Сравнение в химическом отношении различных частей листьев липы и желатина 9 страница

содержимое яйца не разлилось по земле". Тут же исследовательница могла убедиться в том, что крупные грифы, также налетевшие на эту кладку, не сумели разбить яйца обыч­ным способом: " Как они ни старались, — пишет она, — пуская в дело клюв и когти, им так и не удалось разбить хотя бы одно яйцо, и в конце концов они разлетелись не солоно хлебавши" (там же).

Аналогичные наблюдения о поведении еги­петских стервятников публиковались еще бо­лее 100 лет назад. Так, в статье, опубликован­ной в одной южноафриканской газете в 1867 г. и подписанной неким " старым спортсме­ном", сообщается, что автор лично видел, как стервятник разбивал страусиные яйца, мно­гократно бросая на них большой камень. По его мнению, это явление столь распростране­но, что именно стервятников следует считать главными разорителями страусиных гнезд. " В большинстве старых гнезд, — пишет он, — вы найдете один, а то и два камня". При этом стервятник приносит камни подчас с мест, отдаленных от гнезда на расстояние до трех миль. " Я это знаю, — пишет автор статьи, — ибо ближе ему негде было найти камня, ведь кругом один песок".

С тех пор подобные случаи были установ­лены в разное время и в разных местах, рас­положенных на территории протяженностью в пять тысяч километров. Это свидетельствует о том, что бросание камней в страусиные яйца египетским стервятником не является случай­ной локальной особенностью поведения узко ограниченной популяции. Вместе с тем никто не наблюдал какие-либо орудийные действия у птиц этого вида в других частях его ареала, где, однако, не водятся (и не водились) стра­усы, например в Испании. Можно ли поэтому говорить о врожденной видотипичной способности этих стервятников к орудийным действиям указанного типа или здесь прояв­ляются лишь индивидуальные психические способности особенно " одаренных" особей?

Вторая точка зрения близка к мнению од­ного из специалистов по орудийному поведе­нию животных Дж. Элькока, считающего, что описанное здесь орудийное действие возник­ло из случайного швыряния камнями возбуж­денной птицей, которая потерпела неудачу при попытках раздолбить яйцо клювом или броса­ния его на землю. Свою активность птица мо­жет в таких случаях, говоря языком этологов, и " переадресовать" на другие объекты, в част­ности, на камни. В таком случае птица может вместо того, чтобы бросать яйцо, бросать ка­

мень, и случайное попадание в лежащее ря­дом яйцо может привести к желаемому резуль­тату. Психически более развитые особи быстро установят связь между своим действием и его результатом и в другой раз воспользуются на­копленным опытом. В этой связи вспоминает­ся случай, который произошел в нашей лабо­ратории и как будто подтверждающий приведенное предположение. В большой клет­ке содержали двух ворон, одна из них не до­пускала другую, по кличке " Серый", к поил­ке, которую время от времени ставили ненадолго в клетку. Не будучи в состоянии дать отпор обидчику, Серый переадресовал ответ­ную реакцию лежавшему в клетке игрушеч­ному пластмассовому кубику. Он принимался яростно долбить кубик сперва на полу, а за­тем на ветке, на которую взлетел с ним. Во время этой ожесточенной " расправы" с заме­щающим врага объектом кубик выпал из ког­тей птицы и случайно упал на голову сидя­щей на поилке вороны, которая с испугом отскочила в сторону. Серый немедленно вос­пользовался этим и всласть напился.

Впоследствии же Серый каждый раз, ког­да его не допускали к поилке, поднимался с кубиком в клюве на ветку и оттуда уже при­цельно бросал его на своего недруга, обращая его тем самым в паническое бегство.

