Заказ № 855. 1 страница

благодаря работе Палея*, которая восхвалялась с не меньшим
рвением, чем третировалась.

Понятие «естественная религия», используемое в науке о ре-
лигии, соответствует понятию Gramma/re generate* в языкозна-
нии, которое означает совокупность фундаментальных правил,
считающихся самоочевидными и обязательными для каждой
грамматики, но, как ни странно, эти правила не существуют ни
в одном языке в чистом и завершенном виде. То же самое мож-
но сказать и о религии. Действительно, никогда не существова-
ло религии, основанной исключительно на ясных и простых
догматах естественной религии, хотя некоторые философы
были уверены в том, что их религия является вполне рацио-
нальной и фактически представляет собой чистый и простой
деизм*.

Следовательно, когда мы говорим о разделении всех истори-
ческих религий на откровенные и естественные, подразумевая
при этом, что естественное является простым отрицанием от-
кровенного, то, реализуя эту классификацию на практике, мы
получим тот же результат, о котором шла речь выше. Мы имели
бы, с одной стороны, только христианство или, согласно неко-
торым теологам, христианство и иудаизм, а с другой — все ос-
тальные религии мира.

Следовательно, эта классификация, хотя она и может иметь
практическую ценность, совершенно бесполезна для научных
целей. Более обширное исследование тотчас покажет нам, что
претензии на откровение высказывались основателями боль-
шинства религий, а если не ими самими, то их последователя-
ми и защитниками; и, следовательно, откровение, как отличи-
тельная черта христианства и иудаизма, не признается никем,
кроме нас самих. Впоследствии мы увидим, что на требовани-
ях авторитета откровения почитатели Вед настаивают с боль-
шей силой и более продуманно, чем теологи-апологеты среди
иудеев и христиан. Даже Будда, первоначально наиболее чело-
вечный и независимый среди основателей религий, в более
поздних полемических работах предстает перед нами в весь-
ма странном виде обладателя откровенной истины⁵³. Он сам

' MullerM. History of Ancient Sanskrit Literature. P. 83.

не мог, как Нум*, Заратустра* или Мухаммед⁵⁴, претендовать на
общение с высшими духами, еще меньше мог он, подобно по-
этам Вед, говорить о божественном вдохновении и о боже-
ственном характере своих высказываний: по его мнению, ник-
то из духов не был более велик и мудр, чем он сам, а боги Вед
превратились в его слуг и почитателей. Сам Будда апеллировал
только к тому, что мы называем внутренним светом⁵⁵. Когда он
впервые произнес четыре основополагающих принципа свое-
го учения, он сказал: «Для постижения этой ранее неизвестной
доктрины, о монахи, я развил в себе наблюдательность, зна-
ние, мудрость, ясное понимание и свет». Первые ученики на-
зывали его Sarvagca, или всезнающим, но когда позднее было
замечено, что по некоторым вопросам Будда говорил языком
своей эпохи и разделял заблуждения своих современников от-
носительно формы Земли и движения небесных тел, тогда буд-
дистские теологи пошли на значительные уступки. Они огра-
ничили значение слова «всезнающий», относящегося к Будде,
знанием основных положений его системы, и в отношении
этого, только этого, они провозглашали его непогрешимым.
Может показаться, что такая точка зрения относится к более
позднему времени, что она вполне современна, но, независи-
мо от того, является ли она современной или древней, такой
взгляд на вещи вызывает большое доверие к буддистским тео-
логам. Однако в книге «Милиндапаньха»*, признанной кано-
нической, мы находим ту же самую идею, которая уже зарож-
далась в уме великого Нагасены*. На вопрос царя Милинды*,
является ли Будда всезнающим, он отвечает: «Да, великий царь,
благословенный Будда всезнающ. Но Будда не всегда обнару-
живает свое всезнание. Путем медитации он познает все вещи;
медитируя, он познает все, что желает узнать». В этом ответе
проводится различие между предметами, которые познаются
с помощью чувств и разума, и предметами, которые могут быть
познаны только путем медитации. Нагасена не признает все-
знания или непогрешимости Будды в сфере чувств и разума,

^⁴ Sprenger. Mohammad. Vol. II. P. 426.

" Gogerly. The Evidences and Doctrines of Christian Religion. Colombo,
1862. Part I.

У

но он провозглашает и всезнание, и непогрешимость Будды во
всем, что постигается только путем медитации, или, как мы
могли бы сказать, в делах веры.

В дальнейшем я покажу вам хитроумные выдумки, путем ко-
торых брахманы пытались исключить все человеческое из гим-
нов Вед и обосновать не только откровенный, но внеистори-
ческий и даже неземной характер этих Писаний. Ни один
писатель-апологет не сделал больше них в развитии теории от-
кровения.

В настоящий момент я хочу подчеркнуть, что основатели
или защитники почти всех религий мира ссылаются в том или
ином виде на откровение для обоснования истинности своих
учений; я же полагаю, что построение любой классификации
на такой шаткой почве не принесет пользы. Насколько хорошо
обоснована идея естественного или сверхъестественного от-
кровения, которую выдвигают почти все религии, — не является
вопросом сегодняшнего дня. Объяснение истинного смысла
откровения относится к области теоретической теологии, ибо
трудно найти слова столь же туманные и многозначительные,
как слово «откровение». Здесь мы встречаемся с объяснениями
не только того, как была сдернута завеса, долгое время скрывав-
шая от нас лучи божественной истины, а, что является более
трудной проблемой, как могла когда-то существовать завеса
между истиной и ищущим истину, между любящим сердцем и
объектом наивысшей любви, между Отцом и его детьми.

В сравнительной теологии у нас другая задача: мы рассматри- |
ваем факты такими, каковы они есть. Если люди считают свою
религию откровенной, значит, именно эта религия является для
них откровенной, и с этим должен считаться каждый беспри-
страстный историк.

Но принцип деления религий на откровенные и естествен-
ные оказывается еще более несовершенным, когда мы посмот-
рим на него с другой точки зрения. Если мы даже признаем,
что все религии, кроме христианства и мозаизма, имеют сво-
им источником те способности разума, которые, согласно Па-
лею, являются самодостаточными для того, чтобы вызвать к
жизни основополагающие догмы так называемой естествен-
ной религии, то противопоставление христианства и иуда-

изма как откровенных всем остальным религиям как есте-
ственным, было бы еще более ошибочным по той простой
причине, что ни одна религия, основанная на откровении, ни-
когда не может быть полностью отделена от естественной ре-
лигии. Принципы естественной религии, хотя и не могли сами
по себе создать действительно историческую религию, явля-
лись единственной основой, на которой могли утвердиться
откровенные религии, единственной почвой, в которой они
могли пустить корни и из которой они получали питание и
жизнь. Если же мы уберем эту основу, или если мы предполо-
жим, что она тоже дана нам в виде откровения, мы не только
пойдем против буквы и духа Ветхого и Нового Заветов, но и
подвергнем унижению откровенную религию, превращая ее в
простую формулу, дарованную людям, не способным вопро-
шать, взвешивать и оценивать ее истинность; даже если мы
действительно имеем семя, то мы будем лишены той благо-
приятной почвы, на которой единственно только и могут про-
израстать семена истинной религии.

Христианство, обращаясь не только к евреям, но и к язычни-
кам, не только к простолюдинам, но и к образованным слоям
общества, не только к верующим, но в первую очередь к неверу-
ющим, предлагало всем им элементы естественной религии, а
вместе с ними возможность выбора между истиной и ложью.
Так мог сказать только св. Павел: «Все испытывайте, хорошего
держитесь» (1 Фес. 5: 21).

Это высказывание приложимо и к Ветхому Завету. Здесь вера
в Божество или, по крайней мере, в некоторые его неотъемле-
мые атрибуты дается как дар, и пророки, которые призывают
заблудших евреев вернуться к культу Иеговы*, взывают к ним
как к людям, обладающим внутренней силой, благодаря кото-
рой они могут выбирать между Иеговой и богами язычников,
между истиной и ложью. Так, Иисус Навин* собрал все колена
Израилевы в Сихем и призвал старейшин Израиля, и начальни-
ков его, и судей его, и надзирателей его, и они предстали перед
Богом:

«И сказал Иисус всему народу: Так говорит Господь Бог Изра-
илев: „За рекою отцы жили ваши издревле, Фарра*, отец Авраа-
ма* и отец Нахора*, и служили иным Богам"» (Нав. 24: 2).

И потом, напомнив им о том, что Бог сделал для них, он
сказал:

«Итак, бойтесь Господа и служите Ему в чистоте и искренно-
сти; отвергните богов, которым служили отцы ваши за рекою и
в Египте, а служите Господу.

Если же не угодно вам служить Господу, то изберите себе
ныне, кому служить, богам ли, которым служили отцы ваши,
бывшие за рекою, или богам Аморреев*, в земле которых живе-
те; а я и дом мой будем служить Господу» (Нав. 24: 14-15).

Чтобы выбирать между разными богами и различными фор-
мами веры, человек должен обладать способностью выбирать,
уметь отличать истину от лжи, будь эта истина откровенной
или нет; он должен знать, что некоторые основополагающие
догматы не могут быть отвергнуты ни в одной истинной рели-
гии, и в то же время существуют учения, против которых вос-
стают его разум и нравственное сознание, как против несов-
местимых с истиной. Короче, должно быть основание религии,
должна быть твердая скала, на которой возможно воздвигнуть
алтарь, храм или церковь; и если мы называем это основание
естественной религией, то ясно, что ни одна откровенная рели-
гия немыслима без того, чтобы она в большей или меньшей сте-
пени не опиралась на естественную религию.

С этими трудностями в той или иной степени столкнулись
некоторые из наших самых образованных теологов, попытав-
шихся со своих позиций создать различные классификации ре-
лигий. Чтобы избежать частичных совпадений двух определе-
ний естественной и откровенной религий⁵⁶, были предложены
новые определения естественной религии. Например, естествен-
ная религия трактовалась как религия природы, существовавшая
предположительно в том виде, в каком она имела распростране-
ние среди патриархов или в котором она все еще существует у
первобытных народов, пока не озаренных христианством, но и
не испорченных идолопоклонством.

В соответствии с этой точкой зрения мы должны будем раз-
личать не два, а три класса религий: первобытную, или естествен-
ную, испорченную, или идолопоклонство, и откровенную. Но,

⁵⁶ CM.:./oweft. Essay on Natural Religion. P. 458.

как уже отмечалось выше, так называемая первобытная, или есте-
ственная, религия скорее существует в умах современных фило-
софов, чем в писаниях древних поэтов и пророков. История не
повествует нам о народах, у которых простое чувство почитания
высших сил не было бы сокрыто под мифологической оболоч-
кой. Но даже если бы было возможно провести четкие и опреде-
ленные демаркационные линии между тремя классами религий,
то и испорченная религия, или идолопоклонство, и чистая, или
откровенная, религия с необходимостью включали бы в себя
элементы естественной религии.

Мы также не уменьшим эти трудности на стадии классифика-
ции в нашей науке, если вместо простой естественной религии
мы, согласившись с другими теологами и философами, допустим
всеобщее первобытное откровение. Это всеобщее первобытное
откровение есть только другое название естественной религии,
и оно основывается не на авторитете, а на спекуляциях филосо-
фов. Подобного рода философы, считающие язык столь чудес-
ным, что он не может быть продуктом человеческого разума,
настаивали на необходимости признания всеобщего первобыт-
ного языка, непосредственно открытого Богом людям или, вер-
нее, немым существам; в то время как наиболее вдумчивые и
наиболее почитаемые среди Отцов церкви, а также среди осно-
вателей современной философии указывали, что с общей рабо-
той Всемудрого и Всемогущего Творца гораздо больше согласу-
ется положение о том, что он создал в человеке необходимые
предпосылки для возникновения речи, чем то, что он одарил не-
мые существа готовыми словарями и грамматиками. Разве ребе-
нок вызывает меньшее удивление, чем взрослый человек? Или
куст менее удивителен, чем дерево дуба? И разве клетка, потенци-
ально содержащая в себе все то, что в дальнейшем получает раз-
витие, менее удивительна, чем все движущиеся существа, кото-
рые наделены жизнью? Все вышеизложенное можно отнести и к
религии. Всеобщая первобытная религия, понимаемая как не-
посредственное откровение Бога человеку или, точнее, толпе
атеистов, может показаться, с позиций человеческого разума,
лучшим разрешением всех трудностей; но высшая мудрость, ос-
нованная на действительной истории, говорит нам и учит нас,
если мы захотим учиться, что мы все ищем Господа, и мы сможем

случайно ощутить его и обнаружить его, потому что он недалеко
от каждого из нас.

Мы еще поговорим о гипотезе всеобщего первобытного от-
кровения и о всех трудностях, связанных с ней; в настоящий
момент будет достаточно показать, что проблема научной клас-
сификации религий не приблизится к своему решению, если
мы допустим существование еще одного чисто гипотетическо-
го класса религий.

Другая, явно более научная классификация предполагает де-
ление на национальные и индивидуальные религии; под первы-
ми из них подразумевались религии, основатели которых, так
же как и их последователи, нам не известны; под вторыми по-
нимались религиозные системы, которые носят имена тех, кто
предположительно стоял у их истоков. К первому классу, говоря
о тех религиях, которые известны нам лучше всех, относятся
религии древних брахманов, греков, римлян, тевтонцев, славян
и кельтов; ко второму — религии Моисея, Заратустры, Будды,
Конфуция, Лао-цзы, Христа и Мухаммеда.

Это деление, хотя и может быть легко использовано в каче-
стве общего метода и ведет к достижению определенных целей,
обманывает наши ожидания, как только мы попытаемся приме-
нить его критически. Совершенно верно то, что ни брахман, ни
грек, ни римлянин не знал бы, что ответить на вопрос: кто был
основателем их религии, кто первым провозгласил существова-
ние Индры*, Зевса или Юпитера; но человек, изучающий древ-
нюю историю, может еще открыть в различных формах, кото-
рые были заимствованы древним арийским культом из Индии,
Греции и Италии, влияние идей отдельных индивидов или школ.
Если к тому же мы спросим основателей так называемых инди-
видуальных религий, является ли их учение новым, проповеду-
ют ли они существование нового Бога, мы почти всегда полу-
чим отрицательный ответ. Конфуций решительно заявлял, что
он был посредником, а не творцом; Будда довольствовался тем,
что представлял себя звеном в длинной цепи просвещенных
учителей; Христос провозглашал, что он пришел не нарушить, а
исполнить Закон и Пророков; и даже Мухаммед настаивал на
том, что у истоков его веры стоял Ибрагим, т. е. Авраам, друг
Бога, которого он называл мусульманином, а не иудеем или

христианином (Коран. III. 60), и который, по мнению Мухамме-
да, основал храм в Мекке*⁵⁷. Почти невозможно определить, что
нового привнес предполагаемый основатель религии, что он
заимствовал у своих предшественников, что было дополнено
его учениками; совершенно верно лишь то, что ни одна религия
никогда не смогла бы пустить корни и расцвести, если бы она
не нашла подходящей почвы, на которой произрастала бы и
получала реальную силу. Если они находят такую почву, то ин-
дивидуальные религии имеют тенденцию к развитию во всеоб-
щие религии, в то время как национальные вероучения остают-
ся более замкнутыми, а во многих случаях даже противостоят
всей миссионерской деятельности⁵⁸.

Но мы еще не закончили. Очень важная и очень полезная для
достижения определенных целей классификация выделяет по-
литеистические*, дуалистические* и монотеистические* рели-
гии. Если религия опирается главным образом на веру в Высшую
Силу, то наиболее характерной чертой, по которой классифи-
цируются религии мира, по-видимому, является природа этой
Высшей Силы. Я не отрицаю, что для определенных целей такая
классификация весьма полезна; я утверждаю лишь, что, идя этим
путем, мы должны будем включить в один класс религии, кото-
рые имеют одинаковое число богов, но очень разнородны в дру-
гих отношениях. Кроме того, было бы необходимо добавить и
два других класса религий — генотеистические* и атеистичес-
кие. Генотеистические религии отличаются от политеистичес-
ких тем, что, признавая существование различных божеств или
названий божеств, они представляют каждое божество как неза-
висимое от всех остальных, как единственное божество, присут-
ствующее в сознании верующего во время культовых действий и
молитвы. Эта черта отчетливо прослеживается в религии веди-
ческих поэтов. Хотя в различных гимнах, а иногда в одном гимне
упоминаегся несколько богов, однако здесь нет иерархии богов,
и в соответствии с различными обстоятельствами и побуждения-
ми человеческого сердца [верующие] обращаются то к Индре —

" •' Sprengec. Mohammad. Vol. III. P. 49, 489.

^5t! См.: Kuenen. Hibbert lectures // National Religions and Universal Reli-
gions. 1882.

богу голубого неба, то к Агни — богу огня, то к Варуне* — древне-
му богу небесного свода, и каждый из них почитается как выс-
ший, и невозможно обнаружить намеков на соперничество меж-
ду ними или какое-либо представление о подчинении одного
бога другому. Эта особая фаза религии, этот культ отдельных бо-
гов, вероятно, везде является первой стадией в развитии полите-
изма, которая заслуживает отдельного названия⁵⁹.

Что касается атеистических религий, они могут показаться
совершенно невозможными, но пока фактически мы не можем
отрицать того, что религия Будды первоначально была чисто
атеистической. Идея Божества, после того как она была иска-
жена бесконечными нелепостями, которые возмущали сердце
Будды и отвергались им, была, по крайней мере временно, со-
вершенно изгнана из святилища человеческого разума; вместе с
тем высшая форма морали, существовавшая до возникновения
христианства, была дана людям, для которых боги преврати-
лись в фантомы, людям, отвергшим алтари и даже алтарь непо-
знаваемого Бога.

Задача моей следующей лекции состоит в том, чтобы пока-
зать, что единственно научная и подлинно генетическая клас-
сификация религий аналогична классификации языков и что
существует самая тесная связь между языком, религией и народ-
ностью, особенно на ранних этапах истории человеческого
интеллекта, — связь, которая совершенно не зависит от тех фи-
зических элементов, крови, кожи или волос, основываясь на ко-
торых, этнологи пытаются построить свою классификацию че-
ловеческих рас.

⁵⁹ Mullet Ы. History of Ancient Sanskrit Literature. Second edition. P. 532;
Kuenen. Hibbert Lectures. P. 286.

ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ,

прочитанная в Лондонском Королевском
институте 5марта 187О года

Если мы приступаем к изучению религий человечества без пред-
рассудков или предубеждений, с тем настроем, который при-
сущ любителю истины или человеку науки при рассмотрении
любого предмета, то я уверен, что мы будем близки к признанию
естественных демаркационных линий, которые разделяют весь
религиозный мир на несколько больших континентов. В данном
случае, конечно, речь идет только о древних религиях или о
самом раннем периоде в истории религиозной мысли. Я утвер-
ждаю, что в этот первобытный период, — который может быть
назван если не доисторическим, то по крайней мере чисто этни-
ческим, поскольку мы знаем, что его главным содержанием было
общее движение народов, а не индивидов, партий или госу-
дарств, — название народа соответствовало названию языка, и в
наших лучших работах по древней истории человечества карта
языков сегодня используется вместо карты народов. Но в тот же
самый первобытный период названия народов с равным правом
могли соответствовать названиям религий, поскольку в то время
связь между религией и народностью была не менее, а зачастую
и более тесной, чем связь между языком и народностью.

Чтобы пояснить мою мысль, я сошлюсь, по возможности
кратко, на размышления некоторых немецких философов по
поводу истинного отношения между языком, религией и народ-
ностью — на размышления, которые заслуживают большего
внимания, чем им уделяют часть современных этнологов.

Шеллинг*, один из самых глубоких мыслителей Германии,
первым задумался над вопросами: что такое этнос? то является
подлинной первопричиной возникновения народов? как от-
дельные человеческие существа стали народом? Ответ, который
он дал в 1845 году, когда я слушал лекции старого философа в
Берлине, весьма поразил меня, но в дальнейшем он находил все
больше и больше подтверждений в исследованиях по истории
языка и религии.

Сказать, что человек — это стадное животное и что, подобно
пчелам или диким слонам, люди инстинктивно держатся вместе
и таким образом формируют народ, значит почти ничего не
сказать. Так можно объяснить объединение людей в одну ог-
ромную толпу, но невозможно объяснить образование наро-
дов, обладающих сознанием их национальной индивидуаль-
ности.

Мы не приблизимся к решению этой проблемы, если ска-
жем, что люди разделились на народы, как пчелы на улья, следуя
за различными матками или выражая преданность различным
формам правления. Преданность той или иной форме правле-
ния, особенно в древние времена, является скорее результатом,
чем причиной существования народности; тогда как в истори-
ческие времена все смешалось под влиянием внешних факто-
ров, грубой силы или династических амбиций, которые полно-
стью задерживали естественное развитие народов, и мы часто
находим один и тот же народ, разделенный различными фор-
мами правления, и разные народы, объединенные одним пра-
вителем.

Рассматривая наш вопрос — что создает народ, — мы долж-
ны обратиться к самым древним временам. Каким образом от-
дельные люди объединились в народ в то время, когда не было
ни царей, ни «пастырей> > людей? Быть может, благодаря общно-
сти крови? Я сомневаюсь в этом. Общность крови создает се-
мьи, кланы, возможно, расы, но она не может создать то высшее
и чистое моральное чувство, которое связывает людей вместе и
превращает их в народ.

Язык и религия создают народ, при этом религия является
даже более могущественным фактором, чем язык. Языки мно-
гих аборигенов Северной Америки представляют собой раз-

личные диалекты одного типа, но те, кто говорит на этих диа-
лектах, по всей видимости, никогда не объединялись в один на-
род, они оставались лишь кланами или кочующими племенами,
и даже их вражда к иноземным захватчикам не вызывала у них
чувства национальной общности и единства, потому что они не
обладали более высоким чувством единения, которое порож-
далось или, во всяком случае, усиливалось благодаря поклоне-
нию одному и тому же богу или богам. Греки⁶⁰, напротив, хотя и
говорили на столь разных диалектах, что я сомневаюсь в том,
понимали ли они друг друга, тем не менее эолийцы, дорийцы,
ионийцы чувствовали себя во все времена одним великим эл-
линским народом, даже когда ими правили разные тираны или
когда они были разделены на многочисленные республики. Что
же сохранило в их сердцах глубокое чувство того идеального
единства, которое создает народ, несмотря на различие в диа-
лектах, несмотря на правление разных династий, несмотря на
вражду племен и соперничество государств? Это была их пер-
вобытная религия; это было смутное воспоминание об общем
поклонении великому Отцу богов и людей, которое они обя-
заны были осуществлять с незапамятных времен; это была их
вера в древнего Зевса Додонского, Зевса всех эллинов.

Возможно, самое замечательное подтверждение той точки
зрения, согласно которой религия, даже в большей степени,
чем язык, составляет основу народности, обнаруживается в ис-
тории евреев, богоизбранного народа. Язык евреев отличается
от языков финикийцев, маовитов* и других соседних племен
гораздо меньше, чем различаются между собой греческие диа-
лекты. Но культ Иеговы сделал евреев особенным народом, на-
родом Иеговы, отделенным благодаря их Богу, а не языку, от на-
рода Хамоса* (моавитов)⁶¹ и от поклонников Ваала* и Астарты*.
Именно их вера в Иегову превратила кочевые племена Израиля
в народ.

⁶⁰ Herodotus. VIII, 144. a-otic; 5е то EAAriviKOV eov оцспцоу те кол
бцбуХсоастоу, коа 9efl> v 18рг> цата те koivu ка! вгхпоа fj9edt те оцотрояа, tcqv
яроботас; yeveoSai 'Автууа1ог> <; отж av ей exoi*. См.: Eclinb. Review. 1874.
R433.

⁶¹ Числ. 21, 29; Иер. 48, 7. «И Хамос пойдет в плен вместе со своими
священниками и со своими князьями».

«Народ, — как говорит Шеллинг, — появляется лишь тогда,
когда он определился и решился на что-то касательно своей
мифологии. Таковая, следовательно, не может возникать для
него в эпоху уже совершившегося отделения и после того, как
он стал народом, а поскольку она не могла возникнуть для него
и тогда, когда он, как пока еще незримая часть целого, обнимал-
ся целым человечеством, то, следовательно, начало мифологии
должно прийтись на самый переход, когда он не наличествовал
еще как определенный народ, но как раз готовился к тому, что-
бы отделиться от целого и замкнуться в себе.

Это же будет верно сказать и о языке любого народа: язык
определяется тогда, когда народ решает стать нардом»⁶².

Гегель*, великий соперник Шеллинга, пришел к такому же за-
ключению. В своей «Философии истории» он говорит.- «...Пред-
ставление о Боге составляет общую основу народа. (...) Поэтому
природа государства и его конституция таковы же, как и при-
рода религии; государство действительно произошло из рели-
гии, и притом так, что Афинское или Римское государство было
возможно лишь при специфической форме языческой религии
этих народов так же, как католическому государству* свойствен-
ны иной дух и иная конституция, чем протестантскому*. (...)...Оп-
ределенный дух народа сам является лишь отдельным индивиду-
умом в ходе всемирной истории. Ведь всемирная история есть...
выражение... ряда ступеней... Эти ступени находят свое выраже-
ние во всемирно-исторических духах, в определенности их
нравственной жизни, их конституции, их искусства, религии и
науки»⁶³.

⁶² ШеллингФ. Соч.-В 2т.М., 1989.Т. 2. С. 250-251.

^w Гегель Г. Соч.: В 14 т. М._; Л., 1935. Т. VIII. С. 48, 49, 51. Хотя эти слова
Гегеля были опубликованы задолго до лекций Шеллинга, мне кажется,
они проникнуты духом Шеллинга больше, чем духом самого Гегеля, и,
следовательно, было бы справедливым утверждать, что лекции Шел-
линга, хотя и неопубликованные, были отпечатаны и имели хождение
среди его друзей за двадцать лет до того, как они были прочитаны в
Берлине. Вопрос о том, кто был первым, не имеет большого значения в
делах такого рода, и все же в замечании Шеллинга очень верно то, что
философия преуспевает не в том, что решает сложные проблемы, а в
том, что ставит новые проблемы и задает те вопросы, которые никто
даже не подумал бы задать.

Но эта идея принадлежит не только философам. Историки, и
в особенности специалисты в области истории права, пришли к
тому же самому вывод}'. Хотя многим из них право кажется есте-
ственным фундаментом общества и тем, что связывает народ
воедино, однако исследователи, смотрящие глубже, довольно
быстро обнаруживают, что само право, по крайней мере древнее
право, черпает свой авторитет, свою силу, саму свою жизнь из ре-
лигии. Сэр Майн, несомненно, прав, когда, рассматривая так на-
зываемые Законы Ману, отрицает идею Божества, диктующего
полный кодекс или свод законов как идею, имеющую явно совре-
менное происхождение. Вместе с тем, верой в то, что законода-
тель находился в более тесной связи с Божеством, чем простые
смертные, проникнуты древние традиции многих народов. Так,
Диодор Сицилийский* (LI. С. 94) рассказывает нам, что египтяне
верили, будто бы их законы сообщил Мневису* Гермес*; жители
Крита считали, что Минос* получил законы от Зевса; лакедемо-
няне — что Ликургу* дал законы Аполлон. Согласно арийцам, их
законодатель Заратустра получил законы от Доброго Духа; со-
гласно гетам*, Замолксис* получил законы от богини Гестии*; а
евреи считали, что Моисей получил законы от бога Яхве*.