Сцена пятая. Гаврилов: Нет, ты знаешь, Почему я писатель.

Вваливаются ЛИСТВЕННИЦКИЙ и ГАВРИЛОВ. Оба пьяные в стельку, с бутылкой водки. Садятся за стулья и продолжают пить.

ГАВРИЛОВ: Нет, ты знаешь, почему я писатель?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Почему?
ГАВРИЛОВ: Потому что это круто!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Согласен. За это надо выпить.

Пьют.

ГАВРИЛОВ: А знаешь, как я стал писателем?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Неа.
ГАВРИЛОВ: А хочешь знать?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Хочу!
ГАВРИЛОВ: Тогда слушай.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Слушаю.
ГАВРИЛОВ: Десять лет назад я был в Москве. Для тебя это обычное дело, а вот для меня это событие. Еще какое событие.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Понимаю.
ГАВРИЛОВ: Так вот. Были там такие ребята патлатые, которые обожали играть на гитарах и бухать.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ага. Выпьем?

Пьют.

ГАВРИЛОВ: Так вот среди этих ребят было очень много писак. Я говорю писак, потому что настоящий писатель там был один.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Кто?
ГАВРИЛОВ: Не помню. Главное, что был. Вот после встречи с ним я и начал писать.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Вы много общались?
ГАВРИЛОВ: Ага, общались. Всю ночь. Ох и крепыш же у него был…
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Оу.
ГАВРИЛОВ: Ну да. Я не скрываю своей ориентации.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ты гомосексуал?
ГАВРИЛОВ: Давай без этих дрянных словечек. Да. Я гомик.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А с чего ты таким заделался?
ГАВРИЛОВ: Тебя никогда не раздражало женское лицемерие?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не замечал.
ГАВРИЛОВ: Ну как же? Вот это: «ты должен делать первый шаг, ты же мужчина».
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А что в этом такого?
ГАВРИЛОВ: Нахрена они всю историю человечества добивались равноправия, если ведут себя так?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Как?
ГАВРИЛОВ: Не тупи. Кто должен подавать руку?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Мужчина.
ГАВРИЛОВ: Кто должен предлагать брак?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Мужчина.
ГАВРИЛОВ: Кто должен обеспечивать семью?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Мужчина.
ГАВРИЛОВ: А еще он готовить должен уметь. Спрашивается, нахрена нужны женщины?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну, обычным людям для любви.
ГАВРИЛОВ: Любовь! Ладно, пусть для любви. А еще для чего? Особенно, если мужчина умеет готовить?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Эээ. Всё.
ГАВРИЛОВ: Вот именно! Всё! С хера ли у нас равноправие?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Они ведь тоже люди.
ГАВРИЛОВ: Сомневаюсь. Хотя, даже если и так, права все должны получать соразмерно обязанностям, тебе не кажется?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Кажется.
ГАВРИЛОВ: У них есть одна прекрасная отговорка.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Какая?
ГАВРИЛОВ: Они хотят почувствовать себя слабыми при мужчинах.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну да.
ГАВРИЛОВ: Они никогда не задумывались, что может мужчины тоже хотят почувствовать себя слабыми при женщинах?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не поспоришь.
ГАВРИЛОВ: Вот именно.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Это действительно стоит принять во внимание.
ГАВРИЛОВ: Знаешь две профессии, в которых женщины лучше?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Какие?
ГАВРИЛОВ: Синхронное плавание и проституция.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Это точно.
ГАВРИЛОВ: Вот синхронисток и шлюх я бы сделал равноправными.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А феминисток?
ГАВРИЛОВ: А их то за что?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну, они же под мужиков косят.
ГАВРИЛОВ: Да, как же. Эти долбанные феминистки всё кричат о том, что мужики нахер не нужны, но, сука, кто их трахать будет, если мужчин не будет?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Действительно.
ГАВРИЛОВ: Теперь замечаешь лицемерие?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да.
ГАВРИЛОВ: Более того, женщины постоянно врут.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да?
ГАВРИЛОВ: Да. Даже моя сестрица.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А когда она врала?
ГАВРИЛОВ: Послушай, Марк. Ты ведь Марк, верно?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да.
ГАВРИЛОВ: Я тоже. Так вот, недостойна она тебя. Ты же такой красивый, честный, богатый, а она кто? Шлюха и всё тут.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не говори так о сестре. Это нехорошо.
ГАВРИЛОВ: Хорошо, нехорошо, но это так. Нехорошо врать таким красавчикам, как ты.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А кто мне врал?
ГАВРИЛОВ: Машка. Она же тебе наплела, что из-за меня из дому ушла?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да, она так сказала.
ГАВРИЛОВ: Так вот на самом деле не так.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А как?
ГАВРИЛОВ: На самом деле, когда я вернулся из поездки, все на первый взгляд было в порядке. Но только на первый взгляд.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не томи, что случилось то?
ГАВРИЛОВ: Отец изнасиловал её.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Кого? Машку?
ГАВРИЛОВ: Да. Когда я об этом узнал, дал ему пизды и забрал её.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: И на что вы жили?
ГАВРИЛОВ: Сначала я подрабатывал, где мог, потом она на панель пошла. Ей снесло крышу от того, что сделал папенька, теперь всё время трахаться хочет.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да уж. Об этом она не рассказала. А я её с ним мириться отправил.
ГАВРИЛОВ: Не волнуйся, здесь она тебя тоже надула.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да? А чьи это тогда были челюсти?
ГАВРИЛОВ: Нашего соседа. Так что думай, Марк. Нужны ли тебе девушки?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: По крайней мере, они не такие ублюдки, как мужчины.
ГАВРИЛОВ: Ой, не все же такие. Наливай, давай.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ наливает, опять пьют.

ГАВРИЛОВ: Ты думаешь, счастье есть?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ооо.
ГАВРИЛОВ: Что? Я вполне серьезно. Никак не могу его придумать.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не знаю. Может, если бы ты был богат, ты был бы счастлив?
ГАВРИЛОВ: Так откуда я знаю? Надо у тебя спросить.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да я тоже не знаю… Может бездомным мне бы жилось лучше.
ГАВРИЛОВ: Может. Я бывал на дорогих вечеринках.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да?
ГАВРИЛОВ: Ага. На съезде писателей России, в том году. Было круто, но это не по мне.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А что по тебе?
ГАВРИЛОВ: По мне? По мне сидеть вот так, пить и болтать обо всем. Может это, потому что я так привык?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да, наверное.
ГАВРИЛОВ: Знаешь, что я думаю?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Что же?
ГАВРИЛОВ: Все эти деньги лишь фантики, которыми мы подтираем слюну наших желаний. Ведь если бы у всех была куча денег, они бы ничего не стоили. Деньги закрывают человеку взгляд, прячут от него самое главное, самое интересное, то, ради чего стоит жить.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Что это?
ГАВРИЛОВ: Дух. Душа. Не знаю, как еще сказать, но что-то вот такое.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да. Впечатляет.
ГАВРИЛОВ: И знаешь что?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Что?
ГАВРИЛОВ: Я думаю, никакие деньги не заменят крепкого мужского поцелуя.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Может быть.

ГАВРИЛОВ встает и крепко чмокает ЛИСТВЕННИЦКОГО прямо в губы. Потом садится, наливает и опять пьет. ЛИСТВЕННИЦКИЙ в шоке.

ГАВРИЛОВ (занюхивает): Сладкий.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Это что сейчас было?
ГАВРИЛОВ: Когда?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да вот только что.
ГАВРИЛОВ: Да вроде ничего не было.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Совсем?
ГАВРИЛОВ: Абсолютно.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: И ты ничего странного не заметил?
ГАВРИЛОВ: Без сомнения.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну ладно.
ГАВРИЛОВ: И чего ты напрягся?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Сам не знаю.

Снова пьют.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Я должен кое в чем признаться.
ГАВРИЛОВ: Валяй.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Понимаешь, я влюбился в твою сестру, и никак не мог придумать, как сделать так, чтобы она была со мной.
ГАВРИЛОВ: К чему ты клонишь?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну, в общем, я не миллионер.
ГАВРИЛОВ: Надеюсь, ты сейчас скажешь, что ты миллиардер.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Нет. На самом деле я обычный продавец.
ГАВРИЛОВ: Стоп, стоп, стоп. А где ты живешь?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: В Красноярске.
ГАВРИЛОВ: Вот это шок.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Понимаю.
ГАВРИЛОВ: А тут ты что забыл?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Приехал к кузену моей матери.
ГАВРИЛОВ: К кому?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: К Кривобрюхову.
ГАВРИЛОВ: То-то я смотрю, вы похожи!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Немного.
ГАВРИЛОВ: Да ни фига! Я битый час доказывал барменше, что ты вылитый Кривобрюхов!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну, похож, чуть-чуть, да. Но дело не в этом. Я очень люблю твою сестру, и хочу её забрать с собой.
ГАВРИЛОВ: Ох, не понравится это Машке, ох, не понравится.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не говори ей! Умоляю!
ГАВРИЛОВ: Шутишь? Да я обязан! Это же будет сцена века!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Пожалуйста, не смей этого делать!
ГАВРИЛОВ: Да я прямо сейчас найду её и расскажу!

ГАВРИЛОВ идёт к выходу. ЛИСТВЕННИЦКИЙ бросается наперерез.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Стой! Прошу! Вот немного денег, только не говори ей!
ГАВРИЛОВ: Хм.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ (протягивает купюры): На, держи, но молчи, прошу, молчи!
ГАВРИЛОВ (берет деньги): Ладно, деньги я возьму. Я в бар. Пусти.

ГАВРИЛОВ откидывает ЛИСТВЕННИЦКОГО и уходит.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ (плачет): Сука! Всё ведь растрезвонит, козлина! И зачем я рассказал? Идиот! Машенька меня не простит, не простит и всё тут! Что делать? Что делать? Господи, помоги мне!

Входит ДВОРСКИЙ с членом. Что-то ищет, не замечая ЛИСТВЕННИЦКОГО, пока не натыкается на него.

ДВОРСКИЙ: Ты кто?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А ты?
ДВОРСКИЙ: Я сосед.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А я жених.
ДВОРСКИЙ: Какой еще жених?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Жених Марии Гавриловой.
ДВОРСКИЙ: Этой шлюхи что ли?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Давайте не будем о её прошлом.
ДВОРСКИЙ: Каком прошлом? Она сегодня к клиенту ездила.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Это был я.
ДВОРСКИЙ: Ну ладно тогда. Чего в слезах весь, жених?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Неважно. А что ты тут забыл?
ДВОРСКИЙ: Не отходи от темы. Чего ревешь?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Я не отхожу. Так что ты тут делаешь?
ДВОРСКИЙ: Да, вот, это штуку обратно принес. Духу не хватило её выбросить, вдруг какие-нибудь школьники подберут.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Школьники или школьницы?
ДВОРСКИЙ: И те, и другие. На вот, выпей.

ДВОРСКИЙ наливает ЛИСТВЕННИЦКОМУ, тот пьет.

ДВОРСКИЙ: Так что стряслось?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ничего особенного.
ДВОРСКИЙ: Ничего особенного? Я слышал крики.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ладно, налей еще и расскажу.

ДВОРСКИЙ снова наливает, ЛИСТВЕННИЦКИЙ пьет.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Тут произошел разговор по душам, раскрытие семейных тайн, искреннее признание и мерзкое предательство.
ДВОРСКИЙ: Вот про предательство поподробней.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ты знаешь некоего Гаврилова?
ДВОРСКИЙ: Конечно, знаю. Похоже, не только мне он насолил.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: А тебе он что сделал?
ДВОРСКИЙ: Неважно. Так что случилось?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Понимаешь, я с первого взгляда влюбился в его сестру. Ну и наплел ей, что я миллионер, чтобы она со мной уехала.
ДВОРСКИЙ: А ты, значит, не миллионер?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Нет.
ДВОРСКИЙ: Жаль.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ага. И вот это он сейчас расскажет моей любимой Машеньке.

ДВОРСКОГО передергивает на этих словах.

ДВОРСКИЙ: Я понимаю, что уже ничего не исправить, но может, месть тебя утешит?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ты сейчас на что намекаешь?
ДВОРСКИЙ: Не хочешь отомстить этому говнюку, который развалил твою семью?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Он еще не развалил…
ДВОРСКИЙ: Неважно! Развалит еще. Это его специальность.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну, допустим. А что, есть идеи?
ДВОРСКИЙ: Представь.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну?
ДВОРСКИЙ: Ты давно с ним знаком?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Час.
ДВОРСКИЙ: А я давно. И наблюдал за ним.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Наблюдал?
ДВОРСКИЙ: Ну как наблюдал. Слышал.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Слышал?
ДВОРСКИЙ: Да. Я же сосед.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ А, точно.
ДВОРСКИЙ: Так вот, помимо мастурбации и алкоголизма, у нашего друга есть очень забавная привычка.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Забавная?
ДВОРСКИЙ: Да. А что?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Где-то я слышал сегодня это слово.
ДВОРСКИЙ: Слова часто повторяются, ты не замечал?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Замечал. Продолжай.
ДВОРСКИЙ: Так вот. Он часто берет свой пистолет, подносит его к виску и пытается застрелиться.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Пытается?
ДВОРСКИЙ: Да. В нем нет патронов.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: И?
ДВОРСКИЙ: А у меня есть.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: И?
ДВОРСКИЙ: Мы можем зарядить пистолет.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Подожди, подожди, подожди. Ты хочешь убить его?
ДВОРСКИЙ: Нет, нет. Он сам себя убьет.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да ни фига, это ты будешь убийцей!
ДВОРСКИЙ: Почему я? Он же сам спустит курок? Сам. Мы лишь даем ему средство к тому, чего он так страстно желает.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Чего?
ДВОРСКИЙ: Он не рассказывал о скуке и смерти тебе?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Эм, нет.
ДВОРСКИЙ: А о чем вы говорили?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: О феминистках.
ДВОРСКИЙ: Терпеть их не могу. Нашли о чем поговорить.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Это точно.
ДВОРСКИЙ: Так как тебе моя идея?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Она ужасна!
ДВОРСКИЙ: Вряд ли ты придумаешь что-нибудь лучше.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Я не имел в виду, что твоя задумка отстой. Нет, это как раз классно, но конечный замысел не слишком ли радикален?
ДВОРСКИЙ: Нет, по-моему, нормально.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ну не знаю.
ДВОРСКИЙ: Подумай о своей Маше.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Кхм.
ДВОРСКИЙ: А теперь о том, что она тебя бросит.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Кхм!
ДВОРСКИЙ: А теперь о том, из-за кого это произойдет.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Хватит. Я не сделаю этого, потому что это неправильно.
ДВОРСКИЙ: Согласен, это грех. Но не грех ли выдавать тайны?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Грех.
ДВОРСКИЙ: А грех в отместку греху, которым тебе причинили боль, не засчитывается.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Точно?
ДВОРСКИЙ: Точно. Как христианин тебе говорю.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Все равно. Я не смогу с этим жить.
ДВОРСКИЙ: А если не будешь знать об этом?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: В смысле?
ДВОРСКИЙ: Если забудешь?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Как я забуду?
ДВОРСКИЙ: Это уже моя проблема.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Не знаю. Может смогу.
ДВОРСКИЙ: Ну, раз сможешь, чего тянуть?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Я не уверен, что такая месть по мне.

ДВОРСКИЙ наливает ЛИСТВЕННИЦКОМУ и заставляет его пить.

ДВОРСКИЙ: Подумай, о Маше. О ваших возможных детишках.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: О, да…
ДВОРСКИЙ: О вашей тихой семейной жизни…
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да…
ДВОРСКИЙ: О совместном счастье…
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: …
ДВОРСКИЙ: А теперь представь, что всё это отобрал Гаврилов!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Черт… Доставай патрон!

ДВОРСКИЙ достает патрон.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Стоп! А как я забуду?
ДВОРСКИЙ: О, не волнуйся, забудешь со стопроцентной гарантией.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Точно?
ДВОРСКИЙ: Обещаю.

ДВОРСКИЙ берет пистолет в свободную руку и протягивает обе руки к ЛИСТВЕННИЦКОМУ. Лампочка гаснет, слышится звук заряжаемого пистолета. Загорается свет, пистолет лежит посередине столика, оказавшийся за спиной у ЛИСТВЕННИЦКОГО ДВОРСКИЙ бьет его башкой об столик. ЛИСТВЕННИЦКИЙ теряет сознание.

ДВОРСКИЙ: Делов то.

ДВОРСКИЙ оставляет член и уходит. Через десять секунд входят МАРИЯ и ГАВРИЛОВ.

МАРИЯ: Так что с Нэнси? Куда она делась?
ГАВРИЛОВ: Да тут неважно, куда она делась, важен этот парень, Джек.
МАРИЯ: И кто он?
ГАВРИЛОВ: Джек-потрошитель.
МАРИЯ: И что это значит?
ГАВРИЛОВ: Это значит, что она убивала невиновных, а настоящего психопата пожалела.
МАРИЯ: Оу. А может это после неё он начал всех убивать?
ГАВРИЛОВ: Может.
МАРИЯ: Ты сам не знаешь?
ГАВРИЛОВ: Я сам не знаю.

