Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Военный институт 9 страница






Разумеется, о то время я так чётко не рассуждал. Было просто пнет инкт ивное стремление любознательного ума к знаниям и ещё нечто -гораздо более важное - интуитивное предчувствие, что где-то, в какой-то туманной дали, на какой-то почти недосягаемой вершине хранится некий таинственный бесценный клад, дороже которого нет ничего на свете, к которому стремится душа, чтобы хоть взглянуть, прикоснуться, побыть рядом и как-то приобщиться к нему. Это было бессознательное, сумрачное.

1U4


смутное стремление, неопределённая вера и слабая, часто колеблема, но никогда не покидавшая душу надежда, что есть нечто более высокое и лучшее, чем этот окружающий меня низменный мир, полный лжи, лицемерия, насилия и подлости, выдаваемый пропагандой за воплощение идеала человеческого счастья.

Не прошло и двух недель со дня начала занятий, как был объявлен первый приказ об отчислении из института слушателя Н. за сокрытие факта репрессирования кого-то из ближайших родственников. Это было на курсовом собрании. Зачитал приказ начальник курса. В зале царила мёртвая тишина. Эта мерзкая реальность врывалась впервые в наш ешё не сложившийся коллектив - сто человек новичков, едва начавших учёбу молодых людей, большинство из которых знало о ''классовой борьбе" и репрессиях лишь из книг да из приглушённых страхом рассказов старших. Впоследствии подобные приказы зачитывались почти каждый месяц. Отчислялись в основном за " сокрытия". Большинство скрывало репрессирование родственников. Это для власти было наиболее опасно, потому что, натворив злодеяний, она боялась возмездия. Далее шли скрытые факты пребывания на оккупированной территории во время войны. Это " сокрытие" и страх властей перед ним долгое время вызывали у меня недоумение, пока я не разобрался, в чём же заключалась его опасность. Дело в том, что русские люди под немецкой оккупацией не только узнавали правду о еврейско-советской власти, но были свидетелями слабости и подлости этой власти. Спасаясь от наступающих немецких войск, еврейская ЧК и евреизированные политорганы приказывали выжигать сёла и города, уничтожать продовольствие и ценности, разрушать памятники русской культуры (потом всё это сваливалось на немцев) и - самое страшное -производились массовые расстрелы заключённых тюрем и лагерей и вообще не угодных еврейской власти людей. Оказавшееся под оккупацией русское население было также свидетелем массового уничтожения ненавистного всем еврейского населения, что теперь, после войны, естественно не содействовало укреплению веры в незыблемость и долговечность этой власти. Очевидцы всего этого были для царствующего Сиона нежелательны и опасны. Иногда скрывалась национальность, например украинец записывал себя русским. Не вижу я в этом ничего опасного, да и в старой России никогда не делалось различия между русскими и украинцами. Ноу советско-еврейской власти свои взгляды и свой подход.

Окончив чтение подобного приказа, начальник курса всякий раз предлагал всем, кто скрывает что-либо, явиться в отдел кадров и рассказать о себе всю правду. Эти слова я всегда воспринимал как прямое обращение ко мне. Поколебать меня эти приказы и увещевания, конечно, не могли: я уже слишком хорошо знал беспринципную, лживую и жестокую природу


этой нласти, что бы так легко поддаться на уговоры -донести в ЧК на самого себя. Душа всякий раз омрачалась, укреплялось тягостное чувство отчуждённости и недоверия ко всему окружаюшему миру. Я решил не сдаваться, стоять до конца и посмотреть, что из этого выйдет. На протяжении пяти лет учёбы наши личные дела, вероятно, читались и перечитывались деятелями чекистских органов, ведающих изучением кадров, со скрупулезным вниманием исследовались все пункты наших биографий, вызывающие сомнения и подозрения. Время от времени на курс являлся сотрудник отдела кадров, вызывал к себе нескольких слушателей, вручал им чистые анкеты и предлагал вновь их заполнить, а также повторно (или в третяй-четвёртыйраз) написать автобиографию. Лично мне пришлось всё это проделать не менее пяти раз. Смысл подобных акций был мне слишком хорошо понятен: путём сравнения анкет и автобиографий, написанных в разное время, обнаружить противоречия и, выясняя их, уличить автора в подлоге и тем самым в антисоветских настроениях и, быть может, намерениях. В случае необходимости сомнительная личность ставилась на задание органам госбезопасности, и тогда во все концы страны различным учреждениям, разумеется, по секретным каналам, летели запросы с требованием сообщить достоверные уточняющие данные. Я рассчитывал на то, что " сомнительных" обстоятельств у более чем полутора тысяч слушателей одного только нашего института будет слишком много, что •'органы" будут завалены работой по их выяснению, и до поры до времени я смогу оставаться в тени, ведь у меня беспокойство мог вызывать только отец, всё же остальное находилось в подкупающе идеальном порядке.

Где-то около 7 ноября 1949 года я принимал присягу. Вместе со мною эту процедуру проходили ещё несколько слушателей нашего курса из самых младших по возрасту: выпускников суворовских училищ и два или три юноши, пришедшие в порядке исключения, " по блату", прямо " с гражданки". В этот день я пережил необычайное волнение, подобного которому никогда ранее не переживал. Присяга на верность родине -торжественные, священные слова. Но каждому понятно, что " верность родине" - это лишь фраза, маскирующая подлинную сущность: верность власти, господствующей у нас на родине. Я не мог быть верным этой власти, потому что она была враждебна мне. Эта власть на каждом шагу чинила мне зло, ставила препоны, демонстрировала свою ненависть к таким, как я. И вот ей на верность я должен был принимать присягу. Ешё не устоявшееся, незрелое юношеское сознание остро страдало от этого внутреннего глубинного противоречия. Читая текст присяги, я был в состоянии, близком к обмороку. Лишь крайним напряжением всех своих духовных сил удалось мне преодолеть внутреннее противоборство и дочитать слова до конца. Дрожащая рука с трудом вывела какие-то каракули вместо подписи. Все


остальные проделали эту операцию легко, как-то бездумно, без тени смущения. Это были дети советских граждан, впитавшие дух советской системы, старательно оберегавшей их от всего, что могло вносить разлад в их непорочно-комсомольское сознание, и настойчиво культивирующей в них тупость, примитивизм и легкомыслие. Как бы то ни было, присяга была принята: те, другие, присягнули на верность советской власти, я -на верность родине. И пусть как угодно изворачивается, крутит и вертит это понятие пропаганда жидов и подонков, но наша родина была и есть РОССИЯ, и этой своей родине я сохранил верность навсегда.

Наряду с русскими в институте учились представители, кажется, всех национальностей России. Были здесь, разумеется, и евреи. Впрочем, не слишком много. На нашем курсе было два еврея. Оба весьма примечательные. Первый из них - лейтенант, воинскую принадлежность которого мне долго не удавалось определить, пока, наконец, я не убедился, что он самый обыкновенный чекист, представитель службы государственной безопасности. Он был приземист, хорошо и даже несколько чрезмерно упитан, на желтоватом, жирном и несколько одутловатом лице почти всегда сияла самодовольная хитренькая улыбочка. Он прямо-таки воплощал собою процветание еврейской нации в социалистическом государстве. Судьба его оказалась, однако, печальной. Отдыхая после окончания первого курса в одном из закрытых для простых смертных курортов на побережье Чёрного моря, он однажды, ныряя в воду, не то ударился обо что-то, не то воткнулся головой в морское дно. Продолжать учёбу на втором курсе он уже не явился, говорили, что он бился между жизнью и смертью около двух месяцев; на спасение его были брошены лучшие медицинские силы Москвы — врачи так называемой кремлевской больницы. Однако смерть одержала победу, и нашему курсу было приказано в полном составе явиться на похороны. Мы приехали, но не на кладбище, как я думал, а в крематорий. Здесь стоял гроб с телом - подобием высохшей мумии. Перед захоронением кто-то из наших однокурсников сказал заранее приготовленную речь. Потом выступил его отец. Он был генерал госбезопасности. Чистопородистый еврей, генерал-чекист. Стало понятно, почему и сынок тоже был чекист. Чекист наследственная профессия еврейской семьи! Здесь я впервые лицом к лицу столкнулся с горькой правдой наших дней, правдой, которую тщательно и упорно скрывают от непосвящённых, особенно от русского народа. ЧК -опора советской власти, диктатуры пролетариата, и вдруг генерал -еврей. Было отчего прийти в смущение моему ещё совсем неопытному сознанию. Я уже и ранее подозревал, что советская власть имеет множество тайн и секретов, раскрывать которые ей не хочется. Еврей-чекист в чине генерала был, несомненно, одною из этих тайн, вдруг так неожиданно раскрывшихся перед моими глазами. Мой отец замучен в лагерях на Колыме, и, чтобы


учиться в этом институте, я должен был скрыть его трагическую судьбу, а этот еврейчик, лейтенант-чекист, серенькая бездарность, мог выставить фигуру своего отца в качестве пропуска в любое учебное заведение. " Заслуженный чекист! " Как часто приходится слышать это выражение! А что за ним скрывается? Горы трупов, море слёз и крови, нескончаемое горе русского народа и... наше безысходное рабство.

Другой жидок оказался на нашем курсе не сразу. Он учился курсом старше и был переведён в наш поток за неуспеваемость и систематические прогулы. Всякого другого за такие " подвиги'" просто отчислили бы без долгих слов. Но этот был, во-первых, жид, во-вторых, жид не простой, а сынок жида-генерала, и опять-таки не просто генерала, а генерала-политрука, начальника какого-то политуправления. А органы ЧК и политорганы—это две волосатые руки диктатуры пролетариата. Талантливые, способные ребята из русских и украинцев не были допущены мандатной комиссией или впоследствии были исключены за сокрытие репрессированных родственников, а эта иудаистско-чекистская мерзость, учинявшая расправы, возросшая и разбухшая, напитавшись нашей крови, пота и слёз, эти тупые и бездарные паразиты занимали их места, пожирали народные средства, чтобы потом, получив дипломы, влиться в тайную систему органов мирового Сиона и продолжать дело всемирной жидовской революции, свысока поглядывая на тот народ, у которого отнимают всё, вплоть до последнего куска хлеба, чтобы дать образование этим врагам рода человеческого.

Его привозил в институт персональный шофёр отиа на его же персональной автомашине. Автомобили в то время были редкостью, а в личном пользовании их вообще почти не было, поэтому такая роскошь всем бросалась в глаза. Кроме этого жида на своем автомобиле приезжал только начальник института. Всё остальное начальство добиралось пешком или общественным транспортом. На перерывах он обычно ни с кем не разговаривал, стоял в коридоре. Прислонившись к стене, тупо курил, равнодушно поглядывая на суету окружающего мира. И здесь то же: жирные икры ног, широкий упругий зад, выступающий живот, сытое холёное лицо. Мундир русского офицера, золотые погоны старшего лейтенанта. Никому не нужный, чуждый и враждебный окружающей среде, он стоял здесь, играя роль, утверждая свою личность и свои преимущественные права - права еврейской ''богоизбранной нации".

Среди слушателей института евреев было не слишком много, зато преподавательский состав ими изобиловал. Некогда лучшими знатоками европейских языков и наиболее одарёнными в этом отношении считались русские. Но эта наша элита была частью истреблена, частью ушла за границу. а её место заняли евреи, подавляя всё своею сплочённой массой, посредственностью, тщеславием и наглостью. К тому же нельзя в


совершенстве и полноте овладеть иностранным языком вне контакта с народом - носителем этого языка. А правом выезжать за границу во все времена советской власти пользовались почти исключительно евреи. Дипломатия и разведка полностью находились в их руках. Они были советскими зарубежными корреспондентами, помпредами государства, они витийствовали от имени " новой России1' на международных форумах. Разгромленная в междоусобной борьбе, наполовину истреблённая в массовой бойне на фронтах Первой или Второй мировых войн и колхозно-концлагерным мором, ослабленная физически и поникшая духовно, русская нация лишь ценою величайшего напряжения своих последних сип отстаивала своё право на существование. Только на существование. На ведущую роль она даже не претендовала.

Евреи-преподаватели отравляли всю атмосферу учёбы, как ложка дегтя отравляет всю бочку меда. Евреизирована была вся программа изучаемых наук, да и самый дух преподавания был насыщен иудаизмом. Царствующий жид заботился прежде всего о том, чтобы скрыть от нас подлинные культурные и духовные ценности человечества, внушить отвращения к прекрасному и отучить нас самостоятельно мыслить. Собственно, это положено в основу обучения всех вообще учебных заведений нашей страны от первого класса школы до университетской аспирантуры. Всех писателей, художников, поэтов, историков, философов и вообще всех деятелей в сфере человеческой культуры премудрый жид подразделил на реакционных и прогрессивных, причём в категорию реакционных попали все подлинные творцы и гении человеческого духа, а в разряде прогрессивных оказались те, кто в той или иной мере был выгоден евреям в их борьбе за мировое господство, те, кто наполнял мир лжеучениями, развратом и бесцветной примитивщиной на потребу " скотам-гоям", будущим рабам всемирного еврейского царства. Курс зарубежной литературы и отдельный курс французской литературы читали нам еврей и еврейка. Всё, что было создано подлинно ценного в мировой литературе ло " великой" Французской революции 1789-1793 годов, служило поводом для иронии, насмешек, бесконечного еврейского брюзжания. Французская революция впервые в истории Европы дала евреям " равноправие", то есть право безнаказанно ростовшичествовать и эксплуатировать французский народ, собирать в свои банковские подвалы золото и драгоценности, распространять свои лжеучения и сколачивать из всякого рода недоумков, разложенцев и социального отребья политические партии в видах захвата власти. Тут появляются, наконец, " прогрессивные". Брюзжание наших " просветителей" нет-нет да и прерывается слащавыми похвалами. Но вот начинается предыстория социалистической революции. Политическая жизнь Европы почти целиком контролируется евреями. На литературном поприще как


грибы после дождя размножаются евреизированные мухоморы, способные разложить, развратить и отравить любое неустойчивое, колеблющееся сознание. Неисчислимое еврейское золото старательно орошает эти удобренные иудаистским навозом зловонные гряды. Еврейский дух расцветает, наполняется ликованием. Об этой эпохе наши учителя рассказывают голосом восторженным, патетическим и при этом внимательно всматриваются в наши глаза, ища в них отклики своим чувствам, ведь они видят в нас своих будущих служителей, свою опору из числа гоев. Кое-кто, сбитые с толку (ведь другой информации нет), кажется, начинают им сочувствовать, разделять их идеи и убеждения.

Мне также трудно пока разобраться в этом нагромождении имён, событий, фактов, идей. Но сердце явно не гармонирует восторгам жида. И все-таки поначалу не верится, что тебе сознательно лгут, тебя тонко приучивают к шаблонам мышления, тебя совращают и развращают, стараются сделать циником, эгоистом, приспособленцем и - в конечном счёте-холуем.

Помню, завершалось изучение французской литературы анализом только что вышедшего в свет романа Луи Арагона " Коммунисты". Наш иудей-наставник с величайшим восторгом и ликованием на все ладь! превозносил его. Я внимательно наблюдал за поведением и душевными движениями преподавателя -лицемерит он или выказывает свою подлинную сущность? В те времена жесточайшего идеологического террора (1952) многие, даже не настроенные враждебно по отношению к советской власти, вынуждены были тщательно скрывать свои подлинные мысли. Но иудей не лгал. " Коммунисты" -это была его стихия, его хлеб, которым он жил, его воздух, которым он дышал, его идеал, которым он вдохновлялся. Но я, читая этот роман по-русски и по-французски, не испытывал ничего, кроме отвращения и омерзения. Я знал, я догадывался, что во Франции создается и другая, подлинно национальная современная литература, но нам она была недоступна.

Еврей портит всё, к чему он прикасается. Таково, видимо, его историческое призвание. Интереснейшие, прекраснейшие науки от вмешательства в них иудея немедленно превращаются в нечто пресное, безвкусное, в какую-то мякину. Дело в том, что даже наиболее одарённым и развитым представителям этого племени недоступна божественная красота подлинного знания. Для него наука - это лишь поприще, на котором он удовлетворяет своё тщеславие. Вот почему евреи так стремятся к чисто внешним знакам учёности: вузовскому значку и диплому, научным званиям кандидата, доктора, профессора, академика. Этими титулами он старается возвысить самого себя, утвердить свою самоценность и своё

ПО


" превосходство" над другими и одновременно прикрыть свою внутреннюю опустошённость.

Что может быть интереснее и увлекательнее для молодого человека, избравшего военную карьеру, такого предмета, как история военного искусства. Но, Боже мой, какую тоску и скучищу разводил на своих лекциях по этому предмету генерал-еврей! Тщеславие и самолюбование в молодости в преклонных годах дают такие плоды, как тупость и равнодушие. Именно этими двумя качествами - тупостью и равнодушием - заплывший жиром иудей, весь в генеральских галунах, позументах и золотых блёстках, буквально угнетал и подавлял аудиторию. Думалось: " Неужели во всей России нет более умных и талантливых людей? Ведь это преступление - доверять такой бездарной глыбе мяса и жира в сверкающем от золотых нашивок и навесок мешке-мундире воспитание и обучение молодых защитников отечества! " Но лучшим русским людям хода не было. На их пути развалилась, ощетинилась иглами террора огромная всеподавляющая туша иудаизма.

Еврею, сколь бы ни был он изощрён в своей иудейской премудрости, недоступно понимание смысла мировой истории, знаменательными вехами которой являются войны. Именно во время войн проявляются высшие качества народов. Но эти высшие качества еврею непонятны, потому что ему они не присущи, как непонятна черни, живущей интересами и потребностями чрева, красота подвига монашествующего отшельника, живущего в общении с Божеством. Низменность, заземлённость, духовная нищета еврейского народа явились причиной того, что в иудейской религии нет монашества, нет монастырей, нет истинных духовных пастырей. Всё это присуще лишь народам арийской расы. Сколь бы ни распространялась, сколь бы ни злобствовала евреизированная пропаганда против учений о преимуществах и превосходстве арийских народов, ей никогда не удастся опровергнуть этих учений, ибо невозможно отрицать очевидные факты.

Впоследствии, читая жизнеописания великих полководцев древности, я сделал для себя настояшее открытие - открытие подлинного человека, образ которого столь усердно чернят и замазывают жиды и жидовствующие, безраздельно господствующие на идеологическом фронте - в пропаганде и педагогике. Чернят, потому что наши ближайшие родственники, наши праотцы, от которых отделили нас непроницаемой и непреодолимой стеной, чтобы их светлый мужественный взгляд не смущал нашу рабскую совесть и не вдохновлял на борьбу.

С самого начала учение в институте пошло у меня довольно успешно. Интерес к иностранным языкам, проявившийся ещё на школьной скамье, теперь был как нельзя кстати. Полезной оказалась также и моя природная склонность к уединённому размышлению и докапыванию до сути вещей. К концу второго года обучения я оказался одним из двух круглых отличников


на курсе численностью около ста человек. Такое положение меня и радовало, {

и смущало. Смущало потому, что моя фамилия слишком часто мелькала в
итогах и отчётах начальства и невольно привлекала к себе внимание. А это
было опасно. В любой момент мною могли заинтересоваться
" соответствующие органы", и тогда вся моя игра неизбежно потерпела бы
провал. Было бы гораздо выгоднее идти где-то в середине, затерявшись в
массе, не отставая и не забегая вперёд. Но вот случилось нечто
непредвиденное, да так, что не только не стушевало меня в массе учащихся,
но ещё более привлекло ко мне внимание: в конце экзаменационной сессии
за второй курс я совершенно неожиданно для себя и для окружающих
получ ил " тройку" по марксизму-ленинизму. Тут же вызвавший меня к себе 1

начальник курса полковник Брюханов, огорчённый и расстроенный (моя " тройка" по такому опасному предмету была также ударом и по его педагогическим усилиям) произнёс сакраментальную фразу, которая до сих пор звучит в памяти:

- Товарищ Овчинников, если бы я не был уверен, что вы наш человек, я бы подумал, что вы - враг.

ВРАГ! Наконец-то это роковое слово обращено также и ко мне. Он лишь уверен, что я их человек. Но вера - это не знание. Рядом с верой идёт сомнение. Если бы вместе с сообщением о моей " тройке" по марксизму ему доложили, что я сын репрессированного но 58-й статье, он бы получил знание и тогда он бы со всей определённостью бросил мне в лицо: " Вы -враг! " и на очередном курсовом собрании с гордостью заявил: " Мы разоблачили ещё одного врага, проникшего в наши ряды", и зачитал бы приказ о моём отчислении и передаче моего дела " соответствующим органам".

ВРАГ! Это слово с тех пор стало постоянно сверлить мое сознание. А и
в самом деле, размышлял я, враг я или не враг? Враг ли я своему отечеству,
своей родине - России? Нет, не враг, в этом я был абсолютно уверен. Враг
ли я своему народу - русскому народу? Нет, я люблю свой народ и жалею
его в его бесконечных страданиях; я чувствую слишком тесную связь со
своим народом, я слит с ним, я дышу с ним одним воздухом, я слишком
остро переживаю его трагедию, чтобы стать его врагом. Но ведь всё-таки я
враг.. Чей враг? Враг чего? Чему я враждебен? Что я ненавижу? Быть может, |

я вовсе никакой и ничей не враг? Быть может, я просто равнодушен ко всему на свете и просто ищу свою личную выгоду, хочу поудобнее устроиться в этой жизни, а злосчастная судьба моего отца -это лишь просто неудобное обстоятельство, помеха в моей карьере?

Сомнения и противоречия заполняли моё сердце и готовы были разорвать его на части. Удаляясь от внешнего мира и сосредоточиваясь внутри себя, я искал ответа в глубинах духа. В свободное время я выходил в город, часами


бродил по улицам, не замечая снующих вокруг меня людей, заходил в парки и скверы, искал уединённую скамью, садился и углублялся в свои думы. Куда я иду, к чему стремлюсь, какой цели хочу достигнуть? Было совершенно очевидно, что ни о какой военной карьере для меня не может быть и речи. И не только из-за отца. С каждым днем я всё острее ощущал разлад с окружающей действительностью, а общество моих сверстников-сослуживцев, этих советских " товарищей" в стадии становления, делалось для меня всё более тягостным. Для них всё было наполнено простым и ясным смыслом: военная служба и офицерское звание - это твёрдое социальное положение с хорошим материальным обеспечением; диплом военного вуза в сочетании с партбилетом - это залог успешной карьеры; далее звёзды на погоны, медали на грудь за выслуги и заслуги, регулярные прибавки к жалованию и повышение в должности - лёгкая, бездумная, обеспеченная жизнь вплоть до выхода на пенсию. А я? Что мне уготовано, что ждёт меня в будущем? Повторить судьбу своего отца?

Итак, партия провозгласила меня своим врагом. Не я её, а она меня. Она враждебна ко мне. Но я ношу в своём сердце Россию, Русскую землю, русский народ. Значит, партия - враг России, Русской земли, русского народа.

Официально этот предмет назывался О МЛ - основы марксизма-ленинизма. Изучение его опиралось на одну книгу: " История ВКП(б)". Труды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина считались первоисточ-никами. Их полагалось тщательно изучать и конспекти-ровать. Конспекты лекций и первоисточников проверялись начальством. " Марксизм-ленинизм, -вбивалось нам в головы, - есть наука всех наук". Малейшее пренебрежение или просто недостаточное внимание к этой " науке" считалось признаком нелояльности к советской власти. На экзаменах за первый курс я получил по этому предмету, как и по всем прочим, высший балл " 5". Я был уверен, что так будет продолжаться и дальше. Мои конспекты всегда были в образцовом порядке, а сама эта " наука" не представляла для меня никакой трудности. Я понял в этой науке самое главное - её суть и её основное назначение: овладевать массами, особенно низшими слоями населения, и подымать их на вооружённую борьбу против высших слоев с целью свержения законных правительств, ломки традиционного общественного строя и установления диктатуры пролетариата - новой власти, при которой господствовать будут евреи. Власть и господство еврейской нации- вот суть марксизма-ленинизма. Эта суть или сущность марксизма-ленинизма тщательно скрывается. Сама эта наука рассчитана на тупые примитивные мозги черни, всякого рода разложенцев и подонков, а также на полуинтеллигентных духовных кастратов, честолюбцев, самовлюблённых эгоистов и сластолюбцев, которые охотно соглашаются принять марксистское


8 Зак. 3979



мировоззрение, потому что оно открывает им путь к славе, карьере, деньгам и наслаждениям. За этой наукой искусно прячется еврей, держащий в руках мешок золота.

К концу второго года обучения я в этом достаточно хорошо разобрался и мог бы дать развёрнутую и убедительную критику марксизма-ленинизма, доказать ничтожество, несостоятельность и зловредность этой лженауки. И несомненно, умный, независимый и объективный экзаменатор по достоинству оценил бы мое знание и, что ещб важнее, понимание марксизма-ленинизма. Но таких экзаменаторов у нас не было и быть не могло. Подполковник Карапетян, армянский еврей, быстро уловил дисгармонию наших душ. Собачьим нюхом он учуял иные, чуждые и враждебные ему духовные волны, излучаемые моим сердцем. Его рабская азиатская натура, которой непонятен и недоступен дух подлинной свободы, испытывала род некоего оскорбления. Он. учёный марксист и подполковник' политрук, в течение двух лет вбивавший в мою голову принципы " самого передового" мировоззрения, и вдруг какой-то мальчишка дерзает не разделять его взгляды, отваживается мыслить иначе, самостоятельно. Видя поголовное раболепие этих презренных гоев, для которых мудрейшие из еврейского кагала в течение столетий разрабатывали удобное и приемлемое мировоззрение, он еше" больше возвышался в своих собственных глазах, услаждаясь своей мудростью н величием. И вот теперь он почувствовал себя уязвлённым в своём святая святых. Поднять скандал: вот, дескать, неверующий в Маркса проник в высшее военное учебное заведение! Завтра он станет офицером и будет своими идеями разлагать красную советскую армию! Но как доказать, что этот русский юноша не верит в Маркса и Ленина? Какими рентгеновскими лучами можно просветить его душу, чтобы показать и доказать всем, что это " не наш" человек? Наука, к сожалению, ещё" не изобрела таких аппаратов, а доказывать, ссылаясь на свою армяно-жидомарксистскую интуицию, выглядит несолидно и неубедительно. Но влепить отличнику тройку" - это в его власти, и он с наслаждением это делает.

" Тройка" по марксизму как злой дух преследовала меня до последнего дня учения в институте. За третий курс, когда заканчивалось изучение этого предмета, я снова получаю " тройку". Наконец, на выпускных государственных экзаменах по проводившимся трём предметам: двум иностранным языкам и марксизму, я. получив по обоим языкам " отлично", по марксизму вновь хватаю " тройку".

Но как же относились к этому предмету остальные слушатели? Меня это весьма интересовало, и я внимательно наблюдал за их поведением, стараясь заглянуть в открытую, тёмную глубину их душ и понять их духовный мир. Основная масса моих однокурсников происходила, как и я, из среды


простых рабочих, крестьян или служащих, нередко весьма высокого ранга, вынесенных в своё время также из народных низов на волнах " классовой борьбы". Иначе и не могло быть, ведь на то и революция устраивалась премудрыми жидами, чтобы подавить и по возможности истребить физически высшие классы российского общества. Эти простые, немудрящие молодые парни, в большинстве русские, одетые в военную форму, столь же старательно трудились над овладением предлагаемыми науками, как их отцы и деды пахали землю или ковали железо. Мало кто из них имел склонность или призвание к избранной профессии и ещё меньше было отмечено печатью подлинной интеллигентности - способностью к самостоятельному аналитическому мышлению, которое единственно ведёт к открытию и познанию ИСТИНЫ. И уж вовсе не оказалось ни одной души, способной к бескорыстному, жертвенному служению этой Истине. Их грубый природный ум быстро смекнул, что марксистско-ленинское мировоззрение для них не только необходимо и неизбежно, но и весьма удобно и выгодно. Нельзя сказать, что они всею душой были преданы этому учению - эпоха революционной бури и классового фанатизма к тому времени уже свершила свой кругооборот, страсти улеглись, пожар угас, залитый реками русской крови. Это были люди наступающей новой, послевоенной эпохи - эпохи мелкого трезвого расчёта, бескрылого эгоизма и цинизма. Они пользовались марксизм ом-ленинизмом как во время еды пользуются ложкой. На проводимых периодически групповых семинарах по пройденной теме они заикались, ыкали-мыкали, с трудом выдавливая слово за словом. Очевидно, все они в глубине души испытывали полное равнодушие, а некоторые, подобно мне, питали даже отвращение к этому омерзительному идеологическому вареву, приготовленному для " скотов-гоев" на жидовской кухне, однако въяве никто из них не дерзал показать даже тень пренебрежения. Если бы в то время им предложили на выбор несколько других мировоззренческих философских систем, едва пи кто-нибудь из них остался бы на позициях марксизма. Но об иных системах и мечтать было невозможно, поэтому человеческие души гнулись под идеологическим гнётом, мельчали и никли, медленно, но верно развращаемые и совращаемые соблазнами карьеры и материальных выгод.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.011 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал