Больше горячих людей для Сибири

Говоря о первостепенных проблемах на совещании во Владивосто­ке в августе 2002 года, федеральные чиновники отмечали, что для всех крупномасштабных и грандиозных проектов развития Сибири потребуется еще и рабочая сила, в которой регион испытывает крайне острый дефицит. Как заявил на совещании Виктор Ишаев, губернатор Хабаровского края «мы не овладеем Дальним Восто­ком, если не создадим там постоянного заселения»²⁴. Что касается унаследованной советской экономики - не той ее части, что оказа­лась жизнеспособной в рыночных экономических условиях, -то Сибирь сегодня сталкивается с острой нехваткой рабочей силы точно так же, как и в 1980-х годах. Не хватает людей, которые за­хотели бы работать в суровых условиях за предельно низкую плату ради поддержания на плаву убыточных предприятий и рудников, не говоря уже о создании предполагаемой новой инфраструктуры. В результате удержание на месте и доставка в Сибирь и на Дальний Восток еще большего числа людей (даже несмотря на то, что имеющееся население пытается оттуда уехать) стали главными вопросами для российских политиков в регионе и Москве. Во время предыдущей поездки в Сибирь в феврале 2001 года президент Пу­тин в своем выступлении отметил: «В последние годы население большинства сибирских регионов неукоснительно сокращается, люди уезжают. Уезжают, потому что просто не видят для себя пер­спектив. Демографический дисбаланс между европейской частью и Зауральем, и без того серьезный, усугубляется в последние годы... Нужно существенно повысить миграционную привлекательность Зауралья»²⁵. И бывший премьер-министр Евгений Примаков в ин­тервью российской прессе в июле 2002 года тоже заявил (снова отголосок «доктрины Энгельса»), что одна из главных проблем, стоящих перед Россией, - «это неравномерность распределения на­селения по территории России. «Вакуум» на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири. Но вакуумы ведь заполняются»²⁶.

Фиона Хилл, Клиффорд Гэдди. Сибирское бремя ______________________

Но как этот вакуум будет заполняться? И опять прозвучало то, что признал Виктор Ишаев на совещании во Владивостоке в авгус­те 2002 года: «[российский Дальний Восток] не развивался на ком­мерческой основе. Он развивался во исполнение геополитической, геостратегической миссии, которая всегда возлагалась на него ис­ключительно государством и правительством. Люди приезжали сюда не потому, что они этого хотели, что здесь было тепло, что здесь было много пищи или что здесь было удобно жить. Это была их миссия. Вот почему люди прибывали сюда. Вот почему они осва­ивали Дальний Восток»²⁷.

Признание Ишаева подтверждает, что совершив полный обо­рот, Россия снова приходит к призывам к мобилизации и при­нуждению. Действительно, убеждение, что лучше уж пусть рос­сийское государство само распределяет рабочую силу в опреде­ленные регионы и в отрасли промышленности, чем позволять делать это рынку (предоставляя людям выбор), по-прежнему глу­боко коренится в российском политическом мышлении. На сове­щании во Владивостоке, хотя и Виктор Христенко, и Владимир Путин отметили, что обычное правило для людей, подыскиваю­щих работу и место жительства в условиях рыночной экономики, звучит так: «Вы должны работать там, где наиболее выгодно, и жить там, где наиболее комфортно», - оба они подчеркнули, что у россиян должна быть и другая императива: «Вы должны служить там, где потребуют государственные интересы». (Путин даже за­явил, что как Верховный главнокомандующий он имеет право ре­шать, «где кому служить»)²⁸.

Президент Путин и прочие российские лидеры все еще вольны рассуждать о важности чувства долга и служении государствен­ным интересам. Россияне же с 1990-х годов с большей готовностью реагировали на притягательность сил рыночной экономики, поки­дая Сибирь и Дальний Восток, если им предоставлялась такая воз­можность. По свидетельству экспертов, например Тимоти Хелени-ака, в 1989-2001 годах миграция в пределах региона была доволь­но заметной. Свыше 12 процентов населения региона, отнесенного Всемирным банком к жителям российского Севера (см. приложе­ние В), уехали из этих отдаленных районов, хотя многие мигран­ты были не в состоянии выехать за пределы Сибири²⁹. Как свиде­тельствуют аналитики, наиболее интенсивный всплеск миграции отмечался в 1992 году, непосредственно после развала Советского Союза. Хотя темп эмиграции и снижался из-за восстановления по­литических барьеров на пути миграции и хотя переселиться куда-нибудь в Российской Федерации становилось все сложнее, тот факт, что массовый исход подобного рода действительно произо-

Глава 9. Преемственность идеологии

шел в начале 1990-х годов, был важным и своевременным сигна­лом со стороны рынка и свидетельствовал о том, что большая часть производства в этой части страны находится в упадке. Такой сиг­нал должен был быть, но не был замечен ни региональными, ни центральными властями.

