Эй, Глупарь! - окликнул его Славко.

После этого разговора отроки долго молчали, наблюдая за тем, как легкая синева, густея на глазах, превращает день в вечер, а вечер – в ночь.

Славко, не спеша, обдумывал все, что услышал от купеческого сына. А тот не хотел мешать ему.

Раздосадованный тем, что Белдуз гневается на него, Узлюк заставил глуповатого Тупларя дежурить его вместо себя возле пленников. А сам направился к костру, чтобы льстивым словом или поддакиванием попробовать сменить ханский гнев на милость.

- Всё. Пора развязываться, - сказал, наконец, Славко. – Только не понимаю, как? Сыромятными ведь ремнями скрутили, боятся, что убежим!

- Ну, за этим дело не станет! Я уже развязался! – кряхтя, отозвался Звенислав. - А дальше что? Тебя теперь развязать?

- Погоди! - остановил его Славко и, показав кивком сначала на глуповатого половца, а потом на тело Тиуна, зашептал на ухо, что надо будет сначала сделать…

- Хорошо! – неожиданно смеясь, кивнул Звенислав.

- Ты что это… смеешься? Совсем осмелел? - шикнул на него Славко. – Или я, что-то смешное сказал?

- Да нет! Руки-ноги затекли. Щекотно! – пояснил Звенислав и заботливо предложил: - Может, тебе хоть немного путы ослабить?

- Нет, наоборот потуже затяни их! – попросил Славко и добавил: - Да тем самым узлом, что отец тебя научил!

- Зачем? – удивился купеческий сын.

- А затем, чтобы я сам развязаться не смог! Думаешь, мне так уж в Степь с ними хочется? … Ну, отошли руки-ноги? Ты – готов?

- Д-да… с легким колебанием отозвался Звенислав.

- Все запомнил, как надо делать? – заметив это, чуть строже уточнил у него Славко.

- Да! - уже уверенно ответил тот.

- Ну, тогда иди… ступай с Богом!

Звенислав тихо встал. Подняв с земли мертвое тело Тиуна, он, крадучись, направился к сторожившему их Тупларю и сделал все, как научил его Славко. Половец, вскочил и молча заметался – не зная, кого ему больше теперь бояться: этого оборотня или нового гнева хана. А, Звенислав, далеко огибая костер, быстро-быстро побежал к лесу, где половцы прятали своих коней. И исчез в темноте.

Славко, угадывая лишь чутьем, где он и что делает, проводил его полным надежды взглядом и тяжело вздохнул.

- Ну, вот я и один, – по давней привычке разговаривать с самим собой, прошептал он. - Чудной он, этот купеческий сын. Но все равно вдвоем с ним было веселей! А теперь впору хоть самому эту одолень-траву есть! Да только - какую и как? Не помню даже, что за траву ему тогда сорвал! Да и руки-ноги связаны... А впрочем, на родной земле – любая травинка, даже сухая – одолень-трава! И рот у меня, слава Богу, свободен, кляпом не заткнут… Ну, Господи, благослови!

Славко изо всех сил напрягся, повернулся на бок и ухватил губами первый попавшийся пучок травы...

В то же самое мгновенье из леса раздался крик Звенислава: «Мономах! Мономах!!», тут же подхваченный испуганными голосами половцев, стук чего-то тяжелого по деревьям и ржанье встревоженных коней…

Не сразу половцы сообразили, что к чему. А как только поняли, то пошли на доклад к поджидавшему их хану.

Один Тупларь оставался сидеть на месте, повторяя одно и то же:

- Опять оборотень! Человек-собака! Или собака-человек?..

- Эй, Глупарь! - окликнул его Славко.

- А? Что?! – словно ужаленный, испуганно повернулся к нему половец.

- Жить хочешь?

- Да! – кивнул тот.

- Тогда Белдузу обо всех этих оборотнях, и о человеке собаке – тссс-ссс! А то, ей-ей, ведь убьет!

Тупларь вдруг сообразил, что ему и, правда, выгоднее молчать, и благодарно кивнув Славке, со всех ног бросился к своему хану.

А тот, оглядывая своих воинов, встревожено вопрошал:

- Где Мономах? Как Мономах?! Почему Мономах?! Что случилось?

- Да нет там никакого Мономаха! – успокаивающе заметил старый половец.

- А кто же тогда есть? Что тут было?

- То слуга купеческого сына сбежал!

- Как сбежал? Кто дежурил?

- Я хан, но это он меня заставил! – показывая пальцем на Узлюка, пролепетал насмерть перепуганный Тупларь.

- Ладно. Разберемся! А почему не догнали?

- Ночь хан, как летучая мышь в темноте ускользнул! – со вздохом развел руками Куман.

- Тогда почему не убили? – не успокаивался Белдуз.

- Я три стрелы на него потратил, да, кажется, промахнулся… - виновато ответил Узлюк.

- Три стрелы?! – возмутился хан, кладя пальцы на рукоять сабли. - И что ты за воин? Кого не надо – убиваешь, в кого надо – не попадаешь! Дежурить в свою смену не хочешь… Не-ет, мне не нужен больше такой воин!

- Хан, я…

Пытаясь оправдаться, Узлюк принялся отталкивать тоже умолявшего о пощаде Тупларя, разве что на спину тому не залез… И тут Белдуз, со словами: «Ох-х, и надоели вы мне – оба!», неожиданно выхватив саблю, резким и сильным выпадом, пронзил их обоих так, что острие показалось из спины глуповатого половца…

Вытащив рывком назад свою саблю, Белдуз старательно отер ее об одежду Узлюка и спросил:

- Понял теперь, как надо – двоих одним ударом?

- П-понял… - кивнул тот и рухнул на землю.

А охнувший Тупларь только успел прошептать:

- И я понял… Ч-человек… собака…

И медленно сполз к самым ногам хана.

Белдуз, словно ни в чем не бывало, перешагнув через тела убитых, направился к костру и вдруг ахнул:

- А сам купеческий сын… этот Златослав где? Тоже сбежал?

- Нет! Этот на месте остался! – тут же откликнулся Куман. – Я уже сходил проверил – лежит!

Хан торопливыми шажками проскрипел по снегу и склонился над приподнявшим голову Славкой:

- И, правда, лежит! А ведь тоже мог убежать! Значит, правду сказал! – не замечая, как горят ненавистью в темноте глаза отрока, радостно сказал он и с заботой поинтересовался: - Что это ты – уже траву от голода жуешь? Эй, вы, - приказал он обступившим их воинам, - развяжите его и дайте поесть! Теперь он наш! И в Степь! Скорее - в Степь! Пока Мономах, и, правда, сюда не пожаловал!