Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Шесть недель спустя






Если он продолжит молчать и не открывать глаза, то наверняка сможет через все это пройти. Его рука скользнула под ее шелковую блузку и прошлась по нежной коже ее живота. Его губы проложили путь от ее рта к шее, а ее руки бродили по его груди. Все еще плотно зажмурившись, он и все его тело начало отвечать на нажим ее бедер, прижатых к нему, и на тепло ее тела. Она издала влюбленный вздох, когда он начал задирать ее юбку.

- В моей постели было бы гораздо комфортнее, Уесли.

Уесли выдохнул и открыл глаза. Одно предложение от нее, и момент разрушен. Зря он перестал целовать ее рот, так она бы не могла говорить. Сидя на заднем сиденье своего автомобиля, он провел рукой по волосам, и потер лоб.

- Что случилось? - спросила Бриджит, потянув юбку вниз. - Не нужно было останавливаться. Просто наверняка стоило закончить это где-то еще, а не в машине.

- Извини. Я просто..., - Уесли не закончил фразу, потому как не мог подобрать ни одного искреннего слова, которое бы не ранило ее чувства.

- Просто, что?

Он услышал резкость в ее голосе и вздохнул.

- Просто... не готов.

Как он и думал, эти слова заставили девушку закатить глаза и скрестить руки на груди.

- Уес, мы встречаемся уже два месяца. Два месяца. Мой последний бойфренд и я занимались сексом уже на втором свидании. Мы с тобой? Уже два месяца, а ты даже не позволяешь мне дотронуться до тебя.

- Я не люблю торопиться. Я...

Он остановился и подумал, возможно, стоило рассказать всю правду. Но вся правда будет включать в себя разговор о некоторых вещах – и об одной конкретной женщине – о которой он никак не хотел говорить.

- Старомоден.

- Старомоден. Ладно. Я могу это принять. Может быть. Намекнешь мне, когда старомодный парень вроде тебя будет готов заняться сексом со своей девушкой?

Он повернул голову и посмотрел на Бриджит. Такая красивая женщина - темные волосы с мелированными прядями, высокая и стройная, как говорил его отец – убийственная красотка; и эта убийственная красотка была на семь лет старше его.

- Ты секретарша отца. Думаю, это плохая идея, нас могут застукать.

Дурацкая отговорка. Его отец чуть не умер от счастья, когда увидел его флиртующим с Бриджит. И практически приказал Уесли пригласить ее на свидание.

- Если в этом все дело, тогда порви со мной, и покончим с этим. Хватит играть с моими чувствами.

Расстаться? По какой-то причине эти два слова, которые должны были звучать как похоронные колокола, показались свободой. Порвать со всем – может, и следовало.

- Хорошо, - сказал он, кивая.

- Хорошо, что?

- Хорошо, мы расстаемся. Ты права. Я поступил с тобой как полный идиот. Все сложно, и я не хочу тебя впутывать. Но ты совершенно права.

Карие глаза Бриджит расширились.

- Я не говорила, что хотела порвать. Я только имела в виду…

- Тогда почему…

- Почему ты ведешь себя так? - Спросила она. - Нам хорошо вместе. По крайней мере, я думала, что так оно и было.

- Но ты все время жалуешься, что мы очень медленно продвигаемся. Естественно, я подумал, что нам не хорошо вместе.

- Я думаю, это можно изменить… Уес...

Она подняла руки.

Его желудок сжался от чувства вины. Если бы Бриджит почувствовала хотя бы тень того горя, которое он ощутил в день, когда Нора…

Нет, он не собирался думать о Норе. Он прожил весь день, не думая о Норе, и не собирался позволить ей вернуться назад в его мысли. Его с Бриджит проблемы не имеют ничего общего с Норой или с тем, что он чувствовал к ней. Чувствовал – в прошедшем времени.

- Может мы…, - начал он и остановился.

Он хотел сказать «Мы можем поговорить об этом завтра?» но знал, что рано или поздно ему придется через это пройти. Бриджит, по крайней мере, заслуживает знать правду. Не ту правду, что он все еще был девственником. Не поэтому он все еще не мог переспать с ней. Наверное, это была самая меньшая из причин.

- Может, мы что?

Уесли сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и встретился в темноте с глазами Бриджит.

- Я влюблен в другую. И я не могу заниматься с тобой сексом, думая все время о ней, ты этого не заслуживаешь.

Бриджит молчала долгое время. Она даже не смотрела на него.

- Кто?

Она, наконец, заговорила.

Уесли рассмеялся, жалким, уставшим смехом.

- Когда-нибудь слышала о Норе Сатерлин?

У Бриджит отвисла челюсть.

- Та сумасшедшая писательница?

Уесли кивнул. Она смотрела на него долгим взглядом, затем покачала головой и распахнула дверцу автомобиля.

- Брось меня, если так хочешь бросить. - Она схватила сумочку с переднего сиденья. - Но, по крайней мере, будь мужиком, чтобы сказать мне правду.

Высокие каблуки Бриджит процокали то короткое расстояние от машины к ее дому. Он услышал, как открылась входная дверь, а затем громко захлопнулась. Уесли перелез с заднего сидения просторного отцовского кадиллака на переднее и завел двигатель. Свернув на Версаль роуд, он направился прямо к ферме. Он ненавидел водить в ночное время. Слишком долго, слишком скучно, слишком просто, и его разум начинал думать о том, о чем не следовало. Небольшой замок, который какой-то псих построил для своей жены, около двадцати лет назад был единственным визуальным развлечением вдоль всей дороги. Уес посмотрел на строение справа. Да, все еще стоит. Он поехал дальше.

Всю дорогу домой Уесли корил себя за то, как плохо закончился вечер. Бриджит... она была замечательной. Умная, красивая и старше – как ему нравилось. Прожив год и три месяца вместе с женщиной, которой стукнуло тридцать, Уесли стал практически аллергиком на девушек его возраста – с их смсками по пьяни, с их надоедливыми постами в фейсбуке, их уггами и большими невинными хлопающими глазками. Нора не носила угги. Не сидела в фейсбуке. Не писала ничего по-пьяни. Она носила черные кожаные сапоги с ремешками и застежками-молниями. Она ругалась как моряк, пила как сапожник, дралась как мужик - буквально. Он видел ее боксирующей, и она уложила своего партнера по спаррингу - отставного боксера в полулегком по имени Брюс - в три тура. И Нора не флиртовала с кем попало.

- Флирт для людей, которые не знают, чего хотят, Уес, - как-то сказала Нора. - А я соблазняю.

Черт возьми... он только порвал с Бриджит и опять думал о Норе. Опять. Как всегда. Как думал каждый день после переезда обратно в Кентукки. Он никогда не говорил своим родителям о Норе - просто сказал, что заскучал по ферме. Мама купилась на это. Отец был более подозрительным. Естественно, он был похож на зомби все эти ужасные недели после того, как Нора выгнала его из своего дома. Он закончил семестр в прострации, поселившись на диване его друга Джоша и глядя на мобильный, ожидая, когда позвонит Нора и скажет, что это была ошибка, и она хочет, чтобы он вернулся.

Но телефон не звонил. И даже когда он сам звонил ей, Сатерлин так и не отвечала. И теперь, тринадцать месяцев спустя, он все еще не услышал от нее ни слова. Была ли она счастлива? В безопасности? Была ли она с Сореном сейчас? Или этот ублюдок снова причинял ей боль? Сердце Уесли сжималось от одной только мысли о них вместе. Казалось, его ненависть к Сорену заставляла сердце биться сильнее, чем долгая любовь к Норе. Но только чуть-чуть.

Уесли подъехал на дорожку и остановился, чтобы набрать код безопасности. Железные ворота открылись, и он проехал через них. Время было - 11: 53 вечера. Отец и мать должны были быть в постели к этому времени. Никто не набросится на него с вопросами.

Он выключил дальний свет, подъезжая к круговому объезду лужайки. Хотя он и вернулся домой, все равно жил в домике для гостей позади основного особняка. Вся почта отправлялась в главный дом. Он подал заявление в Тюлэйн – отличная программа подготовки для медиков – но не был уверен, что сможет пережить местную погоду. Ему хватало и летней жары в Кентукки.

Уесли остановился в фойе и повернул лампу на большое зеркало у входа. Он все еще не мог узнать себя в отражении. Уже несколько месяцев он откладывал необходимую стрижку. Когда он жил с Норой, она просто набрасывалась на его волосы, особенно если те сильно отрастали, иногда в буквальном смысле. Однажды лежа на диване с книгой в руках Уес почувствовал чужой вес на своей груди. Книга полетела в сторону, а Нора устроилась между его ног, прижимаясь бедрами к его коленям; обе ее руки были на его груди, а в зубах у нее были ножницы, как будто она играла в партизан-парикмахеров.

- Что ты делаешь?

Уесли спросил, когда Нора одной рукой прижала его к дивану, а в другой защелкали ножницы.

- Собираюсь отрезать твои волосы. У тебя самые красивые карие глаза на свете, а ты позволяешь этим чертовым волосам их прятать. Теперь не двигайся, а то я заодно еще выколю тебе глаз.

Ножницы приближались, и он постарался зарыться с головой в диванные подушки так, как только мог. Нора отступила только, когда он поклялся на могиле Анаис Нин - ее личной героине – что сходит к профессиональному парикмахеру на этой неделе. Теперь же его волосы почти достигали плеч. Его мать устраивала взбучки за длину волос, но ее жалобы едва ли волновали его так, как замашки парикмахера-убийцы Норы. Втайне он думал о длине своих волос как о силе, как будто был Самсоном. И не постриг их назло Норе. Она не могла это видеть, или даже подумать об этом. Но он знал, что если бы она его увидела, то возненавидела длину его волос. В какой-то мере это было злобной местью. Глупой. Ее он больше не заботил, она не любила его, не скучала. Зачем волноваться?

Уесли пролистал почту и не нашел ничего интересного. Ничего из Тюлэйн. Наверное, еще слишком рано. Они только выслали ему некоторые вещи пару недель тому назад. Он бросил письмо обратно на столик и заметил большой мягкий конверт, адресованный ему.

В адресе было указано, что он пришел откуда-то из Нью-Йорка. Может, кто-то из его старых друзей в Йорке послал ему его? Уесли открыл конверт.

По крайней мере, целую минуту Уесли стоял, уставившись на обложку книги в твердом переплете.

«Утешительный Приз» от Норы Сатерлин.

Дрожащими пальцами Уесли медленно открыл обложку. Перелистнул одну пустую страницу... потом еще. На титульном листе была записка, написанная знакомой рукой.

Переверни страницу, Уес.

Уэсли сделал вдох. Его сердце бешено забилось в груди. Тринадцать месяцев ничего, кроме молчания и сейчас...

На следующей странице было посвящение.

Уесли всем телом оперся на входную дверь. Нужно было что-то, за что держаться, чтобы не упасть. Дверь не помогла, и он сполз на пол. Он вспомнил... Нора была в своей постели, волосы влажные, на лице никакого макияжа. И она еще никогда не выглядела настолько красивой. На следующий день был ее юбилей с Сореном и, как обычно, она собиралась туда пойти. Наконец Уесли понял простоту этого ужасного факта.

- Ты все еще любишь его, да? - спросил он ее.

Ее руки прошлись по мокрым волосам, позволив каплям воды упасть на пол.

- Большие воды, - сказала она.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Песнь Песней Соломона 8: 7.

Другими словами, да, она все еще любит Сорена.

Уесли уставился на посвящение, пока на глаза не навернулись слезы.

Для У.Р. Большие воды.

Она посвятила книгу ему. Не Сорену, как она посвящала все другие ее книги. Большие воды... Она все еще по-прежнему любила его.

Под посвящением Нора написала еще одну записку.

Уесли, ты засранец, мог бы и сказать мне.

Мог бы сказал ей? Мог бы сказал ей, что?

Уесли посмотрел вверх. С потолка в центре холла свисала хрустальная люстра, которая однажды висела в Версале – во французском дворце, а не в городке штата Кентукки. И книга пришла прямо на этот адрес, а не его старой школы, откуда потом перенаправляли письма.

- Черт..., - вздохнул Уесли.

Она знала, кем он был. Как она это выяснила? Ну, на самом деле это не было сложно. Наверное, нашла его в Гугле. Нужно было вернуть ей должок. Адрес на конверте был незнакомым. Может быть, она уехала из Коннектикута, покинула Нью-Йорк, оставила Сорена.

Схватив книгу и конверт, он помчался через большой дом к черному входу. Он едва мог попасть ключом в замок гостевого дома, его дома. Очутившись внутри, он включил свет, схватил ноутбук и вошел в Гугл. Затем набрал «Нора Сатерлин» и «город Гилфорд».

Самая первая ссылка привела его на Нью-Йоркский сайт желтой прессы. В статье упоминалось, что Нора пришла в садо-мазо клуб на свидание с парнем по имени Гриффин Фиске. Сначала сердце Уесли затрепетало от счастья, что Нора появилась где-то не с Сореном. Может быть, они порвали. Уесли быстро прогуглил имя Гриффин Фиске, неприятно шокированный тем, что, оказывается, уже знал его. Как-то раз он видел имя Гриффина в мобильном телефоне Норы, тогда он небрежно поинтересовался, кем тот был.

- Мой личный тренер, - ответила Нора, не моргнув и глазом.

" Личный тренер" Норы также оказался неприлично богатым сыном председателя Нью-Йоркской фондовой биржи, бывшим наркоманом, несколько раз попадавшим в реабилитационный центр, внуком владельцев Рэйберн, и еще совершенно неприлично красивым загорелым и мускулистым мужчиной. Боже, он выглядел как один из тех парней, которые появляются на обложке Vanity Fair во всем от Кельвина Кляйна. Не типаж Норы. Она тащилась по таким как Зак Истон – красивые в своей утонченности, образованные и, как правило, старше нее. Уесли никогда не видел Сорена, или даже его фотографию, но догадывался, что он был именно таким. Они говорили по телефону один раз, и даже голос Сорена звучал лощеным. Еще одна причина, чтобы его ненавидеть.

Уесли сделал долгий, медленный, глубокий вдох и попытался свести воедино факты.

Скорее всего, Нора больше не была с Сореном.

Однако Нора, казалось, продолжала вращаться в плохой компании.

Нора посвятила свою книгу ему со словами «Большие воды»...

Уесли встал и начал собирать вещи.

* * *

Уставившись в потолок, Сюзанна пыталась слиться со своим диваном. Очистив разум, она замедлила дыхание и сосредоточилась только на стуке сердца. Оно тяжело стучало, его практически можно было услышать. Девушка снова сделала глубокий вдох, но стук становился все громче. Со стоном Сюзанна подняла руку ко лбу и крикнула:

- Уходи, Патрик.

- Открой эту чертову дверь, Сюз, - ответил он ей. - Я не уйду, пока ты меня не впустишь или за мной придут копы.

Он еще раз ударил в дверь. Как, черт возьми, можно было медитировать в этих условиях? Она встала, подошла к двери и открыла ее настежь.

- Хорошо. Входи.

Сюзанна бросилась обратно на диван и закрыла глаза.

- Какого черта с тобой происходит? Где ты была? - потребовал Патрик.

Даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что он стоит рядом, осуждающе уставившись на нее.

- Я была занята. Начала писать книгу о моем пребывании в Афганистане. Переселилась в библиотеку.

Далее последовало долгое молчание.

- Значит, книга... об Афганистане. И поэтому ты не перезвонила мне или не послала е-мэйл, или не открывала дверь все эти чертовы шесть недель?

- Я очень занята. Разве не видно?

Она надеялась, что его отпугнет ее стервозность. Вместо этого Патрик сел на диван рядом с ней.

- Сюз.

Она плотно зажмурилась.

- Сюзанна.

Девушка медленно открыла глаза.

- Что случилось? - спросил Патрик, убирая прядь волос с ее лица.

Тон его голоса был таким нежным, забота такой личной, что на глаза навернулись слезы.

- Что-то произошло. Расскажи мне.

Она сглотнула и закрыла глаза руками.

- Я не хочу говорить об этом, - ответила Сюзанна тихим шепотом. - Я не могу...

- Этот священник, расследованием которого ты занималась... что-то случилось? Он угрожал тебе? Сделал больно?

Сюзанна горько рассмеялась.

Сделал ей больно? Ну, у нее в самом деле наутро были синяки. Все тело Сюзанны покалывало при воспоминаниях о той ночи даже полтора месяца спустя. Она поступила как дура, пойдя в его дом. Оглядываясь назад на прошлое, она поняла, что начала влюбляться в Отца Стернса. Может быть, не именно в него. Может, это даже была не любовь. Но, как минимум, похоть. Похоть, которую она еще никогда в своей жизни не испытывала - жгучая, невыносимая, как удар кулака по животу и заноза в мозгу.

- Сюзанна, вы планируете простоять в коридоре всю ночь, пялясь на меня? Или зайдете?

И она зашла. И он повернулся к ней. Протянув руку, она положила ту на его грудь, чувствуя, как под ней медленно и уверенно билось его сердце. Он не боялся и не нервничал. Она - наоборот. В одно мгновение его рот впился бы в ее, а она отдала бы себя всю в этом поцелуе, душу и тело. Ее ногти, впившиеся в его спину, грудь, прижавшаяся к его груди. Ничто не остановило бы ее от того, чтобы быть вместе той ночью. Никакая Церковь или государство, или ее суждение о нем, или работа или даже воспоминания об Адаме. Она потянулась к нему, чтобы расстегнуть ширинку, но на ее запястьях мертвой хваткой сомкнулись мужские руки. Она поняла, что ее оттолкнули назад к стене, прижатые руки над головой, а лицо Сорена было напротив ее лица, глаза закрыты, а на лице слабая гримаса боли.

- Я не могу..., - прошептал он, и его руки сжались сильнее на ее мягкой коже.

И она должна была оставить эти попытки. Но она не могла. За все двадцать восемь лет Сюзанна занималась сексом, ей нравился секс, она наслаждалась им… но в этот момент она не просто хотела его, он был нужен ей больше, чем воздух в легких.

- Пожалуйста. - Она сказала «пожалуйста» один раз, и ей следовало бы остановиться. Но она сказала это снова. - Пожалуйста, Сорен... пожалуйста..., - и снова и снова.

Она умоляла его, просила. Даже сейчас, спустя шесть недель, Сюзанна не могла не думать о том, как бесстыдно и не краснея умоляла его. Она продала бы душу, чтобы почувствовать его внутри себя. Вместо этого он накрыл ее рот ладонью, чтобы остановить ее слова.

- Простите меня, Сюзанна, - сказал он, и она услышала тень ее собственного желания в его голосе. - Я не принадлежу себе.

И медленно отпустил девушку. И как только его необычайно сильные руки отпустили ее, Сюзанна побежала изо всех сил из его дома, к своей машине, обратно в город, как можно дальше от него.

На следующий день она не могла оторвать взгляд от собственной кожи. От хватки Сорена на руках от локтя и до запястий остались багровые пятна. И от взгляда на эти синяки ее захлестывали такие волны желания, что она провела все это время в постели, даря себе удовольствие, в котором он ей отказал, рыдая от каждого оргазма.

- Я облажалась, Патрик, - сказала Сюзанна, наконец. - Я провалила все расследование. Я уничтожила его доверие ко мне.

- Что ты сделала?

Сюзанна убрала руки от лица.

- Я поцеловала его.

Полуправда казалась лучше, чем ложь.

- Ты его поцеловала?

Она жалобно кивнула.

- И это все не имеет значения. Потому что он не поцеловал меня в ответ. Я знаю, что он меня хотел, и он ничего не сделал. Просто стоял, оставшись верным своим обетам. Он хороший священник. Я потратила напрасно его и мое время, и твое тоже... Это бесполезно. Ты был прав. Мне не нужно было его преследовать.

Патрик покачал головой.

- Нет. Ты была права. С ним что-то не так. Иначе бы тебе не прислали этот анонимный донос, если бы он был таким святым.

- Я копала, Патрик. И не смогла ничего найти. Дети в церкви любят и доверяют ему. Их родители любят и доверяют ему. Что еще может быть? Если он ни разу не обидел ребенка, мне не важно, скрывал ли он свои налоги. Я хотела верить, что он монстр только потому, что он священник. Смотри. - Она указала на ящик на полу возле стола. - Там все мои заметки о нем. И ничего. Он святой.

Патрик встал со стоном, схватил коробку и вернулся на диван, пролистывая ее заметки.

- Как мило, что ты даже записала, насколько он горячий, - сказал Патрик, читая нацарапанные строчки.

- Просто оскорбительно, насколько он прекрасен, Пат. Ты бы стал геем ради этого парня.

- Я так не думаю. Люблю молоденьких, пышущих здоровьем и рыженьких.

Он подмигнул ей, и в первый раз за последние шесть недель Сюзанна снова почувствовала себя живым человеком.

- Постараюсь найти тебе такого в таком случае.

Сюзанна села и уставилась на коробку с заметками, затем вытащила газету.

- Ох, посмотри на это. Мы думали, между Отцом Стернсом и Норой Сатерлин происходит что-то странное? Смотри сюда. Этот парень не кажется знакомым?

Патрик покосился на фотографию на шестой странице.

- Это Нора Сатерлин, - добавила Сюзанна. - А этот великолепный красавчик модельной внешности…

- Гриффин Фиске. - Покачал головой Патрик. - Да, пару раз устраивал погромы. Чертовы детишки владельцев трастового фонда. Им всегда достаются все девушки.

- И Нора Сатерлин тоже, по всей видимости. Наверное, предпочитает богатых мальчиков бедным священникам.

Патрик взял газету и бросил в сторону, затем вынул из коробки ноутбук.

- А это что? «Min Sø ren, Min sø n er nu en far. Jeg er så stolt. Jeg elsker dig altid. Din mor».

- Мне кажется, ты просто изнасиловал датский язык.

Сюзанна приподнялась.

- Датский?

- Да, это значит, «Мой Сорен, мой сын, которым я так горжусь. Твоя мать».

- Так священник из Дании?

- Наполовину датчанин, наполовину англичанин. Мать работала служанкой в их богатенькой семье в Нью-Гемпшире. После рождения Элизабет у жены была гистерэктомия. И отец насиловал миленькую блондиночку няню, которая родила ему сына, которого он так хотел.

- Боже мой…, - выдохнул Патрик. - Это чертовски ужасно.

- Да. Не могу представить себе, как можно жить, зная, что твой отец насильник. Наверняка, его мать была замечательной женщиной, любила своего сына, особенно учитывая то, как он появился на свет.

- Сорен... Я думал, его имя Маркус.

- Оба имени принадлежат ему. Его отец дал имя Маркус. Мать звала Сореном. Он говорит, что только самые близкие люди, знающие его прошлое, называют его Сореном.

- Сорен... Полагаю, это хорошее имя для священника. Как Сорен Кьеркегор, да? Богослов?

- Не думаю, что Кьеркегор был католиком.

- Ты уверена?

Патрик открыл ноутбук. За все время их знакомства Патрик никогда не устраивал с ней спор. Он был репортером слишком долго и тщательно перепроверял все факты.

- Точняк. Ты права. Сорен Абю Кьеркегор - лютеранин. У вас одинаковые инициалы, Сюзанна Анджела Кантер. Кто-нибудь называл тебя Сюзанджела?

- Только Адам, пока я не дала ему в глаз за такое.

Сюзанна посмотрела через плечо Патрика на экран. Сорен... Абю... Кьеркегор. Почему это выглядело так знакомо?

Она схватила свой блокнот, пролистала несколько страниц, и нашла слова Meine andere Geschenk wird nicht in einer Box passen. ВЛВЭ.

Второй мой подарок не влезет в коробку. ВЛВЭ.

Квлвэ.

Глаза Сюзанны уставились на слово, будто требуя от него, чтобы то сказало ей, что оно обозначало. И оно, в самом деле, что-то обозначало. Она была в этом уверена. Затем Сюзанна перевела взгляд на полку, где стояла книга в кроваво-красной обложке, написанная Норой Сатерлин. В одно мгновение она подхватилась с дивана и стянула с полки книгу. Прямо на первой странице было посвящение. Ответ все это время находился под боком на полке.

Слова Сорена во время их совместной почти ночи практически вопили в ее памяти.

- Мы очень близки. У нее была неприятная стычка с законом в возрасте пятнадцати лет. Судья заставил меня контролировать ее общественные работы. Ее родители не хотели иметь с ней ничего общего после того дела. Полагаю, можно сказать, что я был вынужден стать ей отцом.

- Сюз? - спросил Патрик, обращая к ней свое лицо.

- Твою же мать, - сказала Сюзанна сама себе. - Ты был ее священником, ее отцом...

- Что?

- У тебя есть машина?

- Да, а что? Что случилось?

- Она нужна мне. Не жди меня. У меня есть один кандидат на публичное распятие.

- Сюзанна, остановись прямо сейчас и расскажи, что происходит. Сейчас почти полночь.

Она подхватила свою копию книги Норы Сатерлин «Красный» и засунула ноги в сандалии. Остановившись в дверях, Сюзанна, сделав паузу, произнесла Патрику пять слов:

«Всегда Любимая Вами Элеонор».


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.025 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал