Но не будем спешить с окончательными выводами, -утешал я себя. -Поживём - увидим.

Однако этот факт горечью отозвался в душе: бежать от насилия еврейской идеологии, еврейской Чеки и еврейского политотдела и вновь попасть под начало евреев! Было от чего прийти в смущение.

Через сутки в сопровождении этих же двух американцев на американском военно-почтовом самолете я был перевезён из Западного Берлина в Западную Германию — город Франкфурт-на-Майне.

Здесь меня приняли трое других американцев. Первые двое исчезли. Мы вышли из здания аэровокзала и сели в машину - такую же огромную и роскошную, как и в Берлине.

Был уже поздний вечер, моросил дождь. Шины почти бесшумно скользили по влажному асфальту, а из тьмы навстречу нам то и дело вылетали разномастные автомобили. И кругом - огни, огни, огни. Вот он - Запад -энергичный, деловой, предприимчивый. Где-то вдали билось его могучее сердце, и здесь, на этой дороге-артерии, легко ощущался упругий пульс здорового организма. Какой разительный контраст с городами восточной мертвой зоны! А ведь там ещё колхозов нет, в городах ещё сохраняется мелкое частное предпринимательство...

Я уже совсем было углубился в свои обычные размышления о двух противоположных мирах, как вдруг неожиданные и странные действия моих спутников вернули мою мысль из сферы " высоких эмпирий" на бренную землю. Сидевший справа от меня горбоносый тип ловким движением сбросил с моей головы шляпу, и в одно мгновение на моих глазах оказались матовые непроницаемые очки, по форме напоминающие те, что одевают во время езды мотоциклисты для защиты глаз. Я инстинктивно сделал движение, чтобы сорвать с глаз эту мерзость, но меня с обеих сторон схватили за руки. Акция была грубая, бесцеремонная и явно враждебная. Я был глубоко оскорблён в своих самых лучших чувствах по отношению к Западу, к Америке, ко всему, что, как мне казалось, противостоит нашей рабской советско-социалистической системе. Сердце сжалось от горечи и обиды -такого приёма я не ожидал. Что это? Филиал Чеки?

- Да-а, йидно, я ненавижу большевиков больше, чем вы, господа! -выговорил я с подчеркнутым сарказмом.

И странно: они даже не попытались возразить на мои слова. Так неужели это правда? Неужели все эти призывы к борьбе с большевизмом, которых я столько наслушался по западным радиостанциям, — всё это только игра, большая ложь большой глобальной политики?

Я был в полной растерянности, я ничего не мог понять в происходящем. Люди, в которых мне хотелось видеть друзей, оборачивались ликом врага.

Горечь и разочарование...

И снова успокаиваю себя: подожди, не спеши с выводами, не отчаивайся! Ведь ты едва ступил на землю этого мира. То, что ты слушал по западным радио и читал в западных газетах, - это всё из области идей и образов, которые мы не всегда умеем правильно понять. К тому же и лгать в этой области можно сколько угодно.

Дальше - больше.

Машина где-то остановилась. Меня, как слепца, вывели из автомобиля и под руки проводили по каким-то мосткам, потом по ступеням ведущей вверх лестницы ввели в дом, завели в какое-то помещение и только здесь сняли очки. Тут же стояли все три моих спутника. Я не прочитал в их лицах никакого сочувствия себе. Полное торжество людей, только что совершивших насилие и гордых своим превосходством, без труда читалось в их глазах. Они что-то говорили то между собой, то обращаясь ко мне и делая вид, что ничего не произошло. " Сила за нами, а на мораль нам наплевать", - как бы говорили они. Мне не хотелось ни отвечать им, ни даже смотреть на них. Меня слегка тошнило от поездки вслепую. Я ждал, когда они, наконец, удалятся и оставят меня одного. Их равнодушие и моя неприязнь к ним делали наше совместное пребывание слишком тягостным. Наконец они вышли. Щёлкнул автоматический замок и провернулся ключ на два оборота.

