Общая характеристика и система преступлений против собственности

Собственность составляет экономическую основу существования любого общества, а неотчуждаемое право быть собственником является важнейшей гарантией осуществления прав и свобод личности. Значимость данного блага столь велика, что международное сообщество сочло необходимым закрепить его в числе важнейших прав и свобод человека, изложенных во Всеобщей декларации прав человека: «Каждый человек имеет право владеть имуществом как единолично, так и совместно с другими. Никто не должен быть произвольно лишен своего имущества» (ст. 17). В Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой Верховным Советом Российской Федерации 22 ноября 1991 г., оно сформулировано следующим образом: «Каждый имеет право быть собственником, то есть иметь право владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом и другими объектами собственности как индивидуально, так и совместно с другими лицами» (ст. 22).

Охрана прав собственника является непременной компонентой деятельности любого государства, которое обязано гарантировать стабильность отношений собственности, обеспечивая условия их защиты. Однако конкретные подходы к реализации этой функции отличаются как в различных государствах, так и в одном и том же государстве разных периодов его развития. Во многом данные отличия обусловлены свойствами объектов, вовлекаемых в отношения собственности, а также изменением под их влиянием содержания этих отношений.

Родовым объектом рассматриваемой группы преступлений является безопасность экономической системы, представляющей собой совокупность структурирующих ее общественных отношений по производству, распределению и потреблению материальных благ.

Регламентация указанных отношений осуществляется прежде всего нормами гражданского, коммерческого, финансового, таможенного и иных отраслей права, создающих то правовое поле, в границах которого возможно правомерное осуществление указанной деятельности. Вместе с тем особенность экономического организма такова, что значительная часть экономико-правовых институтов практически не может функционировать без уголовно-правового обеспечения их безопасности. Поэтому одной из задач уголовного законодательства была и остается охрана экономической системы государства (ст. 1 УК). Изменяется с течением времени лишь содержательное наполнение этой задачи.

Немалый вклад в разработку системы имущественных преступлений был сделан при подготовке Свода законов Российской империи и Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., которое, излагая интересующие нас преступления в разделе XII, названном «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц», группирует их по следующим главам: 1) о насильственном завладении чужим недвижимым имуществом и о истреблении граничных меж и знаков; 2) об истреблении и повреждении чужого имущества; 3) о похищении чужого имущества; 4) о присвоении и утайке чужой собственности; 5) о преступлениях и проступках по договорам и другим обязательствам.

При всех возможных несовершенствах изложенной структуры с точки зрения современной науки в ней все же просматривается довольно четкое согласование классификации объектов уголовно-правовой охраны с дифференциацией гражданско-правовых норм, группирующихся в зависимости от характера регулируемых отношений в два раздела: вещное право и обязательственное право. Если первое опосредствует статику имущественных отношений, закрепляя за правомочным лицом юридическую возможность владеть имуществом, эксплуатировать его и распоряжаться им независимо от действий каких-либо других лиц, то второе опосредствует динамику имущественных отношений, регулируя движение имущества в хозяйственном обороте.

В УК РСФСР 1922 г. наряду с главой, предусматривающей ответственность за имущественные преступления, появляется принципиально новая глава, излагающая преступления хозяйственные, куда «перекочевывает» часть составов, связанных с нарушениями гражданско-правовых обязательств. С тех пор подразделение экономических преступлений на две главы, одна из которых предусматривает посягательства против собственности, а другая – против установленного порядка хозяйственной деятельности, становится традиционным для отечественного законодательства, а их взаимосвязь в качестве неких «сообщающихся сосудов» – все более очевидной.

Подтверждением тому служит и действующий УК, в котором указанные группы преступлений при всем их межвидовом различии консолидированы в разделе (объединены все же одним разделом) «Преступления в сфере экономики», имеющим в качестве надвидового (родового) политипного объекта систему всех структурирующих экономическую систему отношений (как вещных, так и обязательственных).

Отношения собственности в этом тандеме являются главенствующим видовым объектом уголовно-правовой охраны, ибо все остальные отношения так или иначе от нее производны. Поэтому прежде чем надлежащим образом нормировать функционирование экономической системы, поставив под охрану ее динамическую составляющую, государство должно защитить ее статическую составляющую, обеспечив неприкосновенность собственности, образующей фундамент любой экономической деятельности. Именно потому преступления против собственности (гл. 21) предшествуют преступлениям в сфере экономической деятельности (гл. 22 УК).

Видовым объектом посягательств, образующих главу о преступлениях против собственности, является безопасность абсолютных вещно-имущественных отношений.

Ядро отношений, образующих видовой объект данной главы, безусловно, составляет собственность, служащая объединяющим началом и формирующим фактором (можно сказать – стержнем) ее структуры. Однако в сферу ее притяжения попадают и другие отношения, не вполне тождественные собственности, но во много сходные с нею по режиму защиту, ибо вещные права на имущество могут принадлежать и лицам, не являющимся его собственниками.¹

Незаконное изъятие такого имущества, совершенное третьим лицом, нарушает право владения лица, у которого оно находилось до изъятия, но не право собственности, если новый владелец имущества не отвергает статус собственника у субъекта, передавшего это имущество во владение потерпевшему. Ущерб причиняется лишь отношениям титульного владения, как вещного правомочия особого рода, легитимирующего субъекта права владения на использование средств вещно-правовой защиты.

Будучи производными от права собственности, права несобственников имущества в этом качестве должны быть защищены от уголовно противоправных деяний, совершаемых третьими лицами, так же, как права собственников, и в той мере, в какой носители вещных прав находятся в абсолютном правоотношении со всеми третьими лицами, обязанными воздерживаться от их нарушения.²

Таким образом, тезис о том, что отношения собственности суть отношения вещные, но собственностью вещные отношения не исчерпываются, подводит к необходимости более широкого взгляда на видовой объект предусмотренных рассматриваемой главой посягательств, позволяя признать его политипным и выделить в его рамках две разновидности общественных отношений по владению, пользованию и распоряжению вещественными объектами: а) отношения собственности в их непосредственном понимании, возникающие между собственником имущества и обязанными воздерживаться от вмешательства в его имущественную сферу несобственниками; б) иные вещные отношения, возникающие между лицом, не являющимся собственником, но имеющим ограниченные вещные права на данное имущество, и всеми иными лицами (кроме собственников), обязанными воздерживаться от нарушения имущественной сферы законного владельца уголовно-запрещенными способами.

Исходя из этого, и все преступления, посягающие на вещные отношения, можно подразделить на две группы, одна из которых имеет в качестве подвидового объекта посягательства исключительно отношения собственности, а другая – не только отношения собственности, но и ограниченные вещные права.

Непосредственным объектом преступлений против собственности является конкретная форма собственности или ограниченного вещного права, которая подверглась посягательству при совершении данного деяния, т.е. вещные отношения той или иной конкретной организационно-правовой формы, вида или подвида.

Согласно ст. 212 ГК в Российской Федерации признаются частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности. Дальнейшее членение названные формы собственности получают в ст. 212-215 ГК, из анализа которых можно сделать вывод, что:

• частная собственность подразделяется на собственность граждан и юридических лиц (кроме государственных и муниципальных предприятий и учреждений, финансируемых собственником); ³
• государственная собственность включает в себя федеральную, т.е. принадлежащую Российской Федерации, и собственность ее субъектов – республик, краев, областей, городов федерального значения, автономных округов и т.п.;
• муниципальная собственность есть собственность городских и сельских поселений, а также других муниципальных образований.

Указанные виды права собственности, в свою очередь, могут подразделяться на подвиды. Так, в составе собственности юридических лиц как вида частной собственности можно выделить собственность хозяйственных обществ и товариществ, производственных и потребительских кооперативов и т.д.

В зависимости от стоящих перед законодателем или исследователем целей и задач классификация собственности на виды может производиться не только в пределах одной формы собственности с дальнейшим дроблением ее на виды и подвиды, как это имеет место в приведенных примерах, но и в иной плоскости. Например, в зависимости от особенностей субъекта присвоения можно различать индивидуальную и групповую (коллективную) формы собственности.

Все указанные формы собственности являются равноценными с точки зрения юридической и подлежат одинаковой охране нормами уголовного права. В этих условиях установление непосредственного объекта конкретного преступления против собственности не имеет того значения, какое этому придавалось ранее, когда закон дифференцировал ответственность в зависимости от формы собственности. Однако и вывод о том, что «определение таковой не может рассматриваться обязательным элементом формулировки обвинения лица, привлеченного к уголовной ответственности», ⁴ представляется излишне категоричным. Установление непосредственного объекта посягательства необходимо, в частности, для вменения такого квалифицирующего признака, как причинение значительного ущерба, который, характеризуя размер хищения, вместе с тем содержит указание на форму собственности, поскольку относится лишь к изъятию имущества, принадлежащего только гражданину на праве собственности, и не касается посягательств на другие формы собственности.⁵

Что касается вещных прав лиц, не являющихся собственниками, то ст. 216 действующего ГК относит к ним: право пожизненного наследуемого владения земельным участком (ст. 265-267); право бессрочного пользования земельным участком (ст. 268-270); сервитуты (ст. 274-277); право хозяйственного ведения имуществом (ст. 294) и право оперативного управления имуществом (ст. 296).

Вместе с тем многие вопросы относительно круга вещных прав в чужом имуществе еще не решены. В отличие от западной доктрины, признающей в качестве одной из характерных черт такого рода прав их замкнутый объем, установленный национальной системой права, редакция ст. 216 ГК позволяет считать, что приведенный в ней перечень вещных прав не является исчерпывающим. В доктрине же в состав ограниченных вещных прав, прямо не указанных в законе, также включаются: принадлежащее учреждению право самостоятельного распоряжения доходами от разрешенной коммерческой деятельности (п. 2 ст. 298 ГК); ипотека, т.е. залог недвижимости (п. 1 ст. 131, п. 2 ст. 334 ГК); права члена кооператива на кооперативную квартиру до ее выкупа, а также права на квартиру членов его семьи (после выкупа квартира становится его собственностью, а потому признание права на нее вещным не вызывает сомнений); права члена семьи собственника жилого помещения на пользование этим помещением (ст. 292 ГК); право проживания в жилом помещении, принадлежащем другому лицу, по договору пожизненного содержания с иждивением или в силу завещательного отказа (легата) (ст. 601 ГК).⁶

Имущество, которое в гражданском праве принято считать объектом вещных прав, с точки зрения уголовно-правовой доктрины является предметом преступных посягательств, по поводу которого и существуют вещные отношения, нарушаемые преступлением. Иначе говоря, предмет посягательства – это то имущество, которое похищается, уничтожается, повреждается или на которое оказывается иное воздействие в результате имущественных преступлений.

Органичная связь предмета преступления с его объектом находит выражение в данном случае в том, что предметом имущественных преступлений не могут быть объекты, воздействие на которые указанным образом не нарушает отношений собственности или по поводу которых вообще невозможны отношения собственности. Поскольку же указанные отношения регламентируются гражданским законодательством, образующим бланкетное наполнение рассматриваемых норм уголовного права, постольку самым естественным было бы повторить вслед за некоторыми авторами, что предметом указанных преступлений является «любое имущество, которое в соответствии с гражданским законодательством может быть объектом права собственности», ⁷ и обратиться к первоисточнику – Гражданскому кодексу, служащему в этом смысле ориентиром для всех других отраслей права. Однако исследователя ждет скорое разочарование, поскольку ГК не настолько однозначен в вопросе определения имущества, чтобы в нем можно было найти прямой ответ на вопрос о том, что считать предметом преступлений против собственности.

Дело в том, что в гражданском праве термин «имущество» выступает в различных ипостасях. В одних случаях под ним понимаются отдельные вещи или их совокупность (ч. 2 ст. 15, ч. 2 ст. 46 ГК), в других – вещи, деньги и ценные бумаги (ч. 1 ст. 302, ч. 1 ст. 307 ГК), в третьих – не только перечисленные объекты, но и имущественные права (ст. 18, ч. 1 ст. 56, ст. 128 ГК), и, наконец, в четвертых – вся совокупность наличных вещей, денег, ценных бумаг, имущественных прав, а также обязанностей субъекта (ч. 2 ст. 63 ГК).⁸ Поэтому процесс правоприменения требует всякий раз уяснения значения данного термина.

Так было всегда. И все же в условиях социалистической экономики проблема несоответствия объектов гражданско-правовой и уголовно-правовой охраны в части имущественных отношений не получила должной разработки. На первый план она вышла со сменой экономического уклада и реформирования законодательства. В частности, Н. Г. Иванов, сопоставив между собой прим. к ст. 158 УК, в которой говорится об изъятии чужого имущества, со ст. 128 ГК, относящей к объектам гражданских прав не только вещи, деньги и ценные бумаги, но и имущественные права, пришел к выводу, что поскольку «гражданское законодательство относит к имуществу не только вещи материального мира, этакую материальную субстанцию, но и право на нее», постольку «уголовное право должно определиться: либо по-прежнему считать имуществом лишь физическую материальную субстанцию и тогда такое положение следует признать уголовно-правовой фикцией, либо присоединиться к гражданско-правовой интерпретации и тогда соответствующим образом пересмотреть редакции ст. 159 и 163 УК».⁹

Позднее против узкого понятия имущества как предмета корыстных преступлений против собственности выступил С. М. Кочои, который, исходя из того, что «уголовный закон не должен предлагать свое, отличное от гражданского закона, определение имущества», предложил в одной из статей, посвященных разъяснению понятийного аппарата, закрепить следующее определение: «Под имуществом в статьях настоящего Кодекса понимаются вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права».¹⁰

Действительно, используемая в законодательстве терминология должна быть единой для всех отраслей, оперирующих данным понятием, ибо нет и не может быть системы права без внутренней согласованности правовых норм и единства используемой в нормативных актах терминологии. Применительно к собственности понятие и содержание имущества наиболее полно отражено в гражданском праве, где оно рассматривается в качестве материального выражения как абсолютных (вещных), так и относительных (обязательственных) правоотношений. И само собой разумеется, что никакой другой интерпретации имущества в уголовном праве быть не может. Поэтому никакой надобности в дублировании ст. 128 ГК в УК нет, ибо ничего содержательно нового предлагаемая статья не привнесет. Более того, она даже способна внести путаницу, породив иллюзию, что имущественные права, как и вещи, могут быть украдены, растрачены и т.д.¹¹

Впрочем, даже если и счесть целесообразным воспроизведение гражданско-правовых формулировок в уголовном законе, то цивилистическое понятие имущества в рассматриваемом случае уместно отнести (имея в виду размежевание имущественных преступлений) ко всему разделу преступлений в сфере экономики, а еще уместнее – ко всему УК. Но тогда мы возвращается к тому, с чего начали: под имуществом должно пониматься то, что понимается под ним в гражданском праве. Однако это обстоятельство не освобождает нас, во-первых, от необходимости понимания того, что имущество может быть материальным выражением различных гражданско-правовых отношений, во-вторых, от необходимости уяснения специфики этих правоотношений, в-третьих, от необходимости осмысления преломления этой специфики в уголовном праве. В поисках ответа на поставленные вопросы проследим, как изменялось представление об объекте права собственности и, соответственно – о предмете преступлений против собственности.

В первую очередь необходимо отметить, что собственность как социально-экономическая категория генетически связана с вещами и материализуется в них, предполагая прежде всего господство в отношении телесной вещи (res corporales). Именно в силу этого право собственности и получило название вещного права. Однако предмет преступлений против собственности приобретает различную трактовку в зависимости от понимания объекта – отношений собственности, равно как и соответствующая трактовка отношений собственности определяет круг предметов посягательства на нее.

И все же уровень развития производительных сил того периода, когда в хозяйственном обороте участвовали преимущественно материальные объекты, предопределил и нормативно закрепляемый круг объектов охраны, каковыми признаются в этот период главным образом вещественные элементы («вещи»), адекватные понятию имущества. При этом пик признания классической концепции «вещественной» собственности, исходящей из того, что в основе имущественных отношений лежит право собственности на материальные объекты, приходится на период промышленного капитализма. Вместе с тем в этот же период в процессе дальнейшей исторической трансформации (эволюции) понятие собственности приобретает все более многоликий характер.

С развитием экономических отношений отступает на задний план хозяйственное значение индивидуальной собственности и все более преобладающими становятся коллективные формы собственности. Далее, объединение частных капиталов путем их инвестирования в коллективную частную собственность различных товариществ, обществ, компаний и корпораций как основных участников гражданского оборота, вызывает особое внимание к корпоративному имуществу. При этом центр тяжести в регулировании отношений собственности все более переносится на смежные правовые институты и нормы обязательственного права, юридически опосредствующие отношения по эксплуатации имущественных объектов.

Размежевание вещных и обязательственных прав находит свое выражение и в уголовном законодательстве. Так, в уже упоминавшемся разделе XII Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., названном «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц», наряду с традиционными имущественными посягательствами, сгруппированными по различным главам, в отдельную главу были выделены преступления и проступки по договорам и другим обязательствам.