МАРИЯ замечает тело ЛИСТВЕННИЦКОГО.

МАРИЯ: Господи, Марк!
ГАВРИЛОВ: Что?
МАРИЯ: Да не ты!

МАРИЯ бросается к ЛИСТВЕННИЦКОМУ, начинает приводить его в чувство.

МАРИЯ: Маркуша, бедненький, кто ж тебя?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ (приходя в себя): Маша…
МАРИЯ: Да, это я, зайчонок мой.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Машуля…
ГАВРИЛОВ: Да что он заладил: Маша, да Маша. Отупел что ль?
МАРИЯ: Тихо ты! У него контузия.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Машенька…
МАРИЯ: И в правду что-то с ним не то.
ГАВРИЛОВ: Так я и говорю.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да нормальный я!
ГАВРИЛОВ: О, вернулся.
МАРИЯ: Зайка, кто это тебя так?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Как?
МАРИЯ (трогая его за лоб): Вот это рог…
ГАВРИЛОВ: Бараний?
МАРИЯ: Заткнись!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да это маленькая ссадина. Маш, я должен кое-что сказать…
МАРИЯ: Нихрена себе маленькая! На пол головы! Кто тебя так отделал?
ГАВРИЛОВ: Да сам, наверное, поскользнулся и упал…
ЛИСТВЕННИЦКИЙ (вскакивая): Да это неважно! Я должен сказать тебе, Мария!
ГАВРИЛОВ: Машка, не подходи к нему, у него посттравматический шок.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Да нет у меня никакого шока!
МАРИЯ: Маркуша, сладкий, ты успокойся, присядь, и мы тебя выслушаем, обязательно выслушаем.
ГАВРИЛОВ: Только дистанцию держи.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Хорошо, хорошо.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ подходит к большому столу, разворачивает стул и садится.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Теперь можно сказать?
МАРИЯ: Да, любимый, говори.
ГАВРИЛОВ: Только без шуточек.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Пусть он выйдет.
ГАВРИЛОВ: Никуда я не пойду!
МАРИЯ: Зайчик, он не хочет выходить.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: И что?
МАРИЯ: Ты же знаешь, я уважаю чужие желания.
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Моё желание – пусть он выйдет!
МАРИЯ: Но тогда нарушится его желание.
ГАВРИЛОВ: Мало ли что ты тут с ней сделаешь!
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Ладно. Скажу при свидетелях.
ГАВРИЛОВ: Давай уже, не тяни.
МАРИЯ: Я слушаю очень-очень внимательно.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ встает на колени.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Маша, не знаю, простишь ты меня или нет, но я должен признаться: я не богат.
МАРИЯ: Что?
ГАВРИЛОВ: Ты оглохла? Он никто.
МАРИЯ: Но ты же говорил…
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Прости. Я так в тебя влюбился, что хотел всеми средствами тебя удержать!
ГАВРИЛОВ: Пиздабол! Пиздабол! Пиздабол!
МАРИЯ: Но хоть квартира у тебя есть?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Есть.
ГАВРИЛОВ: А живешь ты там один?
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Нет… С мамой.
ГАВРИЛОВ: Ха-ха-ха!
МАРИЯ: Козел, скотина, задница вонючая…
ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Я очень люблю тебя, Маша, и хочу быть только с тобой!
МАРИЯ: Я тебя ненавижу!

МАРИЯ дает хорошую затрещину ЛИСТВЕННИЦКОМУ и пинками выгоняет его из комнаты. Затем в бессилии садится на стул и плачет.

ГАВРИЛОВ: Ну, Маш, успокойся, все в жизни бывает. Найдешь ты себе еще кого-нибудь, с твоей-то профессией…
МАРИЯ (всхлипывая): За что он так со мной? Что я ему сделала?
ГАВРИЛОВ: Бывают такие люди, которые козлы по природе…
МАРИЯ: Я ведь почти полюбила его, столько планов придумала… А он… Скотина!
ГАВРИЛОВ: Ну, перестань, все еще образуется. Я тоже расстроен, такой красавец, а такая гнида…
МАРИЯ: Всё, хватит, разнылась тут. Откуда тут член?
ГАВРИЛОВ: А?
МАРИЯ: Откуда здесь взялся член?
ГАВРИЛОВ: Без понятия.
МАРИЯ: Я же отдала его Дворскому. Вот тряпка, даже выкинуть не смог.
ГАВРИЛОВ: Что? Вы хотели его выкинуть?
МАРИЯ: Ну да, а что?
ГАВРИЛОВ: Вы ненормальные что ли? Это же фамильная ценность!
МАРИЯ: Что?!
ГАВРИЛОВ: Ну да. Мне его жена рассказывала. Ей по материнской линии его передали.
МАРИЯ: Ужас.

МАРИЯ подбирает член и внимательно его разглядывает.

МАРИЯ: Знаешь что?
ГАВРИЛОВ: Что опять?
МАРИЯ: Я всё равно поеду с ним.
ГАВРИЛОВ: Это еще почему?
МАРИЯ: Потому. Надоело тут торчать. Пора валить.
ГАВРИЛОВ: Охренела?
МАРИЯ: Это еще с чего?
ГАВРИЛОВ: Бросаешь брата ради какого-то продавца?
МАРИЯ: Откуда ты знаешь, что он продавец?
ГАВРИЛОВ: Он сказал.
МАРИЯ: Ага, то есть ты уже с ним поговорил… Понятно. Всё, я решительно сваливаю отсюда.

МАРИЯ хватает чемодан и идет к выходу. ГАВРИЛОВ бросается к пистолету и наводит прицел на неё.

ГАВРИЛОВ: Стой, сучка!
МАРИЯ: Что ты сказал?

МАРИЯ берет член и начинает гоняться за ГАВРИЛОВЫМ, размахивая им.

ГАВРИЛОВ: Стой, застрелю нахрен!
МАРИЯ: Чего? Ты придурок, он не заряжен!
ГАВРИЛОВ: Да мне по хер. Ты, грязная шлюшка, не бросишь меня из-за первого встречного иногородца!
МАРИЯ: Еще как брошу, дорогой мой педик.
ГАВРИЛОВ: Что ты сказала?!
МАРИЯ: Я сказала, что ты педик сраный!
ГАВРИЛОВ: Ты не говорила сраный.
МАРИЯ: Теперь говорю!
ГАВРИЛОВ: Поглядите, шлюха меня называет педиком!
МАРИЯ: Да, мать твою, сраным педиком.
ГАВРИЛОВ: Где хоть намек на толерантность?
МАРИЯ: Толерантность? Если ты не по ориентации, а по жизни пидарас, никто не будет соблюдать эту гребанную толерантность!
ГАВРИЛОВ: Да пошла ты нахер!
МАРИЯ: Вот и пойду!
ГАВРИЛОВ: Нет стой!
МАРИЯ: Всё! Как там по-итальянски: оревуар!
ГАВРИЛОВ: Это по-французски, дура!
МАРИЯ: Плевать! Адьё!
ГАВРИЛОВ: Стоять!

ГАВРИЛОВ начинает щелкать затвором и стреляет. МАРИЯ падает замертво.

ГАВРИЛОВ: Эй, Маш, ты чего?

Подбегает к ней.

ГАВРИЛОВ: Машуля, не шути так.

Трогает её голову.

ГАВРИЛОВ: Маша… Машенька. Маша!

Встает, руки все в крови. Бросает пистолет и убегает. Через десять секунд вбегает ЛИСТВЕННИЦКИЙ. Видит Машу.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Господи, Маша, очнись!

Трогает её за голову, потом сам хватается за голову, в итоге весь в крови.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Кто ж тебя так, любимая? Что за тварь это сделала? Что за бесчеловечность такая?! Прямо в голову, прямо в эту глупую, но любимую голову! Кто же это сделал, Машенька? Ну, подскажи мне, давай!

ЛИСТВЕННИЦКИЙ видит член. Начинает что-то подозревать.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ: Неужели это он? Неужели этот гомосек посмел такое сделать? Родную сестру! Родную сестру! Я отомщу за тебя, Машенька.

ЛИСТВЕННИЦКИЙ целует МАРИЮ, оттаскивает её в дальний левый угол. Берет член и уходит. Возвращается, кидает член и берет пистолет. Опять уходит. Лампочка медленно затухает.