Так вот она, Америка, Соединённые Штаты... Она, или по крайней мере это её люди, сотрудники её службы госбезопасности, не любят нас, антикоммунистов, противников советской системы, детей тех, кого эта система беспощадно истребляла в течение десятилетий. Мы им не по душе. Но в таком случае кто же им по душе? Коммунисты? Неужели такое возможно? А почему бы нет? Разве не на стороне Советского Союза воевали США против Германии? Если бы не они, быть может, давно не было бы советской власти. Но ведь они, если верить советской пропаганде, -империалисты, а там - пролетарская диктатура. И вот " империалисты" объединяются с " пролетарской диктатурой", чтобы совместно разгромить опять-таки " империалистов" - германских. Нет, во всех этих рассуждениях явно не сходятся концы с концами. Здесь что-то не то... Надо подождать и посмотреть.

Чтобы отвлечься от мрачных размышлений, я принялся изучать свою " мягкую" камеру. Комната без окон, значит, круглые сутки будет гореть электрический свет. Кровать, низенький лакированный столик и мягкое кресло - уют в золотой клетке. Впрочем, вот ещё одна дверь и не заперта. Открываю -туалет. Над умывальником полочка, на полочке зубная щётка, паста, мыло, бритвенный прибор. Итак, все, чтобы жить. Здесь окно, однако. рама представляет собой металлический переплёт, а в нём цветные стёкла: свет будет, но увидеть через него ничего нельзя. Ни книг; ни газет - ничего, чем мог бы заняться человек в уединении. Ну, что же, обойдёмся. Мыслящий никогда без дела не скучает. Останемся в обществе своих дум.

Потом началась тоскливая, нудная, омерзительная проза- почти как на Лубянке: допросы, допросы, допросы. Они входят ко мне в мою комнату-камеру оживлённые, жизнерадостные. Им хочется, чтобы я был таким же.

Им не хватает элементарного такта. А некоторые, очевидно, пренебрегают им вполне сознательно. " На нашей стороне сила, а на остальное нам наплевать".

Так проходят две недели. Заключение сделано. Снова мутные очки, поездка вслепую через ночной Франкфурт. Начинается свобода. Сперва относительная. Поселяют в небольшом особнячке в предместье Франкфурта - Шванхайме. В свободное время можно выходить из дому и гулять, где вздумается.

В первое же утро я не преминул воспользоваться предоставленной свободой и вышел погулять на воздух. Улицы были покрыты снегом, воздух чист и лёгок для дыхания. Я с удовольствием отдался движению длительного сидения взаперти. Людей на улицах почти не было, и это делало мою прогулку особенно приятной. Но, кажется, дух злобы, отравляющий жизнь людей, не хотел оставить меня в покое. Откуда ни возьмись, на меня набросилась огромная, огненно-рыжая, почти красная собака. Безнадзорная собака на улицах Германии - явление исключительное. К тому же этот цвет- огненно-рыжий, почти красный. Даже теперь, вспоминая это событие, я вижу в нём нечто загадочное, прямо-таки мистическое. Этот пёс был словно посланником самого красного дракона, чтобы отравить мне первый же час моейсвободы. Он с разгону бросился мне на грудь так, что я едва устоял на ногах. Я наотмашь ударил его рукой по шее и отбил его в сторону, но он тут же снова бросился на меня. Я ожидал, что он вцепится в меня зубами, однако, к моему удивлению, он не давал воли своим страшным челюстям. Слюна пенилась на его губах — явный признак бешенства. Это ещё больше приводило меня в смущение. Позвать на помощь некого: кругом ни души. Поведение пса было странным. Он отбегал на несколько десятков метров, словно для разгону, и на огромной скорости бросался мне навстречу, кидаясь непременно на грудь. Я всячески старался увещевать его, надеясь успокоить и заставить покинуть меня, но всё было напрасно. Делать было нечего. Я взял обратный курс и пошёл к своему дому. Пёс не отставал, продолжая снова и снова свои атаки. Около калитки я дал ему возможность отбежать для очередного броска и быстро заскочил во двор. Пёс треснулся грудью о калитку и раздражённо заскулил. Я вошёл в дом, смущённый и огорчённый неудачной прогулкой. Несколько дней, выходя на прогулку, я с опаской оглядывался по сторонам, ожидая наскока этого отвратительного животного, но оно больше не появлялось, и я успокоился. Вскоре американцы дали мне компаньона - русского парня, моряка, сбежавшего с какого-то советского судна. Мы стали ходить на прогулку вдвоём.

Прошло два или три месяца. Как-то мы дерзнули сесть в трамвай и отправиться во Франкфурт. Трамвай подвёз нас к вокзалу. Войдя в здание, я увидел большой газетный киоск с надписью: " Международная пресса". Я

подошёл и моему взору предстало великолепное зрелище: здесь были выставлены все наиболее крупные газеты мира на самых разнообразных языках. Но что поразило меня больше всего: тут же, наравне с прочими, были выставлены советские газеты " Правда", " Известия" и журнал " Огонёк".

" Значит, они-то советской пропаганды не боятся, - мелькает у меня в уме. - Пожалуйста, покупай, читай".

Но в настоящее изумление повергло меня то, что рядом с " Правдой" и " Известиями" стояли другие газеты на русском языке, из которых название одной - " Посев" - было мне известно, так как оно раза два упом иналось в передачах радиостанции " Освобождение". Это были эмигрантские газеты " Голос России", " Голос народа", " Новое русское слово", " Русская мысль". Я тут же накупил их целую пачку и, не отходя от киоска, стал жадно просматривать. В глазах рябило, от новизны впечатлений сердце трепетало. Неожиданно обнаруживаю, что " Посев" издаётся тут же, во Франкфурте, и даже телефон указан. Не долго думая, мы направляемся в ближайшую телефонную будку, и я набираю номер. Женский голос отвечает по-немецки:

- Ферляг (издательство) " Посев"...

Акцент родной - чистейший русский.

Я и мой спутник (звали его, кажется, Гена) рекомендуемся. На той стороне провода ликование. Радуемся и мы: наконец-то отыскали русских! Нас приглашают, объясняют, как проехать, и мы немедленно, позабыв про наших хозяев-американцев и про их наказ ни с кем не вступать в контакт, мчимся в Ферляг " Посев".

Нас приняли восторженно, как давно ожидаемых родственников. Вот она- родная русская кровь, свои, наши! Наши - на чужбине!

Издательство " Посев" -так для всех посторонних именовался центр НТС (Национально-трудовой союз) во Франкфурте-на-Майне. Он размешался в стареньком уцелевшем от войны здании где-то на окраине города. Рядом -полицейский участок, пугало для советских агентов, часто появлявшихся на улице близ дома НТС.

В тесной рабочей комнате одного из редакторов " Посева", Светлан ина, собрался, наверно, весь наличный состав сотрудников газеты, руководителей НТС - этой самой известной в Советском Союзе и самой деятельной эмигрантской организации, с которой то и дело скрещивает свой кинжал Чека и свои перья - советские пропагандисты. Шум, оживление. Я не успеваю отвечать на вопросы. Курят: иные сигареты, иные - трубки. У некоторых русских на старинный православный манер -бороды. Все одеты очень скромно, некоторые даже бедно. Впоследствии узнаю, что все они, независимо от занимаемого поста, получают в месяц триста марок -значительно меньше среднего заработка людей, работающих по найму. Между тем у некоторых на руках дети, старики-родители. Впрочем, на

каждого иждивенца доплачивается по пятьдесят марок. Но в общем все как-то живут, трудятся " над освобождением России от коммунистического рабства", духом не падают и не унывают. Бросается в глаза именно эта удивительная бодрость духа, живость и подвижность ума, преимущественно весёлое настроение. Этому-то я больше всего удивлялся, потому что всё это резко контрастировало с любым собранием в Советском Союзе, где мне приходилось наблюдать, как правило, людей мрачных* подавленных, неискренних, с умом тяжёлым и грубым. Передо мной были люди, не сомневающиеся в правоте и святости своего дела и жертвенно ему служащие.

Читая в советской прессе антиэмигрантские статьи Эренбурга. Заславского и других " мастеров" пропаганды, главным образом из евреев (русских к этой тематике, по-видимому, просто не допускают), я всегда поражался их грубости и цинизму. Лживость всех их утверждений была несомненной: это просто подсказывало сердце. Но цинизм, но мерзостная грязь, какую же надо иметь низменную, подлую и грязную душу, чтобы исторгать из неё столько моральных нечистот! Евреи - против русских... Какая ожесточённая, адская ненависть, какая яростная злоба! Никаких пределов, никаких моральных границ: разве что коварство да традиционное еврейское лукавство вынудят иногда разыгрывать добродетель.

