Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 13. Я не сплю. Я смотрю на себя, изображенного на картине, которую нарисовала Мила






Пакс

 

Я не сплю. Я смотрю на себя, изображенного на картине, которую нарисовала Мила. Она закончила ее спустя пару дней после того, как начала. Я привез картину к себе домой и повесил рядом с кроватью. Картина просто изумительна, но она слишком личная, чтобы повесить ее в гостиной. Даже если она выполнена в абстрактном стиле, вы все равно заметите, что я голый.

Натянутые, как струна мышцы на моем теле очерчены бронзой и золотом. Мои татуировки расплывчатее, чем на самом деле. Мои глаза закрыты, а голова наклонена, как будто я думаю. Это просто невероятно. Я очень взволнован тем, что она нарисовала ее для меня. Никто и никогда не делал что-то подобное для меня.

Я изучаю картину, интересуясь, почему я изображен таким задумчивым.

Думаю, что я был чертовски голоден.

Я скидываю ноги с кровати и прокладываю путь к кухне, чтобы захватить кусочек холодной пиццы на завтрак. Мила и я заказали ее вчера вечером после нашего третьего «официального» свидания. На этот раз мы смотрели кино в моем доме, и на этот раз, фильм был выбран мной. Это не было девчачьим фильмом. Он был полностью составлен из выстрелов и крови. Мужской фильм. Мила смотрела его как кавалерист, ударяя себя в грудь и делая вид, что выцарапывает свои воображаемые пули.

Я посмеиваюсь, вспоминая это, когда мой телефон звонит. Мой рот полон пиццы, но я отвечу в любом случае, потому что звонит Мила.

— Эй, — говорит она, и звучит немного запыхавшейся. Я сразу же представляю себе ее дыхание в моем ухе с ее обернутыми ногами вокруг моих бедер. И просто из-за этого мне адски трудно.

— Эй, — отвечаю я, регулируя свою эрекцию. — Доброе утро.

Я улыбаюсь в трубку, потому что ничего не могу поделать. Эта девушка заставляет меня улыбаться, как идиот.

— Я просто звоню, чтобы напомнить тебе о встрече с терапевтом сегодня утром, — говорит она мне. — Я подумала, что ты бы забыл. Или передумал.

Пауза.

Ебать.

Она права. Я не хочу идти. Но я готов пойти по двум причинам. Первая: я хочу перестать думать о моей матери, потому что это нахрен бесит меня. И вторая: я думаю, что это поможет Миле быть спокойной. Я знаю, что она борется с идеей близкого знакомства со мной. Она думает, что я собираюсь растоптать ее сердце. Если быть полностью честным, я боюсь, что случайно сделаю это. Поэтому я иду на эту терапию. Я могу это сделать. Я не слабак.

— Как бы ни так, — говорю я ей, закатывая глаза. — О, ты не веришь в меня. Я не забыл. Я все лишь принимал душ и все.

Она смеется.

— В самом деле? Ты имеешь в виду, что не стоишь у окна у изголовья кровати и в нижнем белье? И не ешь кусок пиццы?

Пораженный, я смотрю вниз и нахожу Милу, стоящую на моей дорожке. Она держит белый бумажный пакет и ухмыляется.

— Я принесла тебе пончики, — говорит она в трубку. — Подойди и открой свою дверь.

Я качаю головой, но, честно говоря, я рад, что она здесь. Чертовски рад. Я был разочарован, когда она, свернувшись со мной на диване калачиком прошлой ночью, не захотела спать. Она боялась, что я нарушу свое обещание и буду двигаться слишком быстро.

Это может сделать из меня слабака, но, она первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь, и она это последнее, о чем я думаю, когда иду спать. Но я никогда, никому не признаюсь в этом.

Я стараюсь не сломать себе шею, когда спешу к двери и открываю ее. До того как Мила успевает сказать хоть слово, я хватаю ее и жестко целую, прижимая к моей груди. Я слышу, как сминается бумажный пакет между нами. Ее руки поднимаются и оборачиваются вокруг меня, тянут меня ближе. Она пахнет цветами и ванилью. И зимой.

— Я скучала по тебе, — бормочет она против моей шеи. Она холодная после улицы и я тяну ее внутрь.

— Ты видела меня вчера вечером, — напоминаю я ей, грызя ее губу. Она улыбается против меня, и я добавляю: — Но я тоже скучал по тебе.

Я действительно скучал.

И это чертовски пугает меня.

Но, конечно, я этого не сказал. Вместо этого, я просто тяну ее в мою кухню, где мы едим раздавленные пончики, расположившись на высоких стульях за барной стойкой.

Мила разглядывает их.

— Знаешь, на вкус они остались прежними, — пожимает она плечами. — Даже если ты их раздавил.

Мила поднимает бровь и откусывает большой кусок шоколадного пончика. Она облизывает палец, что заставляет мои кишки сжаться.

— Во сколько у меня прием? — спрашиваю я, не глядя на ее язык и, взглянув на часы.

— Через тридцать минут, — говорит она мне. — Доктор Нейт Тайлер. Он в городе. Я написала тебе адрес.

Я киваю.

— У меня еще есть время. Не волнуйся. Я собираюсь принять душ, а потом пойду.

Она смотрит на меня.

— На самом деле, я просто пришла пожелать тебе удачи. Я знаю, что ты не любишь говорить о личных вещах, но я горжусь тобой.

— Ты получила это право, сестра, — бормочу я, крутясь на своем стуле. Я оставляю поцелуй на ее щеке. — Я должен двигаться, если не хочу опоздать. Хочешь присоединиться ко мне?

Она нечестиво усмехается.

— Я могла бы. Если бы мы были на два месяца больше в наших отношениях. — Она пожимает плечами. — Но, сейчас... нет.

Я поднимаю бровь.

— То есть, ты можешь рисовать голой передо мной, но не можешь принять со мной душ?

Она слегка бьет меня по плечу, закатывая глаза.

— Теперь ты получишь за это.

Я улыбаюсь.

— Хорошо. Я просто пытаюсь до конца понять все эти правила знакомств. Это сложно. Создает путаницу.

Мила усмехается широко и блаженно.

— Это не так сложно. Мне все еще нравится смотреть, даже если я еще не готова прикасаться. Но хорошие вещи приходят к тем, кто ждет, мистер.

Я качаю головой и иду в свою спальню.

— Я надеюсь на это, — говорю я через плечо. — Моя рука начинает уставать.

Шагая в душ, я до сих пор слышу ее смех. На самом деле, я только частично шутил. Моя рука устает. Но это не останавливает меня от ее использования.

 

***

 

— Расскажите мне об употреблении наркотиков, — доктор Тайлер изучает меня. Он использует спокойный монотонный голос, который, по-моему, используют психиатры. Те, которые думают, что если будут говорить медленно и достаточно тихо, то будут держать психов в страхе.

Я переложил свой вес с одного бедра на другое в очень уродливом синем клетчатом кресле. Врач старше, с сединой на висках и он носит очки для чтения, хотя не читает. Я вздыхаю. Я действительно не хочу быть здесь. Я чувствую себя, как жук под микроскопом, а стекло для темного изучения этого врача, кажется, приближается ко мне.

— Мое употребление наркотиков не является проблемой, — говорю я ему. — Сны, которые мне сняться — моя проблема. Они ебнутые. Мне очень жаль, — я быстро исправляюсь. — Они испортились.

Доктор Тайлер немного улыбается, делая какую-то запись в своем блокноте.

— Почему вы считаете, что ваши сны испортились? — Он исследует, его темные глаза оценивают меня. — Вам когда-нибудь снилось это раньше?

Я качаю головой.

— Они о моей матери. И она не снилась мне с тех пор, как я был маленьким. Став взрослым, я сделал сознательное усилие, чтобы не думать о ней. Признаюсь, я стараюсь избежать болезненных вещей.

Врач кивает, делая заметки.

