Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Военный институт 10 страница






Офицерство - это управление армии. Кто держит в своих руках душу офицера, тот командует всей армией. Еврейская власть с первых же дней своего воцарения в России ни на мгновение не выпускала из виду эту непреложную истину. Вот почему Красная армия с самого своего зарождения была насквозь пронизана густой сетью еврейских политорганов и органов ВЧК. Первые вдалбливали в гоевские головы марксистские догматы и стандарты мышления, вторые вылавливали и уничтожали инакомыслящих. Так зарождался, развивался и вырос до гигантских размеров этот физический


8*



геркулес и духовный пигмей, именуемый ныне советской армией, морально разложенный и в сущности небоеспособный колосс на глиняных ногах, разваливающийся и рассыпающийся в прах при первом же столкновении с серьезным противником, доказательством чего может служить 1941 год или кубинский кризис 1963 года.

В идеальном варианте духовной базой профессионального военнослужащего должны быть вера в Бога и патриотизм. Где отсутствуют эти два качества, там не может быть речи об офицерской чести и о священном воинском долге перед отечеством, ибо всякая святость и всё священное имеют своим источником Бога. Офицер в своих действиях не должен руководствоваться никакой партийно-политической доктриной, и если кто-то навязывает ему такую доктрину, значит, этот " кто-то" стремится использовать его в тёмных своекорыстных целях, противных Богу и Отечеству. Офицер-марксист — это офицер-космополит: он становится послушным орудием в руках тёмной силы мирового еврейского кагала; таком офицер равнодушно взирает на порабощение собственного народа и, сам того не сознавая, содействует порабощению всего человечества. Ныне мы наблюдаем, как народы мира один за другим теряют свою свободу и впадают в новую, доселе невиданную форму рабства - целиком всем народом, всей нацией. Это победоносно шествует по планете еврейская мировая революция. И всюду в этих мерзких делах участвует человек с отшлифованными мозгами и стандартным запрограммированным мышлением - выпускник советских военно-учебных заведений, советский офицер. Его развратил, отравил его сознание и сделал послушным роботом премудрый иудей.

Жид подвизается на всех высоких поприщах, но он всюду один и тот же: в поэзии - пустозвон, в религии - лицедей, в искусстве - позёр, в философии - недоумок, в истории - фальсификатор, в политике - шарлатан, в экономике хищник, рвач и эксплуататор, в педагогике - растлитель человеческих душ, в медицине - отравитель, палач и убийца. Благодаря своей сплочённости, организации и занозу он постепенно вьмесняет гоев из всех высших сфер человеческой деятельности. Но за что бы он ни брался, он всё доводит до нелепости и абсурда. Гений отрицания не позволяет ему ничего созидать, но только разрушать: природу, экономику, социальное благоустройство, человеческие души. Жид-травитель особенно искусен в мастерстве f фигоювления ядовитых напитков, смертельных для душ слабых и неопытных.

На Западе часто задают вопрос: почему в России после революции за все шестьдесят лет не появился русский Наполеон? Вопрос свидетельствует о недостаточном знании и совершенном непонимании советской действительности. Наполеон - это максимальное проявление гениальной личности на военно-политическом поприще. " Мы гения задушим в


колыбели". Такова была установка жияосоциал истов в период подготовки революции. Провозглашённая ими идея равенства исключает гения. Гений - враг народа (разумеется, израильского) и подлежит уничтожению согласно заповеди Талмуда: " Лучшего из гоев убей! "

Но евреи отлично понимают значение выдающейся личности для народных масс. Массы требуют вождя - это просто биологическая и психологическая необходимость, ибо только с выдающимся вождём во главе масса приобретает силу. И евреи подсовывают массам своих " вождей" -жалких марионеток. Презренные души этих ничтожных людишек связаны и спутаны невидимыми нитями, а концы этих нитей прочно держит в своих руках еврей. Таковыми были все партийные " вожди", начиная с Ленина.

