Глава VIII. О яблоньке и ее физических и душевных свойствах

У Мецената и его клевретов была непонятная страсть: награждать всех,

кто с ними соприкасался, прозвищами. Этим как будто вносился какой-то

корректив в ту слепую случайность, благодаря которой человек всю жизнь

таскает на своих плечах имя, выбранное не по собственному вкусу или вкусу

других, а взятое черт знает откуда: почему этот элегантный, одетый с

иголочки парень именуется Иван Петрович Кубарев, а не Виктор Аполлоныч

Гвоздецкий, почему та пышная черноволосая красавица называется Людмила

Акимовна, когда по всяким соображениям гораздо более подходило бы ей пышное

черноволосое имя: Вера Владимировна?

Бессознательно, но, вероятно, именно поэтому клевреты крестили всех

окружающих по-своему.

Самой удачной, меткой кличкой у компании считалась Полторажида -

кличка, которую прицепили к невероятно длинному рыжему унылому

еврею-портному, часто освежавшему несложный гардероб клевретов.

И совсем уже несправедливо звучала " Кальвия Криспинилла" - Magistra

libidinium Neronis, как окрестили добрую русскую няньку Анну Матвеевну... В

ее характере ничего не было общего с " профессоршей Неронова разврата", хотя

Мотылек и божился, что она не только снисходительно относится к объектам

Меценатовых сердечных увлечений, но даже сортирует их на " стоящих" и

" нестоящих" и ведет с ними по телефону длинные беседы принципиального

свойства.

Одной из удачных кличек считалась также сокращенное " Яблонька" или

официальное - " Яблонька в цвету", потому что это поэтическое название вполне

соответствовало внешности Нины Иконниковой.

Высокая гибкая блондинка с огромными синими глазами, любовно озиравшими

весь Божий мир, с пышной короной белокурых, нежных, как шелковая паутина,

волос, вся белая, ароматная, будто пахнущая яблочным цветом, с высокой

грудью и круглыми плечами, упругая, здоровая и свежая, как только что

вылупившееся яичко. Походка у нее была изумительная: идет и вся вздрагивает,

будто невидимые волны пробегают по телу, будто спелый колос волнуется от

налетевшего теплого летнего ветерка...

Однажды некий экспансивный прохожий не выдержал: остановился посреди

улицы, сложил молитвенно руки и пылко воскликнул:

- Боже мой! И пошлет же Господь в мир такую красоту!

Она нисколько не была шокирована этим восклицанием; приостановилась и,

мило улыбнувшись, поблагодарила:

- Спасибо вам за ласковое слово. Мне приятнее всего, что в вашем

комплименте дважды встречается слово " Бог". Значит, что вы хороший человек.

И пошла дальше как ни в чем не бывало, прямая и гибкая, как молодой

тополь, по-прежнему приветливо улыбаясь синему небу.

Первым познакомился с Яблонькой Мотылек. Этот расторопный поэт однажды

долго шел за ней по боковой аллее Летнего сада и потом, восхищенный, потеряв

над собой власть, как он вообще всегда терял власть над своим бурным

темпераментом, вдруг подошел к ней и вступил в разговор.

- Куда вы идете? - порывисто спросил он.

- В библиотеку. Книгу менять.

- И я пойду с вами.

- Вы тоже идете книгу менять? - спросила она просто, без всякой иронии.

- Нет... я этого... Давно собирался абонироваться... Да представьте

себе, не знаю, как это сделать. Это сложно?

- Совершенно несложно, - мило рассмеялась она. - Пойдемте, я вам это

устрою.

Мотылек бурно зашагал за ней, но, когда оба предстали перед прилавком,

на котором лежали толстые каталоги, Мотылек вдруг ощутил, что он оступился и

летит вниз головою в глубокую пропасть: он сейчас только вспомнил, что у

него в кармане всего тридцать копеек, а плата за абонемент в месяц с залогом

превышала эту сумму ровно в семь раз.

- Вот вам бланк, - сказала будущая Яблонька, - обязательно напишите

ответы на вопросы и здесь подпишитесь.

Чтобы отсрочить окончательно гибель и позор, Мотылек долго возился над

маленьким листком, собирал и распускал свои знаменитые морщины, раза два

даже смахнул тайком пот со лба, каллиграфически выписал свою фамилию, сделал

росчерк - роковой час расплаты придвинулся вплотную.

- Ну, что ж вы? - поощряла его Яблонька. - Теперь остается только

заплатить и выбрать книгу по каталогу.

Мотылек тоскливо поглядел на ее свежие губы, поскреб яростно холодными

пальцами затылок и вдруг брякнул:

- Послушайте... Можно вас отозвать в сторону на два слова?

- Что случилось? Пожалуйста. Они отошли в сторону.

- Милая девушка! Видели вы еще когда-нибудь такого мерзавца, как я?

Ее губы дрогнули, и глаза немного затуманились...

- Что вы такое говорите... Разве можно так?

- Мерзавец! - в экстазе воскликнул Мотылек. - Форменный подлец!

Слушайте же, как кается Мотылек! Слушай весь православный народ! Книга мне

была нужна? По морде мне нужно было хлопнуть несколько раз этой книгой! Ведь

это я к вам просто пристал давеча в Летнем саду - пристал, как самый

последний уличный нахал!! А вы, святая душа, даже не догадались! Вы, как

Красная Шапочка, доверчиво разговорились с Серым Волком...

- Да вы не похожи на Серого Волка, - рассмеялась одними лучистыми

синими глазами Яблонька. - У вас доброе лицо. А я боюсь только пьяных. И то

я одного пьяного однажды вечером устыдила. С ними только нужно побольше

простой примитивной логики. Подходит он ко мне вечером на Владимирской улице

и говорит: " Пойдем со мной, барышня". Конечно, можно бьшо бы позвать

городового - в двух шагах стоял, - но мне жалко сделалось этого пьяненького.

" Куда же, - я говорю, - мне с вами идти? " - " Пойдем поужинать". -

" Смотрите-ка, - говорю, - какая жалость... А я уже поужинала! " - " Да что вы,

- опечалился он. - Экая жалость! Ну, вина выпьем, что ли? " - " Вина мне

нельзя! Доктор строго запретил". Призадумался: " Как же быть? " - " Уж я и не

знаю". - " Что ж мне с вами делать все-таки? А может быть, бокальчик бы

одолели? Попытались бы, а? " - " Да нет уж, и пытаться не стоит". Совсем он

сбился с толку. " Что ж мне с вами делать? " - " Да уж придется, верно, махнуть

на меня рукой. А вы бы спать лучше пошли... а? Вон у вас вид какой усталый.

Небось заработались". Всхлипнул он, утер мокрые усы и говорит: " А что вы

думаете - и пойду! Никто меня не понимает, а вы поняли! Главное теперь -

спать". Снял котелок, поклонился - и разошлись мы в наилучшем расположении

духа.

- Вот вы какая! - восхитился Мотылек. - Вам бы с Меценатом

познакомиться - он бы вас очень оценил.

- Кто этот Меценат?

- Кто?! А вот кто: у вас два рубля есть?

- Есть.

- Дайте мне на несколько минут. Вот спасибо. Теперь я беру вашу книгу -

что там у вас? Новая книга Локка. Меценат, наверное, не читал. А вы возьмите

свеженькую - и пойдем.

- Куда? - засмеялась Яблонька.

- Я вам долг отдам. Я, миленькая моя, человек честный. Ну, живо, живо!

- Да куда вы меня тащите, сумасшедший человек!

Но Мотылек уже запылал, задергался, как он пылал и дергался всегда...

Взял Яблоньку под руку, озабоченно собрал в дорогу все свои морщины и повлек

сбитую с толку Яблоньку на улицу.

- Вы очень странный человек, - робко успела пролепетать Яблонька.

- Да уж и не говорите. Кончу я жизнь или знаменитым поэтом, или в

сумасшедшем доме... Девушка! Любите ли вы красоту мира? Она во всем: в

плакучей иве, склонившейся над тихо плывущей рекой, в угрюмой прямизне

петербургской улицы, в новом интересном человеке, а человек этот...

Девушка!! Что может быть интереснее Мецената? Нашего доброго, мудрого,

благородного Мецената - этого ленивого льва с львиной гривой на львиной

шкуре, льва, наполовину бросившего свою прекрасную львицу - ради красоты,

свободы и созерцательности!

- Я вас не совсем понимаю, - мягко возражала Яблонька, пытаясь

освободить свою руку.

- И не надо! Сейчас не понимаете - потом поймете! Скоро поймете. Даже

сейчас! Вот мы уже у Меценатова подъезда. Эй, швейцар! Немедленно же

вызовите из второго номера хозяина - скажите, по очень важному, спешному

делу. Живо!

- Вы очень странный, - покачала головой Яблонька. - Очень; но вы не

страшный. Только зачем Меценат? Может быть, он занят сейчас чем-нибудь, а вы

его отрываете. Не лучше ли в другой раз?

- Ни-ни! Да вот уже его шаги. Видите, как он мягко спускается - как

старый добрый лев. А за ним слышен тяжкий бег буйвола - это, конечно,

Телохранитель.

Меценат, а за ним Новакович, оба без шапок, выскочили на улицу и,

увидев около Мотылька белокурую красавицу, замерли, молчаливые, удивленные.

- Меценат! Я вас сейчас же, сейчас, прямо-таки вот немедленно

познакомлю, но... дайте мне сначала два рубля. Вот вам за это книга. Вы

абонированы! Локка книга. Читайте ее, она интересная. Ведь книга интересная?

- стремительно обратился он к Яблоньке.

- Интересная, - спокойно улыбнулась она, разглядывая странную группу:

Мецената в засыпанном пеплом бархатном пиджаке и выглядывающего из-за его

плеча мощного студента Новаковича.

- Скорей два рубля, Меценат! Спасибо! Вот вам, благодетельная фея, мой

долг, а теперь можно и познакомить вас. Это Меценат. Правда, чудный? А тот

пещерный медведь сзади - Телохранитель. Новакович! Дай тете ручку и шаркни

ножкой. Господа! Эта девушка - лучшая в столице. Я с ней заговорил на улице,

как мерзавец, а она ответила мне, как святая. А красота какая! Хотите, мы

будем на вас молиться? Лампадку зажжем! Песнопение для вас сочиним.

Телохранитель! Подбери глаза - а то на мостовую рассыплешь. Меценат! Видите,

как я вас люблю! Увидел воплощение красоты, и первая моя мысль - о

Меценате!.. " Меценат! - подумал я. - Ты будешь бедный, если не увидишь ее

хоть издали! " А Новакович, светлая девушка, тоже хороший - двумя руками

девять пудов выжимает.

- Мотылек с ума сошел, - усмехнулся первый пришедший в себя Меценат. -

Позвольте узнать ваше имя?

- Нина Иконникова.

- А вы знаете, как я вас назвал, когда вы так вот стояли, белая,

ласковая, около этого корявого пня? Подумал я: яблонька в цвету!

- Гип, гип, ура, Яблонька! - заорал Мотылек на всю улицу.

- Вы не обидитесь, - улыбаясь, спросил Меценат, - если я предложу вам

зайти к нам отдохнуть от трескотни Мотылька. Они оба люди, которые могут с

непривычки ошеломить, но публика, в общем, не страшная.

- Я должна спешить домой, - ответила, подумав, Яблонька, - но если вы

не будете меня задерживать, я минут десять посижу.

- Яблонька, - сказал Новакович, выдвигаясь вперед. - За то, что вы нас

сразу поняли, и доверились, и идете к нам, я отныне даю присягу быть вашим

рыцарем, защищать вас от всяких невзгод, а если кто-нибудь посмеет

что-нибудь лишнее - оторву голову и суну ему под мышку. Господа! Дорогу

Яблоньке!

И, когда Яблонька шагнула на площадку Меценатовой квартиры, Новакович

одним движением снял с себя тужурку и почтительно подбросил ее под ножки

Яблоньки.

" И жители восторженно встречали ее, - неизвестно откуда процитировал

Новакович, - и расстилали плащи перед ней, чтобы ее нежной стопы не

коснулась грубая земля".

- У вас сзади рукав рубашки разорвался, - заботливо заметила Яблонька,

осматривая рукав Новаковича. - Если у вас найдется нитка и иголка - я зашью.

- Вот девушка!.. Если бы я был достоин - я поцеловал бы край ее платья,

- вздохнул Новакович, толкнув Мотылька плечом.

Яблонька вступила в знаменитую гостиную Мецената и с любопытством

огляделась.

- Уютно у вас, а только странно. И солнца мало. Отчего портьеры

задернуты? А для пепла полагается пепельница, а не ковер и не плечи

бархарного пиджака. Где у вас щетка? Я вас почищу немного...

Яблонька посидела самую чуточку, скушала одну грушу, поправила висящую

криво картину и уже надевала перед зеркалом воздушную шляпку, собираясь

уходить, как в дверях показалась Анна Матвеевна.

- Экое чудо у нас, - охнула она, разглядывая Яблоньку. - Вы бы,

барышня, подальше от них были! Это ведь сущие разбойники - обидят они вас.

- Меня, бабушка, невозможно обидеть, - рассмеялась Яблонька. - Я в Бога

верю и всех людей люблю. Какие же они разбойники? Странные немного, но

милые.

- Этакими милыми в пекле все дорожки вымощены. Как звать-то вас?

- Яблонька, - выскочил сбоку Мотылек.

- Яблонька и есть. До чего ж ладная девушка. Хоть бы вы их, сударыня,

усовестили, чтоб коньячища этого не лакали спозаранку...

- Анна Матвеевна! Да ведь мы по рюмочке!

- Знаю, что по рюмочке. В этакую рюмочку тебя и поп при святом крещении

окунал. Скушать чего не хотите ли, сударыня?

- Нет, спасибо, мне идти надо... Буду в этих местах - зайду еще

посмотреть, как вы тут живете. А коньяк лучше не пейте. Хорошо?

- Сократимся, - усмехнулся Меценат. - А если вам нужны какие-нибудь

книги - так моя библиотека к вашим услугам. Ройтесь, разбрасывайте - у нас

это принято.

Яблонька ушла, звонко поцеловав Анну Матвеевну на прощание.

После ее ухода нянька подошла к креслу, грузно уселась в него и,

посмотрев на победоносно переглядывавшихся клевретов, строго сказала:

- Ну, ребята... Не пара она вам. Не по плечу себе дерево рубите.

- Кальвия, - возразил Мотылек, обнимая ее седую голову. - Где же это

видано, чтобы Мотыльки да рубили Яблоньки? Наоборот, я буду порхать около

нее, вдыхая аромат, буду порхать - вот так!

Он вспрыгнул на оттоманку, перемахнул на стол, оттуда обрушился на

плечи Новаковича и наконец, тяжело дыша, сполз с Новаковича на пол.

- Мотылек, - сказал размягченный Меценат. - За то, что ты сегодня

вспомнил, подумал обо мне - я дарю тебе изумрудную булавку для галстука. Она

тебе нравилась.

- А я, - торжественно подхватил Новакович, - никогда больше по позволю

Кузе говорить, что все твои произведения читал у чужих авторов в немецких

журналах!! Ты совершенно оригинальный писатель, Мотылек!

- А я, - проворчала нянька, - оборву тебе уши, если ты будешь бросать

мне на ковер апельсиновую шелуху.

- Кальвия! Я вас так люблю, что отныне буду есть апельсины вместе с

кожурой.

И все впоследствии не исполнили своих обещаний, кроме Мецената, булавка

которого навсегда украсила тощую грудь Мотылька, как память о Яблоньке,

изредка, как скупой петербургский луч, заглядывавшей в темную Меценатову

гостиную.

* Часть II. ЧЕРТОВА КУКЛА *