И вот я своими глазами увидел этих русских людей. Они - живые, во плоти стояли передо мной, и я не находил в них ничего, чем так усердно пичкала меня пропаганда.

" Так вот отчего границы нашей родины превращены почти в непреодолимую преграду, остроумно и метко прозванную " железным занавесом"... Они боятся, как бы мы не увидели этот мир, эту жизнь, вот этих русских людей - наших братьев. Они не хотят, чтобы мы знали правду; они, эти изолгавшиеся, обанкротившиеся " благодетели человечества". 11равда для них- насмерть разящий обоюдоострый меч.

К концу беседы они спросили, не буду ли я возражать, если в очередном номере " Посева" (газета была еженедельная) они напечатают нечто вроде репортажа о нашей встрече. Я несколько поколебался, но в конце концов согласился. Меня смущало то, что моё имя вдруг станет известно: к этому я совершенно не был подготовлен, ведь известность - не только благо, но и тяжкое бремя. Да и американцы, под опекой которых я всё ещё находился. -как они отреагируют? Впрочем, наплевать на американцев. Плевали же они на моё достоинство, когда насильно, как на военнопленного, надевали очки, потом посадили под замок, да и по сей день из своих лап не выпускают. А здесь - русские люди и живое русское дело. Итак, даёшь первый залп но большевикам!

И залп был сделан. Первыми от него содрогнулись мои шефы-американцы.

Действительно, в очередном номере " Посева" была помешена обширная статья о нашей беседе, заголовок которой я сейчас не помню, зато поясму-то отчётливо сохранился в памяти подзаголовок: " Лейтенант советской разведки в редакции " Посева".

Мои америкашки переполошились. По-видимому, они имели на счёт какие-то свои особые планы. Людей, подобных мне, они чаще всего вербуют в свою систему шпионажа, соблазняя при этом большими деньгами и роскошью жизни, ЗАТЕМ забрасывают их в сферу действия советской власти и они вскоре оказываются в лапах ЧК. Бывали также случаи прямой выдачи беглецов из СССР советским органам в порядке какой-нибудь подленькой сделки. Всё это всегда вызывало в эмиграции подозрение, что американская разведка по каким-то тайным каналам сотрудничаете ЧК.

Вначале я, разумеется, ещё ничего об этом не знал. Мои американские опекуны действительно старались держать меня в изоляции от внешнего мира, и в особенности от русской эмиграции, и несколько раз пытались зондировать мои настроения и планы на будущее, весьма прозрачно намекая на желательность моего поступления в их систему разведки, тем более что у меня по этой части уже был некоторый опыт. Я деликатно отклонял их предложения, совершенно искренне объясняя им, что не имею к этому делу никакой наклонности. Им это было непонятно. Да и в самом деле, надо прожить нашу жизнь, прочувствовать и продумать всё, что произошло у нас в России, чтобы ясно сознавать всю тщету и суету их мелочной возни, которую они тоже именуют " борьбой с большевизмом".

Но окончательный удар по моим иллюзиям относительно Америки был нанесён словами одного русского, также работавшего в системе американской разведки:

- Вся американская разведка находится в руках евреев.

Сомневаться в этих словах не приходилось. Их обличье, нагловатые манеры, говор по-русски и по-английски -всё выдавало их принадлежность к этому пресловутому племени, власть и могущество которого в американском государственном аппарате огромны. Встречались, разумеется, среди американских служащих и неевреи - " чистокровные" простодушные янки, но это были просто исполнители определённых обязанностей, люди, не знающие тайн власти и скрытых пружин происходящих событий и борьбы; таких интересовали только заработок, карьера и личный успех. Трагедия, разыгрывающаяся в мире, была для них далека, чужда и непонятна. Так их подбирают, такими они должны быть.

Соединённые Штаты Америки, возглавляющие ныне Свободный Мир и пытающиеся играть роль застрельщика антикоммунистической борьбы.

имеют один весьма существенный дефект, парализующий волю этого государства в наиболее ответственные моменты истории: это не нация. Это конгломерат разнородных людей, объединённых разве что общностью экономических интересов и подчиняющихся единым государственным законам. Если бы не еврейская нация, сумевшая здесь добиться господствующего положения сначала в экономике, а затем и в государственной администрации, это заокеанское общество людей так и осталось бы чем-то вроде гигантской процветающей фирмы, не имеющей иных интересов, кроме производства, торговли и потребления. Но еврейская нация сумела поставить внешнюю политику этой страны, а вместе с этим и всю её гигантскую экономическую мощь на службу своим интересам -завоеванию мирового владычества. Так, во время русско-японской войны 1904 -1905 годов, когда мировое еврейство готовило в России революцию и нужно было во что бы то ни стало подорвать престиж Российской И мпери и, Соединённые Штаты вместе с Англией всячески помогали Японии оружием и военным снаряжением. Цель была достигнута, престиж России и русской монархии был подорван внутри и вовне: подготовка революции пошла ускоренным темпом. Через двенадцать лет русское национальное правительство свергается и властью полностью овладевают евреи. В мировой войне 1939 - 1945 годов, когда еврейское могущество в Европе было уничтожено, а в России оказалось на грани катастрофы, " капиталистические и империалистические" Соединённые Штаты, к великому недоумению всего мира (не посвященного в тайны политики), встают на сторону социализма и коммунизма и спасают эту систему от полного краха, хотя официальная доктрина этой системы прямо угрожает Соединённым Штатам ликвидацией их формы хозяйства, а " капиталистам", " империалистам" и другим частным собственникам—тем же, что имело место в России: расстрелами, тюрьмами, концлагерями, то есть физическим истреблением. Но, к удивлению всех, эта угроза не смущает правительство Соединённых Штатов. США не только обеспечивают победу Советскому Союзу, но и отдают в его власть всю Восточную Европу и большую часть Германии, поставив тем самым под угрозу и ту часть Европы, которая осталась свободной. Когда же в шестидесятых годах молодой американский президент Джон Кеннеди со всею определённостью и решительностью поставил вопрос об уничтожении мирового коммунизма, он был убит... убит неким Освальдом, незадолго перед тем приехавшим из Советского Союза, где он обучался искусству стрельбы в " каком-то охотничьем клубе". В свою очередь Освальда, уже заявившего о своей готовности дать показания о тайных нитях заговора, убивает американский еврей Яшка Рубинштейн (Джек Руби). Концы заговора ушли в воду, и вся хвалёная американская демократия с её " классическим" правосудием оказалась в тупике.

12 Зак. 3979

Трудно было освобождаться от иллюзий по отношению к этой могущественной державе мира, но суровая правда вынуждала к этому.

Здесь уместно рассказать об одном любопытном явлении той горькой действительности, в которую попадали в те времена почти асе беженцы из Советского Союза. Беззащитные перед лицом произвола сильных мира сего, не зиаюшие западного образа жизни, привыкшие под советской властью к рабской пассивности и повиновению, они были вынуждены терпеть и сносить многочисленные унижения, позорящие не столько этих несчастных, сколько западную демократию. Одно из них - пресловутый " детектор лжи", через который пропускали по нескольку раз всех, кто попадал во власть американской разведки. Об этой " машине" много писали в советской прессе в " либеральные" времена Хрущёва, писали с лёгкой усмешкой как об одной из глупостей недалёких и взбалмошных " империалистов". Писали много, но ни разу не рассказали правды. Вот что на самом деле представляет собой эта мерзкая операция. Тебя вводят в изолированное помещение и усаживают в кресло. Кроме тебя в помещении еще' трое: три еврея, хозяева американской разведслужбы. В углу стоит " детектор" — средней величины посылочный ящик с какими-то крючками и проводами. Твои руки прикручивают лентами к поручням кресла и к разным частям тела подводят и прикрепляют своего рода щупы. Когда подготовка закончена, ты к своему удивлению констатируешь, что не можешь ни встать с места, ни даже пошевелить рукой или ногой. Лукавые жиды позаботились о том, чтобы ты оказался в совершенно беспомощном состоянии. (Мастера они по этой части: спохватишься, глядь, а ты уж пленник и раб и помощи ждать неоткуда.) Потом эти " мастера" подключают электроток, машина начинает верещать и будто бы фиксировать твоё душевное состояние. " Мастера" задают тебе вопросы, которые зачитываются заранее. Отвечать нужно однозначно и однословно - только " да" или " нет" и ни в какие пререкания не вступать. (Вот тюремная экспертиза - и Чека могла бы позавидовать!) Но если бы всё этим только и ограничивалось, то ещё бы куда ни шло, можно потерпеть и не обидеться. Но хитёр и коварен " учёный жид"... и злобен. Поистине сам сатана помогает этому племени изобретать всякие мерзости.