Окончание эпохи советских субсидий было одним из главных факторов, послуживших причиной подобного исхода. Как отмеча­лось ранее, до развала СССР рабочая сила являлась в значительной степени субсидируемым элементом производства в Сибири и на Дальнем Востоке. Надбавки к зарплате были лишь малой частью этих субсидий. Выплаты и льготы, предоставлявшиеся Советским Союзом помимо зарплаты и вне зависимости от конкретного пред­приятия, на котором работали люди, были важнее всего для посто­янных жителей региона. Они варьировались от низких тарифов ЖКХ и цен на жилье до фактически бесплатных авиаперелетов в европейскую часть России. Эти льготы были урезаны в начале 1990-х годов, и рабочих Сибири и Дальнего Востока уже не могли устроить одни только высокие зарплаты. В итоге они были постав­лены перед фактом серьезного урезания и их реальной заработной платы. Многие реагировали так, как следовало ожидать, - покидали не только предприятие, но и регион, что было естественным по­следствием потери субсидий из центра. За исключением «Нориль­ского никеля», почти ни одно предприятие в регионе не было на­столько прибыльным, чтобы иметь возможность выплачивать сво­им работникам заработную плату в денежной форме, достаточную для компенсации утраченных льгот.

В экономике невозможность платить достаточные зарплаты рабочим, чтобы они продолжали трудиться, а не уходили с пред­приятия, служит показателем стоимости капитала (предприятия). В Сибири и на Дальнем Востоке в 1990-х годах «собственники» ка­питала - директора заводов, олигархи, обзаведшиеся российски­ми промышленными активами, региональные элиты и, разумеет­ся, федеральные власти - не восприняли или, по меньшей мере, не осознали подспудный намек эмиграции на то, что этот капитал был фактически менее прибыльным (более затратным), чем они се­бе представляли. Над директорами заводов и над правительством довлело политическое обязательство оберегать стоимость капита­ла. Развернутую версию такой схемы сохранения видимости сто­имости нежизнеспособных предприятий назвали российской «виртуальной экономикой»³⁰. Нигде эта схема не была настолько в ^Х0ДУ, как в Уральском и Сибирском регионах. Проблемы стали появляться. В то время как политические связи между пред­приятиями и государственными структурами обеспечивали про-

Фиона Хилл, Клиффорд Гэдди. Сибирское бремя ______________________

цесс совершения неких сделок между предприятиями и между предприятиями и этими структурами («виртуальные» цены и «виртуальная» оплата налогов), работники просто не желали больше притворяться, что их «виртуальные» зарплаты в действи­тельности выплачивались. С появлением свободного выбора места работы люди стали покидать заводы.

Таким образом, возник дисбаланс между физическим капи­талом, заводами и оборудованием, с одной стороны, и рабочим -с другой. Рабочая сила стала дефицитным фактором. Она была бы в еще большем дефиците, если бы не существовало всех этих ограничений на российском рынке труда. Как мы уже говорили в предыдущей главе, многие люди оставались запертыми в Сиби­ри и на Дальнем Востоке. Они были не в состоянии переселиться из-за ограничений по проживанию в наиболее привлекательных местах, из-за недостаточно развитого рынка жилья и из-за непре­ходящего значения системы личной экономической безопаснос­ти (подсобное хозяйство, общественные связи и прочие защит­ные механизмы, помогавшие россиянам пережить потрясения 1990-х). Потому-то, несмотря на все негативные явления, заводы в Сибири были в состоянии удерживать некоторое количество прежней рабочей силы, хотя те, кто оставался, чаще всего оказы­вались наименее продуктивными и наименее мобильными из всех работников. Для переселения им не хватало профессиональ­ной подготовки, и, соответственно, их перспективы при пересе­лении были ограниченны.