Скорость света.

Множество опытов со светом и призмой снова и снова возвращали Кхалида к вопросу о том, как быстро свет перемещается. И, несмотря на частые визиты Надира или его прислужников, Кхалид не мог думать ни о чем, кроме опыта, в котором он мог бы измерить эту скорость. Наконец, он решился на следующее дело: исследователи разделятся на две группы, со светильниками в руках. Группа Кхалида возьмет с собой самый точный часовой механизм, который теперь мог мгновенно останавливаться, если надавить на рычажок. Предварительные испытания показали, что в отсутствие на небе луны свет больших фонарей, зажженных на холме Афрасиаб, будет виден на хребте Шамиана, что лежал за речной долиной, на расстоянии примерно в десять ли по прямой. Использование небольших костров, закрываемых ковриками, без сомнения, увеличило бы максимальную дистанцию наблюдения, но Кхалид не считал это так уж необходимым.

И вот, в следующее новолуние они вышли в полночь из домов. Бахрам, Кхалид Пахтакор с прочими слугами на холм Афрасиаб, Иванг, Джалиль и оставшиеся слуги – к хребту Шамиана. Их светильники были с дверцами, что падали по намасленным полозьям со строго измеренной скоростью, эта скорость была настолько велика, насколько это было вообще возможно. Группа Кхалида должна посветить фонарем и засечь время. Когда группа Иванга замечала огонек, они должны были открыть свой фонарь, как только люди Кхалида замечают ответный свет, часы останавливаются. Проще простого.

Путь до холма Афрасиаб вышел длинным, по старому восточному мосту, затем через руины древнего города Афрасиаба, слабо, но все же различимого в свете звезд. Сухой ночной воздух был сдобрен запахами вербены, розмарина и мяты. Кхалид прибывал в бодром расположении духа, как всегда накануне опыта. Заметив, как Пахтакор и другие слуги прикладываются к мехам с вином, он шутил:

- Ты втягиваешь сильнее, чем наш насос. Будь осторожен, иначе всосешь буддистское Ничто в наш мир и мы все окажемся в этих мехах.

Бахрам стоял слева от Кхалида. Часы и фонарь поставлены на столик и скреплены так, чтобы одним движением открывалась дверца и запускались часы. Большой палец Кхалида покоился на рычажке, который останавливал часы. Он прошептал:

- Давай! - и Бахрам, чье сердце сильно забилось от волнения, дернул дверцу вниз.

В тот же миг свет Ивангова фонаря показался со стороны хребта Шамиана. От неожиданности Кхалид ахнул и остановил часы.

- Аллах да хранит нас! – воскликнул он. – я не был готов. Давайте повторим.

Они договорились заранее, что проведут двадцать попыток, так что Бахрам кивал, пока Кхалид закрывал второй фонарь и говорил Пахтакору записать время, что равнялось двум с третью ударам сердца.

Они попробовали снова, и снова свет Иванга появился в тот же момент, когда Бахрам открывал фонарь. Как только Кхалид приноровился к скорости, результаты стали составлять менее одного удара сердца. Для Бахрама все это напоминало открытие дверцы на ту сторону долины. Поразительной была скорость реакции Иванга, чего уж тут о свете говорить. Один раз он даже сделал вид что открывает дверцу, чтобы убедиться, что тибетец не читает его мыслей.

- Ну хватит, - сказал Кхалид после двадцатой попытки. – Хорошо, что мы уговорились на двадцати. Иначе скоро мы бы видели их свет до того, как открывали бы наш фонарь.

Все засмеялись. Во время опытов Кхалид нередко бывал раздражителен, но теперь он казался спокойным, так что все выдохнули с облегчением. Они отправились в путь вниз по холму в город, шумно болтая и прикладываясь к винным мехам, даже Кхалид, который почти не пил теперь, хотя когда-то вино было одним из его слабостей. На промышленном дворе, до похода на холм, они проверили свои рефлексы. А теперь они видели, что большая часть попыток показывало почти ту же скорость или даже повыше.

- Если мы выбросим результаты первого опыта, и усредним остальные показатели, получится, что результаты показывают лишь время затраченное нами.

Бахрам ответил:

- Свет, должно быть, мгновенен.

- Мгновенное движение? Бесконечная скорость? Я сомневаюсь, что Иванг когда-нибудь согласится с такой формулировкой. При этом только лишь опыт наверняка его не убедит.

- А ты что думаешь?

- Я? Я думаю нам надо отходить друг от друга дальше. Но мы в любом случае можем сделать вывод, что свет очень быстрый. Тут нет сомнения.

Они шли по опустевшим руинам Афрасиаба, следуя по главной дороге к мосту. Слуги поспешили вперед, оставив Кхалида и Бахрама позади.

Кхалид что-то немелодично насвистывал, и, слыша эта и вспоминая рисунки в книгах старика, Бахрам спросил:

- Отчего же ты так счастлив в эти дни, отец?

Кхалид встал как вкопанный:

- Я? И вовсе я не счастлив.

- А вот и счастлив!

Кхалид засмеялся:

- Мой милый Бахрам, какой же ты наивный.

Внезапно он выбросил вперед правую руку так, что обрубок оказался прямо перед Бахрамовым носом:

- Посмотри сюда, мальчик. Гляди же! Как я могу быть счастлив с этим? Да никак! Это бесчестье, все из за моей глупости и жадности, ныне и навсегда всем напоказ и в назидание, каждый день. Аллах мудр, даже когда наказывает. Я обесчещен на всю жизнь, и никогда не смогу очиститься. Никогда чисто не есть, никогда не очистить себя, не осквернив, никогда не дотронуться до волос Федвы ночной порой. Та жизнь окончилась. И все из-за страха и гордыни. Разумеется мне стыдно, разумеется я зол: на Надира, на хана, на себя, на Аллаха. Да, даже на Него! На всех вас! Я никогда не перестану злиться, никогда!

- Ох, - только и смог вымолвить Бахрам.

Какое то время они молча шли среди руин, в свете звезд.

Кхалид вздохнул:

- Но послушай, пацан, что же мне делать? Мне всего пятьдесят лет, у меня осталось время до того, как Аллах призовет меня и мне надо заполнить чем-то это время. У меня, несмотря ни на что, осталась моя гордость. А люди смотрят за мной, разумеется. Я был выдающимся человеком и люди наслаждались моим падением, еще бы, они до сих пор им наслаждаются! И что же за историю я собираюсь им преподнести? Ведь мы – то, какими нас видят люди, мы, парень, - их болтовня. И я мог бы стать историей о человеке, который высоко взлетел и больно упал, чей дух был сломлен, человек, что попытался убраться с глаз подобно псу и приложил все усилия, чтобы помереть побыстрей. Или же историей о человеке, что высоко взлетел и больно упал, а затем, не покорившись, пошел новым путем. О ком-то, кто никогда не оглядывался, о ком-то, кто никогда не давал толпе повода позлорадствовать. И именно эту историю я собираюсь заставить из сожрать. Они могут пойти на хер, если хотят услышать обо мне другую историю. Я тигр, парень, я был тигром в прошлом воплощении, должен был быть им, ведь мне постоянно снятся сны о том, как я брожу меж деревьев и охочусь. Теперь тигр впряжен в мою колесницу и я несусь вскачь! – он вскинул левую руку по направлению к городу. – Вот в чем смысл, пацан. Ты должен научиться запрягать своего тигра в свою колесницу.

Бахрам закивал:

- Опыты в этом помогают.

- Да, да! - Кхалид остановился и указал на россыпь звезд. – А это самая лучшая часть, мальчик, самая потрясающая вещь, потому что это – охренеть как интересно! Это не просто досужее времяпрепровождение или способ отвлечься от этого. – он опять потряс своим обрубком, - Так вот это – единственное, что имеет значение! Я имею в виду, почему мы здесь, пацан? Зачем мы здесь?

- Чтобы было больше любви.

- Ладно, согласен. Но как мы проявим свою любовь к миру, что Аллах вручил нам? Мы любим, изучая его! Вот же он, единое целое, такой прекрасный каждое утро! А мы вываливаем его в пыли, создавая себе ханов, халифов и прочих. Это же глупость. Но если ты попробуешь понять природу вещей, если ты посмотришь на мир и спросишь: почему происходит то или иное, почему падают предметы, почему Солнце встает каждое утро и светит нам, греет воздух и наполняет лист зеленью – отчего это все происходит? Каким правилам следовал Аллах, создавая такой прекрасный мир? А потом это все преображается. Господь видит, что тебе все это нравится. И даже если Он не видит, даже если ты до конца так и не понял ничего, даже если это и невозможно, ты все равно можешь пытаться.

- Но ты-то знаешь очень много, - сказал Бахрам.

- Нет, вовсе нет. Но имея под рукой такого математика, как Иванг, мы, быть может, и сможем сформулировать несколько простых вещей, проторить тропинки, по которым пройдут другие. Вот какая работа угодна Аллаху, Бахрам. Господь не для того создал этот мир, чтобы мы стояли и жевали нашу еду, подобно верблюдам. Сам Мохаммед сказал: “Следуй за знанием, даже если оно заведет тебя в Китай”! А теперь, благодаря Ивангу, мы привели Китай сюда. Это становится все более и более интересным.

- Ну выходит, что ты счастлив? Как я и говорил.

- Счастлив и зол. Счастливо зол. Все и сразу. Такова жизнь, малец. Тебе просто нужно идти и идти вперед, пока не сделаешь последний выдох и Аллах не призовет тебя, чтобы отправить твою душу к следующей жизни. Все это просто позволяет чувствовать себя живым.

На окраине города во всю голосили ранние петухи. На восточной стороне неба к востоку стали гаснуть звезды. Кхалидовы слуги уже добрались до подворья и держали ворота открытыми, однако он заходить не спешили. Среди угольных куч Кхалид стоял с видимым удовлетворением.

- А вот и Иванг, - тихо сказал он.

Огромный тибетец приближался к ним с грацией медведя и ухмылкой на лице.

- Ну?

- Слишком быстро, чтобы измерить, - признал Кхалид.

Иванг зарычал.

Кхалид протянул ему мехи с вином, и тот сделал большой глоток.

- Свет, - промолвил он. - Чего тут добавить?

Восточное небо наполнялось этим таинственным веществом или явлением. Иванг переступал с ноги на ногу, будто балаганный медведь, пляшущий под музыку. Он был выглядел таким счастливым, каким Бахрам его не видел. Оба старика наслаждались этой ночной работой. Команда Иванга провела ночь не без происшествий: они пили вино, заблудились, падали в канавы, пели песни, приняли другие огни за лампу Кхалида, а затем, в о время тестов, все ломали голову, какое же время будет зафиксировано на холме Афрасиаб. И, несмотря ни на что, они отлично повеселились. Отлично поваляли дурака.

Но не эти приключения были причиной ивангова хорошего настроения, некоторые мысли роились в иванговой голове – вот почему он был так рад. Он говорил Кхалиду и Бахраму:

- Спускаясь с того хребта я буквально еле держался на ногах ото сна и думал о нашем опыте. Размышляя о твоем свете, мерцавшем во тьме на той стороне аллеи, я подумал, а что, если бы я смог бы видеть все мгновения одновременно, каждое выделенное и отдельное, подобно миру, что плывет меж звезд, каждое, хоть на чуть другое... если бы я смог двигаться между каждым моментом, подобно переходу из комнаты в комнату, я смог бы нанести на карту путь мира. Каждые шаг, который я делал, пока спускался был подобно отдельному миру, отрезок бесконечности, очерченный каждым миром. И вот я шагал от мира к миру, шаг за шагом, даже не различая земли в темноте, и подумалось мне, что если бы было число, означавшее местоположение каждого отпечатка моей ноги, тогда бы весь хребет был бы отображен на бумаге линиями от следа к следу. Наши слепые ноги шагают во тьме инстинктивно, и мы так же слепы по отношению к реальности, но все равно можем прочно ухватиться за нее, нанеся сеть штрихов. Тогда мы сможем говорить, что тут, а что вон там, и это будет точным с учетом валунов и провалов – и так будет известна подробная форма всего хребта. При помощи шагов, которые я делаю от мира к миру.

Иванг взглянул на Кхалида:

- Ты понимаешь, что я имею в виду?

- Кажется да, - ответил Кхалид. – Ты предлагаешь помечать шаги числами.

- Да, и еще движение внутри движения, ну, изменения в скорости, которые постоянно происходят в этом мире, по причине сопротивления и поощрения.

- Сопротивления воздуха, - с наслаждением проговорил Кхалид. – Мы живем на дне воздушного океана. Он имеет вес, как показали ртутные весы. Он давит на нас. Он приносит нам лучи солнца.

- Что греет нас, - добавил Бахрам.

Солнце пробила отдаленные горы на востоке и Бахрам сказал:

- Да восславим Аллаха за это прекрасное солнце, знак Его бесконечной любви этому миру.

- Ну а теперь, - Кхалид зевнул. – пора исследовать сон.