Сходным образом ведет себя в естествен­ных условиях австралийский коршун, кото­рый, как и египетский стервятник, не в со­стоянии расклевать толстую скорлупу яиц крупных птиц, в данном случае эму. Чтобы разбить такое яйцо, коршун хватает ногой камень, взлетает с ним на высоту трех-четы­рех метров над кладкой и бросает его на яйца. И этот факт был впервые описан более 100 лет назад, а с тех пор получил неоднократное подтверждение в наблюдениях ряда натурали­стов. В частности, было установлено, что хищ­ник приносит иногда камень с большого рас­стояния к гнезду эму и сбрасывает его на яйца в отсутствие насиживающей птицы. Находили в " разбомбленных" гнездах вместо камней также глыбы твердой земли или глины и даже крупную кость.

Наблюдали также, как белоголовый орлан в условиях неволи использовал камни для на­падения на скорпиона. Перед этим орлан пы­тался давить его ногами, но ему мешали на­детые на них путы. Тогда птица стала поднимать клювом камни и резким движением головы бросать их в сторону скорпиона; камни про­летали расстояние до 24 дюймов (около 60 см) и иногда метко поражали цель.

Орудийные действия животных 103

Это все факты направленного применения камней в качестве " метательных снарядов". Имеется ряд интересных сообщений о том, как некоторые птицы (чайки, крачки, вороны, бородачи и коршуны) брали с собой в полет камни и другие предметы и в воздухе то вы­пускали, то вновь ловили их, не давая им упасть на землю, или, наоборот, специально роняли их. Не исключено, что такое поведе­ние является ступенью к развитию пищедо-бывательных орудийных действий птиц.

Большой интерес представляют случаи употребления птицами (одного из видов ав­стралийских сорочьих жаворонков) различ­ных предметов в качестве " молотка". Напри­мер, они используют старые двустворчатые раковины для вскрывания раковин живых моллюсков: половину старой сухой ракови­ны птица держит в клюве выпуклой сторо­ной книзу и стучит ими по живым мол­люскам. Сильными повторными ударами птица проламывает раковину моллюска, пос­ле чего, придерживая ее когтями, принима­ется вытаскивать из нее клювом куски со­держимого. Описываются разные варианты применения этого своеобразного ударного орудия, зависящие от его физических свойств и конкретных условий выполнения орудий-'ных действий. Если орудие ломается, что случается довольно часто, птица продолжает ' стучать обломком, пока он не укоротится приблизительно до одного сантиметра длины, или же заменит его другим, более крупным обломком. Только испробовав все возможные способы употребления остатков прежнего ору­дия, да еще постучав по моллюску клювом, птица отправится на поиски новой пустой ра­ковины. Прежде чем пустить в дело новую ра­ковину, она испробует ее, ударив ею по коря­ге или другому твердому предмету.

Совершенно иного рода орудия употреб­ляет для вскрывания твердых пищевых объек­тов какаду Probosciger aterrimus. Его любимое лакомство — орех с такой твердой скорлупой, что разбить ее можно только очень тяжелым молотком. Клюв этого попугая имеет режущие края, с помощью которых птица может рас­пилить удерживаемый в клюве предмет. Так и поступает какаду с орехом, а чтобы он не выс­кальзывал из клюва, он фиксирует его про­кладкой — куском листа, который специаль­но кладет между верхней челюстью и орехом перед тем, как приступить к его распилива-нию. Этот факт впервые описал в 70-х годах прошлого века знаменитый английский есте­ствоиспытатель А. Р. Уоллес.

Другой интересный пример пищедобыва-тельного, точнее, орудийного охотничьего поведения наблюдали у одной ручной северо­американской зеленой кваквы. Эта цапля бро­сала в водоем кусочки хлеба, привлекая тем самым рыбок, которых она немедленно вы­лавливала. При этом птица внимательно сле­дила за поверхностью воды, и если рыбки по­казывались в стороне от нее, она тут же брала крошки в клюв, направлялась в то место и бросала их в воду точно в месте появления рыбешек, Очевидно, здесь имело место фор­мирование своеобразного орудийного навыка на основе исследовательского поведения и на­копления индивидуального опыта, но такое поведение наблюдалось еще у нескольких осо­бей, причем в другом месте. Более того, од­нажды, опять же во Флориде, но уже в дру­гом месте, видели, как молодая птица этого вида " рыбачила" таким же образом, но при­манкой служило перышко, которое она осто­рожно опускала в воду и тем самым прима­нивала рыбешек.

