Зак. 3979

оказались пророческими. Уже вскоре после уничтожения древнеславянской религии, имевшей единые корни с религией всех арийских народов, Русь оказалась в рабстве у татаро-монголов, а ныне мы " благополучно" пребываем в рабстве у жидов, проникших в напгу страну и укоренившихся здесь под покровом христианства.

5 марта 1953 года умер Сталин - " проклятьем заклеймённый" палач России. Я воспринял его смерть со вздохом облегчения. Это же чувство испытала и вся страна, хотя, конечно, были и другие настроения. Я видел диктатора трижды, один раз живого и два раза мёртвого - все три раза поневоле: живого на параде, мёртвого по окончании дежурства в оцеплении во время " прощания народа с великим вождём и учителем". Вскоре после его смерти был арестован и казнён главный прислужник " вождя" - обер-палач Лаврентий Павлович Берия. Говорят, в ликвидации этого чудовищного сталинского вельможи роль главного исполнителя воли нового руководства выпала на долю маршала Г. К. Жукова. Началась новая эпоха, сердца наполнялись надеждой на лучшее будущее. В армии эти надежды увязывались с именем маршала Жукова. И действительно, потянул свежий ветерок, разгонявший затхлую, удушливую атмосферу сталинизма -атмосферу террора, доносительства, всеобщей подлости и раболепия. Приняв пост министра обороны, Жуков, имевший опыт крупномасштабного управления войсками (во время войны был начальником Генерального штаба, затем заместителем Верховного главнокомандующего - вторым после Сталина в военной иерархии), сосредоточил в своих руках огромную власть и мог бы оказать порабощенному отечеству неоценимую услугу, тем более что в армии он был самой популярной личностью, в то время как среди партийного руководства, что подтвердило последуюшее развитие, не оказалось ни одного *te только выдающегося, но и просто способного деятеля: сказывалась глубоко продуманная политика выдвижения кадров на высшие партийно-государственные посты людей, наименее умственно одарённых, малограмотных и нравственно порочных. Талант маршала Жукова в глазах армейцев оказался, однако, сильно преувеличенным. Выходец из беднейших крестьян (отец его был подкидышем), он окончил церковноприходскую школу, затем в царской армии курсы унтер-офицеров. Приняв сторону красных в начавшейся смуте, он сделал головокружительную карьеру благодаря " своевременному" (1918) вступлению в партию. Запятнанный русской кровью участием под еврейским руководством в гражданской войне, и в частности зверской расправой над своими " братьями по классу" -крестьянами при подавлении антибольшевистского восстания крестьянских масс на Тамбовщине (моей прародине), он приобрёл полное доверие со стороны еврейской власти. Гой, переходящий в стан врагов делать карьеру,

должен сжечь за собой все мосты. Именно так и поступил будущий маршал и правая рука Сталина в армии. Под еврейскую дудку он сплясал кан-кан над трупом собственной матери. Он не мог не знать, чего ждет от него страна. Но балласт прошлого удерживал его от решительных действий: не придётся ли отвечать перед судом народа за совершённые злодеяния? К тому же есть большая разница между карьерой и подвигом. Словом, русский Наполеон, как того ожидали здесь и на Западе, из него не получился. Начал подло, кончил бездарно. Рождённый ползать, летать не может. В его мемуарах за пропагандистскими шаблонами, бесконечными поклонами в сторону сильных мира сего и неумеренным восхвалением того, что нормальные люди отрицают, читаются убожество мысли, духовная скудость и " пролетарская" низость. Ни маршальский мундир, ни десятки орденов, медалей и звёзды не прибавили вчерашнему рабочему-скорняку ни ума.. ни благородства. В 1957 году его сняли с поста министра обороны " за, принижение роли политорганов армии¹'. В своих мемуарах он приложил | немало усилий, чтобы исправить эту свою " ошибку". Как отслуживший ^: свой срок и никому более не нужный старый башмак, он был выброшен на свалку. На фото: дебелый маршал, его дебелая теща, дебелая молодая жена и три отлично упитанные дочки. Видно, что все шестеро кормятся из закрытого распределителя. Так " благополучно" завершил своё жизненное поприше человек, достигший вершин возможного в советской армии -человек, с именем которого наивные люди связывали большие надежды. Воистину права н ндийская пословица: чем вы ше взбирается обезьяна, тем виднее её голая ж...

