого третейского суда срок хранения документов составлял три месяца. Арбитражные суды первой и кассационной инстанций тогда отменили решение третейского суда, уничтожившего материалы дела. Дело попало в президиум ВАС, который признал отмену законной.

«Сейчас необходимо принять меры для их упразднения», - заявил Антон Иванов, - «третейские суды должны остаться только при торгово-промышленных палатах, которых должно быть всего по одной на каждый субъект федерации».

Однако практикующие юристы и теоретики в данной области расходятся во мнениях с Председателя ВАС. «В России известны третейские суды при крупных коммерческих организациях: такой суд, например, существовал при РАО ЕЭС. «Третейский суд при " Газпроме», действующий уже более 15 лет, себя ни разу не дискредитировал», - комментирует управляющий партнер адвокатского бюро «Бартолиус» Юлий Тай.

Начальник управления судебной защиты Промсвязьбанка Алена Антонова поддерживает инициативу главы ВАС: «Она позволит устранить ситуации с " карманными" судами, к которым прибегают недобросовестные участники рынка для поглощения активов должников». Вице-президент, начальник юридического управления Новикомбанка Дмитрий Исаев опасается, что наличие только одного третейского суда в регионе уничтожит конкуренцию и приведет к снижению качества рассмотрения споров. Руководитель судебно-арбитражной практики юридической компании «Яковлев и партнеры» Кира Корума отмечает, что не все третейские суды «карманные», а их большое количество позволяет разгрузить государственные суды. По мнению Юлия Тая, проблему лжесудов можно решить, введя «качественный порог»: например, если более 10% третейских решений отменяется потом государственными судами, то такой третейский суд расформировывается.

Ст. 2 Закона дает нам понятие правил постоянно действующего третейского суда – уставы, положения и регламенты, содержащие правила третейского разбирательства. Системное изучение норм ст. 2 и ст. 3 позволяет сделать вывод о неравнозначности этих актов. Закон предусматривает, что одним из обязательных условий образования постоянно действующего третейского суда является утверждение положения о постоянно действующем третейском суде. В то же время уставы и регламенты не носят обязательного характера, поскольку правила разбирательства могут полностью содержаться в соответствующем положении.

Вместе с тем данный вывод справедлив только для третейских судов, созданных после вступления в силу соответствующего Закона. Это объясняется тем, что действующие до принятия Закона Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров и Положение о третейском суде (приложение №3 к ГПК РСФСР) аналогичных норм не содержали.

Постоянно действующие третейские суды по-разному подходят к вопросу о наименовании своих локальных актов, например, Третейский суд при ТПП Санкт-Петербурга действует на основании регламента. Локальными актами третейского суда при ТПП Москвы являются Положение и Регламент работы.

Здесь, на наш взгляд, в деятельности тех судов, которые руководствуются регламентами и уставами в своей деятельности, возникает существенное противоречие с Законом. Ст. 3 Закона говорит, что «постоянно действующий третейский суд считается образованным, когда организация - юридическое лицо... утвердила положение о постоянно действующем третейском суде». Именно положение, а не устав или регламент. Ст. 47 Закона указывает, что вместе с принятием Закона утрачивают свою силу следующие нормативные акты – те самые Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров и Положение о третейском суде – приложение №3 к ГПК РСФСР 1964 г. Поэтому можно говорить о том, что те третейские суды, которые руководствуются в своей деятельности не положением, а уставом или регламентом, не привели свою деятельность в соответствие с Законом.