Заранее объявленные " невинные" вопросы оказываются лишь уловкой, чтобы расположить твою душу к покорности. Еврей выступает в роли как бы учителя, а ты - в роли как бы ученика. Он спрашивает, ты отвечаешь. Ничего особенного. Но вдруг шок - задаётся вопрос не объявленный. Но и это ешё не страшно, если это что-нибудь вроде: получали ли вы задание от советской разведки? Или: как вы относитесь к евреям? Мерзость, разумеется, не в этом, ибо подобные вопросы и даже их неожиданность в порядке вешей, когда их задают люди, действительно заинтересованные в безопасности своего государства и когда у них на этот счёт имеются сомнения и подозрения.

И сама машина в этом случае, может быть, получала бы оправдание. Но вот звучит вопрос гнусный, циничный, грязный; липкие щупальца беса ползут в святая святых твоей души и оскверняют её. Неопытный человек, подкупленный рядом предыдущих безобидных вопросов, отвечает. Мышеловка захлопнулась. Чувствуешь мерзкий плевок в душе, но уже поздно. Жид потирает руки, а ты кусаешь губы. Возмущаться, протестовать? Какая польза? Ведь все трое - евреи, а они признают только силу и плюют на мораль. Сила на их стороне. Тебе же, если ты желаешь лучшего, остаётся только терпеть. К тому же наложенные в нескольких местах жгуты нарушают кровообращение, отчего кисти рук набрякли и посинели, а пульс гулко отдаётся в висках.

Один из моих знакомых рассказывал, что однажды в подобной ситуации он попытался возмущаться, на что последовала столь бурная и агрессивная реакция еврейской троицы, что он предпочёл, собравшись с духом, потерпеть это издевательство до конца, ведь человек оказывается в совершенно безвыходном положении.

Неужели всё это необходимо для американской безопасности? Очевидно, нет. Но в таком случае зачем устраивается подобная издевательская комедия?

На мой взгляд, это просто беснование, ритуальное игрише на потеху тёмным силам и своим собственным низменным страстям. Кроме того, это - демонстрация своей силы, торжество евреев над евреями. Другого смысла во всей этой омерзительной процедуре я не вижу.

Здесь мне хочется рассказать об одном прямо-таки поразительном совпадении фактов при аналогичной процедуре в другом мире - советском, хотя ради этого придется забежать вперёд и несколько нарушить стройность повествования.

Примерно в сентябре 1967 года в судебно-следственный период по второму делу, затянувшемуся на целых два года, адвокаты моих однодельцев (сам я защищался без адвоката) потребовали для главного ответчика по делу —Ю.Т. Машкова и меня психиатрической экспертизы. Правда, инициатором этого требования для Машкова явилась его жена, относительно же меня инициатива исходила только от адвокатов, которые все трое по национальности были евреи. Психэкспертиза для политзаключённых -это, как известно, новый способ унижений и пыток, применяемый ныне органами ЧК вместо традиционных чекистских истязаний. Оснований для подобной экспертизы, разумеется, ни в том, ни в другом случае не было. Относительно меня подсказка, несомненно, исходила из ленинградской ЧК.

Машкову суд назначил стационарную экспертизу и отправил его на полгода в тюремную психбольницу. Для меня же, ввиду вздорности мотивировки, простоватый судья из русских, не желая чрезмерно поддаваться еврейскому давлению и в то же время опасаясь вступать в конфликт с

12*