Глава 11. Август, 1996 год. Малфой-мэнор.

МАЛФОЙ
Чтоб ее гиппогрифы разодрали, эту проклятую грязнокровку! Она медленно, но верно перетягивает мать на свою сторону! И сводит меня с ума – боюсь, что в один прекрасный момент я просто придушу ее своими собственными руками! Пора положить этому конец!
А она та еще штучка, эта Грейнджер! Когда она медленно спускалась по лестнице в холл, я не узнал ее. Как может преобразить такую замухрышку красивое платье! Красное ей идет – она выглядит отпадно. Просто секси. Хотя это и звучит по-идиотски: Грейнджер и сексуальность! Скажи кому из наших – подняли бы на смех. Будь тут Поттер, или Уизли, или Лонгботтом на крайний случай – она сразила бы их наповал! Но только я не Поттер и не собираюсь падать к ее ногам. Не дождется!
Как блестят от гнева ее глаза – точно два маленьких уголька – не подходи, обожжешься. Какая ненависть во взгляде! Какое презрение! Обожаю, когда она так бесится. Гриффиндорское ничтожество! За эту выходку с театром она мне еще ответит. Непременно. И с мамой нужно серьезно поговорить. Она видимо сходит с ума от безделья. Не понимает, что отец разорвет ее на части, когда узнает обо всем. Если узнает…
Вся эта поездка в Лондон отняла у меня много душевных сил, я постоянно чувствовал напряжение и тревогу. Пока Грейнджер без умолку болтала, рассказывая о театре, блеща как обычно своей эрудицией и памятью (хорошо, хоть руку как в школе вверх не тянула и не подпрыгивала на месте от нетерпения), я нервно сжимал в кармане брюк волшебную палочку. Мне не понравилось, как рассматривал нас этот магл в машине - рожа наглая и очень подозрительная, как на нас пялилась толстая тетка в униформе, проверяющая на входе билеты. Меня беспокоили толпы людей в холле театра – не знаешь, чего ждать от этих магловских недоумков.
В ложе я сел с краю, чтобы входные двери были постоянно в поле моего зрения. Так, на всякий случай! Это безрассудные женщины могут забыть обо всем и полностью раствориться в музыке. Я – нет! Я не мог не чувствовать ответственность за маму, и за эту чертову Грейнджер тоже, будь она неладна!
А опера и в правду была замечательная. Я не заметил сам, как напряжение отступило, и страх быть обнаруженным куда-то исчез сам собой. Музыка заставила забыть обо всем.
Я увидел слезы на маминых ресницах. Нарцисса закрыла глаза и откинулась на спинку театрального кресла. Она словно отгородилась от всего мира, не замечая ничего вокруг. О чем она думала? Где витала ее душа? Я обеспокоено пододвинулся к ней:
- Мама?!
- Все хорошо, дорогой! – она накрыла мою руку своей. – Я просто наслаждаюсь музыкой.
Я тоже…. Только в этом я никогда не признаюсь проклятой грязнокровке. Ни за что.
Весь обратный путь в Малфой-мэнор прошел в гробовом молчании. Каждому из нас было о чем подумать. Я размышлял о предстоящем разговоре с матерью. Пора положить конец гриффиндорскому беспределу на моей собственной территории.
Сразу по прибытию в замок Грейнджер смылась в свою комнату. Чувствует собака, чью кость сгрызла! Мама, так и не промолвив за обратную дорогу ни единого слова, ушла на свою половину.
Я тоже направился к себе, чтобы принять душ. На ужин никто из них не спустился. Я ел в гордом одиночестве, мне прислуживала эльфиха Хелпи с уродским красным бантом на огромном ухе. Никуда не скрыться от присутствия этой грязнокровки. Она везде.
Долго не мог уснуть, готовясь к завтрашнему неприятному разговору с матерью. Сон все не шел и не шел, его отгоняли тяжелые мысли обо всем произошедшем со мной и моей семьей в последнее время. А когда, наконец, я задремал, в голове немыслимым хороводом заплясали лица придурка Поттера, отца, Снейпа, Дамблдора, запел хор, сначала тихо, потом все громче и громче, в нем солировала Грейнджер в красном вечернем платье, а дирижировал сам Темный лорд.
Я проснулся поздно – сказалась длинная, бессонная ночь. Вскочил с кровати, накинул халат и уверенным шагом направился на родительскую половину. Нельзя откладывать неприятный разговор на потом. Необходимо все разрешить здесь и сейчас.
- Мама!
В ответ тишина, я дернул за ручку – дверь поддалась и медленно, с легким скрипом, отворилась.
- Мама!
Комната была пустой.
Полное ощущение дежавю.
Все это уже со мной было. Причем, совсем недавно. Нарцисса снова куда-то пропала. Черт! Где же она?
Кажется, я знаю ответ на этот вопрос.
Я не стал напрасно бродить по замку, как вечером два дня назад, а сразу же пошел в библиотеку. И вновь ошибся. Меня встретила мертвая тишина книжных стеллажей.
Тогда я уверенным шагом направился в гостевую комнату, отведенную для Грейнджер. Я ни разу не был там с тех самых пор, как она там поселилась. Я вообще предпочитал обходить стороной эту часть замка.
Но и в этой комнате не было ни души. Да где же они, черт побери?!
- Хелпи!
Звук моего голоса пролетел по гулким коридорам замка, и эхом вернулся обратно.
- Что прикажет молодой хозяин?
- Объясни мне, наконец, что происходит в этом замке? Где миссис Малфой и мисс Грейнджер? И почему я всё всегда узнаю в последнюю очередь?
- Хелпи расскажет молодому хозяину. Две хозяйки рано встали, позавтракали и долго сидели в гостиной. Они разговаривали. Старая хозяйка просила не будить мистера Малфоя. Потом они ушли.
- Ясно, но куда?
- Миссис Малфой и мисс Грейнджер уехали на конную прогулку.
- Куда-а-а? – я никогда не перестану удивляться маминой выдумке и изобретательности. Она опять на шаг обогнала меня и снова не дала возможности поговорить с ней, обсудить ее поведение и проблемы с этим связанные.
Мне ничего не оставалось, как сесть и выпить спокойно чашечку чая наедине со своими невеселыми мыслями.
После завтрака я вернулся в мамину комнату с намерением непременно дождаться ее. Она придет сюда, и уже не сможет увильнуть от неприятного разговора. Я уселся в высокое кресло, откинулся на спинку и задумался. Все опять идет не моему плану.
На каминной полке я заметил небольшую книжку, потянулся за ней и не спеша открыл первую попавшуюся страницу.

27 октября 1990 год. Весь день готовилась к Хеллоуину. Много работы. Огромная подготовка. Эльфы сбились с ног, я тоже. В «Пророке» уже появилась большая статья о предстоящем празднике. Бал-маскарад в Малфой-мэноре. Это такая ответственность - принимать у себя всю элиту волшебного мира! Люциус хочет, чтобы все было на высшем уровне!...

Вот те раз, мама ведет дневник! А я этого и не знал. Отлично помню тот осенний вечер. Все было организовано просто супер. Тогда еще ничего не омрачало веселого праздника – не было ни Хогвартса, ни Поттера, ни грязнокровки Грейнджер, ни Темного лорда. Я в костюме пирата пропрыгал между взрослых до самого утра. Мама хотела отправить меня в постель, но отец уговорил ее, и я остался… Утром у меня болел живот от огромного количества съеденных сладостей, попало домовику Добби, который должен был присматривать за мной, но не доглядел. Я так и не посмел сознаться отцу, что наложил на эльфа заклятие «Петрификус тоталус», и тот весь бал пролежал в моей комнате маленьким толстым поленом.
Нехорошо читать чужие записи, тем более родной матери, но рука сама по себе невольно перелистнула страницу.

1 сентября 1991 год. Проплакала весь день. Сегодня Драко отправился в Хогвартс. Люциус собирался послать сына в далёкий Дурмстранг, где Тёмные искусства изучаются глубже и нет нечистокровных студентов, но я уговорила оставить сына в Англии. На душе будет спокойнее, если он будет поближе к дому. Тем более, что Люциус является попечителем школы и сможет чаще видеться с сыном.

Я отлично помню и этот день. Еще бы… Перед поступлением в Хогвартс мы с родителями отправились в Косой переулок, чтобы приобрести школьные принадлежности. И там, в магазине мадам Малкин, я впервые встретил всеобщего любимца, святого очкарика Поттера, хотя тогда еще и не догадывался, кто он. Позже, в Хогвартс-экспрессе я в открытую предложил дружить, но он отверг мою протянутую руку, предпочел мне рыжего замухрышку Уизли. Такого оскорбления я - представитель древнего чистокровного рода волшебников - не прощу ему до конца своей жизни. И никому никогда с тех пор Драко Малфой не предлагал своей дружбы. Мне легче быть одному, чем с кем-то, мне никто не нужен. А с 1 сентября 1991 года у меня нет ближе и роднее врага, чем Гарри Поттер.. В этот день моему самолюбию был нанесен сокрушительный удар.

8 июня 1992 года. Самый черный день в моей жизни. Почему ушла она, почему не я… Все равно от меня нет никакой пользы… Я хочу умереть… Девочка моя, возьми меня с собой…

Скорее перелистнуть страницу, подальше от этой черной даты.
Но воспоминания уже нахлынули на меня. Мне тогда только три дня как исполнилось двенадцать. 5 июня в замке отмечали веселый праздник – мой день рождения, были приглашены все мои однокурсники. Мы объедались мороженым и придумывали разные смешные игры. Пэнси, например, пыталась разрисовать прислуживающего нам домового эльфа магическими несмывающимися красками. Хорошо, что мама вовремя вмешалась. Кто-то подарил мне новую метлу – кажется, «Нимбус - 2000». Не сказать, чтобы я был особо рад подарку – у Поттера такая появилась еще в прошлом учебном году, когда его незаконно прямо на первом курсе взяли ловцом в гриффиндорскую команду. Но ничего, куда-нибудь сгодится и этот подарок! Потом с пацанами мы летали по саду, играли в «сбей-меня», в общем, метлу я поломал в тот же самый день. Отец подарил мне коня - красивого, породистого жеребца. Мы долго придумывали ему имя. Крэбб предложил назвать его «Поттером»: «Будешь ездить на нем, когда захочешь, можно пнуть в любое время или дернуть за гриву, или проорать в ухо какое-нибудь матерное оскорбление». Кто-то даже зааплодировал этой удачной шутке. Мне тогда тоже жутко понравилась идея Винсента. В общем, праздник удался на все сто! Было безумно весело.
Когда друзья разъехались, мы с отцом отправились объезжать подарок. Жеребец оказался очень нервным, капризным, но отца он слушался беспрекословно, а вот меня все время норовил скинуть. Ну, точно такой же, как Поттер – чуть что не так, взбрыкнет!
Конь по кличке «Поттер» прожил в наших конюшнях ровно три дня, потом отец казнил его, собственноручно. А на домовика Тори наложил «Аваду» - за неисполнение наложенных на него обязанностей, за безответственность и беспомощность. 8 июня стал черным днем в нашей семье. Я думал тогда, что мама умрет от горя. Все лето я старался не отходить от нее. Именно в это время мы стали с ней особенно близки. Отца в те дни часто не бывало дома - он не мог выносить маминых слез.

Что еще? А... Вот и последняя запись, вчерашняя:
9 августа 1996 года. Сегодня я была в театре…
…Наверное, во мне умерла великая актриса. Когда мне было 16 – я готова была любить весь мир, но мир оказался не готов любить меня. И я научилась играть разные роли: высокомерия, брезгливости, жестокости… Лишь в одном я не играю – я не играю мою любовь к сыну. Моя любовь к нему слепа. Я люблю его всякого: нежного и мягкого, злого и неблагодарного. Ради него я пойду, не задумываясь, и на убийство, и на предательство, и на смерть. И я желаю ему счастья, мне так хочется, чтобы мир не повернулся к нему спиной. Я хочу, чтобы он в своей жизни узнал, что это такое – кого-то любить, забывая обо всем на свете, полностью растворяясь в любимом человеке.
А он ведь тоже актер. Я же вижу, как старательно он играет однажды выбранную им роль – ненависть к Гарри Поттеру. Она впиталась в жилы Драко и медленно отравляет ему кровь. Вот и мисс Грейнджер видит его совсем не таким, какой он есть на самом деле. А он вовсе не жестокий, не вероломный, не агрессивный. Он не сноб, не лицемер, не злодей. Он не предатель и не убийца. Я хорошо знаю своего сына, хоть и смотрю на него глазами матери. Он просто умеет хорошо притворяться, отлично играет выученную однажды роль, но иначе, наверное, и нельзя в нашем бездушном мире. Каждый защищается, как может. Только бы все обошлось…

Ах, мама, мама! Что за чушь она тут понаписала? Я играю ненависть к Поттеру?! С чего она взяла?! Я не играю, я живу этим. И меня не волнует, что обо мне думают окружающие, тем более «мисс Грейнджер».

- Мистер Малфой! Мистер Малфой! – тоненький крик достиг моих ушей и ворвался в мое сознание.
Хелпи влетела в комнату, рыдая и на ходу глотая соленые слезы. Красный бант развязался и тащился за ней по каменному полу. Но она ничего не замечала вокруг себя. Такого я еще никогда не видел. Видимо, произошло что-то из ряда вон выходящее.
- Там… там… там… - она не могла выговорить ни единого слова.
- Хелпи! – не выдержал я. – Заткнись же, наконец!
Она словно поперхнулась и замолчала, схватившись руками за горло, откуда продолжались вырываться непонятные, едва различимые булькающие звуки.
- Теперь объясни, что произошло, - приказал я. – Но спокойно, без лишних воплей.
Эльфиха замотала головой, размазывая слезы по сморщенным щекам, пыталась что-то произнести, но ее рот открывался и закрывался как у рыбы, продолжая издавать только какие-то хрипы.
- Хелпи! – строго произнес я. В мою душу медленно начала прокрадываться непонятная тревога. – Что произошло?
Вот маленькая дрянь! Глупо задавать вопросы этой ополоумевшей эльфихе.
- Что-то с мамой?
То, что она изобразила, было похоже на «нет».
- Что-то с Грейнджер?
Она яростно закивала.
Я вскочил на ноги. Еще этого не хватало! Мало с ней вчера было хлопот, так еще и сегодня что-то новенькое. Нам только не хватало появления Мракоборцев в замке и разборок в Аврорате!
- Где они?
- За…за…за конюшнями!
Мерлин, хоть что-то она сумела выдавить из себя.
Я выскочил в холл, до конюшен далеко, даже если бежать изо всех сил - уйдет минут десять, не меньше.
Я внезапно вспомнил, что новехонькая метла, еще даже не распакованная, прямо из магазина, лежала сейчас в моей комнате.
- Акцио, метла!
Она упала мне в руки, я выбежал из замка, на ходу срывая с рукоятки промасленную бумагу.
У конюшен их не было. Я сделал несколько кругов, с каждым разом расширяя радиус полета. Они оказались чуть левее, у кромки леса, который примыкал к нашему поместью. Две женщины и лошадь. Белая мамина кобыла по кличке Снежинка. Второго коня поблизости не было.
- Мама!
Я спрыгнул с метлы, отбрасывая ее в сторону. Торопливо подбежал к ним.
Грейнджер лежала на спине, широко раскинув руки. Волосы растрепались по ее лицу, ветер играл мягкими каштановыми прядями. Она молчала. Ее лицо было белым, без единой кровинки. Я потрогал жилку на шее, она билась, но очень слабо. Девчонка жива, но, видимо, в глубоком обмороке.
Нарцисса сидела возле девушки на коленях, гладя грязнокровку по руке. Ее сухие губы что-то шептали.
- Мама! Что с тобой?
Мне в ответ тишина. Жуткая тишина. Лучше бы она рыдала! Она даже не заметила моего присутствия рядом с собой. Это очень плохой знак.
- Мама!
Я схватил ее за плечо. Она дернулась, но головы не подняла.
- Мама! Что произошло, черт побери!
Я опустился рядом с ней на колени, рванул ее за худенькие плечи и заглянул ей в лицо. Но она меня не увидела. На меня взглянули два пустых голубых бездонных колодца, таких же безумных, как у Беллатрисы Лестрейндж.
- Не-е-ет! Мама!
- Марго… моя девочка… моя малышка…
Она меня не узнала. Скользнула по мне ничего не выражающим взглядом и перевела его обратно на распластанную по земле Грейнджер.
- Мама! – я прижал ее к себе, тряся изо всех сил ее все еще стройное, словно девичье, тело, и продолжал горячо шептать ей прямо в ухо. - Мама! Мама!
Наверное, мой упрямый шепот дошел-таки до ее воспаленного сознания:
- Драко!
Она впервые осмысленно посмотрела на меня, но ее слова вновь убивали:
- Драко... Моя девочка, моя дочка… Она умерла… Марго… Я не смогла спасти ее…
В это мгновенье гриффиндорка еле заметно шевельнулась. И я готов был расцеловать ее за это. Именно от нее сейчас зависела жизнь и здравый рассудок моей матери. По крайней мере, я очень на это надеялся.
- Грейнджер! Ты меня слышишь?
Я наклонился над медленно приходящей в себя девчонкой.
- Грейнджер!
Я откинул волосы с ее лица, положил ей голову на грудь, вслушиваясь в еле слышные удары ее сердца.
- Малфой, ты что, собрался собственноручно удавить меня?
Она медленно открыла глаза и вдруг улыбнулась мне:
- Ты испугался за меня?
И я вдруг, как последний дурак, чувствуя огромное облегчение оттого, что она жива, улыбнулся ей. Наверное, потом мне будет ужасно стыдно за это, но сейчас я действительно, был безумно рад видеть ее живой и, кажется, вполне здоровой. Даже если и сломана пара костей – это пустяк, залечить их не составит труда.
- Что с Нарциссой?
Грейнджер неловко села, опираясь рукой на землю. Невольно ойкнула – каждое движение доставляло ей боль.
- Подай же мне руку! Чего стоишь, как статуя?
- Обойдешься, - по привычке огрызнулся я. Если с ней все хорошо, то ради чего я буду вмешиваться и помогать ей?
- Эгоист несчастный, проклятый слизеринец, - бурчала она себе под нос.
Только мне все равно. Я вновь склонился над матерью.
Нарцисса еще не пришла в себя. Она все также сидела на коленях, мерно раскачиваясь взад-вперед и, кажется, что-то напевала.
- Это колыбельная, - догадался я. – Она пела ее когда-то мне, а потом и Маргарите.
Грейнджер на коленках, постанывая, подползла ближе:
- Что с ней?
Я промолчал.
Гриффиндорка села прямо перед Нарциссой и, заправив матери за ухо белую растрепанную прядь, заглянула ей в глаза:
- Нарцисса, ты слышишь меня?
- Марго?...
Девчонка отпрянула от пустого ничего не выражающего и ничего не понимающего холодного взгляда.
- Драко, она в шоке. Если ты хочешь до нее достучаться, то непременно должен мне все рассказать. Я лучшая в школе по колдомедицине, ты помнишь?
Я присел рядом. Вчерашней злости на грязнокровку не было, похоже, она вся куда-то растворилась за последние полчаса.
- Хорошо, Грейнджер, я расскажу… Но предупреждаю, если хоть что-то…
- Заткнись, идиот! – устало прервала она меня. - Я уже однажды пообещала тебе, что буду молчать, запомни же раз и навсегда – я держу свои обещания, чего бы мне это не стоило! Всегда!
Я кивнул. Еще никогда в жизни мы с ней не разговаривали вот так запросто, и вряд ли в будущем это повторится. Но, кажется, у меня не было выбора. И если она действительно сможет помочь – почему не использовать этот маленький шанс.
- У меня была сестра, младшая. Ее звали Марго.
- Что с ней случилось? – прошептала удивленная Грейнджер.
Я отвернулся, сорвал завядшую под августовским солнцем травинку, засунул ее в рот.
- Она умерла. Погибла, когда ей было пять.
- Как?
- Разбилась насмерть, упав с лошади…
- Боже мой! – голос девчонки дрогнул.
Я обернулся: она плакала. Смешная гриффиндорка - она ведь даже и не знала Маргариту Малфой. Мою сестру почти никто не знал. Родители не успели представить ее в свете. От нее остались лишь короткая статья в «Пророке» о рождении, крошечный некролог в той же самой газете и наши воспоминания о ней.
- Я видела ее! – внезапно вскрикнула Грейнджер.
- Где же? – усмехнулся я. – Во сне?
- Нет, - замотала она своей косматой гривой. – В альбоме.
Я тоже вспомнил тот злополучный альбом, который выхватил из ее рук, а затем надежно спрятал в закромном уголке своей комнаты.
- У нее черные кудряшки и мягкие ямочки на щечках. Я еще подумала, что это ангелочек, а не девочка. Там на фото с ней была смешная лохматая собачонка.
Я кивнул:
- Ириска.
- Нарцисса тогда сказала, что это просто ее знакомая девочка.
- Она никогда ни с кем не говорит о Марго, даже с нами. Мама очень тяжело пережила ее смерть.
Грейнджер смахнула слезинку со щеки:
- А где теперь Ириска? Что-то я не видела ее в замке.
- И не увидишь. Ее больше нет, также как и ее маленькой хозяйки.
Мне не хотелось рассказывать Грейнджер эту часть истории, но она своим внимательным требующим взглядом и мертвого достанет.
- Из-за Ириски все и произошло. За три дня до несчастного случая был мой день рождения. Отец подарил мне коня. Молодого и очень горячего. Марго убежала из дому и решила самостоятельно проехаться на моем подарке. Он понес, ему под копыта попала Ириска и…
- Понятно, не продолжай, - Грейнджер прижалась головой к плечу ничего не соображающей Нарциссы и снова заплакала. – Какая печальная история.
Представляю, что бы она сказала, узнав, что случилось потом с конем, с собачкой и эльфом-нянькой, который не уследил за сестрой. Нет, пожалуй, ей не стоит этого знать. Ни к чему.
- Кстати, - усмехнулся я. – У того коня была замечательная кличка.
- Какая? – на меня устремился ее заплаканный взгляд.
- «Поттер».
Она уставилась на меня:
- Глупо! По-детски!
И вновь отвернулась к Нарциссе.
- А мне нравилось!
Но Грейнджер отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. Она все свое внимание обратила на голубоглазую женщину напротив.
- Значит, это психологическая травма. Сегодня повторилась та же самая трагедия, что и много лет назад. Мой конь понес, я сорвалась с него на землю, потеряла сознание. Нарцисса спроецировала образ погибшей дочери на меня, и вот последствия, - произнесла она, всматриваясь в бездонные зрачки Нарциссы. – Значит, лечить мы ее будем тоже психологически…
- Ка-а-ак?
- Заткнись, Малфой! Умоляю тебя, помолчи. Ни единого слова, пока я не разрешу. Иначе все испортишь.
Надо же, указывает, словно и на самом деле целительница из клиники святого Мунго. Потом разберемся, кто тут главный.
- Мама!
Я вздрогнул от неожиданности: Грейнджер назвала Нарциссу мамой? Я замер.
- Мама! Это я, твоя Марго, мамочка, мамочка…
Я вдруг понял ее стратегию - грязнокровка трясла мою мать за плечи и звала ее, пытаясь достучатся до ее материнских чувств..
- Мамочка, почему ты не отвечаешь своей маленькой девочке? Проснись же… Я тут… Я с тобой…
Сначала ничего не происходило, потом Нарцисса вдруг медленно подняла голову, она словно отошла от глубокого продолжительного сна, проснулась. В ее небесно-голубых глазах вспыхнул огонек разума:
- Марго, деточка моя. Ты жива?
Она обняла Грейнджер. И вдруг горько-горько заплакала.
Гриффиндорка сначала растерялась, потом взяла себя в руки и, гладя Нарциссу по спине, начала тихо уговаривать ее:
- Все хорошо, все хорошо, не плачь.
Она обращалась со взрослой женщиной, как с маленьким ребенком.
- Ну же, Нарцисса, не плачь. На, вытри слезы.
В ее руке появился неизвестно откуда взявшийся носовой платок. Им она принялась усердно вытирать грязные соленые разводы. Я заметил, что на щеках Нарциссы начал проступать легкий румянец.
Она, наконец-то, подняла взгляд на меня:
- Драко? Что тут произошло?
Теперь впору было разреветься мне. Я не сдержался и хмыкнул носом, Грейнджер покосилась на меня, но не улыбнулась. Похоже, я сейчас перед ней весь как на ладони. Ну и пусть.
Она вдруг поднесла указательный палец к своим губам и помотала косматой каштановой головой, мол, не надо ничего объяснять пришедшей в себя Нарциссе. Тоже мне, нашлась советчица, я и без нее это прекрасно понял.
- Все отлично, мама, все просто замечательно!