Наш социалистический " Наполеон" на коленях пробирается в военно-учебное заведение, от лейтенанта до генерала ползёт на брюхе, от генерала до маршала каждый день целует жидопартийного бонзу в непристойное место. Когда, наконец, он добирается до вершины военных чинов, у него позади оказываются сожжёнными все мосты. Их послужные списки - это заведенные на них уголовные дела. Служить в ЧК. участвовать в казнях и избиении собственного народа, искупаться в русской крови - это ещё далеко не все заслуги, хотя и после них уже нет пути к отступлению. Нужно, запродав свою душу жиду, еще и кровь свою смешать с еврейской кровью. В последнее время благодаря розыскам русских историков удалось раскрыть сокровеннейшие тайны еврейского кагала: все наиболее известные наши " вожди* были женаты на еврейках. Таковы Киров, Молотов, Ворошилов. Калинин. Андреев, сам Сталин и многие другие. Вот почему в таком строгом секрете содержится семенная жизнь наиболее крупных представителей советского военно-партийного комплекса. Но подлинные творцы советской политики - мудрецы Сиона - вообще никогда не вылазят на свет божий, предпочитая до поры до времени оставаться во тьме. Ведётся большая игра, в которой все эти известные нам генералы и маршалы, тупые, брюхатые, увешанные пудами золота и серебра в виде геройских звёзд, орденов и медалей, суть не что иное, как ловкие актёры на сцене великого жидосоциалистического балагана. Может ли из их среды выйти Наполеон? Нет, паяцы наполеонами не бывают.

Ничтожество партийной марксистской доктрины особенно ярко представляется в ничтожестве личности, которую она формирует. Это всегда или наглы й циничный обманщик, или тупая бессмысленная жертва обмана. Других разновидностей не бывает.

Был у нас на курсе парторгом Васька Федосеев. Случилось так, что он оказался в той же учебной группе, что и я. Учебные группы формировались так. чтобы не смешивать офицеров с рядовым и сержантским составом. Вначале у нас на курсе было две группы французского языка по семь человек


в каждой: одна офицерская, другая из рядовых и сержантов. Я входил в состав последней. Но на втором курсе произошло скандальное дело, в результате которого офицерская группа была ликвидирована: пятеро были отчислены из института и направлены в отдаленные военные округа, оставшиеся два были введены в нашу фу пну. Причиной дела явилось нечто вроде самиздата. Группа выпускала некое подобие юмористического рукописного журнала, в котором изображались иногда конкретные личности из начальствующего и преподавательского состава. Делалось это. разумеется, втайне, но в группе нашлись доносчики, самиздат был разоблачён, авторы наказаны. Уцелели только Федосеев и Петров, переведённые в нашу группу: Они-то и были разоблачт елями. С тех пор их все опасались, хотя стукачами на курсе служили не только они. К этому времени из нашей группы были также отчислены двое, из которых один, В.О., был моим приятелем. В.О. демобилизовался из армии, уехал к себе на родину куда-то в Сибирь, вскоре окончил там пединститут, работал учителем в школе и одновременно поселил на заочное отделение одного из факультетов Московского университета и. когда приезжал в Москву на сессии, мы с ним встречались, в остальное же время изредка обменивались письмами. У нас с ним не было полного единства взглядов, но нас объединяли иные, чисто человеческие качества. Письма приходили всегда на мой факультет и обычно я сам выбирал их на столе у дежурного по факультету. Однажды (это было в конце третьего или начале четвертого курса) кто-то из слушателей, забежав в аудиторию, громко крикнул: " Овчинников, тебе письмо от В. О.! " ' - и передал мне конверт. Вся наша группа была в сборе, так как перерыв уже подходил к концу. Быть может, многим было любопытно узнать, что пишет наш бывший однокурсник, которого все хорошо помнили, но я не мог прочесть письмо сразу во всеуслышание, так как не был уверен за его содержание. Приняв конверт, я положил его в карман, делая вид. будто не замечаю любопытства.окружающих. Вдруг Васька Федосеев совершенно для меня неожиданно, голосом наглым и хамским потребовал, чтобы я отдал ему письмо. Он отнеси г его начальнику политотдела, иотму что в нём. дескать, есть что-нибудь против... На слове " 'против" он поперхнулся. После слова " против" стандартно должно следовать " советской власти" - " против советской власти". Но заявить это открыто, в присутствии свидетелей, значило выдвинуть против меня обвинение в тягчайшем преступлении, а так как доказательств у Васьки не было, то он мог просто оскандалиться. Поэтому, заколебавшись, он добавил: "...против начальника политотдела или... меня'".

Я сел на своё место и упёрся глазами в книгу, решив ни за что не уступать наглецу. К тому же у меня вовсе не было уверенности, что в письме нет этого " что-нибудь против советской власти" (начальник политотдела и


парторг Васька были тоже " советская власть"): ведь мы с В. О. иногда дерзали обмениваться и непозволительными критическими замечаниями. Васька повторил своё требование. Он явно не желал отступать. Послышались два-три голоса в поддержку Васьки. В мою защиту никто не произнес ни звука, но молчание некоторых означало неодобрение действий Васьки н тем самым также и мою моральную поддержку. Я же внутренне приготовился ко всему. даже к физическому насилию, ибо налицо была демонстрация " классового сознания" парторга, а логически такое " сознание" должно выливаться в насилие - избиение или полное уничтожение " классового врага". Для того и разрабатывалась жидами " классовая идеология", чтобы сеять вражду и смуту, доводить её до кровавой резни, в результате которой " пролетариат", т. е. распропагандированные, озверевшие " массы" истребляют своих естественных вождей, учителей и защитников и сажают себе на шею жида, что официально именуется установлением " диктатуры пролетариата" и введением " демократии нового типа".

За несколько месяцев до этого происшествия мне. как и всем другим слушателям третьего курса рядового и сержантского состава, было присвоено первичное офицерское звание - младший лейтенант. В старой русской армии существовало понятие " офицерская честь" и даже некий неписаный кодекс чести. Защищая свою честь, офицеры дрались на дуэли. проливали свою и чужую кровь, умирали. Я хорошо знал об этом из русской литературы. Во время войны, стремясь поднять боеспособность армии, советское правительство отменило омерзительный термин " красный" в понятиях " красная армия", " красный командир" и реабилитировало звание " офицер". Однако подлинного офицера оно возродить и воссоздать не могло. Если бы вчерашние красные командиры, воспитанники и холуи жидовской власти, вдруг осознали себя настоящими офицерами, все они должны были бы немедленно как минимум подать в отставку. Ибо настоящий офицер не может служить в армии, где ему на каждом шагу приходится кривить душой, совершать или терпеть насилие.

Итак, я приготовился но всему: Васьки навис над моей головой, и я ожидал, что он вот-вот схватит меня за горло. О защите по законам офицерской чести, разумеется, не могло быть и речи. Пришлось бы просто, " по-мужицки", съездить кулаком по хамской роже. Для меня это была бы катастрофа, конец всего. Но до этого не дошло. Прозвенел звонок и в класс вошёл преподаватель - старший лейтенант Парчсвский. Дежурный крикнул команду: " Встать! Смирно! Товарищи офицеры! " -доложил на французском языке, - и урок начался. Парчевский при входе заметил неподобающую сцену, но Васька тотчас выпрямился, сделав вид, будто ничего особенного не произошло, и преподаватель успокоился. Но какое-то гнусное облако нависло над нашими головами и невыносимо отравляло атмосферу. Всё


моё нутро содрогалось от ужаса и омерзения. Меня трясла нервная лихорадка и лишь максимальным напряжением воли удавалось сохранить внешнее спокойствие. Парчевский, выпускник Сорбонны, вернувшийся из эмиграции незадолго перед началом войны, человек европейского воспитания, кажется, угадывал моё внутреннее состояние и щадил меня. Ни один урок за все пять лет учения в институте не казался мне таким тяжёлым и дл инным. К тому же дело повисло в воздухе и нужно было искать выход из положения. К концу урока решение было принято. Едва прозвенел звонок и прозвучала команда конца занятий, я вышмыгнул из аудитории и бегом рванул в туалет. Там. запершись в кабине, я дрожащими пальцами разорвал конверт и впился в строки письма. При первом же обнаружении опасных слов, не дочитывая до конца, я разрывал письмо на части, бросал в унитаз и спускал воду. Но ничего страшного в нём не оказалось. Теперь нужно было дипломатично выйти из положения и прежде всего упредить Васькнн донос начполиту. Я быстро возвратился к своей аудитории. Васька только что вышел в коридор. Я подошёл к нему и протянул письмо: " 'Вот возьми". Он увидел разорванный конверт: " Не надо". Инцидент был исчерпан и улажен. Только у каждого остались свои впечатления.

