Каково ваше мнение о человеке с пристрастиями теперь, когдаизменилось ваше мышление?

Прежде чем приступать к этой части, может быть, вам будет интересно вернуться ко второму вопросу, т. е. к первоначальному отношению участников нашей группы к людям с пристрастиями. Большинство из них ничего не знали о подобных индивидуумах, их судьба никого не волно­вала. Высокомерное отношение «это не обо мне» полностью изменилось, трансформировалось в сочувствие и понимание. Нам всем полезно было бы последовать их примеру.

Я стал к ним гораздо добрее. У них всегда есть возмож­ность иного выбора, но этот выбор каждый должен сделать сам. Я ничего не могу дать им или сделать для них, кроме знания об истинности их совершенства. Если я могу сде­лать это для них, я должен знать, что делаю это также для себя. А это значительно облегчает задачу не судить, не быть грубым или мстительным. Нет ничего схожего между тем, где я был раньше и где нахожусь сейчас. Просто не верится.

Я думаю, что пристрастия — это выбор, который делает каждый из нас, а не какая-то злобная сила, влияющая на нас извне. Аддиктивное поведение есть результат ошибоч­ного восприятия самих себя, результат неверного образа мыслей. Я отношусь к подобным людям как к несчастным, как к тем, кто выбрал безрадостный жизненный путь. Но это всего лишь неверный выбор, а не врожденный дефект.

Конечно же, все они — отражение меня самого, и мы можем исцелиться вместе. Я знаю, что вижу в пристрастиях просьбу о любви. Пристрастие к состоянию жертвы ничем не отличается от пристрастия к наркотикам, просто иная форма, и одно не значительней и не важней другого. Похоже, что 99, 99% людей на планете пристрастны к тому или иному. Я не вижу их «меньше, чем...», я вижу их «равными» себе и полными любви. Определенно, такое видение есть полная противоположность моим прежним воззрениям.

Раньше я считал этих людей жертвами несчастных обсто­ятельств и скверного обращения родителей. Теперь я ду­маю, что мы все едины, все равны. Гармония и покой придут к ним только тогда, когда они поймут, что именно им необходимо отпустить, с чем расстаться. Я вижу в них себя и их в себе, и это не пустые слова. Они не больны и психически полноценны. Они — лучшие друзья, не больше и не меньше, скорее не осознающие ситуации, чем слабые духом.

Я действительно считаю, что в каждом из нас живет склонность к пристрастиям. Если это понять, то можно было бы свести количество книг до минимума, а терапию до нуля и быть предельно счастливым. Иногда я осознаю, что подавляю что-то в себе, и желаю увидеть ситуацию иначе. Воспринимая часть себя в человеке с ярко выражен­ным пристрастием, я знаю, что нуждаюсь в исцелении.

К любой ситуации я подхожу с убеждением, что каждому присуще то или иное пристрастие. Под эту категорию подпадают абсолютно все. Я понимаю, что мы все используем разные формы влечений для того, чтобы спрятаться от страшного образа самих себя, от того монстра, кото­рого считаем своей настоящей сутью. Нет никакой нужды судить пристрастия или видеть их отличными друг от друга, ибо они — одно и то же.

Я чувствую, что это социальная проблема, и речь вовсе не об отверженных, или изгоях общества.

В те времена, когда пагубное влечение владело мною, я считал остальных наркоманов слабаками, себя же — пол­ностью контролирующим свое пристрастие. Только осознав отсутствие всякого контроля над влечениями и собствен­ную склонность к пристрастиям, я пожелал от них изба­виться. Я прочел несколько книг о том, как влечение раз­растается до тех пор, пока не займет 99°/о вашей жизни, и по-настоящему испугался. Я решил, что не желаю быть частью этого кошмара и сделаю всё возможное для того, чтобы избежать подобного образа жизни.

Я помню учение, в котором говорится, что в Царство Небесное не входят поодиночке и что вы должны взять туда с собою брата. Но для этого необходимо увидеть его совершенным. Я работаю над тем, чтобы видеть в его пристрастии происки эго, его страх, его воображаемый кон­троль над ситуацией. Речь идет не о жалости, а о том, чтобы увидеть в чьей-то проблеме своего учителя, зеркало, поставленное передо мною, чтобы понять, избавился ли от своей проблемы я сам.

Я вспомнил, о чем читал сегодня утром, и решил, что уместно будет поделиться этим с другими. Суть в том, что пристрастие служит как бы ложным свидетелем на­шей действительной природы. Оно показывает, что мы ищем свое тождество и стараемся разрешить проблему, которой не существует. Пристрастия бессмысленны. Они не означают, что мы плохи. Я не сужу тех, кто одержим пагубным влечением к чему-то, поскольку я не сужу себя. Обычно я готов любить и не осуждать людей с пристрас­тием. Всё больше и больше я чувствую свой прогресс в этом. Я вижу всех их так, как вижу себя, раньше подобное мне просто не могло прийти в голову. Я всегда считал, что можно считать подонками других, а себя — совершенно нормальным человеком. Это неправда. Это не работает.

В связи с вашим вопросом я бы сказал, что меня всегда заботил христианский аспект собраний групп АА, потому что в заключение они читают «Отче Наш». Я думал, что это отстранит от меня моих еврейских, буддистских и мусульманских друзей, а также всех тех, кто, подобно мне, покинул официальное христианство. Конец этой молитвы: «Да не введи нас во искушение и избавь нас от лукавого» я всегда считал довольно странным и чувствовал неприязнь к Богу, который проделывает подобные вещи. Книга Эмме- та Фокса «Десять заповедей» блестяще описывает, что означает эта молитва для тех, кто излечивается от зависимости. «Позволь мне не судить» относится к моему прежнему поведению, которое я осуждал и которое видел теперь отраженным в моих братьях. Это было замечатель­но, как раз то, в чем я нуждался, поэтому я принял это. Таков мой ответ на последний вопрос.

Теперь я больше сочувствую этим людям, испытываю го­раздо меньше отчуждения по отношению к ним, я не счи­таю их ниже себя или пребывающих там, где я никогда не был.

Я замечаю, что, встречаясь с кем-то, одержимым тем или иным влечением, я склонен к большему, чем ранее, сочувс­твию. Я открываю им свое сердце, давая понять, что они прекрасные дети Бога, поскольку понимаю, что и они испы­тывают боль и борются с чем-то.

Да, этот вопрос относится, прежде всего, ко мне самому. Я начинаю осознавать, что границы новичка уже узки для меня. Это не вопрос осуждения неправоты других людей, я уже могу пожелать им знать, что они правы. Я уже знаю, что никакое другое решение не принесет успеха и что между ненавистью и любовью нет нейтральной территории, ни­чейной земли. Это стало реальным на уровне чувств.

Могу привести пример недавно происшедшего события, под­твердившего мою способность смотреть на всё иначе. Мы отдыхали на Багамах с человеком, склонным к разного рода влечениям и аддиктивному поведению. Даже отметив про себя эти черты, я одновременно смогла увидеть в нем больше, чем заметила бы ранее, а именно прекрасного, лю­бящего, доброго человека, иногда объятого страхом и прося­щего о помощи. Страх не был главным в нем. Я просто видела страх и знала о его присутствии. Раньше я увидела бы только личность, одержимую специфическим пристрас­тием. Теперь это не беспокоило меня, я не обращаема на это внимания и не судила его.

Если бы меня спросили о моем мнении или просто предста­вился удобный случай, я ответил бы, что вовсе не обяза­тельно всему оставаться таким, какое оно есть сейчас. Есть и другое решение вопроса. Затем я постарался бы увидеть в спрашивающих детей Бога. Эти два момента сейчас пришли на ум. Конечно же, моя реакция не всегда свободна от суждения, но я осознаю ее и признаю неумест­ность суждения, поскольку с этими людьми всё в порядке. То, что я вижу в настоящий момент, есть просто физи­ческий план. Какими-то своими проявлениями эти люди вызывают во мне сочувствие, и моя задача — направить это сочувствие в верное русло и не стараться разрешить за них их проблему.

Воздерживаться от суждения становится легко, когда по­нимаешь, что любое пристрастие укоренено в страхе, ко­торый знаком нам всем и от которого никто не застрахо­ван. Этим страхом и объясняется поведение людей с при­страстиями.

Я на самом деле научился видеть пагубные влечения людей как часть их цели или пути, и мне не нужно знать, в чем эта цель состоит. Я буду любить и поддерживать их. Я не вижу их неправыми. Просто они на пути к своей цели.

По правде говоря, я всё еще испытываю неловкость по отношению к наркоманам. Определенно, я не святая, по­скольку продолжаю судить, но я уже это осознаю. В умении остановить подобные суждения и заключается главное от­личие моего нынешнего мышления от прежнего. Теперь вмес­то суждения присутствует наблюдение и понимание. Прежний подход отчуждал и изолировал меня от людей, сейчас я чувствую себя совсем иначе. Я могу видеть их пристрастие, сочувствовать им и общаться с ними. Мы все едины в этом, все в одной лодке, и я понимаю, через что они проходят. И кто же я такая, чтобы судить?

Раньше мне нужно было скрывать свое отношение к нарко­манам. И они, и я были слабыми, всё было мучительным и хаотичным. Теперь я понимаю, насколько этим людям нуж­на любовь. Теперь, видя людей с присущими им пристрасти­ями, какой бы ни была их форма, я способна их любить.

Я люблю их. По существу, моя любовь к ним столь велика, что я начала работать с наркоманами-детьми, поскольку их боль совершенно очевидна и они не скрывают ее. Их чистосердечие предоставляет мне возможность сказать: «Ты всё равно любим, и твоя слабость — совсем не то, что ты есть. Это просто твой путь к осознанию твоего восприятия себя и мира». Я заметила, что в моей группе почти все излечиваются от химической зависимости, пе­рестают чувствовать себя жертвой, и это прекрасно.

Чаще всего я уже способна видеть неприязненное и аддиктивное поведение как просьбу о любви и не отношу его на свой счет. С детства я долгое время абсолютно всё прини­мала на свой счет. В прошлый выходной один господин был очень зол на меня, но я продолжала напоминать себе, что это его собственная боль. Он имеет на нее право, а избав­ление его от боли — не моя задача. Мне не нужно изме­няться, чтобы унять его боль. Он — друг, и я люблю его. Он может злиться на меня так долго, как ему угодно, и в этом нет ничего страшного. И я — тоже хороший человек.

С кем бы я ни беседовала, я всегда подчеркиваю, что между нами нет разницы, независимо от цвета кожи, возраста, социально-экономического положения или типа пристрас­тий. Мы абсолютно одинаковы, все созданы из одного материала. Я облекла этот материал в одну форму, ты — в другую. Я никогда не испытывала вражды к людям, чья боль привета их к пристрастиям, за исключением собствен­ных детей. Раньше мне хотелось убить их, теперь же они пользуются у меня тем же уважением, что и весь осталь­ной мир. Мое отношение к людям с пристрастиями в точности такое же, как и к тем, кто считает, что пристрастия им не свойственны. В моем понимании, мы все используем то или иное пристрастие, чтобы отстранить себя от Бога.

Прежде всего приходит понимание, что у кого-то есть проблема и что он находится в определенной стадии своего прогресса. Не соболезнуя, я просто понимаю, где он сейчас во времени. А это, в свою очередь, является сигналом того, что я сужу. Как правило, это служит поворотным момен­том. Я не жалею их, жалость низводит этих людей на более низкий уровень, я понимаю, что они находятся там, где выбрали быть, так же как мы находимся там, где выбрали быть мы. Я просто стараюсь послать им любовь уместным для данного случая способом. Я исхожу из следу­ющей предпосылки: коль скоро они выбрали находиться там, где находятся сейчас, я принимаю их там, где они есть сейчас.

Глядя на них, я узнаю их пристрастие и понимаю, что они останутся с ним до тех пор, пока не захотят покинуть эту страсть, и что в том их право. Я стараюсь сообщить им любым способом, что они находятся именно там, где выбрали быть. Ими движет тот же всеобъемлющий страх, которым был движим я, и они могут оставаться там столько, сколько пожелают. Они остаются столь же лю­бимы, несмотря ни на что. Я не считаю, что они ниже меня, но я больше не поддаюсь их драме. Я могу даже сказать прямо, но без грубости, что они вольны делать всё что угодно, меня не интересуют детали. Меня интересует то, что мы предпримем дальше, и, как только они решат измениться, с ними рядом окажется тот, кто им необхо­дим для осуществления этой цели. Я очень стараюсь не вовлекать себя в их личные кошмары, ибо это есть отвле­чение, а я не желаю сворачивать в сторону.

В какой-то мере часть меня всё еще чувствует симпатию к их ситуации, появляется желание протянуть руку и помочь, если это возможно. Другая часть меня знает, что я не могу разрешить их проблем, как бы сильно ни было мое желание хорошенько их встряхнуть и выбить из них то отрицание, в которое они погружены. В конечном счете я знаю, что с ними всё в порядке и что рано или поздно, в выбранное ими время они справятся с тем, с чем им прихо­дится справляться.

По существу, чем ближе они к тому опыту, который может помочь им пробудиться, тем лучше. Если я отвлеку их от страха, что я иногда делаю, это помешает им ясно увидеть проблему. Не подменять Бога — вот о чем я должен постоянно помнить. Иногда мы подходим к пере­ломному моменту, но не преодолеваем его, поскольку боимся, что это окажется непереносимым. Тогда необходимо, что­бы кто-то обнадежил нас, пообещал, что всё будет в порядке, придал нам немного силы, чтобы пройти немного дальше. Это необходимо для моего же покоя, а они при этом обретают толику уверенности, доверия к тому, что дейс­твительно всё будет хорошо.

Недалеко от моего офиса на углу весьма оживленной улицы поселился бездомный. Он сидит под дубом на расстоянии примерно пятидесяти футов от угла со всеми своими по­житками, в основном пластмассовыми бутылками и банка­ми, и когда бы я ни проходил мимо, он всегда там. У меня есть выбор, как его видеть. Я мог бы разглядеть в нем пристрастие к состоянию жертвы, к вине и, по меньшей мере, к нищете, но мой выбор — видеть его в полном порядке. Он располагается под прекрасным деревом, и, ка­жется, его не заботят ни полиция, ни правительство, у него есть свое место. Как-то, проезжая мимо, я остановил­ся и спросил, не могу ли я дать ему пару долларов. Посколь­ку он был очень полным стариком и передвигался довольно медленно, у него ушло какое-то время на то, чтобы подой­ти ко мне, и за мною выстроилась колонна машин. Это не огорчило меня, и, как только он подошел, я протянул ему руку с деньгами. Я чувствовала себя хорошо, давая ему деньги, и думаю, что это был момент единения. Я и потом видел его на том же углу. Но больше не чувствовал импуль­са дать ему деньги. Если я сочту необходимым, я дам ему их снова, но он и так в абсолютном порядке там, где находится. Я не Творец наш и не в ответе за вселенную, моя задача слушать и делать то, что слышу. Если мне будет подсказано дать ему пару долларов, я так и сделаю, а если я должен буду проехать мимо, так и будет.

Я хочу быть полностью открытым, чтобы слушать, что­бы успокоить свой разум, услышать своего внутреннего проводника и не видеть трагедии в ситуации этого челове­ка. В большинстве случаев те, кто оказались в неблагопо­лучной ситуации, гораздо ближе к пробуждению, чем неко­торые мои знакомые, не имеющие ни малейшего представ­ления о состоянии своего мышления и не желающие его иметь.

Большинство известных мне людей пребывает в полнейшем отрицании относительно своей жизни, стараясь сделать сон немного лучше. Бог с ними. Когда они появятся передо мной, чтобы я мог разрешить свою собственную проблему прощения, я буду слушать. Это происходит настолько мягко, что я благодарен им всем. Многие люди в группах выздоровления думают, что вид тех, кто сейчас споткнул­ся, служит напоминанием о том, каким ужасным было бы возвращение к бывшему состоянию зависимости. Но это на самом деле не может служить достаточно сильным дово­дом не делать этого. Я не против любого жизненного уклада, я не ответствен за чью-то жизненную драму или чью-то боль, поэтому я разрешаю всем быть там, где они есть.

Итак, мы с вами прошли полный цикл. Мы были тихими и уважительными свидетелями прекрасного события — воскре­шения любящего, вечного людского духа. По этим страницам мы сопровождали наших друзей в их всё еще продолжающемся странствии от эгоистической неосознанности к месту большего покоя и участия. Мы видели тех, кто испытывали тяжелые фи­зические муки или переживали мгновенное крушение всех жиз­ненных надежд, оставившее в их сердце глубокую травму. Для других опыт был подобен медленному умиранию, поскольку, несмотря на все попытки, старания и усилия, неудача неотступ­но преследовала их. И все прошли через свои собственные пе­риоды отчаяния. Когда было испробовано всё, когда отчаянье достигло предела терпения, они встали на единственно возмож­ный путь к покою, сдали свои позиции, отказались от собствен­ных убеждений. Они принесли к исцелению свою боязнь лю­бить и свою боль. И нынче с легким сердцем и чувством цели они продолжают свое странствие к еще большему осознанию себя и жизненных законов. Они обращаются к вам, говоря: «Всё это стоило усилий, и вы тоже сможете избавиться от своих при­страстий». Присоединитесь ли вы к ним сейчас?

Заключение

В детстве я очень любила воду. Годилась любая вода: бассейн, река, залив, пруд или же лужи на улице после весеннего дождя. Мы отправлялись к нашей любимой речке с большим водопадом (по крайней мере, с точки зрения нашего роста и возраста) и промокали в нем до нитки.

Теперь о метафоре.

Было бы немного странно, стоя под водопадом, просить, молить или молиться о том, чтобы промокнуть. Решение встать под водопад было гарантией того, что мы промокнем с ног до головы. Точно так же — наше право на собственную
ценность и фокусировка внимания на лучшем в нас и в других
гарантирует быстрый приход покоя, изобилия и ясности мыслей. Воде присущи естественные качества — текучесть и влажность, и нам не надо их изобретать. Точно так же и жизнь обладает встроенными в нее качествами процветания, радости, покоя, и эти качества не нами созданы.

Как глупо смотрелись бы мы, сидя подле водопада и молясь о том, чтобы вода сошла на нас и избавила нас от жары и пыли! Никто в здравом своем уме не стал бы делать этого. Те, кто, глядя на воду, всё еще жаловались на жару, не хотели вымокнуть, ведь всё, что от них требовалось, — это просто прыгнуть в воду.

Если мы сидим на пороге потенциально хорошей жизни, но отказываемся прыгнуть в нее, то необходимо признаться: наш выбор — не участвовать в такой жизни. Никто не удерживает нас от ныряния. Некоторые возразят, что именно другие люди и удерживают их. Настало время расстаться с этой отговоркой и признаться, что сидеть в стороне — наш собственный выбор, иначе мы давно уже купались бы в живительной влаге.

Может быть, мы боимся или раздражены необходимостью прыгнуть в жизнь? Что собой представляет этот процесс? Он есть решение любить, благословлять, воспринимать всё и всех в спектре нашего сознания, физически присутствующих или отсутствующих, положительным образом и без всяких усло­вий. Если идея раздражает вас, не огорчайтесь. Просто пришло время осознать, что мы прыгаем в жизнь, любя и поддерживая всё, без оглядок, оговорок и ссылок на условия детства, воспи­тания или на любые другие условия. Если наш выбор —не вста­вать под водопад изливающегося на нас изобилия, то необходи­мо признать, что мы предпочитаем что-то другое. И в этом нет ничего плохого, поскольку, как и в случае с водопадом, блага продолжают изливаться на нас. И вода, и блага знают, что не существует никакой проблемы, и, если даже мы отойдем в сто­рону на время, они продолжат изливаться, поскольку их запас неиссякаем. Водопад не смущен, у него нет сомнений в собс­твенном существовании, и нас никто не накажет за временное перемещение фокуса внимания.

Нам просто нужно понимать, что именно промедление в приятии лучшего в нас и есть причина нашей боли, а вовсе не то, что происходит с нами. Эта боль затем толкает нас на поиск отвлечений, которые называются пристрастиями, если они со­циально неприемлемы, манией или влечением, если они не так пугают людей, а иногда их называют достойным или даже по­хвальным поведением в том случае, если наша культура свое­вольно признала их таковыми.

Счастливый жизненный опыт не столь уж сложен, мистичен или таинственен. Он не просит ни жертвы, ни наказания, нет нужды, и заслуживать право на него. Он доступен для всех в любое время. В нашем мышлении существует единственная, но невероятная путаница в вопросе о том, как участвовать в жиз­ни, чтобы иметь доступ ко всему, что составляет наше наслед­ственное право. Распутать ее просто. Ответом послужит выбор мыслей и поступков, обнадеживающих, поддерживающих и исполненных любви. Если вы делаете иной выбор, то вашей свободной волей вы временно закрываете дверь ко всем доступ­ным вам благам. Они — повсюду и для всех. У жизни нет лю­бимчиков.

Если к чему-то мы и пристрастны, так это к нашему «праву» судить и осуждать, и мы цепко держимся за убеждение в том, что наше суждение весьма полезно и обеспечивает нам безопас­ность. Вы, безусловно, можете позволить себе удовольствие су­дить, но, поступая так, вы никогда не испытаете полной радости жизни. Многие из нас медлят с очисткой разума от старых сен­тенций, суждений, убеждений, мнений, прося гарантий в том, что жизнь немедленно начнет приносить радость и удовлетво­рение, как только мы станем думать лишь мысли, полные люб­ви. Или же мы настаиваем на том, что другие люди и ситуации препятствуют нам в изменении мышления и что сначала долж­ны измениться именно они.

Это — очевидная неправда, и подобные отговорки служат просто оправданием промедления, отсрочкой нашего возвра­щения домой. Только когда мы примем на себя ответственность и проявим мужество, двери начнут отворяться. Благая же весть в том, что с нашей стороны нужен лишь малый жест, согласие увидеть себя и других в новой перспективе, чтобы начать ощу­щать течение жизни.

Например, несколько лег назад моя близкая подруга испы­тывала трудные времена в своей жизни. Казалось, всё катится в пропасть. Ее упрямый, и в скором времени «бывший», муж был абсолютно к ней безучастен. Ее мать недавно умерла, и она ис­пытывала большую тревогу за подростка-сына, озабоченная его делами и друзьями. Бизнес не приносил дохода, и ей каза­лось, что друзья исчезали косяками. Вскоре после обсуждения ее проблемы в одном из наших еженедельных классов она заме­тила женщину, которая в отдалении сидела одна и у нее не было книги. Подруга подошла этой к женщине и спросила, не желает ли та заниматься вместе с ней по ее книге. Они оставались вмес­те до конца занятия, и как результат этого доброго жеста жизнь моей подруги начала изменяться. Ее лицо снова засветилось, и каждая «немыслимая» ситуация в ее жизни стала оборачивать­ся своей противоположностью. Нам вовсе не нужно знать ме­ханику того, каким путем разрешится та или иная ситуация.

Всё, что нам нужно помнить, —это что она разрешится непре­менно, как только мы выразим хоть толику готовности помо­гать друг им, быть им полезными и добрыми к ним.

Итак, краткий жизненный обзор, данный с целью освобо­дить каждого от великой путаницы, в том, что такое пристрас­тия, откуда они явились и что с ними нужно делать.

1. Мы постоянно делаем выбор в пользу мышления эго: судим,

настаиваем на собственной правоте, производим впечатле­ние на других, ищем одобрения, стремимся сохранить лицо, мстим за обиду, сосредоточиваемся на форме людей или событий, гипнотизируем себя собственной несостоятель­ностью и изолированностью от других.

2. Этот выбор, осознаем мы его или нет, есть выбор отстране­ния от жизни вместо непосредственного участия в ней, ибо участие требует благословения, желания служить, уважения к себе и другим, благодарности и признания врожденного блага во всех и во всем. Выбор неучастия всегда приносит боль, и мы упорно отказываемся видеть эту связь. Мы так сильно желаем, чтобы работала наша фантазия о том, «ка­кой должна быть жизнь», что, даже представ перед явным провалом своих планов, погружаемся в глобальное, полное отрицание. В глубине души мы знаем, что наш план не сра­ботает, но отказываемся принять другой, более действен­ный и эффективный план.

И так мы продолжаем сидеть на берегу жизненной реки, упрямые и неумолимые, и молимся, чтобы нас избавили от жа­ры и пыли, вместо того, чтобы воспользоваться живительной влагой и войти в реку. Всегда доступный для нас выбор остается открытым, пока мы пересматриваем наши возможности. Наша совместная цель — помочь вам сделать правильный выбор как можно скорее.

3. Нам было удобно забыть, что мы сами выбрали прозябание

на краю жизненной реки вместо участия в ней. Забывая, что у нас есть выбор, мы забываем о своей силе и чувствуем себя ничтожными, отчужденными и несостоятельными.

4. Продолжая сосредоточивать внимание на мыслях эго и боли, которую они рождают, мы видим перед собою выбор только из двух возможностей: либо заглушить боль медикаментозно, либо вообще отрицать ее присутствие. Оба решения, по сути, — один и тот же выбор, поскольку ни то решение, ни другое не приносит радости. Они просто отдаляют неиз­бежное.

5. Нельзя, однако, считать неправым того, кто откладывает правильный выбор пусть даже на длительное время. Заметь­те, что водопад не повредить вашим отказом встать под его струю. В нем нет никакого осуждения. Только нескончаемое излияние. Так же и с нами. Великое излияние любви продол­жается и всегда доступно, сколько бы мы ни медлили. Каж­дый момент может стать поворотным моментом по мере того, как мы изменяем наше мышление и выбираем жизнь в счастье и полноте.

6. Такая жизнь в гораздо меньшей мере относится к действиям и достижениям, чем к установлению партнерства с самим собой, к приятию отношения ко всему как благому по своей природе, хотя страх мог заслонить это для тех, кто настроен видеть только форму. Последним, и окончательным, реше­нием проблемы пристрастий, решением, которому гаранти­рован успех, послужит обмен привычного ощущения ник­чемности на равно привычный опыт радости и уверенности. Мы имеем дело с проблемой духовной, а не поведенческой. Раньше мы отрицали свое духовное наследие, теперь жаж­дем его. И результатов не достичь, пока мы не уступим на­шему естественному желанию любить и быть любимыми без каких бы то ни было условий, а не проводить жизнь, убегая и прячась от истины нашей ценности и красоты, той истины, которая за всеми нашими страхами продолжает оставаться неведомой.

Большинство из нас еще не разобрались в том, что нескончае­мые и ненужные страдания могут исчезнуть в одно мгновенье, как только мы позволим сомнениям в правоте эго войти в наши мысли и сердца. Самая большая проблема — то, что мы без сомнений принимаем достоверность голоса эго, этого постоян­ного, критичного, рождающего страх непрестанного жужжа­ния в нашей голове. Так почему мы медлим с сомнениями в нем? Да просто он — наше любимое детище. Мы сами создали его и исступленно желаем ему успеха, пусть за наш собственный счет. Необходимо увидеть, что эгоцентризм и боль —неизбеж­ный союз и что само создание образа собственного «я», которое мы просим нас спасти, и есть главный виновник. Чем предан­ней мы служим нашим эго — нашим бесценным созданиям, которым мы так отчаянно желаем оказаться правыми, тем больше мы нищаем. «Сохранить свое лицо» куда важнее, чем решить проблему, и мы прислушивались к голосу эго даже тог­да, когда он погружал нас в пучину отчаяния. На какую же преданность, на какую решительность мы способны, чтобы, продираясь через любые дебри, сделать эффективным выбран­ный нами путь!

Можно сказать, что мы пристрастны к тому, чтобы не ис­полнить своей роли, искусно изобретая длиннейший список объяснений, «почему именно мы не можем» этого сделать. Од­нако всё еще остается верным тот факт, что мы всегда можем исполнить свою роль, когда решим, что это для нас важно. Но до тех пор мы остаемся втянутыми в порочный цикл боли и отрицания ее, мы глушим ее медикаментозно или обращаемся за помощью к пристрастию. Всё, что вас просят сделать, — это пересмотреть свою позицию. Если вы не испытываете радости, не ощущаете изобилия, то необходимо изменить фокус своего внимания, а не налагать на себя епитимью, не упрекать себя. Вода не станет возражать, если вы посидите на краю реки не­много дольше, чем другие. Но она будет приветствовать вас, когда бы вы ни решились в нее войти.

Я предлагаю вам очень простой прием, состоящий всего из двух шагов: сначала признайте, что огорчающие чувства впол­не законны; что они просто сигналы, предупреждающие о том, что мы —в разладе с нашей естественной, исполненной любви и изобилия природой. Затем откорректируйте проблему, о ко­торой они дали знать. Мы не были исполнены любви к себе или

к другим. Нам принадлежит полный и абсолютный выбор ре­шения любить кого-то, включая самих себя, независимо от то­го, что происходило в прошлом. Это решение настоящего мо­мента, и принять его легко, если не прислушиваться к голосу эго, подговаривающему судить и ненавидеть, базируясь на прошлом. Поэтому наша сиюминутная цель — принять все чувства, не судя. Цель с дальним прицелом — мыслить и выно­сить решения таким образом, чтобы ненужными стали предуп­реждающие сигналы.

Помните, у нас есть сила думать так, как мы выбираем ду­мать, и сомневаться во всем, в чем хотим. По мере того как мы принимаем на себя ответственность за наши убеждения и выз­воляем силу, от которой по недоразумению отказались, и изме­няем свое мышление и отношение ко всем и ко всему, болезнен­ные чувства исчезают. Тогда исчезает и сам вопрос о том, что делать в отношении пристрастий. Считайте эту идею вызовом всем институтам и индивидуумам. Если вы предпочтете отка­заться от нее без всякого эксперимента, то придется признать, что ваш выбор — остаться частью проблемы. Все пристрастия, приемлемые или же не приемлемые обществом, вносят вклад в мировой конфликт, поскольку они поддерживают внутренний конфликт на индивидуальном уровне.

Мы притворяемся, что недостаточно сильны для иного вы­бора или развития иной привычки, поскольку мы страшимся своей силы. Мы боимся, что с признанием в себе силы и способ­ности менять мышление мы в какой-то мере окажемся ответ­ственны за это и неминуемо навлечем кару на свою голову. Но наше притворство в бессилии уже чревато наказанием. Наш главный фокус теперь на решении, а не на проблеме, из уваже­ния к тому факту, что мы получаем именно то, на чем сосредо­точено наше внимание.

Кто ж заинтересован в разрастании пристрастия, в обни­щании, в боли и одиночестве? И кто это на самом деле желает неоднократных повторений пугающих мыслей, боли, потреб­ности глушить себя медикаментозно, возрастания страха и ум­ножения лекарств? Возможно, кто-то этого желает. Но если вам в руки уже попала эта книга, то вы пришли к решению коренным образом изменить предмет вашей преданности. Не бой­тесь своей силы. Она — ваш друг, уже сейчас готовый помочь любым путем. Важнее всего здесь наша сила и способность со­средоточить внимание на том, чего мы действительно хотим.

И наконец, наше главное пристрастие, или влечение, или привычка — жить неосознанной жизнью вины и умаления се­бя, вины, которой не брошен вызов и которая завладевает на­шим разумом, ворует наш покой. Вторичные пристрастия — все эти наркотические субстанции, поведение и взгляды, кото­рые исходят из главной и полностью беспочвенной предпосыл­ки нашей виновности. Подумать только! Сотни и сотни при­страстий — и лишь одна причина. Не время ли отказаться от нее?

Жизнь никогда не противоборствует, она лишь изливается, течет. Мы можем либо сосредоточиться на этом потоке в поч­тении ко всей сотворенной жизни, включая самих себя, либо уткнуться носом в гнетущую, третьесортную новеллу, перепол­ненную суждением и болью. Выбор всегда за нами. Никто нас не наказывает и ничего не отнимает за чтение этой жалкой но­веллы. Мы вольны дочитать ее до самого конца, вплоть до пос­ледней страницы. Тем не менее мы всегда возлюбленные дети Вселенной, и остаемся в сердце Божьем как уникальные, необ­ходимые и бесценные существа. Решение принять эту истину всегда за нами, и нет конца возможностям и поводам для по­добного выбора. Немногим из нас посчастливилось встретить сознательных и просветленных людей, которые могли стать примером для подражания. Начнем же это тысячелетие по-но­вому и станем теми примерами для подражания, которых не имели сами. Так мы покончим с властью страха и остановим падение вниз, в объятия пристрастий, которое берет свое нача­ло в отказе признать наши чувства, в подавлении их. И, расста­ваясь с вами, хочу напомнить: эта новелла жизни всегда может иметь счастливый конец!