![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Маурер: тревога и теория научения 3 страница
2 Ср. Д.М. Леви (Levy): «Наиболее мощный фактор, влияющий на социальное поведение, зарождается на основе первичного социального опыта общения со своей матерью». — Материнская гиперопека, Psychiatry, 1, 561 и последующие страницы. Гринкер и Шпигель, чьи взгляды являются развитием фрейдизма, в своем исследовании военных летчиков указывают, что страх и тревога не возникают, если ценность или объект, которому угрожают в процессе сражения, не представляет собой «нечто, что очень любят, высоко ценят и считают очень близким». Это может быть человек (сам субъект или любимый человек) или ценность, в том числе абстрактная идея. — Люди под действием стресса, Филадельфия, 1946, с. 120. Выскажем предположение, которое соответствует изложенным выше взглядам Фрейда, что первым высоко ценимым человеком является мать и что способность высоко ценить Других людей и ценности развивается на основе этого первоначального прототипа. о тревоге, мы кратко обозначим некоторые направления, в которых развивалась его мысль, от более ранних к более поздним работам1. Во-первых, коснемся роли либидо. В этом отношении взгляды Фрейда сильно сместились в сторону от его первоначальной позиции. В то время как более ранняя теория тревоги почти полностью представляла собой описание трансформаций либидо (это было «исключительно экономическое описание», как замечает Фрейд), в более поздних работах он говорит о том, что судьба либидо теперь его не очень интересует. Во второй, поздней теории Фрейда, однако, либидо остается: энергия, которая принимает форму тревоги, — это все еще либидо, отнятое у катексиса подавленного либидо; эго выполняет функцию подавления посредством «десексуализа-ции» либидо, и опасность, с которой сталкивается человек (и вследствие которой возникает тревога), — это «экономическое нарушение, вызванное увеличением стимуляции, взывающей к тому, чтобы некое психическое качество было из нее сформировано»2. Хотя во всех работах Фрейда отражена его приверженность концепции либидо, в них прослеживается переход от описания тревоги как автоматического изменения формы либидо к описанию индивида, который воспринимает опасность и использует либидо (энергию) для того, чтобы справиться с этой опасностью. Наличием такого перехода отчасти объясняется то обстоятельство, что вторая теория Фрейда дает более адекватное описание механизма тревоги. Но нам хотелось бы знать, не запутывает ли проблему акцент на теории либидо в более поздних работах Фрейда, посвященных тревоге, ведь индивид в этой теории рассматривается как носитель инстинктивных или либидозных потребностей, взывающих к 1 Такой подход — сделать набросок основных направлений мысли Фрейда — важен потому, что представления Фрейда изменялись и развивались в течение всей его жизни. Поэтому догматизм в отношении его взглядов является неприемлемым; впрочем, изменение взглядов Фрейда с течением времени способствует некоторой неопределенности его представлений, как они изложены в его работах. Например, время от времени Фрейд излагает свои мысли так, будто полностью отвергает собственную первую теорию тревоги; в других местах как будто считает, что ранняя и более поздняя теории в какой-то мере совместимы. 2 Проблема тревоги, с. 100. тому, чтобы их удовлетворяли1. Точка зрения, которая принята в данном исследовании (см. главу 6, ниже), помимо прочего, развивает излагаемое направление мысли Фрейда дальше: либидо, или энергетические факторы, представляется не в виде количественной величины, баланс которой динамичен и которая стремится выразить себя, а понимается как функция ценностей или целей, к которым стремится индивид в процессе взаимодействия с окружающим миром. Другое направление изменений видится в подходе Фрейда к формированию симптомов тревоги. Это направление проявляется особенно ярко, когда Фрейд полностью отказывается от своего раннего представления о том, что подавление вызывает тревогу, в пользу более позднего представления, что тревога вызывает подавление. Этот сдвиг во взглядах Фрейда означает, что тревога и ее симптомы понимаются не как следствие некоторого простого интрапсихического процесса, но как возникающие на основе стремления индивида избежать опасной ситуации в пространстве социальных отношений. Еще на одно направление развития указывает попытка Фрейда преодолеть дихотомию «внутренних» и «внешних» факторов, связанных с тревогой. В то время как в более ранней теории невротическая тревога рассматривалась как страх человека перед собственными побуждениями либидо, позже Фрейд понял, что либидинозные побуждения являются опасными, поскольку их удовлетворение угрожает внешней опасностью. В первой теории внешняя опасность играла весьма незначительную роль; тревога возникала как следствие автоматической интрапсихической трансформации либидо. Позднее внешняя опасность стала для Фрейда значимой проблемой — после ряда проведенных в последний период анализов он увидел, что внутренняя опасность — опасность, исходящая от своих собственных побуждений, — возникает потому, что индивиду противостоит «внешняя и реально угрожающая ситуация». Та же линия большего внимания к борьбе тревожно- 1 Автор согласен с теми критиками фрейдовской теории либидо, которые утверждают, что эта теория является пережитком физико-химических представлений девятнадцатого века. В качестве примера физико-химических представлений Фрейда переводчик его последней работы приводит аналогию между либидо и «электрическим разрядом». (Очерк психоанализа, перевод Дж. Стрэчи (Strachey), Нью-Йорк, 1949, с. 23.) го индивида со средой (прошлой или настоящей) просматривается во все более частых упоминаниях в поздних произведениях Фрейда словосочетания «опасная ситуация» и все менее частых — слова «опасность». В ранних работах Фрейда говорится о том, что целью появления симптома является защита индивида от потребностей его собственного либидо. Но, излагая свою вторую теорию, Фрейд пишет: «Можно сказать, что симптомы образуются с целью избежать появления тревоги, но такое утверждение поверхностно. Более точно то, что симптомы образуются с целью избежать опасной ситуации, о которой сигнализирует тревога»1. Далее в той же работе он замечает: «Мы также пришли к выводу, что инстинктивные потребности часто становятся (внутренне) опасными только потому, что их удовлетворение приводит к возникновению внешней опасности — потому что внутренняя опасность указывает на наличие внешней опасности»2. Поэтому симптом — это не просто защита от внутренних импульсов: «По нашему мнению, взаимоотношения между тревогой и симптомом оказались менее непосредственными, чем ожидалось, что является следствием, по нашему мнению, размещения между двумя феноменами возможности опасной ситуации»3. В некоторых интерпретациях теории Фрейда все еще делается акцент на его ранней точке зрения. Как пишут Хили, Броннер и Бауэре: «Формирование симптома... теперь рассматривается как защита или бегство от тревоги»4. На первый взгляд кажется, что мы слишком подробно освещаем вопрос, не имеющий большого значения, когда делаем упор на переходе от «опасности» к «опасной ситуации». Но мы считаем, что это ни в коей мере не малозначимая проблема или терминологический вопрос. Главное в том, рассматривать ли тревогу как в основном ин-трапсихический процесс, с одной стороны, или считать, что тревога возникает вследствие стремления индивида установить связь со своей средой, с другой. Согласно позднему под- 1 Проблема тревоги, с. 86. Мы присоединяемся к; этой точке зрения, когда описываем функции симптомов (см. главы 3 и 8). 2 Там же, с. 152. 3 Там же, с. 112. 4 Структура и значение психоанализа, с. 411. Ср. точку зрения, выдвинутую в гл. 3, выше, о том, что симптом — это защита от ситуации, вызывающей тревогу. ходу Фрейда, интрапсихические процессы являются важными, так как это реакции на проблемы, возникающие в межличностных отношениях, и средства решения этих проблем. Мысль Фрейда развивалась в сторону более организмического взгляда на явления — под организмическим здесь имеется в виду представление о человеке во всех его межличностных отношениях. Но хорошо известно, что Фрейд никогда не доводил эту линию до логического конца, не становился на позицию, полностью соответствующую организмическому взгляду на вещи, или представлению об определяющем влиянии культуры. Мы полагаем, что Фрейд не мог этого сделать из-за своей приверженности теории либидо, так же как и топологическому представлению о личности. Последнее в развитии воззрений Фрейда на тревогу сказалось на усилении внимания к топологическому представлению психики — следствию его разделения личности на суперэго, это и ид. В результате Фрейд стал больше заниматься функцией тревоги, посредством которой индивид, используя эго, воспринимает и интерпретирует опасную ситуацию. Фрейд замечает, что словосочетание, использованное им в более ранней теории, «тревога ид», неудачно, так как ни о ид, ни о суперэго нельзя сказать, что они ощущают тревогу. Хотя эволюция взглядов Фрейда сделала его более позднюю концепцию более адекватной и с психологической точки зрения более понятной, мы хотим задаться вопросом, не затемняет ли упомянутая топологическая метафора проблему тревоги, если понимать ее буквально? Например, Фрейд говорит в своем позднем сочинении, что эго «подавляет», воспринимая опасную ситуацию. Но разве подавление не включает в себя также и бессознательные («ид» с позиции топологии) функции? В самом деле, любое эффективное формирование симптома должно включать в себя элементы, исключенные из сознания, что признал бы прежде всего сам Фрейд, несмотря на приверженность топологическим представлениям. Мы полагаем, что подавление и симптомы лучше всего рассматривать как средства, используемые организмом для приспособления к опасной ситуации. Хотя в определенных случаях полезно и необходимо наблюдать за тем, как определенные элементы осознаются, а другие исключаются из сознания, точное следование топологическому принципу ведет не только к запутанности теории, но также отвлекает внимание от реально существующей проблемы, а именно от рассмотрения организма в опасной ситуации1. Еще один вывод из топологического подхода Фрейда можно обнаружить, следуя за его мыслью при обсуждении беспомощности при тревоге. Он утверждает, что при невротической тревоге эго становится беспомощным из-за конфликта с ид и суперэго. Хотя автор данной книги и согласен с тем, что при всякой невротической тревоге индивид вовлечен в интрапсихический конфликт, возникает вопрос, состоит ли сущность этого конфликта в отсутствии согласия между эго, суперэго и ид, или в противоречии между ценностями, а также целями, которых индивид стремится достичь в процессе взаимодействия с миром людей. Следует считать доказанным, что какой-то материал этих конфликтов будет осознаваться, а какой-то подавляться, как и то, что при невротической тревоге предыдущие конфликты индивида вновь актуализируются. Но, по нашему мнению, как настоящие, так и прошлые конфликты следует рассматривать не как существующие между различными «частями» личности, а как существующие между несовместимыми целями; такие конфликты ведут к тому, что индивид вынужден тем или иным способом приспособиться к опасной ситуации. Нет необходимости подробно рассматривать глубокий вклад, который внес Фрейд в понимание тревоги. Основная заслуга Фрейда — в освещении всех сторон формирования 1 Следствия фрейдовской топологии, которые запутывают решение проблем, можно наблюдать, если рассмотреть стремление Фрейда подходить к эго и ид буквально как к географическим районам личности. В своей последней работе Очерк психоанализа (Нью-Йорк, 1949) Фрейд ссылается на «топологическую» точку зрения и говорит, что эго «появляется из коркового слоя ид» (с. 100), и использует такие словосочетания, как «области психики» (с. 15) и «части коры, наиболее слабо соприкасающиеся с эго» (с. 41). Мы считаем, что приписывание различным областям нервной системы психологических функций может быть сделано только очень приблизительно... (см. главу 3). Стремление локализовать «функции эго» напоминает автору этой книги утверждение Декарта и других мыслителей семнадцатого века о том, что место, где расположена человеческая душа, это шишковидная железа у основания мозга. И опять-таки, лучше всего процитировать самого Фрейда: психологические явления следует объяснять психологически. симптома, в принципиально новой идее о первичном источнике тревоги — отделении ребенка от матери, и в изучении субъективных и эндогенных аспектов невротической тревоги. 5. Ранк: тревога и индивидуация Точка зрения Отто Ранка на тревогу логически вытекает из его представления о том, что основная проблема человеческого развития — это индивидуация. История жизни человека представляется Ранку как бесконечный ряд впечатлений об отделении, и каждое такое впечатление предоставляет индивиду большие возможности для автономного выбора. Рождение — это первое и наиболее волнующее событие в череде отделений, но аналогичный психологический опыт имеет место, когда ребенка отнимают от груди, когда он начинает ходить в школу, когда взрослый отделяется от своего одиночного состояния и женится, и все это представляет собой этапы развития личности, до тех пор пока не происходит последнее отделение, смерть. По Ранку, тревога — это опасения, которые сопровождают такого рода отделение. Тревога возникает, когда перестает существовать ситуация относительного единства личности со средой и зависимость от нее, это тревога перед лицом потребности индивида жить автономно. Но тревога также возникает, если индивид отказывается отделить себя от позиции, которая дает непосредственное чувство безопасности: человек тревожится, что потеряет свою автономию. (Концепция «отделения индивида от целого» имеет длинную историю в философии, начиная от Анаксимандра в доклассический период античной Греции. Не подлежит сомнению, что это плодотворная концепция как в психологии, так и в философии, и что у Ранка было много эмпирического, экспериментального материала, который послужил основой его концепции.) На представления Ранка о тревоге повлияли его знаменитые исследования травмы рождения1. Рождение, как событие и как символ, по мнению Ранка, из всех психологических событий на жизненном пути инди- 1 Травма рождения, Нью-Йорк, 1929; первоначально опубликовано в Германии, 1924. вида имеет главное значение. В то же время его представления о том, что ребенок воспринимает тревогу во время рождения, является спорным. Ранк утверждает, что «ребенок впервые ощущает страх во время рождения», и это ощущение Ранк называет «страхом перед лицом жизни»1. Эта первичная тревога является тревогой, обусловленной отделением человека от целого, в котором он был един со своей матерью, и-резким переходом в совершенно другое состояние взаимодействия индивида с миром. В настоящее время можно согласиться с тем, что опыт рождения открывает перед младенцем множество потенциальных возможностей, и наш разум взрослого, окажись он на месте детского, мог бы это воспринять. Но то впечатления младенца, его восприятия, то, что можно назвать «чувством», это другой вопрос. Как кажется, точнее говорить, что в момент рождения тревога существует «потенциально», чем что она существует реально, и рассматривать рождение как символ. В самом деле, из более поздних работ Ранка становится ясно (хотя это не относится к приведенным цитатам), что он относился к опыту рождения, как к символу2. На чем настаивает Ранк, так это что тревога существует у младенца до того, как она наполняется каким-то конкретным содержанием. «Индивид входит в мир со страхом, — говорит он, — и этот страх существует независимо от внешних угроз, имеют ли эти угрозы сексуальную или иную природу». Затем в процессе развития ребенка «внутренний страх» связывается с внешним восприятием угроз, и этот процесс «объективирует и конкретизирует неконкретный внутренний страх»3. Таким образом, Ранк различает первичные недифференцированные опасения, которые в данной работе мы называем «тревогой», и более позд- 1 Отто Ранк, Волевая терапия; представление терапевтического процесса как взаимоотношений; Нью-Йорк, 1936, с. 168. 2 Например, Ранк утверждал, что больной проходит через опыт рождения, отделяясь от аналитика на последних стадиях психотерапии. — Там же. 3 Там же, с. 172—173. Такое связывание первичной тревоги с конкретным опытом, принимающее форму страха, Ранк называет «терапевтичным», имея в виду, что индивиду легче иметь дело с конкретной угрозой. ние конкретные, объективированные формы опасений, которые мы называем «страхами»1. Как говорит Ранк, первичная тревога младенца на протяжении жизни индивида принимает две формы — а именно страх жизни и страх смерти. Этими двумя терминами, на первый взгляд неконкретными, Ранк называет два аспекта индивидуации, которые могут проявляться в бесконечном множестве форм в опыте любого человека. Страх жизни — это тревога по поводу любой новой возможности автономной активности. Это «страх жить как изолированный индивид»2. Подобная тревога имеет место, как утверждает Ранк, когда человек воспринимает свои творческие возможности; актуализация этих возможностей означает создание новых сущностей; это не только работа в области искусства (например, художника), но также новые формы взаимоотношений с другими людьми и непрерывное построение самого себя. Такие творческие возможности несут угрозу уже сложившимся формам взаимоотношений. Конечно, не случайно, что концепцию тревоги в процессе творческой активности предлагает психолог, который провел, возможно, наиболее плодотворное исследование в психологии искусства. С подобной концепцией мы сталкивались у Кьеркегора, она представлена и в классической литературе, в греческом мифе о Прометее3. Страх смерти, по Ранку, противоположен описанному страху жизни. В то время как страх жизни — это тревога по поводу «движения вперед», приобретения индивидуальных черт, 1 Тут может быть путаница, так как Ранк использует термин «страх» для обозначения и страха, и тревоги. Но из контекста его работ, из того, что он сам писал по поводу «страха перед жизнью», «внутреннего страха» и «первичного страха» появившегося на свет человека, как кажется, ясно, что он имеет в виду то, что другие авторы — Фрейд, Хорни, Гольдштейн и другие — называют тревогой. Например, Ранк описывает первичный страх как «недифференцированное чувство отсутствия безопасности», и это словосочетание является логичным определением ранней тревоги. Мы считаем, что такие общие термины, как «страх жизни» и «страх смерти», бессмысленны, если они не обозначают тревогу. Можно бояться того, что тебя застрелит сосед, но постоянный «страх смерти» — это нечто иное. Читатель лучше поймет высказывания Ранка, если будет в большинстве случаев читать «тревога» там, где Ранк пишет «страх». 2 Ранк, цитируемое произведение, с. 175. 3 Ср. Кьеркегор, гл. 2, и Фромм, гл. 5. страх смерти — это тревога по поводу «уклонения от своего пути», страх потерять индивидуальность. Это тревога человека из-за возможности присоединения к целому, или, на психологическом языке, тревога человека, опасающегося симбио-тических межличностных отношений, страх зависимости и невозможности развития. Ранк считает, что человек воспринимает обе формы тревоги одновременно. «Между этими двумя страхами, которые могут возникнуть, этими двумя полюсами страха индивид мечется туда и сюда в течение всей жизни, и это объясняет, почему мы не способны охватить взглядом весь прошлый путь, чтобы понять, из какого единственного корня произрастает страх, или преодолеть его в процессе терапии»1. Невротик — это такой человек, который никогда не способен удерживать две формы тревоги в состоянии баланса: его тревога перед лицом индивидуальной автономии мешает утверждению его собственных возможностей. А тревога перед лицом зависимости от других людей делает невротика неспособным устанавливать дружеские и любовные отношения с другими людьми. Поэтому у многих невротиков наблюдается сильная потребность казаться независимыми, тогда как в действительности для них характерна значительная зависимость. Из-за своей аномально сильной тревоги невротик стремится во всем сдерживать свою импульсивную и спонтанную активность; и в результате своей сдержанности, пишет Ранк, у невротика появляется сильное чувство вины. Здоровый, творчески действующий-индивид, с другой стороны, успешно преодолевает тревогу и реализует свои индивидуальные возможности, устраняя кризисы психологического отделения, что необходимо для роста, и образует единство с другими людьми на новых, более плодотворных, началах. Хотя Ранка прежде всего интересовала индивидуация, он хорошо понимал, что индивид может реализовать себя, толь- 1 Терапия волей, с. 175. Ранк явно имеет в виду, что невозможно справиться со всей тревогой в процессе терапии; он ясно указывает на то, что невротическая тревога может быть преодолена. Что касается нормальной тревоги, то Ранк утверждает, что ее можно преодолеть, в том смысле, что здоровый индивид движется вперед, несмотря на тревогу. С помощью творчества можно преодолеть нормальную тревогу и победить невротическую тревогу. ко взаимодействуя с культурой, или, как он говорил, разделяя «коллективные ценности». Действительно, свойства преобладающего невротического типа в нашей культуре, свойства, которые Ранк описывает как «наличие чувства неполноценности и неадекватности, наличие страха ответственности и чувства вины, а также чрезмерная совестливость» следует рассматривать как результат влияния культуры, в которой «коллективные ценности, включая религию, были отброшены, и на передний план выдвинулась индивидуальность»1. Уничтожение коллективных ценностей в нашей культуре (или, как мы говорим, хаос социальных ценностей) не является единственной причиной невротической тревоги, но представляет для индивида особенно трудную проблему, когда он стремится преодолеть невротическую тревогу. Многие читатели сочтут, что терминология Ранка и его дуалистический способ мышления чужды им. Но, по мнению автора данной книги, никогда ничего не пытался так глубоко изучить один из основных аспектов проблемы тревоги, а именно соотношения между тревогой и формированием индивидуальности. 6. Адлер: тревога и чувство неполноценности Альфред Адлер не представил систематического исследования тревоги, частично из-за того, что его мышление в целом не было систематичным, частично из-за того, что проблема тревоги была поглощена анализом центрального и включающего в себя тревогу понятия чувства неполноценности. Когда Адлер говорит о «чувстве неполноценности» как о главной причине появления неврозов, он использует этот термин так же, как почти каждый психолог использовал бы термин «тревога». Поэтому, чтобы рассмотреть представления Адлера о тревоге, мы должны исследовать понятие неполноценности — понятие, которое является важным, но, к несчастью, неопределенным и ускользающим от целостного анализа. Каждый человек, согласно Адлеру, начинает свою жизнь в 1 Пирс Бейли (Pearce Bailey), Теория и терапия: введение в психологию Отто Ранка, Париж, 1935. Излишне говорить о том, что, использовав термин «коллективные ценности», Ранк предвосхитил появление в Европе фашизма, невротической формы коллективизма. состоянии биологической неполноценности и отсутствия безопасности. Да и все человечество когда-то было неполноценным, господствовал принцип око за око, зуб за зуб, как у животных. По Адлеру, цивилизация — появление орудий труда, искусства, символов — является следствием стремления человека компенсировать свою неполноценность, которой он обладал как природное существо1. Каждый конкретный ребенок начинает свое существование в состоянии беспомощности, и он не выжил бы без социальной поддержки со стороны родителей. В норме ребенок преодолевает свою беспомощность и достигает состояния безопасности через все большее утверждение себя в социальных отношениях — через утверждение «многочисленных связей, которые соединяют человека с человеком»2. Но нормальному развитию угрожают как объективные, так и субъективные факторы. Объективными факторами могут быть органическая недостаточность, которая может усилить чувство неполноценности ребенка (и которую человек даже во взрослом состоянии может не осознавать); социальная дискриминация (например, человек может родиться в группе, стоящей в низу социальной иерархии, или быть женщиной в обществе, где считается, что мужчина должен господствовать); неблагоприятное положение в семейных отношениях (по Адлеру, это происходит, в частности, когда ребенок только один в семье). К объективной неполноценности, однако, можно приспособиться, используя разум, несмотря на то что она создает препятствия, которые приходится преодолевать в процессе развития. Наиболее важный фактор в развитии невротического характера — это субъективное отношение к своей собственной 1 В данном пункте Адлер негативно оценивает культуру (утверждая, что цивилизация развивается с целью компенсировать слабость), что противоречит его общей положительной оценке культуры. Изложенная точка зрения близка представлениям Фрейда о том, что цивилизация — это следствие человеческой тревоги (точнее, тревога заставляет человека сублимировать свои природные импульсы в определяемые культурой потребности). Такой общий взгляд является истиной только отчасти, и из него следует тот вывод, что вся творческая деятельность есть защита от тревоги. Тут не учитывается то обстоятельство, что человек может действовать на основе спонтанно возникающих стремлений и любопытства, имеющих положительное значение, или, как говорит Гольдштейн, на основе «радости от актуализации собственных возможностей». Ср., что писали Хорни, Фромм и Гольдштейн, чтобы правильно оценить и скорректировать для себя изложенную точку зрения. 2 В. Беран Вольф (W. Beran Wolfe), Структура жизни, Нью-Йорк, 1930. слабости, что приводит нас к осознанию важности различения Адлером неполноценности как объективного обстоятельства и неполноценности как «чувства». Человеческому младенцу, по мнению Адлера, свойственно восприятие своей неполноценности задолго до того, как он может что-либо исправить. Его самоосознание развивается в контексте сравнения себя с более старшими братьями и сестрами, а также со взрослыми, которые обладают гораздо большим могуществом, чем ребенок. Это может привести к оценке себя как неполноценного человека («я слабый человек» — это иное представление о себе, чем «у меня есть слабость»). Такое чувство неполноценности, основанное на упомянутых выше объективных слабостях, устанавливает фон, на котором развивается невротическое компенсаторное стремление получить безопасность с помощью достижения превосходства1. Невротическое чувство неполноценности (или, как сказали бы мы, тревога) является движущей силой, формирующей невротический характер. Невротический характер, пишет Адлер, «является продуктом и инструментом осторожной психики, которая усиливает его руководящий принцип (невротическую цель) для того, чтобы избавиться от чувства неполноценности, и попытка достичь этого обречена на неудачу из-за внутренних противоречий, столкновения с препятствиями, 1 Введенное различие между неполноценностью как объективным фактом и «чувством» неполноценности позволяет понять, почему одни люди могут принять свои слабости, и при этом у них не возникает тревоги, тогда как для других существование слабостей всегда является причиной невротической тревоги. Из чтения работ Адлера не ясно, какие факторы определяют это совершенно разное отношение к слабостям, исключая полезное указание на то, что главное, оценивает ли человек себя как слабого. Адлер, конечно, подчеркнул бы, что подобного рода самооценка определяется взаимоотношениями ребенка с родителями, и, особенно, родительскими установками по отношению к ребенку. Мы идем дальше и предполагаем, что самооценка определяется природой «любви» родителей к ребенку. Является ли их «любовь» по преимуществу эксплуатацией (как у родителей, которые рассматривают детей как компенсацию собственных слабостей или как продолжение самих себя, и т. п.), при которой ребенок, оценивая самого себя, идентифицирует себя с силой или, наоборот, со слабостью? Или любовь родителей основана на восприятии ребенка как личности и совершенно не принимает во внимание конкретные проявления силы или слабости, присущих ребенку. В подобном случае самооценка ребенка не будет обусловлена его силой или слабостью. Мы надеемся, что при чтении дальнейших разделов книги обсуждаемое различие предстанет для читателя в более ясном и конкретном свете (см. разд. 7 и 8). которые ставит цивилизация, или с тем, что у других людей есть собственные права»1. Под «внутренними противоречиями» Адлер имеет в виду, что человек в своей основе социален, биологически и психологически он во всех отношениях связан с другими людьми, и поэтому неполноценность может быть преодолена конструктивно с помощью утверждения и увеличения социальных связей. Сущность невротической попытки преодолеть неполноценность состоит в стремлении получить превосходство и власть над другими людьми, стремлении лишить других престижа и власти, чтобы возвысить самого себя. Поэтому невротическое поведение в действительности подрывает единственную основу безопасности, которая есть у индивида. Как показали более систематизированные, чем у Адлера, исследования, проведенные Хорни и другими, стремление к господству над другими людьми усиливает вражду внутри общества и, в конце концов, приводит к большей изоляции индивида.
|