Дальнейшее экономическое развитие, особенно под влиянием научно-технического прогресса и ужесточения рыночной конкуренции, ведет к существенному расширению круга объектов вещных прав и соответственно к модернизации концепции имущества в направлении юридического признания его новых видов. Наряду с традиционными вещными объектами, составляющими первоначально основную имущественную ценность, к имуществу как объекту собственности начинают относить большое количество невещественных («некорпоральных») объектов, в частности, электроэнергию и газ, а затем и другие виды энергии и сырья, выходящие за границы традиционного понимания «вещи».

Принципиальный же отход от классической концепции вещных прав, вызванный новыми явлениями в экономике, когда коммерческая эксплуатация и передача различного рода права имущественного содержания становятся все более важными факторами хозяйствования, оттесняя на второй план операции с реальными вещами, знаменует «расщепление» имущества на материальное и идеальное, которое находит свое отражение в праве большинства стран в виде признания двух видов объектов права собственности: материальных и нематериальных. ¹²

В разряд «бестелесного имущества» попадают, во-первых, круг прав промышленной собственности на объекты технического и иного творчества (изобретения и «ноу-хау», промышленные образцы и товарные знаки, фирменные наименования и обозначения происхождения товаров), а во-вторых, права на объекты финансовой собственности, выступающие в виде права требования из денежных бумаг (облигации, векселя, чеки и пр.), и коммерческой собственности, воплощенной в товарораспорядительных документах, выражающих право на получение товаров (коносаменты, накладные, свидетельства товарного склада и пр.).

Перенос гражданско-правового режима, установленного для вещественных объектов, на идеальные объекты находит отражение и в уголовном праве. Так, в Уложении 1903 г., преступлениям против собственности были посвящены: глава 31 (о необъявлении о находке, присвоении чужого имущества и злоупотреблении доверием), глава 32 (о воровстве, разбое и вымогательстве), глава 33 (о мошенничестве), глава 34 (о банкротстве, ростовщичестве и иных случаях наказуемой недобросовестности по имуществу).

Становление постиндустриального общества, развитие науки, издательского дела, а вслед за тем радио- и телевещания вызвали большой поток информации и породили потребность защиты прав на результаты интеллектуального творчества и труда. Появляются понятия «литературная и художественная собственность», а вслед за ними – «интеллектуальная собственность» как собирательное обобщающее понятие, охватившее также права на изобретения, товарные знаки, промышленные образцы и другие объекты промышленной собственности. Таким образом, по мере того, как в юридической технике начали появляться абстрактные имущества, первоначальный смысл права собственности был существенно расширен. «Этим словом хотят продолжать обозначать совокупность наиболее полную и наиболее абсолютную всех прав, которые можно иметь в отношении вновь возникших бестелесных имуществ...».¹³

Новое понятие объектов права собственности первоначально воспринимает и советское уголовное законодательство. Так, обширная группа преступлений, именуемых в главе 7 УК 1926 г. имущественными, классифицируется в современной ему литературе на: 1) преступления против имущества в собственном смысле и 2) преступления против исключительных прав, имеющие своим предметом так называемые нематериальные блага (имеющие отчасти личный, отчасти имущественный характер), в число которых включаются такие проявления интеллектуального творчества человека, как авторство и изобретение (ст. 177), а также товарный, фабричный или ремесленный знак, промышленный образец и фирменное наименование (ст. 178).

Имущество как предмет преступлений первого рода также трактуется двояко: а) в смысле материальной вещи, т.е. определенного предмета внешнего мира, являющегося объектом имущественных прав другого лица, и б) в смысле права на имущество, или совокупности имущественных благ, охватывающих собой как материальные вещи, так и права по имуществу, а также имущественные выгоды. В соответствии с этим имущественные преступления классифицировались на посягательства в отношении вещей и против имущества вообще.¹⁴

Во многом такое построение продолжало традиции дореволюционного законодательства, основанного, в свою очередь, на заимствовании германского опыта, где система имущественных преступлений до сих пор строится, исходя из охраняемых правовых благ, в качестве которых понимаются имущественные права и интересы. Соответственно в научной доктрине различаются преступления: а) против собственности (кража, присвоение, разбой, повреждение имущества); б) против имущества в целом (мошенничество, злоупотребление доверием, вымогательство, укрывательство имущества, добытого преступным путем); в) против отдельных имущественных благ (противоправное изъятие собственником своей вещи, банкротство и преступления связанные с банкротством, незаконное использование транспортного средства и др.); а также г) создающие угрозы имуществу (азартные игры и лотереи, ростовщичество, кабальные сделки и др.).¹⁵

Однако в дальнейшем отечественное законодательство пошло в направлении ликвидации категории имущественных преступлений, несущей в себе двоякую смысловую нагрузку. На смену ей приходят «преступления против собственности», а все, что не вписывается в новую концепцию родовых объектов, переносится в главу о хозяйственных преступлениях.

Таким образом, казалось бы, произошло окончательное размежевание режимов охраны имущественных отношений в зависимости от их вещной или обязательственной природы. Однако при более пристальном взгляде на эту проблему обнаруживается, что объектом некоторых составов преступлений «против собственности» продолжали оставаться иные (кроме вещных) имущественные отношения. Причиной тому стали составы имущественных обманов и вымогательств, в которых с давних пор причудливым образом переплетаются как посягательства на вещные отношения, предполагающие завладение имуществом, так и посягательства, связанные с имущественными обязательствами, предполагающие получение права на имущество.

Первоначально обман преобладал в сфере торговли, где им занимались купцы. При этом типичной формой торгового мошенничества являлся обман в качестве и количестве товаров. В дальнейшем мошенничество вторгается и в другие социальные сферы, приобретая новые способы и формы. В частности, получают распространение различные подлоги платежных и финансовых документов, направленные на завладение чужим имуществом. Однако заметим, насколько определенно в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в редакции 1885 г.) такое имущественное преступление, как принуждение к даче обязательств (вымогательство), отличается от грабежа и разбоя как похищений вещного имущества (ст. 1627-1643), настолько же четко обман для побуждения к даче обязательств отличается от мошенничества, под которым понимается «всякое, посредством какого-либо обмана учиненное похищение чужих вещей, денег или иного движимого имущества» (ст. 1665).

Составители Уголовного Уложения 1903 г. задались задачей объединить все имущественные обманы в общем понятии, при выработке которого между членами редакционной комиссии возникли разногласия. В то время как И.Я. Фойницкий находил, что при принятом комиссией объединении имущественных обманов необходимо единое определение для мошенничества, большинство высказывалось за расчленение последнего на обманное похищение движимого имущества, обманное побуждение по имуществу и торговые обманы, считая, что коль скоро «понятие мошенничества по проекту образовалось из более узкого понятия мошенничества по действующему законодательству в смысле похищения посредством обмана чужого движимого имущества с присоединением к нему обманов в договорных обязательствах, то совершенно естественно ввести в общее определение оба этих момента, именно похищение и обман договорной, чем будет достигнута в наибольшей степени наглядность и ясность его для судебной практики».¹⁶

В итоге достигнутой таким образом «наглядности и ясности» в структуре Уложения обращает на себя внимание, во-первых, помещение в ряд с воровством и разбоем (ст. 581-589) вымогательства как принуждения «к уступке права по имуществу или ко вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу» (ст. 590), а во-вторых, обособление в отдельную главу мошенничества, которое, с одной стороны, предстает в виде родственного с воровством и разбоем посягательства, состоящего «в похищении, посредством обмана, чужого движимого имущества», а с другой – в виде одного из преступлений по обязательствам, выражающегося «в побуждении посредством обмана... к уступке права по имуществу или ко вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу» (ст. 591).

В итоге достигнутой таким образом «наглядности и ясности» в структуре Уложения обращает на себя внимание, во-первых, помещение в ряд с воровством и разбоем (ст. 581-589) вымогательства как принуждения «к уступке права по имуществу или ко вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу» (ст. 590), а во-вторых, обособление в отдельную главу мошенничества, которое, с одной стороны, предстает в виде родственного с воровством и разбоем посягательства, состоящего «в похищении, посредством обмана, чужого движимого имущества», а с другой – в виде одного из преступлений по обязательствам, выражающегося «в побуждении посредством обмана... к уступке права по имуществу или ко вступлению в иную невыгодную сделку по имуществу» (ст. 591).

Первые советские кодексы, включившие в формулировку мошенничества указание на получение права на имущество или иных личных выгод (ст. 187 УК 1922 г., ст. 169 УК 1926 г.), определенно сохраняют двойственную природу мошенничества, посягающего как на вещные отношения, так и на имущественные отношения обязательственного характера. Справедливо подчеркивал Б. С. Никифоров, что «при мошенничестве и вымогательстве собственность в этом смысле является объектом преступления только тогда, когда в результате обмана или угрозы к виновному переходит от потерпевшего то или иное имущество. В остальных случаях виновный при совершении этих преступлений может посягать на отношения собственности в более широком смысле, так как в этом случае в понятие собственности включаются обязательственные отношения по имуществу».¹⁷

Но в ту же пору начинается процесс, обратный тому, который проделали составители Уложения 1903 г., – разъединение консолидированного состава мошенничества. Так, УК 1926 г. кроме ст. 169, говорящей о мошенничестве вообще, содержал и другие статьи, в которых предусматривалась ответственность за специальные виды мошеннических посягательств, в том числе за так называемое «чековое мошенничество» (ст. 169-а); подделку в корыстных целях официальных бумаг, документов и расписок (ст. 170); обманное изменение с корыстной целью вида и свойств предметов, предназначенных для сбыта или общественного употребления (ст. 171); изготовление и хранение с целью сбыта поддельного пробирного клейма, клеймение таковым изделий и слитков из золота, серебра и платины, наложение на изделия из иных металлов клейм и марок, имеющих сходство с пробирным клеймом, а равно сбыт указанных изделий (ст. 172). В отдельный состав «отпочковалось» и торговое мошенничество, будучи перенесенным в главу о хозяйственных преступлениях (ст. 128-в). В этой же главе оказалось немало других составов, которые, по логике Уложения, представляли собой мошенничество по обязательствам: расхищение государственного или общественного имущества путем заключения невыгодных сделок по соглашению с контрагентами (ст. 129); учреждение и руководство деятельностью лжекооперативов (ст. 129-а); неисполнение обязательства по договору, заключенному по договору с государственным или общественным учреждением (ст. 131) и др.

В УК 1960 г. мошенническое завладение государственным или общественным имуществом окончательно обретает статус хищения, а происходит это благодаря не только тому, что на это недвусмысленно указывало название ст. 93 (хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем мошенничества), но и благодаря появлению ст. 94 (причинение имущественного ущерба государству или общественной организации путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения). Возможность же завладения путем обмана или злоупотребления доверием не только имуществом, но и правом на имущество была оставлена за мошенническими посягательствами на личную собственность (ст. 147), поскольку глава о преступлениях против собственности граждан не содержала нормы, аналогичной ст. 94. И это логично, поскольку в условиях обобществленной собственности обманы в обязательственных отношениях между юридическими лицами (государственными и общественными организациями, учреждениями и предприятиями) ничего не меняли в существе отношений собственности, фиксируя лишь неправомерное перемещение имущества из одного «государственного кармана» в другой. Возможность же возникновения таких обязательственных отношений с участием юридических и физических лиц, которые могли бы служить предпосылкой для обманного перемещения государственного или общественного имущества в «личный карман», была, видимо, достаточно небольшой.

Добавим к этому одну немаловажную (и, думается, не случайную) деталь: мошенничество в главе 5 УК (и даже в главе 2, где и необходимости-то в этом никакой не было) стоит как бы на особицу, замыкая предшествующие ему кражу, грабеж, разбой, т.е., казалась бы, занимает абсолютно не подобающее его статусу (характеру общественной опасности) место, продолжая тем самым по традиции служить (наряду со следующим за ним вымогательством) неким соединительным звеном, мостиком, перекинутым от посягательств на вещные отношения к посягательствам на собственность в ее обязательственной форме существования. А после известного объединения указанных глав консолидированный состав мошенничества обретает всю полноту возможностей посягательства «на право на имущество».

В практически неизменном виде унаследует формулировку ст. 147 УК в ее прежней редакции и ст. 159 действующего УК. Вместе с тем нельзя не заметить, что в соответствии с характером общественной опасности мошенничество перемещается на позицию вслед за кражей, прочно занимая место в ряду хищений. И это, казалось бы не столь уж значительное, обстоятельство в совокупности с гораздо более существенными выводами, вытекающими из сформулированного в прим. 1 к ст. 158 УК понятия хищения, а также в сопоставлении со ст. 221, 226, 229 (где говорится о хищении либо вымогательстве специфических предметов) с наглядностью свидетельствует о том, что в результате отмеченной «рокировки» мошенничество утратило прежнюю связь с вымогательством не только в пространственном, но и в содержательном отношении. Следовательно, ту функцию соединительного моста, которую оно прежде играло совместно с вымогательством, теперь осуществляет только последнее, по-прежнему оставаясь деянием, «примыкающим» к хищению, но все же полностью не совпадающим с ним, тогда как мошенничество становится классическим хищением.

Исходя из сказанного, все расположенные в главе 21 УК преступления можно подразделить, в зависимости от предмета посягательства, на:

1. преступления, предметом которых являются объекты вещного права, включая деньги и ценные бумаги (кража, мошенничество, присвоение, растрата, грабеж, разбой, хищение предметов, имеющих особую ценность, умышленное уничтожение или повреждение имущества и уничтожение или повреждение имущества по неосторожности);

2. преступления, предметом которых может быть любое (в широком смысле этого слова) имущество, в том числе имущественные права, а также другие объекты гражданских прав, включая работы и услуги, информацию, результаты интеллектуальной деятельности, в том числе исключительные права на них (вымогательство, причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием; неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения).

Оценивая данное построение, можно, с одной стороны, отметить сохраняющееся двоякое значение понятия «имущество» в главе 21 УК – узкое (имущество как вещи, включая деньги и ценные бумаги) и широкое (имущество вообще или имущество в целом, включающее в себя в числе прочего и имущественные права), а с другой – констатировать более определенное размежевание по составам вещных и обязательственных имущественных отношений.

При желании можно было бы довести содержание данной главы до «вещной чистоты», перенеся, скажем, в главу 22 состав причинения имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения (ст. 165), где он выступал бы в виде остающейся в резерве общей нормы по отношению к таким специальным нормам, как лжепредпринимательство (ст. 173), незаконное получение кредита (ст. 176), незаконное использование товарного знака (ст. 180), злоупотребления при эмиссии ценных бумаг (ст. 185), неправомерные действия при банкротстве, а также преднамеренное и фиктивное банкротство (ст. 195-197), уклонение от уплаты таможенных платежей, налогов и сборов (ст. 194, 198-199²). Можно было бы расчленить и вымогательство, присоединив одну его часть (требование передачи чужого имущества или права на имущество) к хищению, а другую (требование совершения других действий имущественного характера) также перенести в разряд преступлений в сфере экономической деятельности. Не стоит двигаться лишь назад, к «истокам», ибо вступить дважды в «реку времени» не удастся.

Так, И.А. Клепицкий, утверждая, что до 1917 г. законодательство об имущественных преступлениях развивалось в рамках европейской правовой традиции, поскольку в Уложении 1903 г. термин «собственность» употреблялся в качестве синонима «имущества» для обозначения всей массы имущественных прав и интересов в их многообразии, тогда как в советский период имущественные права утрачивают свое значение важнейшего элемента экономического организма, не без оснований приходит к выводу, что тем самым в уголовном законодательстве получили развитие следующие тенденции: упрощение системы имущественных преступлений за счет постепенной депенализации тех из них, которые не направлены на конкретные «телесные вещи»; ужесточение ответственности за простейшие корыстные преступления против собственности и объединение их понятием «хищение»; распространение на экономическую сферу норм о должностных преступлениях и создание развитой системы хозяйственных преступлений, направленной на охрану социалистических экономических отношений. Поскольку же ввиду исторической инерции эти тенденции повлияли и на содержание нового УК России, где создана, в частности, группа квазидолжностных преступлений в сфере экономики (гл. 23), постольку наше законодательство остается достаточно суровым в отношении простейших имущественных преступлений (кражи, грабежа, разбоя) и непривычно для современного права «либеральным» в определении признаков более изощренных посягательств на имущественные права и интересы. Простейшим и эффективным способом приведения уголовного права в соответствие с новым гражданским законодательством и современными условиями экономической жизни является, по мнению автора, восстановление дореволюционной доктрины и системы имущественных преступлений, что позволит учесть опыт как старых русских правоведов, так и родственных европейских законодательств.¹⁸

Под развитием старого отечественного права в рамках «единой правовой традиции» имеется в виду, по-видимому, влияние германского законодательства, в котором до сих пор представлено одно из самых широких в Европе определение мошенничества, предусматривающее ответственность лица, которое «с намерением доставить себе или третьему лицу противоправную имущественную выгоду причинит ущерб имуществу другого путем введения в заблуждение или поддержания в нем заблуждения, выдавая ложные факты за истинные, или искажая, или скрывая действительные факты» (§ 263 УК ФРГ).¹⁹ При этом закон не определяет признаков предмета данного преступления. Таковым служит имущество в целом. Поскольку же существо преступлений против имущества в целом видится в причинении любого имущественного ущерба (в том числе и без утраты имущества), постольку возвращение в русло «европейской традиции» неизбежно сопряжено с размывание предмета преступлений против собственности, чреватое весьма неожиданными выводами и почти непредсказуемыми последствиями, связанными, например, с безбрежным расширением понятия хищения за счет вовлечения в его орбиту работ, услуг, результатов творческой деятельности и других не обладающим явно вещным характером предметов, которые по действующему российскому законодательству являются самостоятельными объектами гражданских прав.

Существенное расширение права собственности за счет вовлечения в него все большего количества невещественных объектов во многом продиктовано все возрастающей их ролью в функционировании экономической системы и, как следствие, заинтересованностью субъектов экономической деятельности (прежде всего тех, которые широко используют эти объекты в своей деятельности) в придании операциям с ними характера отношений собственности и получении тем самым той правовой защиты, которой бы они не имели, оставаясь преимущественно обязательственными.

Вместе с тем, как отмечается в литературе, важной особенностью современной регламентации отношений собственности выступает тенденция к дифференциации регулирования применительно к различным ее объектам и субъектам, в результате которого – в соответствии со спецификой природы, функций и назначения имущества, а также различий в положении собственников – возникают все более самостоятельные и имеющие все меньше общих признаков формы права собственности. Свое выражение этот процесс специализации правового регулирования находит в том, что собственность все более широко регулируется нормами целого ряда смежных институтов гражданского и административного права, включая финансовое законодательство, законодательство об объектах промышленной собственности и т.д. Важнейшим направлением перестройки законодательства становится, таким образом, «дезинтеграция права собственности – распад на отдельные функционирующие правомочия, распространяемые на неодинаковые объекты и субъекты права», а в гражданско-правовой доктрине «все шире и настойчивее проводится идея об исчезновении единого понятия права собственности, его трансформации, расщепления некогда единого субъективного права собственности на отдельные «права собственности», характеризующиеся «своим» комплексом собственнических правомочий, характерных для тех или иных объектов».²⁰

В соответствии с такой концепцией собственности меняется и уголовное законодательство. Уже в УК 1960 г., в отличие от УК 1926 г., от составов имущественных преступлений обособился состав, рассчитанный на круг субъектов интеллектуальной собственности и их права на обладание столь специфическими (и потому по природе своей не могущими быть предметом хищения) «бестелесными» объектами (ст. 141). В УК 1996 г. не только умножилось число такого рода обособившихся составов, но и появилась немало составов, направленных на защиту самой динамики имущественных отношений между участниками экономического оборота и учитывающих особый режим приобретения, эксплуатации, отчуждения и защиты «некорпоральных» имущественных объектов. Хотя данные составы и сформировалось на базе норм, предусматривающих ответственность за преступления против собственности, ход естественных процессов дифференциации привел к том, что они, не утратив «генетической» связи с исходными имущественными преступлениями, заняли самостоятельное место в системе уголовного права.

Впрочем, наличие обособленной совокупности норм о преступлениях в сфере экономической деятельности, все же вторично в качестве аргумента в пользу их самостоятельности, ибо существование определенной нормативной базы связано с наличием особого предмета регулирования (т.е. комплекса обособленных общественных отношений), существование которого является более существенным основанием, позволяющим выделить соответствующие нормы в отдельную главу. К обособлению же особой сферы обязательственных отношений в самостоятельный видовой объект охраны подвела сама логика событий, объективно продиктованная дифференциацией юридического режима регулирования отношений собственности по ее объектам и субъектам. Пытаться в этих условиях собрать воедино преступления против «имущества в целом», равно как и объединить под «крышей» мошенничества или какого-либо другого состава посягательства против собственности различных юридических режимов, в значительной степени или почти полностью не совпадающих между собой по конкретному кругу и содержанию собственнических правомочий и все более отдаляющихся от правил «классического» общецивилистического прототипа, – все равно, что плыть против течения.

Наконец, в УК 1996 г., как и в УК 1960 г., продолжает сохраняться ответственность за причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 165), «рабочий потенциал» которой в рыночной экономике неизмеримо возрастает. Если и наблюдается неоправданный либерализм а отношении изощренных форм имущественных посягательств, то прежде всего в неоправданно мягкой санкции упомянутой статьи, тогда как ее диспозиция может стать необъятно универсальной для такого рода посягательств, если исключить из нее слова «собственнику или иному владельцу имущества». Вопрос лишь в том, чтобы показать посредством доктринального толкования всю глубину и богатство предоставляемых данной статьей возможностей в противодействии различного рода имущественным обманам в обязательственных отношениях и другим имущественным ущербам.

Объективная сторона преступлений против собственности выражается в уголовно-противоправном воздействии на имущественные предметы, причиняющее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.

В большинстве случаев это воздействие проявляется в виде активных действий и лишь причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 159), а также некоторые разновидности уничтожения или повреждения чужого имущества (ст. 167, 168 УК) могут совершаться путем бездействия.

В зависимости от особенностей деяния все посягательства против собственности можно подразделить на преступления, связанные с изъятием имущества, чаще именуемые хищениями, и преступления, не связанные с хищением, в которых отсутствует один или несколько его признаков.

Большинство преступлений против собственности сформулировано по типу материальных составов, включающих в качестве обязательных элементов противоправное деяние, вредные последствия в виде имущественного ущерба, а также причинную связь между ними. Формальный состав имеют лишь разбой (ст. 162 УК), вымогательство (ст. 163 УК) и неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166 УК), в которых последствия находятся за рамками состава преступления и которые, следовательно, признаются оконченными с момента совершения указанных в законе действий независимо от наступления вредных последствий.

Имущественный характер последствий рассматриваемых преступлений обязывает со всей тщательностью подходить к их стоимостной оценке, что имеет немаловажное значение как для квалификации, так и для решения гражданско-правовых вопросов возмещения причиняемого вреда. Рекомендации общего характера на этот счет даны Верховным Судом РФ, разъяснившим, что при определении действительной стоимости имущества, ставшего предметом преступления, следует исходить, в зависимости от обстоятельств приобретения его собственником, из его фактической цены на момент совершения преступления, а при отсутствии сведений о цене определять его стоимость на основании заключения экспертов.²¹

Способ совершения преступлений против собственности (тайный или открытый, обманный или основанный на злоупотреблении доверием, насильственный или безнасильственный) имеет серьезное значение для их квалификации, выступая в качестве конститутивного признака для большинства составов, позволяющего отграничивать их друг от друга, либо в качестве обстоятельства, квалифицирующего, например, грабеж (п. «г» ч. 2 ст. 161 УК).

Субъект преступлений против собственности в первом приближении может быть вычленен из круга субъектов правоотношений собственности, каковыми являются собственник и юридически противопоставленные ему все прочие лица (несобственники), обязанные воздерживаться от нарушения его имущественных прав по владению, пользованию и распоряжению принадлежащим ему имуществом своей волей и в своем интересе (включая и титульных владельцев имущества, обязанных воздерживаться от превышения переданных им собственником правомочий).

За многие преступления против собственности ответственность наступает по общему правилу, т.е. с достижением 16-летнего возраста. Для некоторых же имущественных преступлений, возраст субъекта понижен до 14 лет. Исчерпывающий перечень этих преступлений закреплен в ч. 2 ст. 20 УК, которая включает в себя: кражу (ст. 158), грабеж (ст. 161) разбой (ст. 162), вымогательство (ст. 163), неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166), умышленное уничтожение или повреждение имущества при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 167 УК).

Субъективную сторону преобладающего числа преступлений против собственности характеризует вина в виде прямого умысла. И лишь уничтожение или повреждение имущества может быть совершено с любым видом умысла (ст. 167 УК) либо по неосторожности (ст. 168 УК).

Обязательным признаком большинства преступлений против собственности являются корыстная цель, в зависимости от наличия или отсутствия которой они делятся на корыстные и некорыстные. При этом дифференцированный подход к наказуемости корыстных и некорыстных посягательств обнаруживает себя уже в нормах древнерусского права, в которых корыстное завладение имуществом охватывалось в основном термином «татьба», ²² а среди последних выделялись уничтожение или повреждение чужого имущества. Примерно такая же градация наблюдается и в действующем законодательстве, где почти все составы (за исключением уничтожения или повреждения чужого имущества) предполагают наличие если не корыстной цели, то корыстной мотивации.

Завершая общую характеристику преступлений против собственности и переходя к итоговой их систематизации, необходимо отметить, что с точки зрения учения об объекте имущество может быть предметом преступных посягательств не само по себе, а лишь как конкретный предмет юридического господства человека. Следовательно, преступная деятельность при совершении имущественных посягательств направляется не против имущества как такового, а против отношений по поводу этого имущества, в силу чего юридическая природа этой деятельности прежде всего определяется природой нарушаемых ею отношений.

Правоотношения собственности включают в себя три правомочия: владение (юридически обеспеченную возможность удержания имущества в сфере своего влияния), пользование (юридически обеспеченную возможность эксплуатации, хозяйственного или иного использования имущества путем извлечения из него полезных свойств) и распоряжение (юридически обеспеченную возможность определения судьбы имущества путем изменения его принадлежности, состояния или назначения, вплоть до уничтожения).

Соответственно этому право на имущество можно нарушить в полном его объеме, образующем право собственности (что имеет место при хищении), а можно только в одной из частей права собственности – в праве владения, пользования (что характерно для противоправного временного пользования чужим имуществом) или распоряжения.

В первом случае – при хищении – виновный руководствуется желанием поставить чужое имущество в исключительную от себя зависимость, т.е. не просто вовлечь его в сферу своих имущественных интересов, а обратить его в сферу своих имущественных ценностей, распорядиться им на правах собственника (ст. 158, 164 УК). Во втором случае – при незаконном пользовании или временном владении чужим имуществом – виновный руководствуется лишь побуждением вовлечь чужое имущество в сферу своих имущественных интересов, не ставя под сомнение право собственности на это имущество другого лица в целом (ст. 165, 166 УК). Вне пределов наказуемости остаются такие деяния, как умышленное создание препятствий к осуществлению собственником его права пользоваться и распоряжаться имуществом.

Таким образом, в окончательном виде преступления против собственности, предусмотренные 21 главой УК, могут быть подразделены в зависимости от способа причинения ущерба охраняемым объектам на три подгруппы:

1. хищения: кража (ст. 158), мошенничество (ст. 159), присвоение или растрата (ст. 160), грабеж (ст. 161), разбой (ст. 162), хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164);

2. иные корыстные преступления против собственности, не содержащие признаков хищения: вымогательство (ст. 163), причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 165), неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166);

3. преступления против собственности, не связанные с извлечением имущественной выгоды: умышленное уничтожение или повреждение имущества (ст. 167), уничтожение или повреждение имущества по неосторожности (ст. 168).