Люди по своей наивности, простоте и неосведомлённости часто ждут благодеяний со стороны тех, кто на добрые дела органически неспособен. До Жукова таким был К. Е. Ворошилов. Ему писали письма, в которых выражали свои просьбы, жалобы на несправедливость. Ждали добра как чуда. Чудо не свершалось, но era всё равно ждали. А дело в том, что предполагаемый благодетель был просто обыкновенным уголови и ком. ешё в молодости связавшим свою судьбу с преступным миром еврейского уголовно-революционного подполья. Он тоже в своё время взялся, было, за перо, чтобы удивить мир своими воспоминаниями, но в них. чем дальше, тем больше, открывалась такая бездна уголовщины, что газета " Правда" прекратила их печатание, а старательному автору, видимо, посоветовали держать язык за зубами. С тем он и ушёл из этого мира, унеся с собой тайну своего восхождения от неумелого рабочего к вершинам власти. Надо полагать, что такая тайна есть в биографии каждого высоко взлетевшего советского выскочки. Ведь принципы подбора и расстановки кадров у \ еврейского кагала весьма своеобразны: здесь ни одна птица из гоев не взлетит / ' прежде, чем ей обрежут крылья -

10*

Между тем приближалось к концу моё обучение в военном институте. На последнем — пятом - курсе перед каждым слушателем со всей остротой встал вопрос о вступлении в партию. Нам не нужно было объяснять, что без партбилета не может быть и речи не только об успешной военной карьере, но и вообще о службе в офицерских должностях, особенно для нас -специалистов по иностранным армиям и языкам. Ведь здесь на каждом шагу всё секретно и сверхсекретно. Зато сочетание военно-вузовского диплома с партбилетом открывает самые широкие перспективы. Но вступить в партию - значит навсегда сделать не весьма приятную и удобоваримую марксистско-ленинскую идеологию ненависти своим мировоззрением. Человеческие души оказывались перед жестоким выбором.

Дня меня этот вопрос был давно решён: ни при каких обстоятельствах в партию не вступать. Моё сердце чётко сознавало: вступить в партию - значит плюхнуться в грязь и всю жизнь барахтаться в ней.

Я стоял в стороне и только наблюдал. По курсу поползла липкая вонючая жижа, проникая в сердца и души и отравляя своим зловонием человеческое сознание. Совершалась крутая ломка, грубая и безжалостная, всех хрупких построений добра, вынесенных в своё время из лона семьи, частично и школы, и отношений с друзьями. Всё сокрушалось и выметалось вон. Зловонный материализм вызывал к действию чёрный эгоизм. Все преграды отбрасывались, и человек перешагивал последнюю грань, отделявшую его от мира тёмных сил. Всё предшествовавшее обучение и воспитание " в духе самой передовой идеологии и морали" было фактически подготовкой к этому последнему шагу - прыжку из царства божественного света и свободы в царство тьмы, проклятия и рабства, окрашенного поначалу заманчивыми огоньками успехов, материального благополучия и внешнего блеска.

Развивалось своеобразное соревнование, и здесь тупицы и бездарности брали реванш перед способными, талантливыми и совестливыми. Это из них выйдут впоследствии высокопоставленные совчинуши, тупые, чванливые и неприступные, - новый класс господ, холуи мирового Сиона. Кое-кто уже тогда, ещё не выйдя из института, уже заявлял себя откровенным мерзавцем. Мне самому, как человеку с " идеологическим изъяном", не раз довелось испытать на себе ревность неофитов, хорошо усвоивших, что от них требуется, но по недостатку ума не понявших, что в подлости и наглости предпочтительнее, для их же собственного блага, соблюдать умеренность.

Марксова идеология и догматы партии создают благоприятные условия для господства худшего элемента над лучшим. Всякому, кто не готов на подлость, даётся понять: отойди в сторону и не мешай нам идти вперёд. Именно для этого худшего элемента евреи сочинили песню, ставшую партийным гимном: " Вставай, проклятьем заклеймённый..." И воистину.

всё это племя заклеймено проклятьем. Да будут эти страшные слова предостережением для всех остальных.

Кончилось тем. что в партии оказался почти весь курс. Два-три человека остались вне партии скорее по легкомыслию и шалопайству, нежели по внутреннему убеждению. Сознательно уклонился от вступления в партию, кажется, только один я.

Партиеи-коммунист всегда вызывал у массы простого русского народа недоверие и опасение. Уже в первые годы советской власти коммунист зарекомендовал себя как доносчик, агент ВЧК. пособник террора. Еврейская власть, осуществляя политику геноцида в отношении русского народа, опиралась прежде всего на коммунистов-выродков и предателей своего народа. Сегодня коммунист вызывает у массы фудового люда отвращение. Каждый сознаёт, что коммунист поставлен над массами, чтобы угнетать их и оправдывать любое насилие, любую жестокость, любую подлость властей. Народ не любит партию и отвращается от неё. И напрасно агитаторы без устали заклинают: " Планы партии - планы народа", " партия и народ едины", " слава КПСС". Ложь все это, и простои рабочий люд в этом хорошо разобрался. За последнее время участились случаи выхода из партии. Это. как правило, люди честные и совестливые. Но. разумеется, пока партия будет орудием власти, ряды её не оскудеют: всегда найдется достаточно карьеристов, эгоистов, честолюбцев, сластолюбцев, всякого рода проходимцев, готовых заполнить собою сё ряды ради тех преимуществ и привилегии, которые предоставляет членство в партии. Я благодарю Бога, что он своевременно вселил в мою душу отврашение к этому бесовскому искушению и соблазну и помог мне устоять в истине, которую я к тому времени уже достаточно постиг.

После сдачи экзаменов за пятый курс нам, выпускникам института, предстояло пройти ещё три государственных экзамена: по двум изученным иностранным языкам (наша будущая специальность) и основам марксизма-ленинизма. Последний предмет вызывал у меня больше всего опасений. За мной закрепилась репутация странного слушателя, который но всем предметам получает высший балл - " пятерки", а вот по " науке всех наук" -марксизму-ленинизму балл предельно низкий - " тройки". Естественно, за мной ползло подозрение: видимо, с идеологией у него не веб в порядке. Мои опасения оказались не напрасны. По обоим языкам на госэкзаменах я получил свою неизменную " пятёрку", а по марксизму - снова проклятый " трояк". Внутренне я сознавал незаслуженность этой оценки и вообще её несоответствие моим познаниям и моему духу, ибо я не только в достаточной мере изучил формальную сгорону этой лженауки, но и постиг её внутреннюю преступную сущность, её бесовскую злобу и мерзость. Единственным утешением для меня было то. что больше экзаменов по этой мерзкой " науке"

14У

я никогда сдавать не буду. Вернувшись домой, я изорвал в клочья " Историю ВКП(б)" (основной " первоисточник") и выбросил ее на мусорную свалку.

Наконец, торжественное построение, вручение дипломов и академических значков. Прощай, институт здравствуй, " светлое будущее'*.

Началось распределение. Предстоящие назначения качественно были далеко неравнозначны. Нелегальная, но вездесущая служба информации сообщила мне шепотком на ухо, что моей кандидатурой интересуется очень солидное учреждение. Надо отдать должное кадровикам: они интересовались прежде всего нашими языковыми способностями и успехами. У меня в этом отношении была наилучшая аттестация. Действительно, меня пригласило для беседы одно загадочное штатское лицо и вынесло от встречи со мной положительное впечатление. Вслед за тем так же конфиденциально мне сообщили, что назначение моё уже состоялось и в ближайшее время я об этом узнаю. Однако тут началась какая-то странная волынка. Несколько раз меня вызывали в отдел кадров института, задавали различные вопросы по моей биографии и отпускали ни с чем. Я догадывался, что интересуются историей моего отца, но на все вопросы по этой теме давал неизменные и однозначные ответы: отца не помню, он умер в 1933 году когда мне едва исполнилось четыре года. А в душе добавлял: " Хотите верьте, хотите нет, мне всё равно, и ваши лестные назначения меня нисколько не прельщают".

Волынка тянулась около месяца. Наконец мне твёрдо объявили, что я откомандирован в распоряжение Главного разведу правления (ГРУ) Генерального штаба. Я сдал свой пропуск и последний раз вышел за ворота института. В отделе кадров ГРУ мне объявили о направлении меня на должность переводчика в одну из воинских частей " особого назначения'* в составе Группы советских войск в Германии (ГДР). Это назначение ничего " лестного" собой не представляло, и я понял, что ЧК до чего-то докопалась. Лишь несколько лет спустя, знакомясь со своим следственным делом на Лубянке, я узнал, что меня брало в свой штат Министерство иностранных дел с намерением определить на службу при советском военном апаше во Францию. Началось тщательное изучение моей биографии, в ходе которого было обнаружено, что отец мой в своё время был осужден " за контрреволюционную деятельность". Но в это же время (1954) уже начинались реабилитации " контрреволюционеров" - жертв сталинского произвола (" культа личности"). От назначения в " капиталистический мир" ' я был решительно отстранён, однако " по вине полковника Н." (так дословно сказано в документе, вложенном в моё следственное дело) Овчинников И. В. тем не менее был направлен на службу за пределы СССР.

Как бы то ни было, в ав1усте 1954 года я получил в отделе кадров ГРУ командировочное предписание, пропуск через границу и прочие

документы, сел на поезд Москва - Берлин на Белорусском вокзале и отправился к месту службы. Началась новая страница моей биографии.

Мёртвая зона

" Зона" в советском словоупотреблении означает участок местности, иногда весьма обширный, недоступный для посторонних. При этом " посторонними" являются все обычные советские граждане. Зона обязательно хранит в себе какую-нибудь тайну: зона тюрьмы, зона лагерей, запретная зона... Концлагерь в обиходе именуется просто " зона".

Язык человеческий отражает реально существующие вещи и явления. Почему-то никто не говорил и не говорит 'западная зона", но " восточная зона Германии" прочно вошла в языковой обиход всего мира. Восточная зона - это ряды колючей проволоки вдоль границы, это " стена смерти", отделяющая Восточный Берлин от Западного, это унылые серые поля с редкими перелесками, это пустынные дороги и улииы разрушенных, покинутых жителями городов. Это зона. Мёртвая зона. Её умертвил воцарившийся здесь дух иудаизма с его гигантским, ни с чем не сравнимым аппаратом всеподавления и террора. Для прикрытия и пропагандистского оболванивания неискушённых масс этой зоне дано марионеточное правительство и красивое название: Германская Демократическая Республика.

Маленький городок Вюнсдорф. Здесь располагается штаб Группы советских войск. Здесь я вышел из вагона и впервые ступил на землю Германии. Пустынный перрон, пустынная привокзальная площадь. И мёртвая.тишина вокруг. Ни людей, ни автомобилей, никакого движения. Боже мой! Где же эта знаменитая на весь мир германская техника, всего лишь десять лет назад громыхавшая по дорогам и полям Европы и России? Где -пег народ, бросивший в чудовищную бойню миллионы храбрых cojwai? Я ожидал увидеть здесь всё, что угодно, только не эту мрачную, гнетущую пустыню. Впрочем, стоп. Вот из улочки слева, выходящей на привокзальную площадь, вышло живое существо, приковавшее к себе моё внимание. Это была девушка лет шестнадцати или семнадцати. Она была oaeia в грубый, засаленный мазутом комбинезон, какой носят деповские рабочие, и тяжёлые спецовские ботинки. Заметив, что на неё смотрят, она в смущении опустила голову. Она была худенькая, стройная, среднего роста. Во всём её облике было что-то детское, нежное, беззащитное. Она шла на работу- тяжёлую, грязную, неженскую. " Значит, здесь то же самое, - подумалось мне. -Женщина наравне с мужчиной превращена в рабочую скотину". Девушка прошла по площади и исчезла за углом вокзала. Там ждут её ломы, кувалды, маслёнки с мазутом. Достижения эпохи социализма. " Рай для трудящихся",

принесённый сюда из мрачных глубин порабошённой России на штыках красносоветской армии. Страшная, жестокая судьба!

28-й Отдельный радиополк особого назначения, куда я прибыл на должность переводчика, занимался радиоразведкой, в состав которой входили перехват военных радиограмм открытого текста, пеленгация военных радиостанций западных армий и наблюдение за полётами западной авиации, особенно военной. Две или три радиолокаторные роты нашего полка, расположенные в различных пунктах вдоль границы с Западной Германией, были, кроме того, элементами разветвлённой сети подразделений службы ВНОС — воздушного наблюдения, оповещения и связи. Наиболее существенной частью штаба полка был ЦОИ - центр обработки информации. Внешне всё прилично и благопристойно, как во всякой порядочной армии.

По представлении командиру полка и начальнику ЦОИ я получил своё задание ВВС Франции, рабочее место - письменный стол, заваленный кучей радиограмм, записанных радистами от руки и отпечатанных на телетайпе, и приступил к выполнению своих обязанностей. Работа оказалась довольно скучной, примитивной и просто нудной, но я был в достаточной мере человеком военным и весьма скоро сумел смирить себя и подчинить новым условиям жизни.

Полк был расквартирован в хорошем благоустроенном военном городке. где когда-тО стояла воинская часть германского Вермахта. Населённый пункт, внутри которого располагался наш полк (деревня Штансдорф. близ Берлина) на удивление был почти совершенно не затронут войной. Мы называли её " деревней", но в сущности это был пригород Берлина- маленький, уютный, дачный городок с улочками и переулками, аккуратно вымощенными тёсаным камнем, асфальтированной главной дорогой с красивыми одно- и двухэтажными кирпичными индивидуальными домами, утопающими в зелени садов и цветников. Вскоре я купил себе велосипед и всё свободное от службы время стал проводить в прогулочных поездках по Штансдорфу и его окрестностям. Эго были, конечно, не просто иршулкн ради отдыха и удовольствия. Я жадно всматривался в новый для меня мир. Природа и люди - вот два основных элемента всего земного мира. То и другое было здесь так необычайно, так не похоже на наше. В облике природы здесь, даже вне населённых пунктов, чувствовалась бережная, любовная рука человека. Все зеленело, цвело, благоухало. Всё так контрастировало с моей родиной. где народ перестал быть хозяином своего достояния и где природа оказалась отданной иноземцу и хаму на истребление и разграбление.

Люди своей одеждой, поведением и образом жизни также существенно отличались от нас. ГДР тоже строила социализм, однако идеологические шаблоны жидомарксизма ешё не успели здесь сковать и отравить сознание и мышление людей. Личность была здесь выражена более ярко, сильнее ощущались национальная спайка, солидарность, чувство принадлежности

к одному народу. Разжигание жидами классовой вражды и раньше-то успеха здесь не имело, а теперь и вовсе каждый немец сознавал, что их натравливают друг на друга оккупационные власти и их холуи из числа предателей и коллаборационистов. Старшее поколение отлично помнило разъяснения времён Гитлера: " Коммунисты, социалисты, Коминтерн и вообще все левые силы - это агентура мирового жидовства. Не верьте их пропаганде, бойтесь и остерегайтесь их! " Слова эти подкреплялись обыденными фактами, и было невозможно не признать их правду. Мировой Сион, хотя н объявил о строительстве социализма в зоне советской оккупации Германии, однако политические соображения побудили его воздержаться от тех драконовских мер, к которым он в своё время прибег в России. Восточная зона избежала коллективизации и тотального обобществления средств производства с их разорительными, гиблыми последствиями. Это так же способствовало сохранению личности.

Граница Западного сектора Берлина проходила очень близко от расположения нашего полка; в одном месте расстояние до неё было меньше одного километра. Охраняли её главным образом восточногерманские полицейские, но были и наши пограничные части, которые, правда, оставались в тени, чтобы не компрометировать липовый суверенитет ГДР. Главный смысл охраны границы состоял в том, чтобы препятствовать бегству на Запад восточногерманских граждан и советских военнослужащих - солдат и офицеров. Впрочем, бегство немцев из " социалистического рая" было делом обычным и большого труда в то время не представляло. Многие граждане ГДР имели пропуска и свободно курсировали между зонами. Каждый год из ГДР бежало несколько тысяч. 8 то время это было единственное государство в Европе, население которого беспрерывно сокращалось. Для немцев дело значительно облегчалось тем, что и здесь и там была Германия, родной народ, родная земля, родной язык. Иное дело -побег советского солдата или офицера. Помимо того, что каждому беглецу военный трибунал выносил заочно приговор к расстрелу, это в любом случае был разрыв с родиной, отрыв от родного народа, от родственников, друзей и всего, что бывает для нас дорого на родной земле, разрыв порой очень болезненный, граничащий с личной трагедией. И тем не менее бегство на Запад советских военнослужащих было также явлением весьма нередким. Причины побега были, конечно, и бытовые, но чаше всего политические.

С чувством необычайного волнения и затаённого трепета приблизился я однажды вплотную к границе. Неподалёку стояли три гедеэровских пограничника. Я намеренно подъехал к ним вплотную и поздоровался с ними по-немецки, делая вид, будто близость границы никакого особого интереса для меня не представляет. Они весело ответили на моё приветствие и продолжали разговор между собой. Вид советского офицера, совершающего прогулку на велосипеде, был для них привычен и не вызывал

никаких подозрение. Я постоял несколько минут, обменялся с солдатами парой незначительных реплик, сел на велосипед и поехал прочь.

С тех пор граница стала для меня предметом постоянных дум. Изредка возникавшая мысль о побеге на Запад постепенно превращалась в навязчивую идею. Там, за границей, за этой полосой смерти, находился строжайше запрещённый для нас, таинственный, такой недоступный и такой притягательный СВОБОДНЫЙ МИР: мир без однопартийной системы, без террора ЧК, без политруков, без идеологического насилия. В то время граница между зонами охранялась ещё не так тщательно, как ныне, и шансы на удачный побег были достаточно велики. Я удивлялся, что так мало советских солдат и офицеров бегут на Запад. Ведь могли бы уходить туда целыми подразделениями и частями вместе с командирами. Но этого не происходило. Эта вернопреданность была мне непонятна. Лишь со временем я уяснил себе этот трудный вопрос. Дело в очень хитрой и достаточно ловкой политике власти ив психологии людских масс, по природе своей склонных к рутине и консерватизму. Чтобы поднять их на радикальные действия, нужны чрезвычайные обстоятельства вроде войны или революции, когда всё сокрушается и рушится под действием пробуждённых сил, когда каждое мгновение человек сознаёт себя на грани между жизнью и смертью, когда он либо теряет, либо приобретает всё.

Советская армия - это, как совершенно справедливо отмечает совпропаганда, армия нового типа. Она принципиально отличается от армий Ганнибала и Цезаря, Фридриха II и Наполеона, от русско-славянской армии Святослава и Олега, русской армии Петра 1, Суворова, Кутузова, Александра 1 и Николая II и, наконец, армии Гитлера. Для всех этих армий характерен цементирующий их высокий внутренний дух, некая святыня, святость как высший идеал борьбы и смерти в бою. Красносоветская армия, сколоченная и слепленная жидами для своих гнусных целей, есть воистину колосс на глиняных ногах. Это груда песка, кое-как склеенная глиной жидомарксизма; это гигантское нагромождение людей и оружия; это искусственно гальванизируемый организм, который приходит в состояние паралича от первого же доброго удара серьёзного противника, как это показал 1941 год, когда для спасения родины пришлось всеми правдами и неправдами вызывать к жизни русско-славянский дух, загнанный, казалось, навсегда в царство Аида. " В бой - славяне всегда впереди! " - слова одной из многочисленных патриотических песен, звучавших в то время по советскому радио. Насилие, с одной стороны, и страх - с другой. Вот " духовный фундамент" советской армии. Действие под диктатом страха есть качество раба. Именно этот рабский дух насаждается и культивируется жидополитруками и жидочекистами в совармии.

Человек только тогда поступает свободно и нравственно, когда сознание долга в нём не противоречит голосу разума и совести. У воина, призванного

Защищать свою родину, и то и другое должно быть в абсолютной гармонии. Тогда и судьба легка и смерть на поле боя не страшна. Но этой-то гармонии не было и не могло быть в моей душе. Наоборот, острое противоречие между сознанием долга и голосом совести и разума раздирало мою душу на части, не давая покоя ни днём, ни ночью.

Политаппарат полка-начальник политотдела, его заместитель, начальник полкового клуба, пошггруки отдельных периферийных рот — весь на сто процентов состоял из евреев. Они были прямыми и непосредственными проводниками идеологического контроля и насилия над умами офицеров и солдат. Чувствовалось, что марксистско-ленинская идеология - это их кровное дело. Торжество этой идеологии есть торжество жида. В этой идеологии высшая цель и весь смысл политической борьбы, развёрнутой мировым кагалом.

Близость физической границы западного мира и отчасти наш прямой контакт с этим миром подстёгивали пропагандистские усилия по оболваниванию наших мозгов. Непримиримость идеологий—буржуазной и коммунистической-стояла на первом плане. Казалось странным, почему там, при этом " проклятом капитализме", все идеологии мирно уживаются друг с другом: коммунистические газеты издаются наряду с буржуазными, коммунисты заседают в парламенте наряду с прочими депутатами, по радио и телевидению выступают политические деятели всех мировоззренческих направлений? Почему же они - эта презренная, отсталая, ретроградная (как нам внушали) буржуазия—ничего не боятся, а наша власть, " самая передовая и прогрессивная", содрогается при мысли о малейшем влиянии на народ " отсталой" буржуазной идеологии?

Отчасти эта задача была мною решена ещё в институтские годы. Теперь я имея возможность лишний раз убедиться в трусости нашей власти и лживости её идеологии и пропаганды. За марксистско-ленинской идеологией тащится рабство с такой же неизбежностью, как колесо за следом везущего.Порабощенный народ моей родины не должен соприкасаться с западным миром и его идеологией, чтобыне осознать своё рабство.

Сущность утверждения совпропаганды о несовместимости идеологийкроется в непримиримости между рабством и свободой. Наиболее умные или просто обладающие развитой интуицией люди, столь часто встречающиеся в русском простонародье, легко разгадывают рабскую сущность подсунутого нам жидами " передового учения" и занимают непримиримую позицию, начисто отвергая комидеологию и всё, что с нейсвязано и из неё вытекает. Но направляемая жидами пропаганда объясняет факт непримиримости классовой борьбой, социальными различиями между людьми, их происхождением, материальным положением и т. п. Противникижидосоциалшма (или соответственно жидокоммунюма) в соответствии с марксистско-ленинским учением - это всегда люди высших социальных

классов, ведущий слой общества, наиболее материально обеспеченные. В этом нет ничего удивительного, ибо в свободном обществе свободных народов вверху социальной " пирамиды" естественно оказываются не лодыри, тунеядцы, краснобаи, бездарности и тупицы, а люди во всех отношениях наиболее выдающиеся -храбрые, умные, предприимчивые. В развёрнутой жидами борьбе за всемирную (мировую) революцию эта категория людей, естественно, оказывается в лагере противников коммунизма.

Советское общество наилучшим образом опровергает попытку оправдать непримиримость идеологий классовой борьбой. Здесь руководящий слой, этот новый класс партийной аристократии, обладающий всеми материальными привилегиями, является одновременно и главным носителем коммунистической идеологии, разработанной евреями на потребу пролетариата - класса неимущих. Это наилучшим образом доказывает, что цельеврейско-коммунистической идеологии есть не благо бедноты, а её порабощение посредством физического истребления лучших представителей того народа, к которому данная беднота (пролетариат) принадлежит. В тезисе о непримиримости идеологий, как зерно в скорлупе, скрыта идея геноцида - истребления всех врагов мирового Сиона под видом борьбы с идеологическими противниками и порабощения тёмных, невежественных масс народа. Еврейский кагал ненавидит и стремится уничтожить аристократию гоев, потому что она стоит неизмеримо выше лучших из еврейского племени и опровергает утверждение о богоизбранности Израиля. Впрочем, лучший из евреев — это всего лишь наиболее ловкий и хитрый мошенник. За тысячелетия своего существования еврейство не смогло создать аристократии и дворянства, потому что идея благородства органически и генетически чужда этому племени.

Еврейский политотдел и еврейская Чека через всю систему особых отделов в частях и соединениях, организуя и направляя идеологическую обработку и систему тотальной слежки и доносов, создают в советской армии гнусную обстановку, атмосферу всеобщей подавленности, недоверия, страха, бесперспективности. Всё это, на первый взгляд, представляется не только преступным, ибо деморализует армию и подрывает её боеспособность, но и просто глупым и бессмысленным. Но еврейское правительство не может действовать иначе: именно такой, и только такой метод, даёт ему возможность абсолютного контроля над вооружёнными силами страны, а его противников лишает всякой надежды на эффективное противоборство путём тайных заговоров. Люди боятся друг друга, считая даже своего товарища фактическим или потенциальным доносчиком. И в самом деле, история красно совете кой армии не знает ни одного сколько-нибудь серьёзного заговора или бунта.

Именно такая обстановка царила в 28-м Отдельном полку " осназ". Системой слежки и доносов руководил начальник особого отдела капитал

Тренин - из русских. На него была возложена вся низовая работа по сбору информации: низкая, грязная, неблагодарная. Выше его стоял еврей- ЧК внутри ЧК, —а он снабжал их информацией о своих единокровных братьях, таких же, в глазах еврея, презренных гоях, как и он сам.

С капитаном Трениным мне довелось познакомиться поближе. У него была дочка лет пяти. Бедная девочка страдала косоглазием - пример наказания Божия родителей через детей. Тренин лечил её у какого-то знаменитого немецкого врача-хирурга в Потсдаме и раза два приглашал меня в качестве переводчика. У него был свой переводчик немецкого языка, тоже чекист, но то ли он в это время отсутствовал, то ли Тренину хотелось лучше узнать меня в непосредственном контакте - не знаю. Сам он производил на меня впечатление вполне приличного, умного и солидного человека, но над ним, как и над всяким чекистом, висело проклятие Божие и человеческое.

Познакомился я в это время так же и с чекистами другого полка. Как-то в наш полк прибыла группа переодетых в советскую форму офицеров " дружественной армии". Какой? Это почему-то скрывалось. Сопровождал группу молодой еврей в штатском - советский чекист. В перерыве между занятиями и взаимным знакомством играли в волейбол. Я оказался рядом с евреем и в удобный момент как бы случайно задал ему вопрос о национальной принадлежности " дружественных" офицеров.

- Много будешь знать, скоро состаришься, - с ехидной улыбочкой ответил жидок

Жиду можно знать, а русскому нельзя.

Мне ничего не оставалось, как проглотить пилюлю, преподанную наглым жидом - хозяином положения. Взаимоотношения между армиями соцлагеря - это сфера более высокой политики, и царствует там уже не простоватый русский мужик вроде Тренина, а хитроумный, знающий тайну происходящего жид. Впрочем, национальную принадлежность наших гостей мы всё-таки узнали. Это были наши братья-славяне - чехи. Опека жида, вероятно, и для них была несладка и, быть может, они также участвовали в событиях 1968 года и пытались высвободить свою страну от этого гнусного ярма.

Весьма скоро я почувствовал, что за мною установлена более тщательная слежка, чем за другими моими сослуживцами. И вновь во мне зашевелилась тревожная мысль: неужели раскрыли мою тайну? Тяжело было сознавать себя изгоем в армии своей страны, своей родины. Но деваться было некуда. Многомудрый жид сумел расколоть русский народ на части и посеять вражду между этими частями.

Чтобы как-то отвлекаться от тягостных дум и отдыхать от напряжённых умственных занятий, я вступил в охотничий коллектив полка и по воскресеньям вместе с гурьбой любителей стал выезжать на охоту. Во время одной из таких охотничьих вылазок произошёл следующий случай. Я плавал

по озеру на лодке охотколлектива и, видимо, слишком долго задержался, иша в камышах убитую утку. Возвращаясь к месту нашей стоянки, я увидел на берегу разгневанного председателя охотколлектива лейтенанта Г. Едва я вышел из лодки на землю, как лейтенант Г. подскочил го мне, вскинул ружье, уставив стволы в мою грудь, закричал истерично: " Убью гада! " В глазах сверкало бешенство. Я замер на месте, интуитивно угадав, что малейшее моё движение или слово могло вызвать роковой выстрел. Так стояли мы некоторое время, глядя в таза друг другу. Волна бешенства улеглась, и Г. опустил ружье. Не говоря ни слова, я прошёл мимо и забрался в кузов грузовика. День был на исходе. Вскоре возвратились и остальные охотники, бродившие по окрестным полям и перелескам, и мы тронулись в обратный путь. Благо, все были заняты рассказами о своих охотничьих приключениях и на моё мрачное настроение не обращали внимания.

В тот же вечер без какой-либо видимой причины у меня возникла ссора с моим однокурсником по институту В. Смирновым. Я допустил какое-то высказывание, не совсем гладко укладывавшееся в прокрустово ложе официальной идеологии. В состоянии какой-то скрытой ярости или бешенства В. Смирнов бросил мне в лицо:

- Кулацкий сын! О тебе должен знать начальник политотдела, довольно
тебе скрываться!

Он рванулся к двери. Но его схватил за руку и удержал присутствовавший при этом капитан медицинской службы Н.

От неожиданности я так растерялся, что не мог ни сказать что-либо, ни сдвинуться с места. Слова " кулацкий сын", подобно вражеской стреле, пронзили мозг и сердце. Связь между угрозой убийства и этим истеричным выкриком была очевидной. Теперь наступила полная ясность, не оставляя места не только надежде, но даже сомнению: я был раскрыт, " разоблачён" как " сын врага народа". В глазах капитана Н. я прочел сочувствие и готовность помочь. Он был уже не молод и, видимо, достаточно искушён в подоплёке " классовой борьбы". Но что он мог сделать в данной обстановке? Он выпустил руку Смирнова и тот выскочил из комнаты. Я сказал капитану " спасибо" и побрёл к себе в общежитие, шатаясь как пьяный.

Мне вспоминается рассказ очевидца событий двадцатых- тридцатых годов. Цеховое собрание. В президиуме - жидок из ГПУ и два поджилка из парткома. На трибуну выскакивает один из поджидков:

- Товарищи, кто за то, чтобы расстрелять товарища Иванова как врага
народа?

Лес рук.

- Кто против? Поднимается одна рука.

- Как фамилия? -Сидоров.

- Товарищи, кто за то, чтобы расстрелять также и товарища Сидорова,
как врага народа?

Лес рук. -Кто против? Никого.

— Принято единогласно: товарищей Иванова и Сидорова передать
органам ГПУ - как раз здесь присутствует представитель ГПУ товарищ
Маргенштейн - расстрелять как врагов народа.

Конечно, в 1955 году обстановка была несколько иная, но обвинения " враг народа", " классовый враг" или " кулацкий сын" были ещё в ходу и обрекали человека с таким клеймом на жесточайший остракизм. Подонок же, выкрикивающий подобные речевые фигуры, указывая пальцем на другого, приобрёл большую силу и власть. В условиях, когда всё высокое и благородное оказалось в унижении, в душах низких и примитивных развивались такие качества, как самомнение, наглость, властолюбие, сознание своего " классового" превосходства и неограниченность своих возможностей.

Лейтенант Г. был человек малоразвитый, без какого-либо военного или гражданского образования. В. Смирнов окончил военный институт, куда в своё время он прошёл благодаря партбилету, оттеснив более одарённых и талантливых. На уроках языковой практики, когда наступала его очередь говорить, он вставал, долго шамкал и чмокал толстыми губами и порой так и садился, не произнеся ни одного слова. Над ним подшучивали: " Он у нас, как умная собака, всё понимает, только сказать не может". Я нередко выручал его из затруднительного положения. И вот теперь он обернулся ещё одним из цепких псов, тайно натравляемых на меня органами ЧК. Но, как и лейтенант Г., будучи недостаточно искусным актёром, он выдал себя с головой. Я же чувствовал себя подобно затравленному зверю, которому из загона открывается только один выход - прорваться на Запад. Я понимал, что рискую всем, в том числе и самой жизнью, но оставаться в таком положении дальше было невозможно.

В довершение всего я имел уже несколько предупреждений от начальника политотдела о том, что мой " хомсомольский возраст" (26 лет) кончается и надо думать о вступлении в партию: офицер разведки не может быть беспартийным. Я же остался верным своей клятве: никогда, ни при каких обстоятельствах в партию не вступать. Я отлично понимал значение партбилета. По народному выражению, это ^1: хлебная книжка". Точнее, это допуск к той кормушке, где рачительный жидок, предусмотрительно прибравший к рукам все жизненно важные материальные ценности нашей страны, раздаёт чечевичную похлебку - каждому в меру преданности и подлости.

На свою первую же зарплату в ГДР я купил себе радиоприёмник и

приноровился регулярно слушать западные передачи на русском языке. |

Сначала это был " Голос Америки" и " Би-би-си", а затем весьмаскоро я обнаружил в эфире радиостанцию " Освобождение" и целиком переключился на неё. Она выступала от имени русской эмиграции, в самом её названии звучала чётко поставленная цель, не оставляющая никаких сомнений, — освобождение России от комдиктатуры. Слышимость была довольно хорошая, несмотря на сильное глушение. " Раз глушат, - думал я, -значит, эта станция говорит правду". Асовпропаганда представлялась мнебешеным псом, лающим круглые сутки без устали, а когда Правда наступает ему на горло, тогда он взвизгивает и заливается адскимиголосами глушилок, демонстрируя свою трусость, низость, лживость и подлость.

Правда, былии моменты смущающие. Например, слишком много внимания радиостанция " Освобождение" уделяла страданиям евреев под советской властью, что явно противоречило действительному положению вещей. Я относил это на счёт недостаточной информации, с трудом проникающей через занавес. Ещё более повергало меня в смущение, когда j