Наблюдали, как самец североамериканско­го дятла Centurus uropygialis кормил своих птенцов разжиженным медом: выдолбив ку­сочки коры величиной с горошину, он по­гружал их в сироп и отдавал птенцам. Иногда птица использовала вместо кусочков коры зер­на злаков или семена подсолнуха.

Многим птицам вообще свойственно по­гружать предметы в воду или другие жидкости. Иногда они " изобретают" новые способы ис­пользования предметов в качестве орудий. Так, один попугай научился зачерпывать воду с помощью курительной трубки, держа ее клю­вом за ствол (до этого он часто размачивал в воде пищу и твердые предметы), другой ис­пользовал ракушку и половинку скорлупы арахиса в качестве чашки для питья. Потом эта птица научилась пить из чайной ложки, кото­рую подносила лапкой к клюву. Еще один по­пугай черпал банкой воду из сосуда и выли­вал в ванночку для купания... Число подобных примеров можно было бы увеличить.

Наконец, необходимо упомянуть еще об одной категории орудийных действий, это ис­пользование вспомогательных средств в сфе­ре, как говорят этологи, комфортного пове­дения, т. е. ухода за своим телом, например, для почесывания. Такое наблюдали в основ­ном опять же у попугаев, пользующихся для этой надобности какой-нибудь палочкой или щепкой, иногда и выпавшим собственным пером, а в неволе и предметами домашнего обихода, например, чайной ложкой. При по-

104 К. Э. Фабри

чесывании птица засовывает предмет в перья, крепко обхватив его пальцами. Чаще всего по­пугаи чешут таким образом голову, иногда шею (особенно под клювом), спину и другие участки тела.

Известен случай, когда баклан выпавшим у него маховым пером распределял секрет коп­чиковой железы по перьям крыльев. Птица дер­жала перо за стержень в клюве так, что опаха­ло выступало впереди кончика клюва, в результате чего получилась своего рода кис­точка, удлиняющая клюв. Поднеся эту кис­точку к железе и помазав ее жировыми выде­лениями, птица, равномерно и плавно раскачивая головой из стороны в сторону, во­дила пером по перьям раскрытого правого, а затем левого крыла, периодически смазывая перо жиром. Когда перо во время этих действий выпало из клюва и отлетело на небольшое рас­стояние, баклан поднял его и вновь принялся смазывать им оперение. В этом примере оста­ется открытым вопрос, можно ли формально расценивать действия птицы как орудийные, поскольку перо, которым она пользовалась, — продукт ее собственной жизнедеятельности. Думается, правда, что такое возражение фор­мально, ибо птица могла с таким же успехом произвести те же самые действия и чужим пером, случайно оказавшимся у ее ног.

Наш беглый обзор орудийного поведения птиц в достаточной мере показывает, что у них встречаются разнообразные и подчас доволь­но сложные формы употребления орудий. Ан­глийский орнитолог Дж. Босвол составил до­вольно полную сводку орудийных действий, птиц, не включив в нее, правда, употребле­ние орудий общения. Он пришел к выводу, что использование орудий встречается у 30 видов птиц. Нетрудно подсчитать, что это все­го лишь 0, 35% всех видов птиц. Все же по срав-' нению с другими животными, как уже ука­зывалось, это довольно много, особенно если прибавить способы использования предметов в качестве средств общения. <...>

Когда речь заходит об употреблении ору­дий у млекопитающих, прежде всего ссыла­ются на калана (морскую выдру) из семей­ства куньих, этого удивительного полуводного обитателя побережья материков и островов се­верной части Тихого океана, превосходного пловца и ныряльщика. Передние лапы зверя представляют собой плоские подушки, на ниж­ней стороне которых располагаются шершавые пальцевидные лопасти, в которых находятся собственно пальцы. Такое своеобразное строе­ние конечности не мешает, однако, калану

хватать предметы и орудовать ими. По неко­торым сведениям он в состоянии держать в передней лапе спичку или даже иголку.

Излюбленная пища каланов — осьминоги и морские ежи, но в его рацион входят также панцирные моллюски, крабы и прочие мало­подвижные донные беспозвоночные и, конеч­но, рыба. Нырнув на дно, калан собирает сра­зу по нескольку морских ежей (пять—шесть, иногда больше), хватая их лапами, кладет в кожные складки на груди и поднимается на поверхность воды, где и съедает их, лежа на спине. В отличие от зубов других хищных мле­копитающих, коренные зубы калана уплоще-ны и хорошо приспособлены к разламыванию твердых панцирей его жертв.

Вместе с тем на побережье Калифорнии, где каланы питаются очень крупными морс­кими ежами и двустворчатыми моллюсками, они дополнительно пользуются камнями для раздробления особенно прочных панцирей этих животных. Как всегда, лежа на воде, ка­лан кладет себе на грудь камень и пользуется им как наковальней. Моллюска или морского ежа он держит в передних лапах за плоские стороны створок раковины и в таком положе­нии поднимает его вверх под прямым углом к телу, затем резким движением и с большой силой ударяет его об камень, повторяя это до тех пор, пока раковина не сломается (обыч­но наносит от одного до трех десятков уда­ров, но иногда и значительно больше). Уда­ры следуют друг за другом — по два удара в секунду — и чередуются с покусыванием рако­вины.

Американский зоолог Дж. Б. Шаллер, при­обретший известность изучением жизни го­рилл, специально исследовал в Калифорнии орудийное поведение каланов. Он описал, как:

один калан извлек за 1, 5 ч 54 моллюска из;

пучины. За это время он произвел 2237 ударов. Используемые калифорнийскими каланами камни имеют более или менее ровную повер­хность и весят от 0, 5 до 3, 5 кг; употребляют их или однократно, или повторно, во всяком слу­чае калан не выбросит камень, пока не най­дет новый. Неоднократно наблюдали, как ка­паны хранят камни под мышкой, пока они им не нужны, и даже ныряют с ними. По на­блюдениям аквалангистов, каланы использу­ют на морском дне взятые с собой камни для отделения от скал прочно прикрепившихся к ним моллюсков.

Употребление каланами камней дает нам убедительный пример того, как орудие повы­шает эффективность поведения, в данном сяу-

Орудийные действия животных 105

чае в сфере питания. Особенно четко это выс­тупает при сравнении поведения каланов из разных мест обитания и разных возрастов. Напомним, что употребление камней в каче­стве орудий отмечено только у каланов, оби­тающих в Калифорнии. На советском Дальнем Востоке и на Алеутских островах, где морс­кие ежи и моллюски меньших размеров, кала-ны легко справляются с ними без примене­ния вспомогательных средств — камней. Однако, как сообщил американский специа­лист по калану К. Кеньон, и алеутский калан начинает пользоваться камнями, если (в зоо­парке) ему дать более крупных моллюсков, снабженных более прочными раковинами, чем те, которыми он питается в родных местах. Вместе с тем и на Алеутских островах обхо­дятся без камней лишь взрослые особи; моло­дые, а значит, и более слабые животные пользуются ими. Следовательно, каланы пользуются орудиями только в тех случаях, когда не могут разрушить твердую оболочку жертвы одними зубами. Потенциальная спо­собность к орудийным действиям присуща, очевидно, всем морским выдрам.

Конечно, высокий уровень психического развития (в частности, каланам в этом отка­зать нельзя) повышает потенциальные воз­можности использования предметов в качестве орудий, обеспечивает более широкие воз­можности осуществления орудийных действий и позволяет переносить такие действия в но­вые ситуации, применять их даже в весьма необычных условиях. Например, по сообще­нию Кеньона, калан, помещенный в волье­ру, стучал камнем по стенке бассейна с такой силой, что отбивал куски цемента. Видимо, здесь проявилась упомянутая способность к употреблению камней для отбивания моллюс­ков с подводных скал. Но, кроме того, калан ударял камнем и по дверной задвижке, да так, что можно было принять эти действия за по­пытки отодвинуть задвижку.

Таким образом, у каланов существует, оче­видно, предрасположение к употреблению камней в качестве орудий. Возможно, дело обстоит так же, как у птенцов дятловых вьюр­ков, т. е. детеныши каланов избирательно от­носятся к камням, выделяют их среди других предметов и играют с ними (такие случаи дей­ствительно наблюдались). Но в дальнейшем все зависит от конкретных условий, в которых окажется вьюрок или калан, ибо возможность и необходимость осуществления орудийных действий всецело обусловливаются экологиче­ской ситуацией, с которой животное столк­

нется. Если можно прожить без орудийных дей­ствий, потенциальная способность к их вы­полнению остается у калана " про запас". Ду­мается, что так обстоит дело и у других млекопитающих (включая обезьян); может быть, в этом кроется одна из причин того, что они очень редко пользуются орудиями.

Следует рассказать еще об одной форме употребления орудий каланом, причем в сфе­ре комфортного поведения. Наблюдали, как животное чистило свою шерсть пучком морс­кой травы, что, вообще говоря, не должно особенно удивлять, ибо каланы не только ча­сто отдыхают, лежа на спине, на поверхности воды среди зарослей морской капусты, но в летнее время предпочитают в такой позе спать в этих зарослях. По сообщению советских ис­следователей калана И. И. Барабаш-Никифо­рова и С. В. Маракова, они обматывают себя длинными слоевищами этих водорослей, что страхует их от сноса течением во время сна. Калифорнийские каланы ночью также " вста­ют на якорь", уцепившись за водоросли.

Прежде чем расстаться с животными вод­ной стихии, упомянем еще случай, происшед­ший в бассейне одного дельфинария. Афали-на, неоднократно наблюдавшая, как водолаз очищает скребком подводное смотровое окно от водорослей, также принялась " чистить" это окно сначала пером чайки, затем рыбой, кам­нем, бумагой и другими доступными ей пред­метами. Здесь, конечно, не приходится гово­рить об употреблении орудий, ибо действия дельфина не повышают эффективность какой-либо из сфер его жизнедеятельности, а явля­ются лишь формами подражательного мани­пулирования предметами, возникшими в результате подражания орудийным действиям человека в условиях постоянного тесного об­щения с ним.

Другая афалина наблюдала за водолазом, соскребавшим со дна бассейна водорослевые обрастания ковшевым скребком, соединенным со шлангом, через который отсасывалась об­разующаяся муть. После окончания работы аппарат был оставлен в бассейне. Дельфин дол­го обследовал его и манипулировал им, в ре­зультате чего остатки водорослей просочились из шланга и образовали в воде небольшое об­лачко. Афалина тут же съела их, а через не­сколько часов после удаления аппарата ее уви­дели с куском кафельной плитки во рту, которым она срезала куски водорослей со дна бассейна. Заготовив таким способом определен­ное количество водорослей, афалина бросила плитку, съела водоросли, потом снова подня-

106 К. Э. Фабри

ла ее, чтобы " сбрить" еще одну порцию водо­рослей, и т. д. В рассматриваемом нами случае подражание орудийным действиям человека привело к непосредственному биологическо­му эффекту, оказалось выгодным дополнением к обычным пищедобывательным действиям животного и в этом смысле повышало эффек­тивность его поведения. В результате первона­чальные имитационные движения закрепились и переросли в подлинное орудийное поведе­ние. Это наблюдается и у других млекопитаю­щих, постоянно общающихся с человеком. Не исключено, что именно так обстояло дело в приводимом ниже случае, происшедшем в Ба-зельском зоопарке.

В этом зоопарке молодая 3-летняя самка очкового медведя по кличке Тена стала жер­дью сбивать листья и плоды клена, ветки ко­торого свисали в вольеру, где она содержа­лась вместе со своей матерью и взрослым 5-летним самцом. Самец вполне мог дотя­нуться до этих веток, если вставал во весь рост на задние лапы. Тена также поднима­лась во весь рост, но лишь для того, чтобы размашисто бить по веткам жердью, кото­рую она прижимала передними лапами по­перек тела к груди. При этом жердь находи­лась между предплечьем и плечом одной лапы, другой же лапой медведица придавли­вала конец жерди книзу. В результате проти­воположный конец жерди поднимался квер­ху. В первый день эти действия продолжались без перерыва в течение получаса, потом они неоднократно повторялись, а в дальнейшем выполнялись уже систематически. К сожале­нию, сотрудник зоопарка, описавший этот эпизод, не присутствовал при первоначаль­ных действиях Тены, и поэтому неизвест­но, какие манипуляции жердью привели медведицу к использованию этого предмета в качестве орудия. Но достоверно известно, что никто не обучал ее таким действиям, поскольку она родилась в этом же зоопарке.

Большой интерес представляет следующее наблюдение: когда в распоряжении Тены ока­зались две жерди; одна 2-метровая, другая 4-метровая, она, сидя, сперва примерила более короткую палку, т. е. поставила ее вертикально перед собой и посмотрела вдоль нее вверх. Од­нако, увидев, что жердь не достает до листвы, отложила ее в сторону и взяла длинную жердь, которой и стала вновь успешно сбивать лис­тья и плоды. Интересно также, что впослед­ствии Тена пыталась вытащить палкой кусок хлеба, плавающий в водоеме, а также дотя­нуться ею до плавающей там птицы.

Спустя два месяца после первых орудий­ных действий Тены самец стал также пытать­ся применять палки для сбивания листвы, но на первых порах его движения были весьма не­уклюжими, и палка то и дело падала из его лап. Это обстоятельство согласуется с наблюдениями, сделанными, в частности, над обезьянами:

молодые животные легче и быстрее научаются несвойственным виду новым формам манипу­лирования, а более старые особи — труднее и медленнее, причем чаще всего путем подра­жания молодым.

В формировании орудийных действий Тены, несомненно, решающую роль сыграли искусственные условия ее жизни в неволе -ограничение свободы передвижения (невоз­можность добраться до веток с плодами), од­нообразие кормового рациона, вероятно, обыкновенная скука и, конечно, постоянное общение с человеком, дающее богатый мате­риал для " расширения кругозора", и подра­жание его действиям. У психически более раз­витых особей, каковой, несомненно, и была Тена, это приводит к изобретению новых спо­собов решения задач, возникающих в жизни животного (в данном случае применение ору­дия). В этом примере отчетливо проступает на­личие потенциальных способностей к орудий­ным действиям, реализуемым, однако, лишь в случае нужды. Ведь свободноживущие мед­веди не пользуются орудиями — свои " жиз­ненные проблемы" они прекрасно решают без оных, равно как и более крупному самцу в вольере они не понадобились (ему достаточно было подняться во весь.рост). А то, что он впоследствии в порядке подражания все же пробовал воспользоваться изобретением Тены, только показывает, что потенциально и он был с самого начала способен сбивать ветки и плоды клена палкой, хотя и оказался не столь ловким и, вероятно, сообразитель­ным, как Тена. <...>

Может показаться неожиданным, но иног­да орудиями пользуются и копытные (точнее, парнопалые), т. е. животные, конечности ко­торых лишены хватательной функции. Пред­меты, употребляемые как орудия, эти живот­ные фиксируют рогами. Сотрудник Приокско-Террасного заповедника однажды рассказал мне, что видел, как разъяренный самец-зубр, безуспешно пытавшийся про­рваться через ограду к самке, которая на­ходилась в загоне напротив, поддел головой бревно, поднял его на рога и потащил к огра­де, затем задвинул под нее один конец брев­на и принялся орудовать им как рычагом.

Орудийные действия животных 107

В результате зубру удалось с помощью этого орудия частично поломать ограду. Сотруднику заповедника удалось заснять эту сцену, и он показал мне снимки, а также покореженный зубром бетонный столб ограды.