СОБЫТИЙ X в. 7 страница

В пределах 1656/57—1667/68 годов Сурхай-шамхал написал из

¹¹ Обитатели части территории современного Цумадинского района и при­легающих земель в долине Шароаргуна (в ЧИАССР).

Тарков письмо «дражайшему брату, эмиру великих эмиров, спра­ведливейшему из славных султанов» Дугри-нуцалу, «сыну нуцала, сына нуцала». Сурхай-шамхал заявлял, что «мы стали друзьями», а поэтому просил Дугри-нуцала приехать на свадьбу его сына Гирея и привезти своего сына Китлилава.

Дугри-нуцалу и пребывавшим вместе с ним в Хунзахе князь­ям Турловым — братьям Загаштуку, Алибеку и Алихану — на­писали письмо жители округа Карах ¹². Они сообщали, что их зем­ляк Мухаммад, будучи убийцей-кровником, ушел в Хунзах под покровительство нуцальского рода, но затем вернулся, украл коня у одного из карахцев и скрылся у своих покровителей. Члены К, а-рахской общины считали, что между ними и Дугри-нуцалом имеют место «братство и любовь», что они «подобны двум рукам, одна из которых моет другую», а поэтому просили адресатов: «отдайте того украденного Мухаммедом коня» нашему «посланцу».

Среди хунзахских ученых XVII века одной из ярких фигур был некий Хусайн — сын Атанаса, то есть Афанасия. Впервые мы встречаем его под 1659 г. Обучавшийся у «совершенного» дибира Абдулкадира — сына Али, «Хусайн, сын Атанаса», изучил и пере­писал тогда труд по догматике Масуда ат-Тафтазани Шарх ал-акаид. По-видимому, примерно в это же время «Хусайн Хунзах-ский, сын Атанаса» решил обратиться к изучению толкования Корана известного как Шайх-заде. Судя по всему, Хусайн не на­шел в Дагестане и на прилегающих территориях экземпляра названного сочинения, полное название которого Хашия ала Анвар ат-танзил (авт. Мухаммад ибн Муслихуддин по прозвищу Шайх-заде). В поисках его Хусайн предпринял поездку в далекое Крым­ское ханство. Как указано в одной из памятных записей, «он искал эту книгу в той стране, но не нашел». Тогда он сумел добиться приема у тогдашнего правителя Крыма Мухаммадгирей-хана (1654—1666), сына Саламатгирей-хана, и изложил ему причину своего появления в его стране. Хусайн сообщил при этом, что, несмотря на все старания, он так и не сумел даже тут обнаружить предмета своих исканий.

Хан, удивленный его поступком, и одновременно имея, видимо, намерение без особых трудов через этого религиозника усилить свое влияние в горном Дагестане, дал указание доставить Хашию Шайх-заде из столицы Османской империи — Константинополя. Туда был послан специальный человек с сотней динаров, который приобрел старый экземпляр сочинения и привез его в Крым. Там

'2 Он соответствовал части территории нынешнего Чародинского района.

Мухаммадгирей-хаи «ради награды от Аллаха» приказал сделать на обложке соответствующую дарственную надпись и скрепил ее своей печатью, после чего, пригласив Хусайна во дворец, отдал ему рукопись, которая, кстати, до сих пор хранится в Хунзахе в библиотеке Шалапилал. В 1666 г. «Хусайн Хунзахский, сын Ата-наса», служил дибиром-муллой в ныне несуществующем сел, Иси-ниб, которое располагалось, по-видимому, где-то относительно недалеко от столицы Аварии. В этом же году он был свидетелем при заключении соглашения между двумя небольшими населен­ными пунктами нуцальства. В 60-е годы XVII в. Хусайн, сын Ата-наса, уже занимался обучением молодежи. Он, видимо, считался хорошим преподавателем, ибо у него учился сын знаменитого в горах ученого Шабана Ободинского — Малламухаммад. Любо­пытно, что Малламухаммад изучал у Хусайна как раз названную Хашию, именуемую Шайх-заде, и именно через его запись мы знаем о путешествии «Хусайна Хунзахского, сына Атанаса», в Крым и о посещении им хана Мухаммадгирея. По его же сооб­щению Хусайн принял участие в исламском походе на «неверных», обитавших в бассейне р. Чантиаргун, и был там убит, я произошло это скорее всего в 1667/68 г.

В 1663/64 г. некий Исмаил, сын Мухаммада «из Хунзахской области», обучался у Хаджимухаммада Унцукульского. Очевидно, наряду с другими науками этот Исмаил изучал у названного лица и риторику. Так, например, под его наблюдением Исмаил про­штудировал и переписал труд Масуда ат-Тафтазани по риторике Ширх талхис ал-Мифтах.

В правление Дугри-нуцала власть Ирана над Аварией продол­жает оставаться ощутимой. Так, по сообщению грузинского царе­вича Ираклия — Николая в 1665 г., его переход по Аргунскому ущелью из Тушетии в Россию сопровождался большой опасностью: он мог попасть в плен к дагестанским князьям. Дело в том, что на пути Ираклия стояло «Уварское владенье» Турловых, а кроме того, о его продвижении стало известно Сурхай-шамхалу Тарков­скому и «уварскому большому владельцу Муцалу». Шамхал и Дугри-нуцал поджидали его, как пишет Ираклий, «во многих местах с воинскими многими ратными людьми» с целью захватить и передать «кизилбашскому шаху» Аббасу II (1642—1666), «хотя себе за меня от шаха большой казны». В заключение здесь следует отметить, что Ираклий, по его собственным словам, дал Алихану Турлову «за молчанье» подарков на 60 туманов и с его помощью спокойно добрался до станицы Червленной.

В 1666 г. в Хунзахе было заключено соглашение между жите­лями двух небольших сёл Аварии. Свидетелями этого акта были «эмир эмиров» Дугри-нуцал, а также хунзахские дворяне: Кара-гиши — сын Сулаймана, Султанхусайн — сын Амира, Мухаммад-хан — сын Огуза и Юнус — сын Илика. Присутствовали там и несколько дибиров, в числе которых были: дибир сел. Исиниб хунзахец Хусайн — сын Атанаса, Малламухаммад по прозвищу Кадиясулав — сын Шабана Ободинского, ахвахцы Газн и Тункуч, а также Шабанилав из Ассаба.

Предположительно к этому же времени относится и письмо из аравийского Хиджаза, направленное в Хунзах. Адресатами его являются: во-первых, «гордость эмиров и султанов, наш патрон, величайший султан, щедрейший каган, патрон князей Дагестана» Дугри-нуцал-хан, сын покойного Умма-нуцала; во-вторых, «эмир эмиров, корона бедняков, рудник превосходства, щедрости и муд­рых речей, наш патрон и господин Карагиши»; в-третьих, «наш патрон и господии, опекун наших благ Алисканди»; в-четвертых, «шейх исламской религии и мусульман, образец для шариатистов и тарикатистов, наш патрон и господин Шайхмухаммад, сын Су-лайман-бега; в-пятых, «дорогая и могучая родительница Ханика-бика»; в-шестых, «родительница Кудияй-меседо, а также Хитинай-меседо и умная, совершенная сестра Каиу-меседо» и, наконец, Хаджи Цудахарский.

Отправитель этого письма, не называя имени, сообщает, что он находится по соседству с пророком, то есть в Медине. Судя по всему, это был аварец, человек, тесно связанный с нуцальским до­мом, который пребывал в Аравии. Наиболее вероятно, что это близкий родственник адресатов, то есть человек хунзахского про­исхождения, возможно, житель Хунзаха.

Сохранилась жалоба жителей одного из сёл западной части Аварского нуцальства, на имя «умного, совершенного, справедли­вого, прощающего малого человека и уважающего большого, убе­жища для чужеземцев, прибежища слабых, сокровищницы для бедных, спасителя гибнущих, избавителя угнетенных, самого спра­ведливого владыки этого времени, пещере безопасности, красноре­чивого патрона владык Дагестана, нашего патрона, султана Дуг-ри-хана». Вторым адресатом в тексте данного документа назван «лучший из лучших, благочестивейший из благочестивых, самый умный, учитель разумных и передаваемых наук, погрузившийся в арабский и персидский языки, знаток обычного и шариатского права, кадий кадиев Дагестана, тот, кто возле султана, как звезда

возле луны» — Шабан Ободинский. В начале жалобы упомянуты также визири Дугри-нуцала, «его эмиры, доверенные лица, от­прыски и другие обитатели дома — малые и большие».

Жалоба начинается напоминанием, что незадолго до этого Дугри-нуцал и хунзахцы начали было с кем-то воевать. Состави­тели жалобы как верноподданные также «взялись за меч» и стали сражаться с врагами нуцала тем более, что последний дал им письменное обещание — «заключать мир буду вместе с вами, ибо вражду вы начали вместе с Нами». Через некоторое время, однако, прошел слух, что Дугри-нуцал заключил мирное соглашение со своими врагами, но при этом не включил в его текст обнажавших за него меч отправителей данной жалобы. Сложилась ситуация, при которой бывшие враги Дугри-нуцала могли якобы сосредото­чить все свои силы против последних. Они прямо заявляли им: «Мы помирились с султаном, он отошел от вас и в тексте договора' о мире вас не упомянул, а поэтому мы сейчас пойдем на вас». Растерянные податели жалобы осторожно, но настойчиво просили восседающего в Хунзахе правителя Аварии разъяснить им условия мирного договора, а если он в реальной жизни вообще не сущест­вует, то нуцал должен прямо сказать им и их соседям, которые поддались панике: «Не доверяйте врагам».

При всем этом слух о поступке Дугри-нуцала был, видимо, обоснованным. В данной связи сторона, подавшая жалобу, писала: «О, августейший султан! Сейчас мы покорны тебе, а раньше были покорны твоему отцу. Мы никогда не бунтовали против Вас. По­этому не оставляйте нас одних, не отходите от нас при заключе­нии мира».

Из устных и письменных источников XIX—XX вв. хорошо из­вестно, что в ряде населенных пунктов Аварии, расположенных далеко от Хунзаха, издавна проживали люди хунзахского проис­хождения, обычно члены нуцальского рода. По преданиям, они оказывались вдали от родины предков либо как кровники, либо по причине того, что их деды и прадеды были направлены в места их нынешнего проживания нуцалом Аварии для управления и за­щиты территории. В жалобе на имя Дугри-нуцала мы имеем самое раннее подтверждение достоверности названных преданий. В ней составители вначале с благодарностью пишут, обращаясь к Дуг-ри-нуцалу: «Ты направил нам — сколько был в силах — оружия и мужей, чтобы они нас охраняли». Ниже, однако, они с возмуще­нием говорят, что присланные хунзахцы — отпрыски некоего Аб-дала (одного из них звали Амирхан) стали вести себя вызывающе и даже производить откровенные насилия — они «не оставляют скот в наших сараях, желоба на крышах наших домов, столбы в наших усадьбах». Когда же местные жители после таких поступ­ков пытались стыдить их и предъявляли иск за то, что они у них

«попортили», те лезли драться, с оружием в руках. Стоило, однако, в драке разбить кому-либо из хунзахцев голову, как те начинали, грозясь именем нуцала и Хунзахского «края», требовать в каче­стве виры «сто овец». Ситуацию, сложившуюся в их родном селе после поселения там знатных хунзахских воинов, авторы жалобы считали возможным, и не без оснований, характеризовать следую­щим образом: «У нас два врага. Один враг стоит на нашей грани­це, а другой пребывает в нашем селе». Прямо заявляя Дугри-ну-цалу, что они «не могут больше находиться в таком положении», представители населенного пункта, подавшего жалобу, завершают свою мысль так: «Забери их от нас. Если ты не заберешь их от нас, то мы уйдем из нашего села и с нашей территории».

Из текста данной жалобы прямо вытекает, что в правление Дугри-нуцала I единых правовых норм, действовавших на всей территории Аварского нуцальства, не было. Каждый округ имел тогда свои особые наказания за убийства, ранения и прочие пре­ступления, а также свои особые размеры дията — платы за кровь и свои способы принуждения к уплате долгов. Такие, отличные от других правовые нормы имели и хунзахцы, территория расселения которых считалась нуцальской «областью». Каждый чужеземец, который проживал в Хунзахе и в Хунзахском «обществе», должен был, как заявил Дугри-нуцал I, пребывать под «нашей справедли­вой властью», подчиняться хунзахским законам и в случае совер­шения преступления подвергаться наказанию или требовать нака­зания других в соответствии с тем, как это принято в Хунзахе. В свою очередь хунзахцы, проживавшие в той или иной области Аварского нуцальства при совершении преступления должны были подвергаться наказаниям или же могли требовать наказания дру­гих лишь в соответствии с правовыми нормами области, в которой они проживают в данный момент. Однако, упомянутая категория знатных хунзахцев, которых нуцал переселял в те или иные сёла государства, нередко старались отказаться от подчинения право­вым нормам, распространенным в местах, где они поселились.

Податели жалобы считали, что «султан», то есть нуцал Ава­рии, должен быть для всех своих подданных «как пастух для овец». Если же этот «пастух станет для овец волком», то, ставили они вопрос: «Каково же будет положение овец?» Признавая, что «ханская власть» происходит «от Господа» и поэтому во власти Дугри-нуцала сделать им «тягостное», члены подавшей жалобу сельской общины, однако просили его: «своих подвластных не отя­гощай!».

В 1667 г. сформированный в Дагестане отряд газиев — «бор­цов за веру» — направился на территорию горной Чечни, в бас-

сейн Аргуна для насильственного распространения там ислама. В этом войске находился и хунзахский ученый, вышеупомянутый Хусайн, сын Атанаса. В бою, развернувшемся около селения Дан-гу в Хачарое (Дангъаб Х1ачариб), он был убит кем-то из «невер­ных», то есть местных немусульман.

В целом Дугри-нуцал I, сын Умма-нуцала I, оставил о себе хорошее впечатление, по крайней мере в памяти хунзахцев. Умер он в 1667/68 г. и был погребен на хунзахском кладбище Квегадатль (Къвегъадалъ). В XIX в. он считался святым «чудотворцем», обла­дателем благодати, и поэтому хунзахцы ходили молиться на моги­лу этого Дугри-нуцала.

Примерно в конце 60-х годов XVII в. скончался хунзахский ученый Малламухаммад — сын Ахмада из рода, известного впоследствии как Алимчулал. До нас дошло его завещание. Из него видно, что Малламухаммад являлся собственником более чем трех пахотных участков (только на этих трех участках засевали 13 мерок зерна), сенокоса, большого ларя-цагура (цагъур), руко­писных книг, безворсового ковра-давахина (давагыш), фарфоро­вого блюда, ослов, ковров и т. д.

Все свои книги Малламухаммад сделал наследственным вак-фом своих потомков. При этом, однако, он ставил условием, чтобы они находились в распоряжении того из потомков, который в этих книгах будет нуждаться, то есть активно пользоваться ими. Свое­му грамотному сыну, имя которого не названо, Малламухаммад завещал большую кастрюлю с условием, что он будет читать Ко­ран над его могилой, и рукопись Корана. Последнюю, однако, этот сын был обязан сдать от своего имени на хранение в ту из мече­тей Хунзаха, в какую он захочет. Свидетелями завещания были не названный по имени, видимо, единственный среди хунзахцев хаджи, то есть поломник, хунзахец Осман и Кадиясулав — сын Шабана Ободинского.

После смерти Дугри-нуцала правителем в Хунзахе стал его сын Мухаммад, известный как Мухаммад-нуцал II, Мухаммад-хан. В письменных источниках он упоминается под 1669/70 г., 1682/83 г. и 1687/88 г. Женой его была некая Пари, родом, возможно, из эндиреевских князей. Кадием хунзахцев при Мухаммад-нуцале И был вначале сын Шабана Ободинского Малламухаммад по прозви­щу Кадиясулав, а затем (в 1682/83 г.) «кадий эпохи» Пирмухам-мад Хунзахский (?); возможно, что это тот самый Пирмухаммад—•

сын Махмута, который в 1636/37 г. обучался в медресе известного ученого Исы Шангодинского (Шангода — селение в нынешнем Гунибском районе) и переписал, предварительно изучив, следую­щие труды: ар-Рисала ал-андалусия фи илм ал-аруд (авт. Абу-л-джайш Мухаммад ал-Ансари) по метрике арабского стиха, Хашия ала шарх ар-рисала аш-шамсия (авт. Али ал-Джурджани) по ло­гике, Рисала авкат ас салат ва симт л-кибла (авт. Хусайн ал-Хал-хали) по астрономии и Шарх хидая ал-хикма (авт. Хусайн ал-Май-буди) по философии.

Из одного письма известно, что в первые годы после корона­ции Мухаммад-нуцал дружил с Чупан-шамхалом. Нуцал при этом поступал по отношению к нему как младший.

Как уже говорилось выше, аварские правители XV—XIX вв. носили титул нуцал, который происходит скорее всего от грузин­ского слова нацвал — «наместник, староста». В нуцальском роду употреблялись грузинские имена — К.1ушк1ант1и (вар. К1уш-т1ант! и) «Константин», Ивана, Геворги «Георгий», Атанас «Афана­сий» и Палисканди, происходящее от грузинского «Алискандри». Династия, правившая в Аварии в послемонгольское время, считала одним из своих предков легендарного библейского Нимрода по­добно тому, как это делали древние грузинские правители. В XVI—XVII вв. войска аварских нуцалов-мусульман, в отличие от князей из шамхальского рода, на собственно Грузию не напа­дали. В данной связи любопытно, что в 1673 г. упоминавшийся выше грузинский царевич Ираклий в челобитной царю Алексею охарактеризовал Алихана Турлова из рода аварских нуцалов как «прародителей моих грузинских царей уделной князь авар­ский Алихан». Думается, что все эти совпадения в фактах являют­ся отражением взаимоотношений Сарира и Грузинского царства времен Тамары.

В 1678 г. «уварским» заложником в Терском городе был член нуцальского рода Хочбар, по-видимому, тождественный Хочбару из фамилии Турловых, который упоминается в русских источниках под 1658 г. как племянник Загаштука Турлова, а под 1661 г. как брат Алибека Турлова («Алибек мурзин брат Хочьбар мурза»). К сожалению, до сих пор нигде — ни в Хунзахе, ни в Гидатле--не удается обнаружить даже строки о знаменитом гидатлинском Хочбаре, который жил якобы в XVI—XVII вв. и был сожжен¹ в Хунзахе. Вместе с тем, по сообщению известного арабиста М.-С. Д. Саидова, в 1920 г. на Кахибском съезде горского духо-

венства 105-летний старик из Тидиба рассказывал ему, что в годы его раннего детства, т. е. в начале XIX в., в Гидатле действительно проживал абрек по имени Хучубар.

В 1681 г. из Кумуха бежали вследствие смуты сыновья преж­него правителя — Гунаш, Алибег и Алихан. Первоначально с со­гласия гидатлинцев и андалальцев они вместе со своим окруже­нием обосновалось в селении Голотль, а через два года рассели­лись по разным населенным пунктам. Гунаш осел в Гонода, Алибек — в Телетле, Алихак — в Гоцатле. Для сохранения дво­рянского образа жизни они нуждались, однако, в землях и их по­лучили от близлежащих крупных общин, в число которых входила и Хунзахская, выделившая казикумухским корейшитам следующий земельный массив: от местности Шулатлута (Шулалъут1а) вместе с прилегающими склонами (парсалгин цадахъ) до местности Ча-мучаб кал (Ч1амуч1аб к1к! ал) и до угла озера (xlopun бок! ниде). «Это местность, которую дали им хунзахцы».

Здесь следует, однако, отметить, что Хунзахская «община», как и другие общины, предоставившие благородным беженцам из Кумуха солидную территорию в бассейне Аварского Койсу, посту­пила так не потому, что у ней земель было слишком много. Оче­видно, все они преследовали чисто практическую цель — создать буферную зону на стыке мощных политических образований гор­ного Дагестана — Аварского нуцальства, Андалала, Гидатля и Мехтулы.

В связи с исторической судьбой группы знатных хунзахцев, переселившихся в низовья Аргуна в первой половине XVII в., небезынтересным будет привести выдержку из документа, храня­щегося в архиве Ленинградского отделения Института истории. Под 1682 г. в нем говорится, что князь Чупалав Эндиреевский и его родственник Адилгирей — сын шамхала Будая (оба родом из казикумухских корейшитов) совершили поход «на уварских владельцев на Чечен и бой у него с уварцы был и уварцев многих побил и лутчих людей двадцет четыре человека в аманаты у них взял, а иных привел к шерти, что им быть под его владеньем».

В 1682/83 г. «во время правления Мухаммад-нуцала, сына Дугри-нуцала», когда муллой в Тануси был Кадимухаммад, сын «кадия эпохи», то есть хунзахского кадия Пирмухаммада, в на­званном селении была построена мечеть руками Мухаммада, Ами-

ра и Али «при помощи Чупалава» — вероятно, местного старшины, выдвинутого из числа дворян.

Во второй половине XVII в. Дагестан неоднократно поражали эпидемии и различные бедствия, это усилило интерес к религии и, в свою очередь, подготовило исламский расцвет XVIII в. Косну­лись бедствия и Хунзаха. Как указано в одной из памятных запи­сей в 1687/88 г., «большая чума поразила область Авар и другие» части нуцальства. Произошло это в правление Мухаммад-нуцал -хана, отца «справедливого эмира Уммахана».

.

В 80-е годы XVII в. имели место контакты хунзахцев с могу­чими тогда калмыками. Дело в том, что сохранилось письмо, написанное рукой Кадиясулава от имени «эмира Авара» Мухам­мад-нуцала его дяде по матери эндиреевскому князю Муртузали. В нем говорится, что названный владыка, имевший своей столи­цей Хунзах, приходил «вместе со своими аристократами и дружин­никами» к сел. Эндирей, «когда вокруг» него бродили калмыки.

Впоследствии по наговорам каких-то лиц — «клеветников, завистников и доносчиков» отношения между Мухаммад-нуца-лом II и Муртазали Эндиреевским охладели. Последний вообра­зил, что нуцал нарушил договор и стал плести против него интри­ги. Весть об этих подозрениях дошла до Мухаммад-нуцала II, и он подумал, что Муртузали не доверяет ему теперь настолько, что даже не призвал на помощь, когда неподалеку от Эндирея* появилось русское войско. По этому поводу в Хунзахе было со­ставлено письмо, в котором Мухаммад-нуцал II в скромной форме, как младший по возрасту, выразил свое негодование сложившейся ситуацией недоверия к нему и заявил, что если «даже ты всту­пишь в море, то и я вступлю туда вместе с тобой». Чтобы оконча­тельно ликвидировать всяческие подозрения, Мухаммад-нуцал предложил Муртузали отправить в качестве посланца в Хунзах

одного из знатных эндиреевцев.

.

Мухаммад-нуцал и его жена Пари были знакомы с шемахин-ским азербайджанским ученым хаджи Мухаммадом, который имел переписку с Кадиясулавом. При посредничестве последнего шемахинец получал из Хунзаха от нуцала и его супруги опреде­ленные подарки.

Мухаммад-нуцал II был лично знаком с известным дагестан­ским ученым Тайгибом Харахинским и проявлял большой интерес к религии. Мухаммад-нуцал II, как и хунзахские ученые того вре-

мени, занимался проблемой поста и установления точной даты разговения.

В правление, по-видимому, этого нуцала, имело место согла­шение между гидатлинцами, хунзахцами и батлухцами. Согласно ему нуцал «оставил» Датунскую часовню и прилегающие земли гидатлинцам, а оставшуюся близлежащую территорию нуцал и гидатлинцы разделили между собой. На два участка, которые считались изначально принадлежащими Гидатлю, начали было претендовать батлухцы, но нуцал ради общего мира оставил их претензии без внимания.

У Мухаммад-нуцала II был сын Уммахан. Правил он между 1687/88 и 1699 гг. Известный историк прошлого века Аббаскули-ага Бакиханов видел грамоты, выданные персидским шахом Су-лейманом (1666—1694) на имя Уммахана и некоторых князей из рода казикумухских шамхалов. В тексте этих грамот говорилось о предоставлении им денежного жалования, а также селений в Ширване, на условии кормления.

•

По-видимому, во время правления Уммахана II имело место соглашение нуцала, «его войска», то есть Хунзахской «общины», князя Гунаша Гонодинского из рода казикумухских шамхалов, телетлинцев и голотлинцев, которое было записано по-арабски хунзахским кадием Нурмухаммадом — сыном Шабана Ободин-ского. Согласно ему за голотлинца, убившего хунзахца или телет-линца, его родственники были обязаны внести 200 овец; в случае ранения голотлинцем хунзахца или телетлинца, тот, кто нанес ра­ну, должен был внести 100 овец; если же член хунзахского «вой­ска» или телетлииец убивал голотлинца, то на убийцу налагалась плата за кровь (вено): 3-летний бык и 3 локтя камки (канха), т.е. дорогой шелковой ткани. Соглашение это было заключено в при­сутствии нуцала Аварии, Гунаша Гонодинского, самилахского ди-бира, тлярахского дибира, а также следующих лиц, по-видимому, хунзахцев — Алисултана, хаджи Курбанхусайна, Хусейна -— сына Хукаша, Ибрахима и командира конницы, имя которого не названо.

Соглашение, записанное Нурмухаммадом Ободинским, инте­ресно тем, что оно показывает социальный статус представителей трех общин Аваристана. В конце XVII в., как видно из текста на­званного документа, цена крови хунзахца и телетлинца стояла на

одном уровне, а следовательно, они считались людьми, стоящими на одной ступеньке общественной лестницы. Кровь же голотлин­цев ценилась тогда дешевле, чем и отражалось их положение в горском обществе конца XVII в.

После Шабана Ободинского кадием Хунзаха стал его сын Малламухаммад Кадиясулав. Видимо, его сменил Пирмухаммад Хунзахский '(?), за которым последовал брат Кадиясулава Нурму-хаммад, чье потомство зафиксировано в Хунзахе в XVIII—XIX вв. Был у Шабана и третий сын — Мухаммад, который в 1658/59 г. учился в Мукарском округе лакского Казикумуха. Однако кадий-ская «династия» Шабана Ободинского обрывается на Нурмухам-маде. Первым кадием из другого рода был некий Хитинав Мухума (Гьит1инав Мух1ума), впервые упоминаемый под 1699 г.

Ссора между Хунзахским «обществом», члены которого никог­да не отличались глубокой внутренней религиозностью, и кадием из потомства Шабана, назревала, как видно, давно. Главной при­чиной было то, что хунзахцы установили ему жалование меньшее, чем прежним кадиям, но даже и установленную сумму — по поло­вине мерки со двора в пользу кадия и по две мерки со двора для его учеников — вносили не все. Нуцал же и другие представители верхушки «не порицали» скупердяев и вообще «не обращали вни­мания на» его «дела». Феодальные порядки доисламского проис­хождения, имевшие место в столице Аварии, и общая моральная атмосфера, особенно пьянство и воровство, также раздражали ка­дия — отпрыска Шабана Ободинского, воспитанного в чисто ша­риатских традициях. Всё это вызвало резкий разрыв — кадий (Мухаммад—?) покинул Хунзах, видимо, тайно и, не осмелив­шись поселиться в родном Обода по причине его близости к сто­лице Аварии, осел там, где его не могла достать рука нуцала и «его войска».

Хунзахская элита, однако, быстро поняла политический и мо­ральный ущерб, который им наносила акция кадия — потомка знаменитого на Восточном Кавказе Шабана Ободинского и одно­временно человека, находящегося в курсе всех их замыслов и тайн. За кадием был послан близкий ему по мечетским делам хунзах-ский будун-муэ& зш, а вслед за последним некий Карал Али (Къа-рал Пали) — лицо, фигурирующее в письменных материалах XVII в. Оба посланца с невинным видом расспрашивали кадия о причинах его бегства из «города» Хунзаха и в то же время, ви­димо, намекнули ему, что беспокоивший его вопрос об оплате будет решен по справедливости. После всего этого кадий — от­прыск Шабана, желая, видимо, попугать Умма-нуцала II и его хунзахцев, написал чрезмерно резкое послание «нуцалу, его войску

и его дворянам». Прежде всего кадий обвинил их в том, что они не подчиняются божественным заповедям и не признают священ­ный Коран. Опираясь на реальные факты, часть которых известна даже нам, кадий попрекал Умма-нуцала II и хунзахцев тем, что они, не имея на то ни малейшего права, убивали мусульман, без какой-либо причины продавали в рабство свободных людей, без повода обижали раятов. Он обвинил их также во взяточничестве, воровстве и пьянстве, в нарушении справедливости. Всё это вело, как мудро заметил кадий, к развалу государства нуцалов, к со­кращению его территории «изо дня в день». Осмелевший кадий заявил затем, что рыба гниет с головы, а у хунзахцев такой толо­вой является Умма-нуцал II: «Если он будет хорошим, то и все бу­дет хорошим, а если он будет порочным, то и зсе будет порочным». После всего этого кадий намекнул, что он, может, и возвра­тится в Хунзах на свое место, если религия займет в государстве нуцалов достойное положение, если будет установлена справедли­вость, а главное, если хунзахцы будут платить ему столько, сколь­ко они платили кадиям, которые были до него. Отпрыск Шабана Ободинского, однако, переоценил свою особу. Разгневанные, хотя к справедливыми, но слишком резкими словами, правители гор предпочли обойтись без него и передали должность хунзахского кадия своему земляку Хитинав Мухуме.

После Умма-нуцала II в Хунзахе правил его сын Дугри-ну-цал II. В 1699 г. под председательством последнего хунзахцы — «малый и большой, старики и юноши» — провели сходку. На ней они согласились расселить пришлых людей на своих землях, нахо­дящихся в местностях Нитаб, Накитль и Малиданаха, т. е. в Да-туна. Поселенцы обязаны были при этом вносить ежегодно по 10 мерок зерна в пользу Хунзаха и делать это «вплоть до конца све­та», даже если со временем в их селах будет по 1000 дворов в каж­дом. Данное соглашение засвидетельствовали: «эмир хунзахцев» Дугри-нуцал, их кадий Хитинав Мухума, дибир Шайхмухаммад Урибский, его ученик Омар Акушалинский, дибир Закарига Араде-рихский, дибир Мухаммад Ахалчинский — сын Хассана и «боль­шая толпа» простых хунзахцев.

Примерно в это же время известный «среди мусульман» вое­начальник Йса Хунзахский перед смертью выделил по завещанию 1/7 своего имущества. При этом он поставил следующие условия: каждой из пяти мечетей Хунзаха следовало отдать по 20 овец; пахотный участок вблизи села — мечети его родного квартала, ко-

торым был, по-видимому, Самилах; тому, кто совершит хадж — паломничество в Мекку, Иса предназначил прекрасную саблю и ружье. Кроме того, он предписал, чтобы после его смерти были освобождены его рабы. Свое поместье в Голотле — пашню, сад и усадьбу — он разделил на две части. Одну часть он велел пере­дать пяти своим рабам мужского и женского пола, получающим свободу. Другую — «трем мечетям, одна из которых» находится «в его селении», думается, в квартале Самилах, другая в квар­тале Хорик, а третья — в Тлярах-Шотода. Свое оружие: кольчу­гу, шлем-месюрку, защитный пояс и налокотники, а также седло, уздечку и конскую попону — Иса предназначил сыну своего брата Хусайна, который был его душеприказчиком. Текст завещания был составлен в присутствии хунзахских дибиров, которые должны были следить за его выполнением, а также за уплатой долгов, оставшихся за Исой, «и другого, что будет нужно». Свидетелями выступали три почетных хунзахца — Али, Юсуп и Ондотль. (Пон-докь ласка (зверь) с авар.)