Опыт двух лингвистических экспертиз

Текст как воплощение индивидуального личностного опыта проживания жизни в социуме предстаёт в протоколе во всём богатстве своих способностей диагностировать и уникальность каждого языкового сознания, и социальную принадлежность личности, этим сознанием обладающей. И в этом плане каждый протокол допроса свидетеля есть текст, созданный сознанием следователя под воздействием речемыслительной и мыслеречевой деятельности как минимум двух языковых сознаний: следователя и свидетеля. В процессе анализа текстов протоколов[21] нами исследовались общие, индивидуальные и уникальные показатели языкового сознания, эксплицирующие авторов свидетельских показаний. Исследование осуществлялось с помощью современных методов когнитивной интерпретации текста, как то: статистическая обработка данных частотности языковых фактов, анализ формальной и смысловой структуры языковых элементов и текстообразующих категорий.

Самым первым проявлением самостоятельности языкового сознания личности в современном психоанализе текста и речи считают бессознательную избыточность говоримого, которая даёт читателю и слушателю говоримого возможность проникать в моделирование мыслью и словом говорящего онтологии говоримого – реально происходивших событий и ситуаций со всеми подробностями обстоятельств участия в них всех субъектов и объектов.

Жанровая специфика диалога, запечатлеваемая текстом протокола допроса со времён пытошных речей Московского государства, как и в целом делового языка со времён обычного права и «Русской правды», предполагает близость языка протокола разговорному языку говорящих сторон и моменты специфичности языкового сознания каждой из сторон, за исключением случаев, когда собеседники принадлежат к одной и той же языковой культуре в силу принадлежности к одной и той же социальной и профессиональной среде. Это позволяет читателю в восприятии даже современного текста протокола легко отыскивать границы языковых сознаний и картин мира допрашиваемого и следователя, а также по неповторимым чертам речи свидетеля устанавливать естественность и непринуждённость его слов, либо обнаруживать их противоестественность, искусственность, сконструированность с помощью другого человека. Сохранение живых признаков языкового сознания и в и дения мира каждым из участников диалога при этом не исключаются даже необходимостью перевода слова звучащего в письменное и жанрово адаптированное к мотивации и канону протокола. Сами же показания и вопросы, их стимулировавшие, как текст фиксируют и коммуникативно-информационную роль участников протоколируемой ситуации: интенции говорящих, оговорки и проговариваемое случайно, специально или по эмпирической ограниченности в в и дении картины происходящего, отклонение от действительного положения дел, т.е. налицо всегда коммуникативно-информационная избыточность говоримого сторонами. И это тоже признак документальности и правдивости показаний, например, как и документ коммуникативной ситуации допроса, который, кстати, позволяет по протоколу как тексту восстанавливать и интерпретировать события, о которых идёт диалог, и коммуникативно-информационные роли сторон. Существовавшая когда-то на Руси систематика свидетелей – сведетель (с ять в корне, как и в слове ведати – тот, кто знал о произошедшем), свидетель (тот, кто видел происходившее) и слухач (тот, кто слышал о происходившем или происходившее) – актуальна и сегодня, ибо обнаруживает специфические контуры моделируемой картины мира и конкретной ситуации на уровне дискурсивной (живого звучания, жизни) организации слова и текста. Анализируемые нами тексты, как показал наш анализ их языка, представляют показания сведетелей, но ещё в большей степени – слухачей.

Адресатом и слушателем свидетельских показанийвсегдаявляется следователь.Однако это не простой пассивный объект, а субъект – говорящий и мыслящий, самостоятельная языковая личность, влиятельная в риторическом понимании. Более того: это коммуникативный лидер, владеющей всей жанровой партитурой диалога, ведущий диалоговое развитие темы и определяющий своей языковой личностью – мыслительной, языковой, речевой и коммуникативной компетентностью – и информированностью регистр текстового воплощения мыслей и слов своего собеседника. Иначе говоря, ведущая роль следователя как субъекта диалога-допроса в языковом и собственно текстовом отношении материализуется во вторичном тексте протокола, единственным автором которого и становится следователь. Т.е. следователь управляет языковым сознанием и личностью свидетеля с помощьюсвоего языкового сознания и языковой личностью, а на этапе протоколирования допроса свидетеля сам же и фиксирует эту вед о мость и доведённость языковыми средствами: выбором слов, их сочетаемостью, порядком следования, смысловыми акцентами, степенью конкретизованности информации и т.д. Например, не может студент и даже выпускник педагогического факультета в непринуждённой обстановке говорить В сентябре 2001 года мы выбрали старосту, одну из девушек нашей группы; Более по существу заданных вопросов ничего конкретного пояснить не могу; сессию 2002 г. мы сдавали в общем порядке; собрать деньги для передачи преподавателям за благоприятное к нам отношение; Обучение я проходила совместно с группой по учебной программе; Возможно, об этом больше осведомлена наша бывшая студентка, которая более тесно общалась со старостой; поступила в общем порядке, как и не может называть весенне-летней летнюю сессию.

Вед о мость свидетеля как субъекта в диалоге со следователем сохраняется по положению, всегда, даже еслипротокол отражает вопросно-ответную структуру этого диалога. Если же и текст протокола приобретает монологическую форму, удостоверить границы двух языковых сознаний – протоколирующего ведущего сознания и ответствующего ведомого – можно только по вариативности языкового воплощения говоримого. В нашем случае имеет место инвариант, сохраняемый в любом из 48 протоколов (вплоть до особенностей пунктуации, средств синтаксической связи и порядка следования однородных членов предложения, тогда как написать 18 человек одинаково, скажем, такой фрагмент предложения, как решили собрать с каждой студентки по 100 тысяч белорусских рублей для покупки цветов, подарков, а также передачи наличных денег преподавателям-членам государственной экзаменационной комиссии за благоприятное отношение к нашей группе при сдаче экзаменов, могут только при условии, что текст им диктовали или предложили списать с шаблона), фиксирующих диалог свидетелей со следователем №1. Вариативные части протоколов относятся лишь к конкретике имени свидетеля и его биографических сведений, отражённых в текстовой и затекстовой частях протокольной записи.

В диалоге следователя и свидетеля лицом, ведущим и организующим диалог, т.е. заинтересованным услышать ответы на свои вопросы, является следователь. Он же становится и реальным автором самого текста свидетельских показаний: упаковывает в словесную и жанрово-текстовую формы всё рассказанное свидетелем, поэтому единственно объективным показанием свидетельского сознания могло бы быть буквальное, с фонограммы, воспроизведение свидетельского слова, так как по определению ведущий в диалоге ведёт говорящего с ним до уровня моделирования фактов, событий и ситуаций бессознательно, даже не ставя перед собой этого в качестве цели. Однако в принципе не может быть одинаковых текстов, даже если об одном и том же событии рассказывают полные (с одинаковым образованием, взглядом на мир, одинаковой социализованностью) близнецы. Учёными подсчитано, что возможность выразить одно и то же содержание мысли в каждом конкретном пропозитивно-номинативном акте измеряется колоссальной величиной: десятью с половиной миллионами предложений можно выразить смысл, заключённый в одном предложении [Жолковский, Мельчук, 1967, c.117][22]. Однако говорящий всегда, выражая себя, свой взгляд, своё слово, стремится быть понятым. А это значит быть в своём слове и «другим» – таким, как собеседник, выразить понимание мира собеседником. Выбор каждого такого «неэкономного»[23] (равно как и каждого неленивого) творца, таким образом, велик настолько, что в принципе не может быть двух одинаковых – по объёму, логике и интерпретации фактов, порядку слов в предложении[24] текстов протоколов.

Очень точное определение этого положения адресанта и адресата и соотношения субъективного (творческого, индивидуального) и языкового (национального, объективного, системного, стандартного) даёт профессор В.М. Никитевич: «Даже в устной речи, где нет < …> условий для обдумывания высказывания, как в письменной, очень мало <..> или вообще нет " случайного". Не только в процессе номинации (которая в виде замедленной съёмки может быть представлена как поиск наиболее точного слова или его эквивалента), но и в самом построении высказывания индивидуальное носит характер общего /выделено нами. – С.А. /. Это не противоречит тому, что говорящий обычно передаёт одно и то же содержание " по-своему", важно то, что делает это он в нормальных условиях без опасения, что слушающий его не поймёт. И даже тогда, когда говорящий пересказывает услышанное «своими словами», он, как правило, использует готовые уже слова, а главное (обратим на это внимание!), более сложные, чем слова, отрезки высказывания, а также правила связей между ними. Для говорящего лишь остаётся известная свобода выбора готовых или производимых по существующим моделям номинаций – слов и словосочетаний. Свобода выбора основана на том, что одному и тому же означаемому < …> могут соответствовать по общему смыслу разные означающие < …>» [Никитевич, 1978].

Для объяснения этой грани феномена взаимопонимания между участниками речевого взаимодействия лингвистика (как научная система отражения когнитивных механизмов) располагает категориями изоморфизма – неизоморфизма и симметрии – асимметрии языкового знака. Эти же категории релевантны и при исследовании соотношения между индивидуальным, личностным, уникальным, творческим началом в дискретизации и интерпретации картины мира и социальным, надличностным, стереотипом, репродуктивным в порождении и понимании текста. Вообще личностное начало обнаруживается в том, как человек расчленяет мир на атомы мысли и какие этим атомам находит словесные соответствия. Всякая языковая личность структурирована на четырёх уровнях: мыслительном, языковом, речевом и коммуникативном. И каждый уровень отражается в любом тексте и жанре разнообразными языковыми единицами, следовательно, в принципе создавать абсолютно одинаковые тексты могут только роботы, либо один и тот же человек с одними и теми же целями в ограниченное время, не позволяющее ему измениться ни на одном из уровней, образующих языковую личность. В то же время каждая языковая личность уникальна и может воплощать свою уникальность языковыми средствами. В случае же сознательного управления сознанием собеседника ведущий может навязать своё видение мира, как и языковые средства, это видение обеспечивающее, вплоть до языкового оформления и содержания мысли на уровне текста.

языковой особенностью, общей для анализируемых нами 54 протоколов, является и то, что вся фактография в них не имеет конкретики языкового оформления: сплошные безымянные действующие лица и события, бессубъектная информация (это была как бы общая инициатива; предыдущие курсы; все; всегда; никто не возражал; одна из девушек, какая-то девушка; кто-то из преподавателей; говорили ещё о ком-то из преподавателей; говорили, но конкретных фамилий не помню; кто конкретно сообщил такую информацию, не знаю), за исключением тех протоколов, которые фиксируют полную неинформированность о фактах взяток или говорят о неучастии свидетеля в каком-то конкретном деянии (протоколы следователя №2, например, сохраняют и конкретность, и индивидуальную речевую манеру ответствующих, и диалоговость допроса как диалога: есть фамилии участников событий, местоимение я и глагольные формы первого лица без снимающих определённость уточнителей и вводных слов типа точно не; возможно; не знаю, что, кто и кому передавал). В этих протоколах имеются и неповторимые авторские способы и средства передачи информации.

Жанр протокола требует, при всей формализованности образующих его структур, документальности в представлении содержания мысли свидетеля, т.е. следователь в идеале должен принять на себя роль летописца, если не пишущего инструмента. На практике же личность протоколирующая всегда привносит в протокол себя, так как всегда находится в роли интерпретатора, который додумывает слово собеседника, уточняет и направляет его в нужное русло. В нашем случае мы фактически имеем модули одного и того же текста-шаблона, в котором различные собеседники автора узнали свои мысли. Исключение из этого представляет текст протокола свидетельских показаний № 19. Это самостоятельное не только по буквальности собственноручного воспроизведения сказанного и мысли, но и по языку этого сознания: лексика, сочетаемость и порядок слов и частей текста. Единство авторства всех остальных текстов позволяют констатировать лексика, терминология, сочетаемость слов, структура текста, логика, способы выражения персонализации. В ходе пословного сравнения протоколов нами был установлен текст-шаблон, предложенный свидетелям для опознания и модулирования[25].

Набор этого инварианта текста протокола занял у эксперта около часа времени, следовательно, протоколировать допрос в присутствии свидетеля и вести его опрос, если на это всего тратится около часа, может либо вслепую печатающий сам же следователь, либо специально этим занимающийся секретарь, либо свидетель должен приходить с добровольно инициированным готовым текстом своих показаний. В противном случае за время допроса успеть бы познакомиться со свидетелем, объяснить ему его права (эта целая страница текста в протоколах), сформулировать и задать вопросы и выслушать ответы.

Если же этот инвариант по предложению сличить со всеми восемнадцатью текстами протоколов, то варьирование покажет доминирование инварианта и минимум отклонения от него, чего в свободном рассказе о существе дела не сможет ни один говорящий. Реальное соотношение вариативных мест во всех 18 текстах протоколов с инвариантом доказывает факт предварительного создания протоколов самим следователем №1, а роль, отводимую свидетелям, можно охарактеризовать как указание имён свидетелей и их анкетных данных и подтверждение того, что тексты записаны с их слов верно.

В 2001 году я поступила на заочное отделение педагогического факультета (8) УО «Гродненский государственный университет имени Янки Купалы», [26] на отделение «Педагогика и психология дошкольная». – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10[27], 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Поступила (поступала) я после окончания Гродненского(Лидского) педагогического училища в … г. – 1, 2, 3, 4, 5, 6[28], 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

На момент поступления в университет я работала в (где) (кем) (5). – 1, 2, 6, 7, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Обучение у меня было платным, поступила я после сдачи экзаменов (3) (по конкурсу аттестатов – 4). – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

При поступлении я никому не передавала взяток, подарков, поступила в общем порядке. – 1, 2 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Оплату за обучение вносила через банк на счёт университета. – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Обучалась [29] (училась – 2) я в 4-й группе, всего у нас в группе было 28 студенток. – 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Обучение я проходила совместно с группой по учебной программе, ко всем зачётам и экзаменам готовилась, посещала лекции и семинары [30] (7). – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Поступила в университет в августе 2001 года (по конкурсу аттестатов – 5). – 2, 3, 3, 4, 5, 10.

После поступления [31] (3) в конце сентября 2001 года была установочная сессия. – 1, 2 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8,

Затем сессии были в январе и июне 2002 и 2003 года, а также в январе и марте 2004года. – 1, 2 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

В июне 2004 года мы сдавали государственные экзамены. – 1, 2 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

В сентябре 2001 года мы выбрали старосту, одну из девушек нашей группы [32] . – 1, 2 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17.

Первую сессию 2002г. мы сдавали в общем порядке [33], никаких денег не собирали и никому из преподавателей каких-либо подарков или наличных денег не передавали. – 1, 2 3, 3, 4,, 5,., 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17

У нас был один экзамен и несколько зачётов [34]. – 1, 2 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17

Перед второй сессией я лично тоже никаких денег для преподавателей не сдавала. – 10,

Приезжала я только на сессии, со своей группой общалась мало, посещала все лекции. – 10,

Собирали ли девочки нашей группы какие-то деньги для преподавателей перед второй сессией на первом курсе, я не знаю. – 10,

(Затем, – 5 ) Насколько я помню, (уже перед первой сессией на 2-м курсе, хотя, возможно, и / не исключено, что и) перед весенне-летней (зимней – 2) сессией 2002 г. наша группа (5) (девчонки нашей группы решили 2) решила, что для того, чтобы без проблем сдать сессию, нужно со всех собрать деньги ( для покупки цветов, (соков) минеральной воды на экзамены, а также) для передачи ( решения вопросов с преподавателями) преподавателям за благоприятное к нам отношение [35]. – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.

Инициатива в этом исходила от гродненских девушек, которые всё время проживали в Гродно и больше общались между собой. – 10,

Кто (конкретно – 2) предложил собирать деньги, я пояснить (точно не помню, мы обсуждали этот вопрос, деньги должна была собирать староста группы, она же возможно ещё девочки, которые с ней близко общались, и должны были решить вопрос конкретно с преподавателями – 10 ) не могу, это была как бы общая инициатива (Насколько я помню, данную тему подняла староста группы), также девочки, которые учились до нас (8), говорили, что нужно собирать деньги и передавать преподавателям, либо же покупать им подарки, чтобы они при приёме зачётов и экзаменов относились к нам лояльнее и строго не спрашивали ( 9). – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10),

Кто конкретно сообщил такую информацию, я не помню, но речь об этом шла и данные вопросы обсуждались (об этом говорили практически все студентки, учившиеся до нас – 2 ) . – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 7, 8,

Мы в своей группе решили поступить таким же образом. – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 7, 8

Как я поняла, в университете уже существовала такая практика ( 5). – 1, 2, 4, 5, 7,

Далее (затем), [36] начиная с весенне-летней (зимней) сессии 2002 г. (7), перед экзаменами (сессиями) мы все собирали (я сдавала) деньги для ( решения вопросов с преподавателями – 10 ) преподавателей, а также для покупки на экзамены, зачёты цветов, соков, минеральной воды. – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 8, 9.

Деньги все, и я в том числе, (5) сдавали старосте, она отмечала в блокноте, кто сдал. – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 8, 9, 10.

Насколько мне известно (5) (я знаю – 3 ), сдавали все студентки нашей группы, никто не отказывался и не возмущался (3) (т.к. никому не хотелось иметь проблем со сдачей экзаменов и зачётов) (однако всё происходило в добровольном порядке [37] – 10 ) – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9.

Я, также как и мои одногруппницы Красковская и Надейко [38] первоначально отговаривали всех собирать деньги, тем более при поступлении все говорили, что с этим очень строго [39]. – 10.

Однако основная масса группы решила деньги всё-же сдавать, и я тоже сдавала. – 10.

Насколько мне известно, Красковская и Надейко также сдавали деньги. – 10.

Староста сама решала вопросы ( как эти деньги потратить) с преподавателями (кому она покупала духи, какие-то подарки, возможно, спиртное, а кому передавала деньги – 5 ), я точно не знаю(каким образом, мне не рассказывала) (я просто сдавала деньги, отчёта у старосты не требовала). – 1, 2, 3, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9,

Для этих целей (4) (Для решения вопросов с преподавателями (2) за благоприятное к нам отношение. А также для покупки цветов, соков, минеральной воды) мы перед каждой сессией сдавали старосте (деньги, конкретные суммы я в настоящее время не помню, я сдавала в белорусских рублях) примерно по 10 долларов или в белорусских рублях, я лично сдавала рублями, примерно по 15-20 тысяч, в зависимости от количества предметов и конкретных преподавателей (5). – 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.

В настоящее время я уже точно не помню, каким конкретно преподавателям (Староста лично мне не рассказывала, кому и) что передавалось за благоприятное к нам отношение при сдаче зачётов и экзаменов, однако деньги мы собирали регулярно и староста сама решала, к кому подойти и что передать (5). – 5, 8, 9.

Лично мне староста (Мне лично староста) (каких-либо подробностей на эту тему) не рассказывала (кому и что она покупала). – 9, 10.

Староста сначала рассказывала, кому и что она покупала, также говорила, что некоторым преподавателям просто передавала деньги. – 8, 9.

Потом уже на эти темы практически не разговаривали, сдавали старосте деньги и она решала все вопросы.– 8.

(Вместе с тем) Могу пояснить, что, со слов нашей старосты, она передавала деньги преподавателю по дошкольной педагогике А, преподавателю по общей педагогике Б, (преподавателю по методике ознакомления с природой В, возможно, ещё каким-либо преподавателям, фамилий их в настоящее время не помню, нужно было передать деньги за благоприятное к нашей группе отношение при приёме экзаменов и зачётов / которых) других фамилий преподавателей не помню, хотя им также передавались перед сессиями подарки или деньги. – 5, 9.

О А и Б была информация, что они берут постоянно и довольно крупными суммами наличными деньгами. – 9.

Всем этим занималась староста, мы же просто сдавали для этих целей деньги. – 9.

По имеющейся у нас информации, за зачёт А нужно было передать 50 долларов, за экзамен – 100 долларов, такая же ситуация была и с Б. – 9.

Староста говорила нам, что подходила к преподавателям перед экзаменами или зачётами и что всё будет нормально, при этом, по крайней мере, мне, не рассказывала, кому и что она покупала или передавала деньги. – 4.

перед экзаменами староста говорила что подходила к преподавателям и что всё будет нормально. – 9.

При каких обстоятельствах передавались деньги или подарки, я точно пояснить не могу, всем этим занималась староста, сама я лично при этом не присутствовала ( мы же просто сдавали для этих целей деньги –3) (возможно, ей кто-то помогал, но лично я в передаче взяток никогда не участвовала – 3 ). – 1, 2 3, 3, 4, 5, 8, 9.

Что, кому, при каких обстоятельствах староста передавала, я конкретно пояснить не могу.– 9.

(Вообще) Вопрос о сборе и передаче денег преподавателям в качестве взяток мы старались держать в секрете, понимали, что всё это незаконно, также была информация, что какие-то преподаватели уже за это пострадали. – 1, 4, 8, 9.

Как я уже сказала, кому какие конкретные подарки или денежные суммы передавались, я не знаю. – 3.

В июне 2004 г. у нас были государственные выпускные (5) экзамены. – 1, 3 (нет следующей страницы), 3, 4, 5,. 6, 7, 8, 9.

Перед экзаменами мы все собрались и решили собрать с каждой студентки по 100 тысяч белорусских рублей для покупки цветов, подарков, а также передачи наличных денег преподавателям-членам государственной экзаменационной комиссии за благоприятное отношение к нашей группе при сдаче экзаменов. – 1, 2, 3 (нет следующей страницы), 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9.

я сдавала в два приёма по 50 тысяч рублей, у меня сразу не было таких денег. – 9.

(Если я не ошибаюсь, то) Деньги ( все, и я в том числе) (я сдавала старосте группы, насколько помню, сдавала в несколько приёмов – 2) (в два приёма), как всегда, сдали ( сдавали – 2) старосте группы, а она решала ( староста сама знала/решала –3), когда, как и к кому подойти и что передать, я конкретно пояснить не могу. – 1, 2, 4, 3 (нет следующей страницы), 3, 5, 6, 7, 8, 9.

я сдавала только один госэкзамен, вместо сдачи второго экзамена я писала дипломную работу у Б, поэтому я сдала старосте только 50 тысяч рублей. – 8.

Второй раз собирали, т.к. собранные деньги заканчивались и их не хватало. – 5, 6.

Я лично сдавала два раза по 50 тысяч рублей старосте группы. – 5, 6.

Староста сама решала, как их тратить, я во всё это не вмешивалась, все сдавали и я сдавала. – 6, 8.

С её слов, она передавала преподавателям-членам ГЭК и подарки, и деньги. – 5, 8.

Конкретных преподавателей, к кому подходила староста, я назвать не могу, староста мне подробностей не говорила. – 1, 2, 4.

При фиксации чужого слова ещё в большей степени, чем в процессе говорения всякого слова, всегда имеет место скрываемое или явленное остальным носителям языка постоянное со -творчество другого – адресата говоримого. Замечательно нюансированы все мыслимые грани этого вида креативности французскими дискурсивистами в духе лакановского прочтения Фрейда в категориях психоанализа и именно двойной концепции принципиальной неоднородности речи и разделённости субъекта ЖаклинОтье-Ревю, доктором филологических наук, преподающим французскую лингвистику [Отье-Ревю, 1999, с. 80]. Таким образом, когда мы говорим, «всегда говорится что-нибудь дополнительно и испрошенное» (ibid.), и не только в случаях оговорок, когда «другое слово» занимает в цепочке место запланированного, а постоянно, за счёт избытка смысла по сравнению с тем, что мы хотели сказать, так что «ни одно говорящее существо не может похвастаться, будто имеет власть над многочисленными отзвуками того, что оно говорит» (ibid.), и это свойство акта речи можно считать «неизбежным и позитивным»: «Говорить больше, чем знаешь, не знать, что говоришь, говорить не то, что говоришь» [Miller, 1975, с. 16− 34]. Эта концепция пронизанности дискурса бессознательным базируется на концепции субъекта как однородной сущности, внешней по отношению к речевой деятельности, но комплексной структуры, порождаемой ею: субъект децентрализован, разделён – неважно, какой термин мы употребим, лишь бы подчеркнуть структурный, конституирующий характер этой разделённости [40] и исключить мысль о том, что раздвоение или разделённость субъекта – всего лишь следствие его столкновения с внешним миром, ибо такую разделённость можно было бы преодолеть в ходе работы по восстановлению единства личности[41].

И в этом же смысле творцом говоримого является и содержание говорения как самостоятельная текстуализованная форма существования моделируемого говоримым фрагментом мира и эмпирическим проживанием этого фрагмента.

В нашем случае имеет место единство говоримого, уникальное для такого количества субъектов, мыслящих самостоятельно и говорящих спонтанно в ответ на чужие вопросы профессионально не однородного с ними собеседника. Причём это единство не только по содержанию, одинаково неопределённо представляющему интерпретируемые в свидетельских показаниях события, но и по форме текстового воплощения этого содержания. Единство языковой формы обнаруживается во всех 54 свидетельских показаниях, отражённых в протоколах ст. следователем №1 и рассмотренных нами: на уровне лексики, которой оперируют свидетели, сочетаемости слов, порядка слов в предложениях, типов синтаксических конструкций, используемых авторами, текстовой структуры показаний, логики причинно-следственных отношений и мотивации поступков, степени точности, субъектной, объектной и обстоятельственной определённости и неопределённости воспроизводимых в показаниях событий и фактов, социолингвистической характеристики говорящих (личность, пол, возраст, профессиональная осведомлённость в вопросах образования и права).

Такое единство, даже уникальное, можно было бы объяснить единством ситуации, проживаемой и прожитой свидетелями, их половой и профессиональной общностью, хотя и это не исключает своеобразия языкового сознания личности. Однако все протоколы обнаруживают и единство языковой личности свидетелей и ст. следователя на уровнях мысли, языка, речи и коммуникации: сняты половые и профессиональные различия во взгляде и интерпретации описываемых событиях, и все свидетели говорят не языком педагогов или бывших студентов, а языком хорошо осведомлённых в тонкостях юридического дела человека, который знает об ответственности за дачу взятки, за соучастие в ней, за использование в расчётах иностранной валюты, за клевету, за укрывательство.

Вместе с тем всё говоримое в единстве и запечатлённое как инвариант текста, повторённый в усечённом или развёрнутом варианте всеми допрошенными, не демонстрирует отсутствия круговой поруки, а на уровне информативности не представляет ничего конкретного, кроме того, что является отражением географии и истории движения свидетелей к искомому образованию.

Как гипертекст (текст всего полученного в процессе протоколирования свидетельских показаний знания и сумма всех текстов индивидуального знания каждого свидетеля) все протоколы оказались бедны информационно, мало отличаются от инварианта формы и содержания искомой ведущим субъектом информации, вариативны в тех частях, которые либо ставят под сомнение сказанное всеми в инварианте, либо вообще сказанное опровергают. Читатель этого гипертекста остаётся явно информационно не удовлетворённым: картины происходящего не воссоздаются из-за отсутствия конкретных эмпирических подробностей событий, а предлагаемые в показаниях подробности есть не что иное, как информационные мифы и фантомы: никто не видел ни подарков, ни вручаемых кому бы то ни было денег, хотя говорят свидетели о суммах; никто не знает имён преподавателей, которые принимали у них оплаченные экзамены и зачёты, хотя при определённом цифрой до 20 зачётов и экзаменов, за вычетом принятых пятью названными в протоколах преподавателей, как минимум 10 имён или оплаченных зачётов и экзаменов такой коллектив должен был вспомнить, если образующие этот коллектив люди были реальными участниками описываемых событий[42].

Сказанное обнаруживает противоестественность текстового представления диалогов следователя и свидетелей, тем более что в текстах нет и противопоставленности двух сторон диалога по полу, возрасту, социальному и коммуникативному статусу и профессиональной принадлежности, что позволило эксперту делать заключение о сфабрикованности протоколов, а лингвисту, описывающими научные результаты экспертизы, – рассматривать тексты протоколов допросов как своеобразный когнитивный паспорт следовательского и свидетельского языковых сознаний, отражающий специфику субъектной и социальной категоризации и концептуализации внеязыковой действительности.