Впрочем, весьма скоро судьба жестоко посмеялась над Васькой. Был он по природе ограничен и туп и менее всего обладал способностями к изучению иностранных языков. Если бы не его должность парторга, он бы весьма рано был бы отчислен за неуспеваемость. Но преподаватели опасались ставить ему даже " тройку", ибо это могло родить подозрение в их нелояльности. Васька катался на " четвёрках", то и дело починяя свой неуклюжий тарантас, терпевший аварии на ухабах и крутых поворотах пути, ведущем к сияюшим вершинам мудрости. На контрольной работе за очередной семестр Васька сто ль капитально увяз в трясине французского текста, что экзаменаторы вынуждены были, в нарушение элементарных правил, выпустить его из аудитории до сдачи выполненной работы. И мне пришлось спасать его от очередной аварии. Он, кажется, понял взаимосвязь между этими двумя событиями и впредь до конца нашей совместной учёбы избегал демонстрировать на мне свой политический вес.

Васька был стопроцентный воспитанник марксизма-ленинизма. Никакие другие идеи никогда не проникали в его пустую голову и не волновали его примитивный " пролетарский ум". Приходится просто удивляться дьявольской гениальности иудеев, изобретших идеологию, изумительно подходящую и полностью удовлетворяющую " духовные4* запросы самой низменной части человечества.

" Подлость, грубость, жестокость, неисполнение предписанных обязанностей обличают в этом пире человека нечистого происхождения".


- гласит индийская мудрость, наследие наших праотцов - древних ариев (Законы Ману, X, 58). Именно эти три качества - подлость, грубость и жестокость -чаше всего приходилось наблюдать в людях, до корня волос пропитавшихся марксистско-ленинской идеологией. Одной природной ограниченностью ума это объяснить невозможно, тем более что в эту зловонную яму часто лезут люди с весьма развитыми умственными способностями и, наоборот, люди простые, немудрящие порой совершенно уклоняются и бегут прочь от этой идеологии как от чего-то мерзкого, тлетворного, гиблого. Именно только врождённой нечистотой, какой-то глубинной внутренней гнилью можно объяснить переход отдельных людей на позиции марксизма н активное участие в его реализации. Я всегда наблюдал страшное родство между жидом, уголовником и партактивистом. Жид несёт в себе нечистоту всего своего преступного племени, уголовник

- наследует преступную сущность своих родителей, партактивист культивирует грубость, подлость и жестокость на почве низменных страстей, глубоко укоренённых от рождения. Все эти три категории характеризуются прежде всего отрицанием человеческой морали и всего возвышенно-духовного, светоносного, божественного. При соприкосновении с ними невольно испытываешь неуверенность за свою безопасность, как при встрече в тайге или джунглях с хищным зверем или ядовитой змеёй, о которых нельзя заранее сказать, минуют они тебя или ты станешь объектом их атаки.

Васька был на целых пять лет старше меня, превосходил на две ступени в воинском звании, был высок ростом, костист и мосляв. Грубая природа отражалась в грубости его фигуры, а духовная низость - в физической слабости. У него был опыт хамских нахрапистых действий, у меня, несмотря на мой возраст, — опыт противостояния хамству. И здесь, как и во многих случаях подобного рода, я вышел победителем. Это был, конечно, далеко не триумф. Рыцари средневековья или даже просто русские дореволюционные офицеры на моём месте поступили бы несравненно эффектнее и красивее; но в том-то и дело, что всё это происходило в эпоху и в обстановке, когда уже не было, да и не могло быть, ни рыцарей, ни русских офицеров, а когда были развращённые марксизмом красные курсанты и командиры, сталинский террор, всеобщее разложение, деморализация, холуйство и пресмыкательство в условиях торжествующего примитивизма, подлости и хамства.

Васька-парторг принадлежал к числу явных стукачей. Но были и стукачи тайные, связанные с особым отделом. Вообще стукачей было очевидно меньше, чем предполагало воображение нормального человека, но страх перед ними был столь велик, что, казалось, будто масса слушателей буквально кишит ими, как навоз червями, и будто каждый в отдельности и все вместе доносят друг на друга. Поговорить с кем-то откровенно.


поделиться своими сокровенными мыслями, переживаниями и впечатлениями было крайне опасно и просто невозможно.

Чем дальше я учился, тем больше во мне зрело отвращение к марксизму-ленинизму. Постепенно я совершенно самостоятельно путём одного лишь размышления постиг не только лживый, но и преступный характер этой жидовской " науки". Помню, в самом раннем детстве со мной произошёл один весьма примечательный случай. Мне было, по-видимому, лет пять, так как это относится к периоду между арестом отца и нашим выездом из родной деревни во Владивосток (1933 -1953). Деревенский мальчишка лет десяти, дитя и воспитанник новой социалистической эпохи, взялся обучать меня матерщине. С демонической усмешкой, легко и беззаботно, словно в этом не было ничего особенного, он произносил мерзкие, похабные слова и требовал от меня, чтобы я повторял их и выговаривал как можно громче и отчётливее. Слова эти я часто слышал на улице, но в доме у нас никто и никогда их не употреблял. Заразившись легкомыслием мальчишки, я бессознательно повторял за ним всё, что он мне внушал. Наконец, когда мой уличный " педагог" исчерпал весь свой отнюдь не бедный арсенал матерных слов, он отскочил в сторону, изогнулся в насмешливой позе и издевательски расхохотался мне в лшю:

- Послушала бы твоя бабка Акулина, как внучек её ругается матом! Ха-ха-ха! А теперь я пойду и всё расскажу в твоём доме. То-то будет потеха!

Мальчишка убежал, а меня вдруг охватил такой ужас от сознания совершённого греха, что, раздавленный и угнетённый, сел я на мокрый прибрежный песок и горько заплакал. Воображение моё рисовало смятение матери, и без того терзаемой горем, и гнев старшего брата, заменившего нам отца.

У ног моих струилась чистая и прозрачная вода нашей речки, многоводной и бурной в своём стремительном течении во время весеннего таяния снегов на Алтайских горах, откуда она брала своё начало, и такой тихой, уютной и величавой тёплыми летними днями. Обегая огромные плоские камни, выходившие прямо из крутого берега, она слегка всплёскивала и журчала умиротворённо и ласково. Светило яркое полуденное солнце. Вдали за голубым маревом упирались в небо изломанным силуэтом своих вершин дымчато-синие горы. Я любил бывать у этих камней на песчаном берегу, забродить по колени в быстрый поток, наблюдать суетливых пескарей, пить горстью прохладную чистую водицу и слушать шум водопада у мельницы на другой стороне. Здесь всё дышало покоем и гармонией. Всё было заполнено благодатным светом. Непорочная детская душа тонко улавливала разлитую повсюду божественную благость, купалась и парила в ней и вместе с ангелами радовалась дивному мирозданию. Так было всегда. Но в этот злополучный день гармония вдруг


нарушилась, свет померк, благодать отлетела как вспуганная птица. Ком грязи был брошвн в чистую струю. Всё замутилось, душа заныла, заплакала, застонала.

Весь этот день я не решался приблизиться к своему дому к лишь когда сумерки спустились на землю, я осторожно перелез через ограду и спрятался в зарослях бурьяна в самом отдалённом углу двора. Смолкли голоса. Наступила ночь. Надрывное отчаяние терзало душу. Наконец, подгоняемый страхом и голодом, я решился оставить своё убежище и войти в дом. Там все спали после тяжёлого трудового дня. Пошарив там-сям в поисках чего-нибудь съестного и ничего не найдя, я прилёг на полу к остальным детям и вскоре крепко заснул. Мальчишка своей угрозы не исполнил - ему хотелось, видимо, лишь насладиться моим испугом. Моему отсутствию вечером ни мать, ни старший брат не придали значения, да и некогда было заниматься такими мелочами: спешили на колхозную работу. Я был рад, что всё обошлось благополучно, однако этот урок запомнился мне на всю жизнь.

Теперь в институте я часто вспоминал этот эпизод из времён раннего детства. После каждого выступления на семинарах по марксизму-ленинизму, на собраниях или иных занятиях, когда я должен был защищать идеи этой осточертевшей " науки всех наук'*, я чувствовал себя так, словно вдоволь выругался матом. Но тогда, пятилетним мальчиком, я сделал это бессознательно, не зная и не предвидя тяжких духовных последствий употребления грязных слов, теперь же, делая это сознательно, насилуя свою волю и плюя в свою душу. Все мы, слушатели военного института, были оплетены какой-то невидимой, тайной, омерзительной паутиной и не находили в себе сил разорвать эти унизительные путы. Я знал, что создатель этой " науки" Карл Маркс был еврей; догадывался, что его биографии нам лгут, предполагал, что этот человек должен быть злым, завистливым и коварным. И я не ошибался. Русский революционер Бакунин, долгие годы сотрудничавший с Марксом, но затем порвавший с ним, писал, что " этот идеолог " пролетарской революции" отличался чудовищным честолюбием, злобным, подозрительным характером и стремлением к диктаторству внутри самой партии социалистов" (цитирую по книге Робер-Жана Лонге " Карл Маркс - мой прадед"). Но в прошлом веке ещё невозможно было сказать всей правды ни о Марксе, ни о его учении - воплощении многовековой химерической мечты еврейских заправил об установлении своего мирового господства на первых порах подвидом " пролетарской диктатуры".

Личность Ленина интересовала меня ещё больше. Я нисколько не сомневался, что о нём нам лгут ещё больше, чем о Марксе, что правда о нём хранится и скрывается как величайшая государственная тайна. Случайно мне удалось узнать, что в нём была примесь татаро-монгольской крови. Но этого было недостаточно, чтобы понять его злобную, доходящую


ло шизофрении ненависть к России, к русскому царю, русскому народу и вообще ко всему русскому. Никому из моего окружения не было известно, что его дед по матери был еврей - Израиль Бланк. А ведь именно этот фактор сыграл решающую роль в формировании его как " вождя русской революции" и в его политической карьере. Еврейские заправилы знали, на кого делать ставку.

Передо мной его фотопортрет. (Хороша штука фотография—посрамляет она наших изолгавшихся в своём угодничестве художников.) Он стоит, облокотившись о полку этажерки, уставленной фолиантами книге золотым тиснением на корешках - дань времени: так любили фотографироваться модные интеллектуалы. Если бы не эти фолианты, его вполне можно было бы принять за преуспевающего бармена или еврея-лавочника средней руки. Низкорослый, толстозадый, с отвислым животом; петли на жилетке готовы лопнуть от напирающего жира. Брюхо и зад значительно шире плеч. Правая рука в кармане брюк; растопыренные, как бы приготовившиеся что-то загрести к себе пальцы левой - короткие, толстые, загнутые крючком -свисают вниз. Оттопыренные уши, по-еврейски ноздрястый нос. Яйцеобразный овал лица с монголоидными яблоками скул, раскосыми азиатскими глазами и еврейскими бровями. Абсолютно лысый череп, хотя его обладателю не больше тридцати. Вся фигура так и дышит восточной сытостью и ленью. Всё, кроме глаз и губ: здесь самодовольство, хитрость и шизоидная ненависть. " Жидомонгольский ублюдок! " - такую реплику он, видимо, не раз слышал за своей спиной. На женщин он производил отталкивающее впечатление. Гимназистка из русских по имени Лена, в которую он был влюблён в свои юные годы, с презрением отвергла объяснения сентиментального толстячка сомнительной наружности. Но он увековечил имя этой безвестной девушки в своём псевдониме, сохранив свою восточную сентиментальность до конца дней. Недоучившийся студент Казанского университета, специально созданного для инородцев (сокращённая и упрощённая программа применительно к уровню азиатов), кое-как сдавши экзамен экстерном, он, снедаемый безмерным честолюбием, претендовал на исключительный ум и обширнейшую учёность. По политэкономии и философии, в которых он попытал свои сипы, выявили его посредственные, генетически ограниченные умственные способности. Он понял, что на поприще науки состязаться с европейским гением ему не под силу, и с головой ушёл в революционную борьбу - в ту сферу, для которой он был как бы специально создан самой природой. Еврейская половина его крови открыла ему доступ в среду возглавителей мировой еврейской революции. Правда, другая, монгольская, половина его существа наглухо закрывала перед ним двери в святая святых еврейского кагала - той сверхтайной организации, которая организует, направляет и финансирует


революцию и которая является подлинным хозяином всех революционных социалистических, социал-демократических и коммунистических партий, групп и организаций. Для них это был суший клад, настоящая находка: его, врага России, можно было легко выдать за русского, а самим спрятаться за era спину. И вот кагал решает сделать на него крупную ставку: его выдвигают в руководители партии, ему дают газету, его финансируют. Главное -финансируют. А он. как жаба, плюхается в эту липкую, засасывающую грязь и купается и барахтается в ней с величайшим наслаждением.

Его брат Дмитрий, характеризуя психологическую атмосферу семьи, в которой они воспитывались, замечает: " Политическое настроение было у меня бессознательно революционное с определённым уклоном к террору". Сочетание дикой монгольской крови с гнилой кровью иудеев, отравленной духом бесконечных преступлений, влекло к наиболее жестокой форме уголовщины. За террор был повешен старший брат Александр, разгулом кровавых оргий упивались после захвата власти и все прочие сородичи. В защиту жертв террора не выступил никто из Ульяновых. Преступные гены властно влекли к наслаждению всем преступным.

Был ли он действительно человеком исключительного ума, как это утверждается в его неисчислимых славословиях, охотно распространяемых еврейской пропагандой? Подлинный ум различает между добром и злом и следует добру; он понимает преходящую ценность всего материального, всех благ и наслаждений земной жизни и не ставит их своей целью, не делает своим идеалом: ему чужды суетность и тщеславие: он устремлён к прекрасному, возвышенному, идеальному - к абсолютной красоте. Материализм как философия вызывает \ него отвращение. Ему слишком претит низость, грубость, примитивизм материалистического мышления. Таким возвышенным (т. е. подлинным) умом Ульянов-Ленин не обладал. И вообще этот сытый толстячок вовсе не обладав никакими исключительными качествами, которые возвышали бы ею над массой среднеобразованных людей. Его первые произведения показывают: что ни о каком главенстве в мировой революции он не помышлял и вовсе не ощущал в себе задатков ''вождя мирового пролетариата". Но революционный зуд и суетная графомания вывели его на связь с мировым кагалом, который смекнул, что это тухлое еврейско-монгольское блюдо можно подать под русским соусом и отравить им всю Россию. На одном из тайных заседаний кагала было решено сделать его вождём.

В институтские годы я многие часы провёл над пухлыми красными юмами ''корифея революции", пытаясь открыть в них некую тайну, дающую ответ на мучительные вопросы. Но тщетно! Словесная тарабарщина, пустая полемическая трескотня и ни одной мысли, на которой можно было бы остановиться, отдохнуть, насладиться её глубинной мудростью. Язык


утомительно однообразный, сухой, местами выспренный и как бы заученный наизусть. Вкрапленные там и сям латинские, французские, немецкие слова и словосочетания, извлечённые из гимназических учебников и популярных словарей, прыгают перед глазами, как блохи по грязной простыне. Они должны подчёркивать учёность автора, но обнаруживают лишь дурной литературный вкус. В конечном счёте уже в те годы мне удалось правильно разглядеть и разгадать фигуру Ленина и его роль в российской трагедии. Дополнительные данные, полученные впоследствии, лишь подтвердили правильность моих выводов. Это был тип, в котором ненависть и беспредельное честолюбие выжгли все добрые человеческие начала. Ум тщеславный, заземлённый и ограниченный не мог осознать безумие и бесперспективность пути, на который он становился, и в финале зияющую пропасть, отверзающую бездну зла.

Открывшаяся в последние времена европейским умам удивительная по своей глубине и завершённости индийская мудрость- наследие древнейшей мудрости наших арийских предков - различает несколько философских систем, располагая их по ступеням в зависимости от степени постижения истины. На самой нижней ступени и соответственно наиболее удаленной от истины стоит философия ЧАРВАКА - философия людей самых низких и подлых, живущих исключительно интересами своей плоти. Санскритское слово " чарвака" удивительно сходно с нашими " червяк" и " чрево" -философия червяка, философия чрева. Индийские философы с полным основанием считают эту систему аналогичной европейскому материализму. Именно на этом уровне и стоял наш " корифей", отталкиваясь в своём мышлении больше от чрева, чем от разума. Некоторые " гениальные" его высказывания отдают диким степным невежеством и граничат с полным идиотизмом- Таково, например, его утверждение, что если мужику, загнанному в коммуны-колхозы, предоставить тридцать тысяч тракторов, то советская Россия потонет в изобилии. Нынешняя действительность, когда на колхозно-совхозных полях пыхтят миллионы тракторов и всевозможной другой техники, выглядит горькой иронией над этим жалким пророчеством.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.011 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал