Человек есть захватчик

Той ночью погода вдруг переменилась. Звезды скрылись за тучами, завыл ветер, завиваясь вокруг каменных столбов, забиваясь в поросшие травой промежутки между эвкалиптами. Высоко, на самом хребте, выли динго.

И больше никаких звуков, кроме стонов ветра и воя динго, не раздавалось там, где лежали Мирри и Бел Бел с жеребятами, но выше, около самого гребня, что-то шуршало, кто-то тихо крался. Кенгуру, которых изгнали из их излюбленных мест, осторожно, озираясь вокруг, начали возвращаться назад. Потревоженные птицы никак не могли успокоиться и устроиться на ночлег. Дикие лошади, которым посчастливилось избежать облавы или вырваться из загона, обессиленные, со сбитыми ногами, робко брели в самую отдаленную часть местности.

В поросшей травой долине пылал громадный костер, вокруг спало человек десять скотоводов. В грубо сколоченном загоне топтались примерно пятнадцать брамби. Было бы и больше, но какой-то крупный сильный жеребенок разнес один угол загона, стремясь вырваться на свободу, и тогда довольно многим, в том числе Брауни и Дротику, удалось спастись. Громобой и остальные лошади из его табуна с самого начала вообще избежали облавы.

Всю ночь напролет пленники в загоне ржали, звали на помощь и безостановочно ходили взад-вперед. Начался дождь, он шел прерывистыми короткими ливнями, шипел в костре, поднимался паром от потных шкур лошадей. Дождевые капли разбудили Бел Бел и Мирри, которые и без того почти не спали, но никакой дождь не мог разбудить двух измученных жеребят. Они спали как убитые и лишь изредка издавали что-то вроде ржания, когда кому-то из них снился страшный сон.

Весь следующий день они так и лежали, надежно укрытые в гуще эвкалиптовых деревьев и зарослей хмеля около ямки с дождевой водой, куда приходили напиться вомбаты и робкие коричневые валлаби. До них долетало щелканье кнутов и людские голоса, но беглецы знали, что это просто шум сборов — люди готовятся уйти и забрать с собой пойманных брамби. Едва ли охота начнется снова, разве что людям попадутся на глаза светлые лошади, а значит, самое лучшее притаиться, пока поди не уйдут.

К полудню щелканье кнутов отдалилось, и во второй половине дня в буш возвратилась привычная тишина, а в тишине — мелодичное журчание воды, гудение ветра, слабое шуршание ветвей, шорох мягко ступающих лап и голоса птиц. Непривычным был только повисший над всем запах дыма, да на месте людской стоянки — примятая испорченная трава, погасший костер и спрятанные до поры остатки загона.

Бел Бел с Мирри не пошли проверять, что там осталось. Вместо этого они с жеребятами обошли долину с севера и с востока, поискали следов брамби и в конце концов нашли их и нашли следы самого Громобоя.

Следам этим было уже дня полтора, но попались и более свежие — Таура обнаружил следы Брауни и Дротика и взвизгнул от возбуждения. Они прошли по этим следам несколько миль до того места, где Громобой умышленно провел табун по неровной каменистой дорого, на которой не остается следов.

— Я знаю, куда он идет, — сказала Бел Бел. — В сторону Укромной поляны. — И она двинулась через гряду.

Наступил вечер, когда они достигли узкой, поросшей травой поляны на дне глубокого ущелья. Из-за того что стены ущелья были очень крутыми, а росшие по краям деревья очень высокими, сверху заглянуть в Укромную поляну было невозможно, и четверо путешественников не знали, там ли табун, пока не достигли травяного пастбища. И тут же они услыхали приветственное ржание Громобоя, который рысцой спешил им навстречу.

Лошади оставались на Укромной поляне до тех пор, пока дни не стали короткими, ночи морозными и яркими, реки, скованные холодом, потекли медленнее, а вода в них стала такой прозрачной, что каждый камушек на дне было видно и все четко отражалось в воде. Звери, обитавшие в горах, поняли, что скоро пойдет снег и скотоводам придется столько возиться со своим скотом — собирать его, пересчитывать, что им будет не до охоты на брамби. Теперь можно было без риска возвратиться на гору под названием Мотылек Пэдди Раша и наблюдать с другой стороны реки Крекенбек, как уходят стада, и тогда уже табун вернется на Каскады, чтобы провести там зиму и весну.

Таура и Ураган сильно выросли, но Дротик все равно среди жеребят табуна был самым крупным. Он оставался вредным и заносчивым, но, с тех пор как Таура и Ураган нарочно потеряли его в тучах, а потом с позором привели домой, он оставил их в покое и перестал исподтишка кусать и лягать их.

Остальные жеребята постепенно возненавидели его, но в то же время восхищались им. Несмотря на то что Дротик был больше, сильнее всех и бегал быстрее, ему не стать было признанным вожаком среди жеребят. Таура и Ураган лучше, чем он, изучили местность и лучше понимали разные приметы и звуки буша. А кроме того, всем было хорошо известно, что Громобой очень ценит Бел Бел и Мирри и никогда не помыкает ими, как остальными кобылами. Да и, в конце концов, трудно помыкать кобылами, которые способны полагаться на себя да и знают горы лучше, чем жеребец.

Осень оказалась счастливой порой для Тауры и Урагана и для их матерей.

Брамби прислушивались к разным звукам, которые говорили им, что скот собран за рекой Крекенбек. И наконец последний вол и последний человек покинули горы, и над хижинами из труб перестал идти дым.

Таура и Ураган с таким же нетерпением, что и другие жеребята, мечтали поскорее перейти сверкающую реку, взобраться наверх и вернуться в родные Каскады, которые они едва помнили, и опять обрести широко раскинувшуюся долину, поросшую упругой снежной травой, по которой можно скакать и скакать без конца.