Заказ № 855. 5 страница

Неба»¹³⁴, тянь-цзы, означающий не «Сын Бога», как это обычно
предполагают, а «Сын Неба», или, как сказали бы мы, «Император
милостью Божьей». Следовательно, рассматривая тянь-цзы как
соответствующее тангли-куту, мы получаем следующее соотно-
шение:

Монгольский язык
тэнгэр

К тому же в исторических документах, которые дали нам ки-
тайцы относительно тугю, предков турков, говорится, что они
поклонялись духам Земли и называли их пу-тенг-и-ли. Здесь
первый слог должен означать землю, в то время как в тенг-и-ли
мы опять имеем такое же слово, как монгольское тенгэр, упот-
ребляемое даже раньше, но только не в смысле Неба или Бога
неба, а как название для богов или духов вообще. Мы находим
подобное же изменение значения в современном якутском сло-
ве тангара. Оно означает небо, и оно означает Бога; но среди
новообращенных христиан в Сибири тангара также исполь-
зовалось в значении «святые». Дикий северный олень называ-
ется по-якутски «божий олень», потому что он живет под откры-
тым небом и потому что Бог — единственный, кто заботится
о нем.

Здесь мы имеем свидетельства такого же рода, которые по-
могли нам выявить первобытную арийскую и первобытную се-
митскую религии: мы имеем общее имя, и это имя, данное выс-
шему божеству, сохранилось в односложном языке Китая и в
родственных, хотя и агглютинативных диалектах некоторых из
основных северотуранских племен. Мы находим в этих словах
не просто неопределенное сходство звучания и значения, но,
наблюдая за их развитием в китайском, монгольском и турец-
ком языках, мы можем открыть в них следы органического тож-
дества. Везде они начинаются с обозначения неба, затем они
поднимаются до обозначения Бога и снова опускаются к обо-
значению богов и духов. Изменения в значении этих слов про-
исходят параллельно с изменениями, имеющими место в рели-
гиях этих народов, которые содержат в себе первые указания на

¹³⁴ См.: Schott. Chinesische Literatur. S. 63.

божество под именем неба и таким образом сами формируют
понятие бога неба. Благодаря его различным проявлениям, этот
бог неба становится все более и более мифологически индиви-
дуализированным, превращаясь во многих богов, и эти многие
боги вновь приводят к понятию Бога вообще. Только так, исто-
рически, т. е. фонетически и этимологически, мы можем объ-
яснить связь между французским divinite* и ведическим Дьяус,
небо; то же самое применимо к якутскому тангара, святой, в его
историческом отношении к китайскому Тянь, Небо.

Если мы позволим себе руководствоваться простым сход-
ством звучания и значения, то нам будет легко сделать следую-
щий шаг и попытаться сравнить божественные имена, встре-
чающиеся в северных и южных ветвях туранских языков. Мы
видим, например, имя высшего божества самоедов Нум, теперь
же известно, что у тибетцев Нам означает божество. По своему
звучанию Нам, несомненно, намного ближе к Нум, чем Нум — к
финскому Юмале. В то время как безоговорочно признается
реальное родство самоедского Нум и финского Юмала, было
бы необоснованным связывать самоедское Нум и тибетское
Нам¹³⁵ до тех пор, пока не были бы открыты фонетические
правила, которые могли бы объяснить изменение «у» в «а» и не
был бы открыт общий источник, от которого произошли оба
эти слова.

Если мы теперь на минуту обратимся к второстепенным ду-
хам, в которых верит большинство китайцев, мы без труда уви-
дим, что эти духи по своему характеру поразительно похожи
на духов, которым поклоняются северотуранские племена.
Эти духи в Китае называются шэнь*¹³⁶ — именем, которое в дей-
ствительности дается каждой невидимой силе или влиянию,
проявляющему себя во Вселенной. Некоторые шэнь, или духи,
действительно почитались согласно их достоинству; на других

¹³⁵ На это, возможно, указывает слово, которое Яшке в своем «Тибет-
ско-английском словаре» (Tibetan-English Dictionary. P. 309) пишет упят.
Это означает облака, небо. Он добавляет, что ynam-t-el-dkar-po, гово-
рят, является божеством хорпов или монголов. Нам-мка есть «про-
странство над ними, где летают птицы и парят святые, где сверкают
молнии и гремит гром» и т. д.

¹³⁶ Medhurst. Reply to Dr. Boone. P. 11.

смотрели со страхом. Духов, приносящих несчастье, изгоняли
заклинаниями; и многие из них упоминаются только в связи с
этим. Существует так много духов, что представляется невоз-
можным определить их точное число. Основные классы¹³⁷ —
это небесные духи (тянь, шэнь), духи земли (ту*, ки) и духи
предков (ю-ин-квей), и таков порядок¹³⁸, в котором они зани-
мают место согласно их достоинству. Среди небесных духов
(тянь, шэнь) мы находим духов солнца, луны, звезд, облаков,
ветра, грома и дождя; среди духов земли — духов гор, полей, па-
шен, рек, деревьев, духов года. Среди духов умерших есть духи
императоров, мудрецов и других благодетелей человечества,
которые почитаются всем народом, в то время как каждая семья
имеет своих собственных манов*, к которым относится с осо-
бым почтением и уважением, совершая множество обрядов¹³⁹.

Такое же выражение религиозных чувств можно найти у се-
веротуранских племен, только без этих мелочных различий и
регламентации, которыми так восхищается китайский разум.
Самоеды, как мы видим, верили в Высшего Бога неба, называе-
мого Нум; но Кастрен, который так долго жил среди них, гово-
рит: «Главные божества, к которым взывают их жрецы или кол-
дуны, шаманы, — это так называемые тадекюос¹⁴⁰, невидимые
духи, обитающие в воздухе, на земле, в воде и везде в природе.
Я слышал много раз, как самоеды говорили, что они являются
всего-навсего духами умерших, но другие относили их к классу
второстепенных божеств».

Тот же самый ученый рассказывает нам, что «мифология фин-
нов наполнена большим количеством божественных имен. Каж-
дый объект природы имеет своего гения, называемого халтиа,

¹³⁷ Medhurst. Reply to Dr. Boone.. P. 21.

¹³⁸ Medhurst. Reply to Dr. Boone. P. 22. «Духи неба называются шэнь;
духи земли называются ки; когда люди умирают, их скитающиеся и
преобразованные души и духи называются квей».

¹³⁹ Ibid. P. 43- «Великие жертвы приносятся только Ди или Шан-ди,
такие же жертвы приносятся Тянь. Пять Ди, которые присоединялись к
Шан-ди во время великих жертвоприношений, были только пятью пер-
сонифицированными силами или качествами Шян-ди. С 1 369 года по-
клонение этим пяти Ди было упразднено».

^ио Castren. Vorlesungen iiber Finnische Mythologie. P. 122..

который считается его создателем и покровителем. Эти духи не
были привязаны к строго определенным объектам, а свободно
странствовали вокруг и имели тело и душу и ярко выраженную
индивидуальность. Их существование не зависело от существо-
вания единичных объектов; поскольку в природе не существо-
вало объекта без гения, а гений не ограничивался каким-либо
единичным объектом, он охватывал целый класс или род. Этот
ясень, этот камень, этот дом имеют своих собственных гениев,
но те же самые гении охраняют все остальные ясени, камни и
дома».

Мы только пытаемся перевести это на язык логики, но од-
нажды мы поймем, что произошло здесь, как, впрочем, и у дру-
гих народов, в развитии религиозных понятий и мифологи-
ческих имен. То, что мы называем общим понятием и что мы
используем под названием essentia generalis*, «дерево вообще»,
«камень вообще», «дом вообще», фактически род дерева, камня
и дома, финны и самоеды называют гениями, халтия, таде-
кюос, а китайцы называют шэнь. Мы очень охотно говорим об
essentia generalis, но для необразованного ума это очень трудно.
Нечто субстанциональное и индивидуальное должно сохра-
няться, когда о деревьях говорят как о лесе или о днях как о
годе; и во время такого перехода от индивидуальных к общим
понятиям, от интуитивного к концептуальному, от конкретного
к абстрактному в сознании человека возникают неясные очер-
тания, призрак, мощь или дух леса, года, облаков и молний; и
вызывается к жизни класс существ, который предстает перед
нами в виде так называемых божеств религий и мифов древнего
мира.

Культ духов предков также является общим для североту-
ранских племен и китайцев. Я не придаю большого значения
этому факту, потому что культ духов умерших, возможно, явля-
ется наиболее распространенной формой естественных пред-
рассудков во всем мире.

Тем не менее некоторый интерес вызывает то, что этот пред-
рассудок получил наибольшее развитие в Китае и во всей север-
ной Азии. Большинство финских и алтайских племен, говорит
Кастрен, сохраняют веру в то, что смерть, на которую они смот-
рят с ужасом, не есть полное разрушение индивидуального

существования. И даже те, которые не верят в будущую жизнь,
соблюдают определенные церемонии, которые показывают,
что они думают об умерших как о все еще существующих. Они
берут пищу, одежду, топор, ножи, огнива, котлы и сани и кладут
их на гробы; кроме того, если их настойчиво расспрашивать,
они признаются, что это делается для того, чтобы дать возмож-
ность умершим охотиться, ловить рыбу и сражаться, так же как
они это делали, когда были живы. Лапландцы и финны призна-
ют, что тело уничтожается, но они воображают, что умершему
дается новое тело в низшем мире. Другие говорят об умерших
как о призраках или духах, которые либо пребывают в могиле и
в царстве смерти, либо скитаются по земле, особенно глухой
ночью и во время бури и дождя. Они дают знать о себе в завыва-
нии ветра, шелесте листьев, пламени огня и тысячью других
способов. Они невидимы простым смертным, но колдуны или
шаманы могут видеть их и могут даже угадать их мысли. Любо-
пытно, что в общем эти духи считаются злыми; а наиболее злы-
ми из всех являются духи умерших жрецов. Они не дают спать,
они ниспосылают болезнь и несчастья, и они тревожат покой
своих родных. Поэтому делается все, чтобы держаться от них
подальше. Когда тело вынесено из дома, за умершим бросают
раскаленный докрасна камень как заклятье, препятствующее
его возвращению. Приношения пищи и других предметов, ко-
торые раскладываются на могиле, по мнению некоторых, ли-
шают умершего всякого повода для того, чтобы вернуться до-
мой за этими вещами. У чувашей* сын использует следующее
заклинание, когда приносит жертву духу своего отца: «Мы по-
читаем тебя, устраивая это празднество; смотри, вот хлеб для
тебя и разные виды мяса; здесь все, что ты можешь пожелать; но
не беспокой нас и не приближайся к нам».

Это, безусловно, общая вера ъ то, что если умершие не получа-
ют таких приношений, они мстят, ниспосылая болезни и несчас-
тья. Древние Hiongnu, или гунны, убивали военнопленных над за-
хоронениями своих вождей, потому что шаманы уверяли их, что
гнев духов нельзя умиротворить по-другому. Те же самые гунны
регулярно совершали жертвоприношения в честь духов предков.
Одно племя топов, которое переселилось из Сибири в Среднюю
Азию, отправляло своих представителей с подношениями на

могилы своих предков. Эти могилы были обнесены высоким за-
бором, чтобы преградить вход живым и выход мертвым. Неко-
торые из этих могил были великолепно украшены¹⁴¹, а в Ки-
тае¹⁴² они повсеместно превратились в храмы, где поклонялись
духам умерших. Все это происходит постепенно; начинается с
посаженного на могиле цветка, а заканчивается поклонением
духам умерших и императоров¹⁴³ как равным Высшему Духу,
Шан-ди или Тянь, и обладающим той степенью божественнос-
ти, которая ставит их высоко над другими духами или шэнь.

На первый взгляд различие между мелочным церемониалом
Китая и домашним культом финнов и лапландцев может пока-
заться огромным; но если мы заглянем в их историю настолько
далеко, насколько это возможно, мы увидим, что ранние стадии
их религиозной веры удивительно схожи. Первое, что мы уви-
дим, — это культ Неба как выражение наиболее возвышенного
понятия, которое наивный разум человека мог принимать, раз-
вивать, расширяя кругозор его почитателей, а затем вести и
поднимать душу от горизонта к горизонту, к вере в то, что нахо-
дится за всеми горизонтами, к вере в то, что является бесконеч-
ным. Второе, что мы обнаруживаем, — это вера в бессмертие ду-
хов или сил природы, восполняющих самые непосредственные
и каждодневные потребности религиозного интеллекта чело-
века, удовлетворяющих воображение и служащих возвышен-
ным предметом самой ранней поэзии. Наконец, мы находим
веру в существование предков, включающую в себя сознательно
или бессознательно, в духовной или в материальной форме то,
что является одним из источников жизни всех религий, — веру
в бессмертие.

Позвольте мне в заключение кратко подвести итоги этой
лекции.

Во-первых, мы показали, что существует естественная связь
между языком и религией и что, следовательно, классификация
языков применима также и к древним религиям мира.

Во-вторых, мы обнаружили, что существовали общая арийс-
кая религия еще до разделения арийской расы, и общая семитс-
кая религия до разделения семитской расы, и общая туранская
религия до разделения китайцев и других племен, принадлежа-
щих к туранской группе. Фактически мы нашли, что существо-
вало три древних центра религии, так же как существовало три
древних центра языка, и, таким образом, я уверен, что мы уста-
новили подлинно историческую основу для научного исследо-
вания главных религий мира.

¹⁴¹ Castren. Vorlesungen liber Finnische Mythologie. P. 122..

¹⁴² Когда умирал император и люди воздвигали в его честь храм, по-
мещая там табличку чжу* (как место отдыха для «шэнь» или духа умер-
шего) они называли его Ди. Medhurst. Inquiry. P. 7; см. также: Le-ke. Vol. 1.
P. 49.

¹⁴³ Medhurst. Inquiry. P. 45.

ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ,

прочитанная в Лондонском Королевском
институте 12 марта 187 0 года

Когда я пришел читать первую лекцию этого краткого курса,
признаюсь, я сожалел, что недооценил трудность стоящей пе-
редо мной задачи; и если бы я мог выйти из этого положения с
честью, я с радостью сделал бы это. Теперь, когда осталось про-
читать только одну лекцию, я почувствовал не меньшее сожа-
ление и хотел бы продолжить мой курс, чтобы сказать нечто
большее, чем то, что я хотел и сумел не вполне совершенно ос-
ветить в этих четырех лекциях. Из названия моих лекций вы
должны понять, что я называл «Введением в науку о религии», и
я не собираюсь затрагивать какие-то иные, кроме некоторых
предварительных вопросов. Главным образом я хотел показать,
в каком смысле возможно подлинно научное изучение религии,
какие материалы имеются в нашем распоряжении, чтобы обре-
сти достоверное знание о главных религиях мира, и по каким
принципам эти религии могут классифицироваться. Быть мо-
жет, некоторым из моих слушателей было бы интереснее, если
бы мы сразу же вошли в древние храмы, чтобы увидеть разру-
шенных идолов прошлого и открыть, если это возможно, неко-
торые основополагающие идеи, которые нашли свое выраже-
ние в древних системах веры и культа. Но чтобы исследовать
какие-то руины камней или мыслей с реальной пользой для
себя, необходимо знать, на что и как смотреть. В большинстве
работ по истории древних религий нас ведут как заблудших ту-
ристов в огромном музее, где хранятся вместе древние и совре-

менные статуи, самоцветы Востока и поделки европейских ре-
месленников, подлинные произведения искусства и простые
копии, и в конце нашего путешествия мы чувствуем лишь рас-
терянность и неуверенность в себе. Несомненно, мы увидели
много, но очень мало вынесли для себя из этого путешествия.
Гораздо лучше прежде, чем вступать в эти лабиринты, посвятить
несколько часов уяснению того, что мы хотим действительно
увидеть, а на что мы можем не обращать внимания, и если в
этих вводных лекциях мы только приблизились к четкому по-
ниманию данных моментов, то тогда вы осознаете, что наше
время прошло не совсем даром.

Вы заметите, что я всячески воздерживался от вступления во
владения того, что я называю теоретической теологией, чтобы
отличить ее от сравнительной теологии. Теоретическая теоло-
гия, или, как ее иногда называют, философия религии, насколь-
ко я могу судить, не предшествует сравнительной теологии, а
следует за ней. Я не скрываю моего убеждения в том, что изуче-
ние сравнительной теологии произведет в теоретической тео-
логии такую же революцию, какую произвело изучение сравни-
тельной филологии в отношении того, что принято называть
философией языка. Вы знаете, как все спекулятивные размыш-
ления о природе языка, его происхождении, развитии, есте-
ственном росте и неминуемой гибели подверглись кардиналь-
ному пересмотру после того, как благодаря сравнительному
методу был пролит новый свет на историю языка. Я ожидаю до-
стичь тех же результатов, предпринимая философские исследо-
вания природы религии, ее происхождения и развития. Я хочу
сказать, что все прежние рассуждения об этих предметах стали
бесполезными. «Кратил» Платона*, даже «Гермес» Харрисона* и
«Жаргоны Пели*» Тука Хорни* не потеряли значения после ра-
бот братьев Гримм, Боппа, Гумбольдта и Бунзена. Но я уверен,
что философы, которые рассуждают о происхождении религии
и о психологических условиях веры, в дальнейшем будут писать
более осмотрительно и с меньшей долей догматической уве-
ренности, дух которой до сих пор присущ большинству фило-
софских спекуляций о религии, не исключая работ Шеллинга и
Гегеля. До возникновения теологии было легко рассуждать о
происхождении земли; до возникновения глоссологии любые

теории об откровенном, подражательном, восклицательном
или конвенциональном происхождении языка могли с легкос-
тью выдвигаться и защищаться. Теперь место теории занимают
факты; когда те, кто наиболее тщательно работал над проблема-
ми debris* земли или языковых пластов, с большой неохотой
подходят к великой проблеме первоначал, все предстает в ином
свете.

Я сказал так много, чтобы объяснить, почему в этом вводном
курсе я ограничился, к удивлению некоторых моих слушателей,
такими узкими рамками. И теперь, поскольку у меня еще остает-
ся время, я попытаюсь его использовать наилучшим образом,
полностью посвятив эту лекцию еще не затронутой мною про-
блеме, а именно тому духу, в котором должны изучаться и ин-
терпретироваться древние религии.

Ни один судья, даже если перед ним будет наихудший из пре-
ступников, не станет обращаться с ним так, как большинство ис-
ториков и теологов обращались с религиями мира. За каждый
поступок из жизни их основателей, показывающий, что они
были обыкновенными людьми, страстно цеплялись и выносили
о нем беспощадное суждение; каждое учение, которое было не-
достаточно обосновано, интерпретировалось наихудшим обра-
зом; всякое культовое действие, отличное от нашего пути служе-
ния богу, подвергалось насмешкам и подозрению. И это делалось
не случайно, а с заранее обдуманной целью и даже с каким-то на-
думанным чувством долга, которое заставляет адвоката видеть в
своем подзащитном ангела, а в истце другой стороны — кого
угодно, кроме ангела. Результатом этого было, и не могло быть
иначе, — полное пренебрежение справедливостью, крайнее не-
приятие действительного характера и цели древних религий че-
ловечества; и, как необходимое следствие, неудача в открытии
характерных черт, которые действительно отличают христиан-
ство от всех религий мира и обеспечивают его основателю осо-
бое место в мировой истории в сравнении с Васиштхой*, Зарату-
строй и Буддой, Моисеем и Мухаммедом, Конфуцием и Лао-цзы.
Но напрасно мы, принижая все другие религии, поставили нашу
собственную в положение, которого для нее никогда не желал ее
основатель; мы вырвали ее из священного контекста мировой
истории; мы проигнорировали или сознательно сузили разные

времена и различные способы, которыми в прошлом Бог гово-
рил с нашими предками через пророков; и вместо того чтобы
признать христианство пришедшим в полноте времен, как ис-
полнение надежд и чаяний всего мира, мы сами рассматриваем
его пришествие как звено, вырванное из единой цепи, которую
справедливо называют божественным управлением миром.

Даже хуже этого; есть люди, которые из-за простого незна-
ния древних религий человечества приняли доктрину более ан-
тихристианскую, чем та, которая может быть обнаружена на
страницах религиозных книг древности: а именно, что все на-
роды Земли до возникновения христианства были просто из-
гнанниками, оставленными и забытыми их Небесным Отцом,
не знали Бога и не надеялись на спасение. Если сравнительное
изучение религий мира не даст никаких результатов, кроме вы-
теснения этой безбожной ереси из сердца каждого христиани-
на и заставит нас вновь увидеть во всей истории мира извечную
мудрость и любовь Бога ко всем его творениям, оно сделает
благое дело.

И сейчас самое подходящее время сделать это благое дело.
Мы научились быть справедливыми к древней поэзии, полити-
ческим институтам, законодательству, философским системам
и произведениям искусства народов, отличающимся от нас во
многих отношениях; мы заставили себя оценить даже грубые и
несовершенные начинания во всех этих сферах умственной де-
ятельности; и я уверен, что таким образом мы извлекли из древ-
ней истории уроки, которые больше ниоткуда не могли бы из-
влечь. Мы можем восхищаться храмами древнего мира, будь то
в Египте, Вавилоне или Греции; мы можем в восторге стоять перед
статуями Фидия*; и только когда мы приближаемся к религиоз-
ным понятиям, которые находят свое выражение в храмах Афи-
ны и в статуях Зевса, мы отворачиваемся и с жалостью называем
этих богов простыми идолами и образами, а их почитателей —
Перикла*, Фидия, Сократа и Платона — идолопоклонниками.
Я не отрицаю, что религии вавилонян, египтян, греков и рим-
лян несовершенны и полны ошибок, особенно на их поздних
стадиях, но я утверждаю, что эти древние народы имели какую-
то, пусть несовершенную, религию, и это возвышает их и при-
ближает к нам больше, чем все их искусство, вся их поэзия и вся

их философия. Их искусство, их поэзия, их философия были бы
невозможны без религии; и если мы посмотрим без предрас-
судков, если мы будем справедливы, как должны быть справед-
ливы всегда, с неустанной любовью и милосердием, мы изуми-
мся, увидев новый мир красоты и истины, который, подобно
лазури весеннего неба, возникает перед нами из-за облаков,
скрывающих древние мифы.

Мы можем говорить свободно и бесстрашно, мы можем по-
зволить себе быть милосердными. Было время, когда все это
было по- другому. Было время, когда люди воображали, что ис-
тина, особенно высшая истина религии, могла быть завоевана
только в слепом рвении, огнем и мечом. В то время считалось,
что все идолы должны быть повергнуты, их алтари — разруше-
ны, их поклонники — разрублены на куски. Но пришло время,
когда меч нужно было вложить в ножны... И если даже после
этого была необходимость работы и борьбы, требующая ог-
ромного рвения апостолов и жертв, то сейчас и это в прошлом;
все завоевано, и у нас есть время спокойно подумать о том, что
осталось в прошлом и что ждет нас в будущем.

Конечно, нам не стоит бояться Ваала или Юпитера. Сейчас
наши опасения и наши трудности совсем иного характера. Те,
кто верит, что существует Бог, что он сотворил небо и землю и
что он управляет миром благодаря его непрекращающемуся
провидению, не могут верить в то, что миллионы человеческих
существ, сотворенные, как и мы, по образу и подобию Бога,
были во времена их неведения настолько отвергнуты, что их
религия в целом была ложной, весь их культ — фарсом, вся их
жизнь насмешкой. Честное и независимое изучение религий
мира покажет нам, что это было не так, преподаст нам тот же
самый урок, который преподал Бл. Августин*, утверждавший,
что не существует религии, которая бы не содержала в себе зер-
но истины. Это научит нас большему; это сделает нас способ-
ными увидеть в истории древних религий мира более ясно, чем
где-то еще, божественное просвещение человеческой расы

Я знаю, что эта точка зрения вызывает много возражений, но
я придерживаюсь ее так же строго, как всегда. Если мы не можем
обнаружить в человеческой истории ежедневные уроки боже-
ственного учителя и наставника, если не существует цели, все-

возрастающей цели в развитии религий мира, тогда мы должны
захлопнуть безбожную книгу истории насовсем и смотреть на
людей как на траву, которая сегодня — на поле, а завтра сгорает
в печи. Люди тогда будут представлять меньшую ценность, чем
воробьи, ибо никто из птиц не забыт Богом.

Но те, кто считает, что для достижения спасения нужно вы-
рыть глубокую пропасть между собой и всеми другими народа-
ми мира, между своей собственной религией и религиями За-
ратустры, Будды или Конфуция, едва ли осознают, насколько
сильно истолкование истории религий мира и просвещения
человечества может зависеть от авторитетов, перед которыми
они сами, возможно, склоняются в молчании. У нас нет необхо-
димости обращаться к английскому епископу или к немецкому
философу, чтобы доказать истинность данной точки зрения.
Если бы нам нужны были авторитеты, мы сослались бы на пап,
отцов церкви, на самих апостолов, потому что они высказывают
туже самую точку зрения без дрожи или неуверенности в голосе.

Я указывал прежде, что одновременное изучение Ветхого и
Нового Заветов с обращением время от времени к религии и
философии Греции и Рима преподает некоторые очень полез-
ные уроки христианским теологам для более широкого сравне-
ния всех религий мира. Изучая Ветхий Завет и замечая в нем
отсутствие некоторых наиболее существенных истин христи-
анства, они также с удивлением спрашивали, почему интервал
между грехопадением человека и его искуплением так велик,
почему людям было разрешено так долго блуждать во мраке, и
действительно ли язычники не имели божественного покрови-
тельства. Вот ответ папы Льва Великого* (440-461)¹⁴⁴:

«Пусть те, кто нечестивым ропотом выискивает недостатки
божественного милосердия, кто жалуется на позднее прише-
ствие в мир нашего Господа, прекратят свои злобствования, ибо
для того, что было привнесено в мир в последнее время, нужна
была тщательная подготовка в прошлом... То, о чем проповедо-
вали апостолы, что ранее было провозглашено пророками и во
что всегда верили, не может быть исполнено слишком поздно.
Отсрочив спасение, Бог своей мудростью и любовью сделал нас

¹⁴⁴ Hardwick. Christ and other Masters. Vol. I. P. 85.

5. Заказ № 855.

более.подготовленными к нашему призванию, ибо то, на что
указывалось посредством многих знаков, слов и таинств в тече-
ние многих столетий, должно быть несомненным и определен-
ным во времена Евангелия... В интересах людей Бог не помог им |
ни новым советом, ни последующим состраданием; но он с са-
мого начала установил для всех людей единый путь спасения».

Таково мнение папы Льва Великого.

Теперь давайте послушаем, что говорит Ириней* и как он
объясняет самому себе неизбежное несовершенство ранних
религий человечества. «Мать, — утверждает он, — из благих по-
буждений может предложить своему ребенку разнообразную
пищу, но ребенок еще не в состоянии ее усвоить, поскольку она
предназначена взрослым людям. Точно так же Бог мог бы с са-
мого начала предложить людям истину во всей ее полноте, по
человек был ^бы неспособен принять ее, потому что он был еще
ребенком».

Если и это считается самонадеянным прочтением боже-
ственных указаний, то в качестве последней инстанции мы
имеем высказывание Св. Павла о том, что «закон был для нас
детоводителем ко Христу...» вместе со словами св. Петра: «Ис-
тинно познаю, что Бог нелицеприятен. Но во всяком народе
боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему».