Хозяйство венгерских племен.

Переход венгров к оседлости и земледелию был длительным процессом, завершившимся, очевидно, в XII в., к середине которого относится свидетельство очевидца об остатках у венгров элементов кочевого быта. В середине X в. Константин Багрянородный говорит о венграх, пришедших на свою новую родину, как о народе, «ведущем кочевой образ жизни»[104]. Но ограничение кочевий рамками определенной территории уже само по себе не могло не повлиять на образ жизни: прекратилось передвижение союза племен, непрерывная смена им областей обитания. Можно предполагать, что каждое племя имело свой район кочевий, которые теперь ограничивались переходом с летних стоянок на зимние и обратно в рамках территории, занятой племенем.

Константин еще раз говорит, что «Ядро венгерской нации, настоящие финно-угры, сравнительно (хоть и не совсем) мирные, оседлые земледельцы, поселились в холмистой области к западу от Дуная. Долину Алфолд заняло кочевое племя кабар - настоящие тюрки, скотоводы, всадники и бойцы, движущая сила и войско нации. Именно этот народ занимал в эпоху Константина почетное место «первой венгерской орды». Артур Кёстлер считает, что именно кабары устраивали из степей набеги на русов и славян, вели кампанию против булгар в 895 г.; во многом именно они еще полвека после того наводили ужас на половину Европы» [105].

В ранее упомянутой «Анонимной записке» автор или его информатор периодически обращается к характеристике хозяйственного уклада и нравов угров. Подчеркиваются кочевой образ жизни этого народа с ярко выраженной сезонностью (летом поиск пастбищ, зимой рыбная ловля), большая роль в экономике даней и работорговли, богатство венгров, их приверженность «огнепоклонничеству»[106].

До XI в. полуоседлые мадьяры, имевшие развитое скотоводство, обитали лишь на равнинах и в холмистых местностях с дубовыми лесами. Границами их обитания были нижние границы хвойных лесов, среди которых не было пастбищ. Следовательно, при отсутствии других данных эта граница дубовых лесов может быть принята за пределы расселения мадьяр. В XI в. их поселения появляются и в зоне хвойных лесов. В X-XI вв. эта зона была значительно шире, нежели в XIX-XX вв., когда она была картографирована. Критерий для определения границ хвойных лесов в X-XI вв. дает почвоведение: на месте исчезнувших хвойных лесов сохранились т.н. серые лесные почвы, на месте дубовых - коричневые. Кроме того, мадьяры, занимавшиеся и рыбным промыслом, заселяли, в отличие от других народов, богатые водами, болотистые местности. Последние долго сохраняли свой архаичный характер вследствие недоступности для завоевателей (монголо-татар, турок-османов) (междуречье Тисы и Бодрога - Бодрогкёз; область на правобережье Дуная и его притока Шио - Шаркёз; междуречье Дравы и реки Феке те-виз-Орманшаг), часть Славонии.

По мнению Кароя Мештерхази, эти селища, как и раскопанные в Добозе и в Фельдьё, - остатки постоянных деревень. Это утверждение связано с его основным выводом о том, что «в X в. преобладающее большинство мадьяр вело оседлое, земледельческое и скотоводческое хозяйство»[107].

С переходом к кочевому скотоводству венгры начали использовать орудия труда и оружие из железа. В его обработке они достигли к IX в. особого прогресса.

Об участии венгров-кочевников в торговом общении с соседними народами свидетельствуют тюркские, персидские и аланские языковые заимствования терминов, связанных с торговлей

Начавшийся ранее процесс социальной дифференциации на новой родине значительно ускорился. Родоплеменная знать благодаря этому постоянно увеличивала численность стад и площадь пастбищ, ставших их частной собственностью. Ухудшалось положение свободных венгров-общинников. Об этих тенденциях социального развития венгерского общества можно судить (за отсутствием прямых свидетельств памятников) по источникам, отразившим явления и события его внутри и внешнеполитической истории.

Походы на запад и на Балканы, вероятно, имели тот же характер, что и набеги венгров на славянские земли в IX в., о которых сообщают восточные авторы[108]. Их причины связаны с внутренним развитием венгерского общества. Родоплеменная знать видела в набегах средство увеличения своей силы и богатства; рядовые общинни­ки-венгры стремились компенсировать ущерб, нанесенный им знатью, узурпировавшей пастбища и скот. Однако после занятия Среднего Подунавья венгерские вожди стали стремиться к уве­личению численности зависимых людей, сидящих на земле. Из западноевропейских стран они уводили иногда, «более тысячи семей крестьян» в свои владения[109]. Этих рабов теперь уже не продавали, а сажали на землю. Обрабатываемая приобретенными в походах крестьянами-пленниками земля и ее обитатели становились частной собственностью венгерской знати. В течение короткого времени, таким образом, венгерские вожди превратились в крупных собственников земли и сидящих на ней рабов - сервов. У знати появилась возможность подчинить массу лично свободных венгров-общинников, которые после прекраще­ния набегов все больше переходили к оседлости и земледелию, не имея возможности прокормить себя полукочевым скотоводст­вом.

Эксплуатация зависимых земледельцев имела феодальный характер, а сами господа из знати полукочевых племен превратились в земельных собственников-феодалов. Им противостояла масса свободных венгров.

Источники позволяют предполагать, что в рассматриваемое время основу сельского хозяйства составляло земледелие. Но большую роль сохраняло скотоводство. Уже в середине XII в., по свидетельству Оттона, епископа фрейзингенского, венгры «все лето или осень живут в шатрах»[110].

Можно предполагать, что каждое племя имело свой район кочевий, которые теперь ограничивались переходом с летних стоянок на зимние и обратно в рамках территории, занятой племенем.

Исторические источники почти не содержат сведений о венгерской системе хозяйствования IX – XI веков, кроме как обобщенных упоминаний о функционировании системы земледелия и скотоводства, которая была позаимствована у славянского населения. Это позволяет сделать вывод, что венгерское землепользование в корне не отличалось от остального европейского, хотя вступило в синтез с еще не до конца изжившим себя кочевничеством.