— Это не необычно, — говорит он мне. — Уклонение от болезненных вещей — человеческая природа. Расскажите мне больше об этих снах.

Так я и делаю. Я рассказываю ему, как моя мать умоляла, как я боялся, но сам не понимал чего, и как она превращалась в Милу.

Врач еще раз пронизывает меня взглядом.

— Похоже, вы, так или иначе, связываете Милу со своей матерью. Ваша мать похожа на Милу хоть немного?

Я думаю об этом. С тех пор, как я видел маму последний раз, прошло очень много времени, но я все еще помню ее улыбку.

— У моей матери была красивая улыбка, — говорю я ему. — Она была очень теплой, как у Милы. Вот и все.

Врач быстро записывает.

— Что-нибудь еще?

— Не знаю, — я раздумываю. — Мила кажется мягкой и изящной. Думаю, что мама была такой же. На самом деле, мама была балериной, прежде чем я родился. Мила художник... получается, что они обе художественные натуры.

Он опять что-то пишет.

— Ваша мама очень хорошо относилась к вам? Она любила вас?

Я смотрю на него.

— Мне было только семь лет, когда она умерла. Но я предполагаю, что любила.

— А Мила очень хорошо приняла вас? — тихо спрашивает Доктор Тайлер, его ручка остановилась высоко над блокнотом. Я смотрю на него. Он мог бы нарваться на неприятности.

— Да, — говорю я ему. — По какой-то причине она была очень терпелива со мной.

— Так же, как ваша мать, — многозначительно говорит доктор.

— Да, — соглашаюсь я, мое сердце колотиться по причине, которую я не понимаю. Мои руки вспотели. Я вытираю их о джинсы.

— Расскажите мне об употреблении наркотиков, — говорит доктор Тайлер, не поднимая головы. Я снова вздыхаю.

— Вы не собираетесь отказываться от этой наркотиков, не так ли?

Он улыбается и качает головой.

— Люди употребляют наркотики по разным причинам, — говорит доктор Тайлер. — Я хотел бы узнать вашу причину.

Я стараюсь скрыть свое раздражение. Я хочу добраться до корня своей проблемы, а не копаться в чем-то ненужном. Но я делаю все, чтобы ублажить его.

— После смерти матери я начал принимать снотворное. Мой терапевт прописал их, потому что я не мог избавиться от ночных кошмаров. С годами я понял, что мне понравился эффект от снотворного, приняв их, я ускользал от реальности. Я начал использовать различные виды наркотиков. Я никогда не останавливался, до недавнего времени.

Доктор Тайлер перестает писать и смотрит на меня.

— Вы перестали их использовать? Почему?

Я киваю.

— Я выбросил все на прошлой неделе. Не хочу чувствовать сейчас онемение. Я ведь уже говорил, что не наркоман. Это не имеет большого значения для меня.

Он кладет ручку и изучает меня.

— Вы не считаете использование наркотиков большой проблемой?

Я выдохнул и начал возиться со своими руками.

— Конечно, это не является законным и это не здорово. Но я имел в виду то, что никогда не был зависимым. Мне просто ничего не было нужно с тех пор, как я бросил все коту под хвост.

Врач кивает.

— Некоторые люди имеют более сильную индивидуальную зависимость, чем другие. Она должна быть более трудной для вас, чтобы стать физически зависимым от наркотиков, чем у других. Это в вашу пользу. Но я хотел бы поговорить о том, почему вы принимали наркотики так долго, если не были зависимы. Вы только что сказал мне, что знаете, это не здорово. Так зачем вам наносить такой ущерб вашему организму, если вы можете остановиться в любой момент?

Я смотрю на пол, на ноги, на узорный ковер.

— Не знаю. Наверно, потому что хотел забвения. Потому что легче, исчезать из реальности, чем решать ее. У меня не было счастливого детства. Мама умерла, а отец… наверно, тоже умер, потому что сбежал, когда умерла мама.

Врач кивает.

— Вы говорите так, как будто сердитесь на него, из-за его поведения.

Я думаю об этом.

— Да. Я злюсь на него. У него был маленький ребенок. Вместо того, чтобы его растить, он пренебрегал мной и тратил все свое время на работу. Я должен был быть вокруг людей, которые знали и любили меня. Но вместо этого, я ничего не получил.

— Получается, вы принимали наркотики, чтобы справиться с этим?

— Скорее всего, — отвечаю я. — Несмотря на то, что это звучит как отговорка.

Доктор Тайлер смотрит на меня.

— Это не полицейский допрос. У каждого человека свои причины. Это ваша?

— Наверно, — говорю я, и меня разрывает от осознания. Не знаю, почему. — Я принимал наркотики, чтобы справиться с пустотой, которую чувствую.

Делает ли это из меня слабака?

Доктор Тайлер смотрит заинтересовано.

— Помогло ли это? Разве это заполнило пустоту?

Я смотрю на свои руки.

— Да.

— Когда наркотики исчезали, пустота возвращалась?

— Да, — отвечаю я спокойно.

— Пустота все еще с вами? — Врач, безусловно, сейчас заинтересован, его темные глаза смотрят в мои глаза. Я смотрю в сторону, на стену, на часы.

— Да, — отвечаю я честно.

Сейчас тихо, единственный шум доноситься от ручки доктора Тайлера, царапающей страницы. У меня есть желание достать и захватить ее, чтобы переломать на две части. Но я этого не делаю. Это сводит с ума. Не знаю, откуда берется мой внезапный гнев. Я сгибаю пальцы против колена.

— Вам не нравится говорить со мной, не так ли? — Отмечает доктор Тайлер, не поднимая голову.

— Нет, я не знаю.

— Тогда, почему вы здесь?

Я думаю об этом, пытаюсь придумать вежливый ответ.

— Потому что Мила попросила меня. И потому, что я устал от запутанных снов.

Врач смотрит на меня, в его глазах доброта.

— Что именно во снах беспокоит вас больше всего? Должно быть что-то существенное, если вы пришли ко мне.

Моя нога отскакивает вверх и вниз с нервной энергией.

— Я не знаю. Наверно, это потому, что моя мама хочет чего-то, что я не в состоянии ей дать. И еще, потому что она превращается в Милу, и это волнует меня.

Врач улыбается.

— Я бы не беспокоился об этом аспекте. Многие люди связывают других в своих снах, и это не значит ничего существенного, по крайней мере, в отношении этого человека. Большую часть времени, это символизирует нечто совсем другое. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что ваша мать превращается в Милу, потому что у вас есть глубоко посаженный страх того, что Мила собирается оставить вас, как сделала ваша мать.

Удар в меня, и я втягиваю воздух. Я не думал об этом. Хорошее предположение.

— Моя мать не бросала меня, — удаётся ответить мне. — Она умерла. Есть разница.

— Да, это так. Но для семилетнего мальчика, который был оторван от всего, что знал, существует не так много разницы. И в тот момент, когда вам было семь, эта идея была сформирована. В вашей голове она вас бросила. И совершенно нормально, чувствовать злость из-за этого. На самом деле, это одна из естественных стадий горя. Но так как вы заблокировали горе и не имели с ним дела, то вполне могли бы застрять в фазе гнева.

— Чёрт, — выдыхаю я.

— Действительно, — отвечает врач. — У вас есть кое-какая работа впереди.

Он пишет ещё немного, а я тяну за воротник, потому что в комнате, кажется, становится все жарче и жарче. К счастью, мой час закончился.

На выходе, врач пишет что-то на небольшой бумажке и протягивает мне.

— Это Ксанакс, — говорит он. — Если у вас снова появится желание использовать что-то, чтобы заглушить стресс или гнев, примите его вместе всего прочего.

Я даю ему твёрдый взгляд.

— Я же сказал, что нуждаюсь в этом, — я начинаю отдавать листок обратно, но он поднимает руку.

— Возьмите, — призывает он меня. — На всякий случай.

Я закатываю глаза.

— Все равно, — я смял листок, засунув в карман. — Увидимся на следующей неделе.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.014 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал