Формы феодального землепользования в дореформенный период

Сельское хозяйство - это сфера материального производства, главный источник основных продуктов питания для населения, растительного и животного сырья для про­мышленности. Материальную базу сельского хозяйства составляют почвенный покров, сельскохозяйственные культуры и орудия, тягловая сила.

Особенности сельского хозяйства. Своеобразие сельского хозяйства как части общественного производства обусловлено самой его природой. Большую роль играет земля - главное средство производства, требующее большого труда и особых мер по воспроизводству ее плодородия. Кроме того, следует учитывать биологическую и физиологическую специфику растений и животных в технологическом процессе. За­служивают особого внимания ярко выраженная сезонность, неодинаковая продолжи­тельность производственного цикла в разных отраслях, специализация и размещение отраслей, зависимость сельского хозяйства от стихийных сил природы. Экономичес­кий процесс воспроизводства, каков бы ни был его специфический общественный ха­рактер, всегда переплетается в сельском хозяйстве с естественным процессом воспро­изводства.

Земельный фонд является первоосновой и естественным условием сельскохозяй­ственного производства. В то же время он выступает здесь и как объект общественно- экономических связей. От того, кому принадлежит земля, зависят особенности и аг­рарной политики.

В Приднестровье собственность на землю носила сословный характер. Распределя­лась она по категориям владельцев: в северной зоне аналогично Правобережной Укра­ине, а в южной - Буджаку Бессарабской области и южным уездам Херсонской губер­нии. Поместное землевладение в северной зоне являлось преобладающим, а на юге - соседствовало с казенным фондом и участками угодий, находившимися в групповой и индивидуальной собственности различных категорий сельского и городского населения.

В Ольгопольском и Балтском уездах преобладало вотчинное землевладение, большей частью унаследованное от времен магнатско-шляхетского господства в Правобережной

Украине. Это была полоса старого крупного латифундийного помещичьего землевладе­ния. Здесь даже сохранились следы средневековья - собственность дворян на города.

В течение века углублялась межпоместная дифференциация: с одной стороны, шел процесс дробления поземельной собственности, с другой - концентрация ее, экстенсив­ное расширение имений. Ряд вотчин (Рыбница, Попенки, Цыбулевка) были поделены между несколькими владельцами. В других (Хрустовая, Грушка, Каменка) оформилась коллективно-родственная, фамильная земельная собственность. Примером концентра­ции может служить деятельность крупных землевладельцев Тутомлиных (хозяев Раш- кова, Вадул-Туркулуй, Строенцев, Белочей) и Витгенштейнов (к своему основному име­нию Каменке они прикупили Дмитрашевку и другие села). Но многовотчинных хозяйств было немного, в основном преобладали одновотчинные.

Во вновь присоединенных землях царское правительство стремилось укрепить экономические и социальные позиции местного дворянства - своей классовой опо­ры - прежде всего путем насаждения крупного землевладения и стабилизации его привилегий.

В приднестровской части Очаковской области ко времени присоединения ее к Рос­сии не было поместий потомственных дворян. Они появились здесь в конце XVIII - начале XIX столетия в результате значительной раздачи угодий. Щедрость царских пожалований находилась в прямой зависимости от того, насколько важными являлись заслуги жалуемого перед государством. При этом собственностью дворян становились не только «пустопорожние» участки, но и земли крестьянских общин.

На полученные поместья дворяне по закону могли переводить крестьян, но повсе­местно это право не было реализовано. В 1804 г. срок действия его был продлен на три года при условии, что если за это время заселение не состоится, то земля будет отобрана и передана в казну. Помещики, которые были не в состоянии выполнить та­кое требование, переуступали на время права пользования угодьями арендаторам, что­бы сохранить за собой земельную собственность.

Не довольствуясь пожалованиями, помещики незаконно присваивали земли в Оча­ковской области и часто заходили так далеко, что вынуждали царское правительство вмешиваться в их конфликты с крестьянами и принимать соответствующие меры. В случаях же, когда земли прочно удерживались помещиками, самодержавие юридичес­ки оформляло их права на земельную собственность. Особенно наглядно это прояви­лось в вопросе о поселении черноморских казаков. В 1792 г. выяснилось, что во мно­гих местах в черте расселения войска значительные участки оказались захваченными помещиками.

Правящие круги Петербурга решили не ущемлять интересы дворян. Благодаря та­кой направленности аграрной политики самодержавия в Тираспольском уезде (в нача­ле XIX в.) было упрочено лидирующее положение помещиков в землевладении. И лишь полоса Приднестровья была оставлена государственным крестьянам и колонистам, т. е. изъята из сферы распространения помещичьей собственности. Непосредственно на рас­сматриваемой территории превалирующим оставался казенный земельный фонд: из 271 частновладельческого селения Тираспольского уезда к концу 50-х годов XIX в. только 6 находилось непосредственно в приднестровских волостях.

Землеустройство имений в Подольской губернии осуществлялось спорадически - по желанию помещиков. Ни генерального, ни специального общего межевания не про­водилось. На территории северной зоны границы лишь некоторых земельных дач были документально оформлены еще до присоединения их к России; крупные вотчины разби­ты на более мелкие хозяйственно-производственные подразделения - фольварки, фер­мы, хутора. Большинство же частных и казенных владений остались необмежеванны- ми и неземлеустроенными вплоть до инвентарной реформы, т. е. до конца 40-х годов

Деревня на берегу Днестра в Подольской губернии. Рисунок акварелью и пером

XIX в. Разбросанность и чересполосица помещичьих и крестьянских угодий были ха­рактерны для губернии.

Землеустройство («генеральное межевание») в южной зоне проводилось с 1796 по 1833 г. в связи с пожалованиями и нарезкой угодий для бугского и черноморского ка­зачества, государственных крестьян и колонистов. В пользование государственных кре­стьян было отведено 192 915 дес., немцев-колонистов - 29 482 дес. и болгар - 22 905 дес., а всего было выделено 245 302 дес. Кроме того, в казенном земельном фонде к середине 30-х годов остались три незаселенных участка. Межевые операции характеризовались нечеткостью исполнения, отсутствием достаточного числа надежных, квалифицированных землемеров, современных измерительных средств; нарезанные уча­стки по своей конфигурации отличались друг от друга. Нередко спустя годы обнаружи­валось, что фактически площади были больше или меньше по своему размеру и не со­ответствовали официальным документам. Участки теряли свои прежние очертания, что служило поводом к различным межевым конфликтам.

Феодальный характер носило как дворянское сословно-привилегированное земле­владение, так и земельная собственность церковных причтов, костелов, кирх и самих церковнослужителей. В Ольгопольском и Балтском уездах она оформилась в XVIII - начале XIX в. по специальным документам магнатов и шляхты. В среднем выделялось 45-56 дес. Размеры участков варьировали в пределах от 33 до 100 и более десятин. Так, в Кузьмине было выделено 33 дес., в Каменке - 74, 5, в Плоти - 82, в Хрустовой и Окнах - по 100 дес. ценных земельных и промысловых участков. В 20 казенных се­лениях Тираспольского округа церковным причтам было выделено 1 450 дес., т. е. в среднем по 50 дес.

Наиболее отчетливо феодальная, средневековая сущность землевладения духовен­ства проявлялась в костельской земельной собственности, сохранившейся вплоть до реформы 1861 г. Примером может служить Рашковский костел. Вначале он владел од­ним селением, а с 1791 г. - двумя. В 1820 г. первое из принадлежащих костелу селе­ний - Кастановку казна отобрала в свое пользование. Оставшаяся во владении духо­венства слободка Ксендзовка располагала площадью в 160 дес. и населением, в основ­ном состоящим из крестьян (в 1799 г. - 25, в 1816 г. - 64, 1832 г. - 87 чел.). Ее земель­ная дача складывалась из участков, отмежеванных от Рашкова, Вадул-Туркулуй и Стро- енцев. Слобода была заселена с 1791 г. стараниями настоятеля костела Вартарасевича; крестьян он набрал «с дальних сторон»; назывались они костельскими крестьянами и отбывали в пользу духовенства панщину, а также давали оброк - десятину с имеюще­гося у них хозяйства (пчел, овец и садов).

Земли православных церквей и кирх (по 66-99 дес. и даже 120 дес. на приход) обрабатывались бульшей частью крестьянами; в помещичьих имениях причтам выде­лялась для этих целей определенная группа крепостных, а в колониях и казенных се­лениях по распоряжению ведомственных управлений устраивались общинные «выхо­ды» на полевые работы (клаки) или привлекались отдельные крестьяне специально на вспашку, посев, прополку и уборку урожая.

Большую ценность в Приднестровье представляли леса, особенно в южной зоне. Рощицы и отдельные дубравы со смешанным древостоем сохранились на берегу Дне­стра с конца XVIII в. По данным межевого ведомства Херсонской губернии, в начале XIX в. на землях селений Кошница, Перерыта, Бутор, Малаешты, Гоян, Дубово, Сло- бодзея, Чобручи, Карагаш, Глиное, Коротное и Незавертайловка числилось 3 319 дес. склонового и плавневого леса (преимущественно мягких пород), находившегося в соб­ственности государства, которое строго ограничивало лесопользование крестьян (запо­ведный режим).

Потребности селений в лесоматериалах удовлетворялись четырьмя путями: лесо­насаждением с потребительскими целями в степной местности и пойме Днестра (кста­ти сказать, практиковалось защитное лесоразведение для борьбы с эрозионными и опол­зневыми процессами); самовольными лесопорубками в казенных рощах для хозяйствен-

ных нужд (в 1858 г. вблизи 14 селений числилось 12 370 дес. лесонасаждений); ис­треблением леса на охраняемых территориях (существует много сведений в архивных источниках по селениям Глиное, Дойбаны, Дороцкое, Карагаш, Коротное, Кошница, Малаешты, Незавертайловка, Перерыта, Слободзея, Чобручи и др.); покупкой лесома­териалов, сплавляемых по Днестру из лесистых уездов Подольской губернии и Бесса­рабии (главными пристанями разгрузки являлись Рашков и Рыбница).

В северной зоне леса принадлежали помещикам. Некоторые имения располагали значительными лесными массивами: Каменка - 596 дес., Дмитрашевка - 1 520, Хрус- товая - 1 851, Строенцы - 202, Плоть - 986, Грушка - 145 и Катериновка - 2 595 дес. Владельцы разрешали крепостным порубки, сбор сухостоя на топливо и домашние по­делки лишь за выполнение дополнительных барщинных повинностей. Правовые огра­ничения крестьян в лесопользовании обычно оговаривались в контрактах (статьях о сер- витутах).

В ходе дальнейшего развития товарного производства землевладельцы усилили вы­рубку леса, расчищая площади под пашни, долголетние плодовые насаждения, табач­ные плантации и т. п. Крестьянское лесопользование все более суживалось.

В подольском Приднестровье (Ольгопольский и Балтский уезды) помещики на про­тяжении всего исследуемого периода удерживали в своих руках бульшую часть угодий и, располагая главным материальным средством давления на крестьян, привязывали их к поместьям экономически и как крепостники.

Сгруппированные выборочные показатели по 18 селениям (табл. 1) со всей оче­видностью свидетельствуют о том, что к середине XIX в. из всего сельскохозяйствен­ного земельного фонда имений помещики, за малым исключением, отводили лишь не­большую часть угодий в пользование крестьян. Лесные массивы вовсе не поступали во владение жителям сел.

Наибольший удельный вес в крестьянском землепользовании занимали пахотные участки. Ряд селений - Дойбаны, Дмитрашевка, Каменка, Плоть, Рыбница, Мокра, Строенцы - можно отнести к большеусадебным, что свидетельствовало, с одной сто­роны, о значительной численности в них пеших, огородников и бобылей, а с другой - о наметившейся специализации в помещи­чьих экономиях и у части крестьянских хо­зяйств (садоводство, огородничество и вы­ращивание технических культур). Подобная картина в распределении угодий была харак­терна и для других имений.

Надельные хозяйства с незначительной земельной обеспеченностью, постоянно изыскивающие средства для сохранения и улучшения своего довольно нестабильного экономического положения, встречали мно­жество непредвиденных препятствий. Их жизнестойкость держалась главным образом на повседневной перегрузке трудовых уси­лий семьи. Обремененные нуждой и нало­гами хозяйства вынуждены были занимать деньги и предметы производственного на­значения на ростовщических началах, в ре­зультате чего часто попадали в долговую за­висимость. Такие дворы оказывались беспо­
мощными и при стихийных бедствиях, которые резко снижали их экономические воз­можности и устойчивость.

Монопольное землевладение дворян и крепостное право препятствовали прогрессу производительных сил в сельском хозяйстве. К середине XIX в. барщинное хозяйство при­вело к таким внутренним противоречиям, из которых не было выхода, т. е. фактически сельское хозяйство зашло в тупик. Большинство помещиков лишали крестьян наделов или заметно сокращали их размеры. Уменьшилось число тягловых и, наоборот, увеличи­лось количество крестьян без пахотного надела. Углубилась пауперизация сельского на­селения. Широкое распространение получила «месячина» (постоянная барщина). Разо­ренные крестьянские дворы могли выполнять барщину лишь как пешие, т. е. примерно в два раза меньшую согласно урокам. Экономии должны были резко увеличить поголовье рабочего скота, количество пахотных и уборочных орудий и другого инвентаря. Но при­выкшие к использованию дармового труда крепостных «с гужом» дворяне не хотели вкла­дывать материальные и денежные средства в расширение собственного хозяйства. В ко­нечном итоге усиление гнета вело к обострению классового сопротивления крестьян.

Основной массив казенных земель находился в южной зоне, т. е. на территории Тираспольского уезда. Небольшими участками они вкрапливались в обширную полосу помещичьего многоземелья также в Балтском и Ольгопольском уездах; это были либо купленные государством у отдельных магнатов дачи (особенно у князей Любомирских). либо конфискованные и взятые в казну участки помещиков, причастных к событиям 1830-1831 гг. в Польше. Так возникли казенные села Воронково, Ержово, Гидирим, Дубово, Севериновка и Кузьмин. Из них только три последних остались в ведении каз­ны, остальные же попали в число «пожалований» различным сановникам.

На территории Очаковской области, в том числе и в ее приречной части, после зак­лючения Ясского мира одновременно возникали государственная и частнофеодальная виды собственности на землю. После 1791 г. в казенный фонд были зачислены земли, объявленные в 80-е годы XVIII столетия владением Порты (вместе с селениями). При­днестровская их часть была предназначена казачьим войскам (Бугскому, затем Екате- ринославскому и Черноморскому), а с передислокацией их на восток оставлена в рас­поряжении государства.

С формированием разрядов государственных крестьян и колонистов (из старожи­лых крестьян, переселенцев из внутренних губерний и из-за рубежа, а также осевших беглых людей) земля была передана в их пользование. Богатые плодородным чернозе­мом угодья представляли большую ценность и для землевладельцев, и для крестьян. За короткий исторический срок здесь происходило ускоренное сельскохозяйственное ос­воение слабообжитой территории, и в этом важном экономическом процессе главной созидательной силой являлись крестьяне.

К середине века пригодные для земледелия участки оказались почти полностью распаханными, в то время как во всей Херсонской губернии поля составляли только пятую часть от площади удобных к использованию земель; происходила межотрасле­вая эволюция - ведущей структурой становилось земледелие.

Первоначально на юге Приднестровья угодья использовались главным образом для развития животноводства, и возникавшие крестьянские хозяйства были еще слабо свя­заны с землей. Некоторое время семьи переселенцев не имели возможности полнос­тью сосредоточиться на земледелии вследствие необеспеченности инвентарем, рабо­чим скотом, семенами. Затем, с конца 20-х годов, все более утверждалось зерновое на­правление в степной полосе и интенсивное земледелие на территории, прилегавшей непосредственно к Днестру.

Переселенцы принадлежали к различным этническим группам и в своей производ­ственной деятельности использовали специфические земледельческие орудия и спосо­бы ведения хозяйства. Находясь в сходной географической среде и участвуя в совмест­ном процессе освоения малообжитых земель, выходцы из различных регионов сотруд­ничали, вступая в разнообразные производственные связи. А это постепенно приводи­ло к унификации инвентаря, систем земледелия и животноводства, всего хозяйствен­ного уклада. Конечно, определенные традиции у переселенцев сохранились, но их объе­диняли общие усилия и условия проживания в южной зоне.

Как и в других возникающих колониях, люди разной этнической принадлежности приносили с собой свои производственные приемы, навыки, уклад жизни, специфи­ческий земледельческий инвентарь, сельскохозяйственные культуры, формы и методы работы, восходящие к историческому прошлому переселенцев, что накладывало отпе­чаток на процесс социально-экономического развития края. В результате продолжитель­ного соседства, позитивного, полезного общения и взаимовлияния вырабатывалась еди­ная, более целесообразная для исследуемого района система хозяйствования, ускоря­лось освоение земель.

Феодальные отношения, господствовавшие в крепостной деревне, исключали воз­можности для формирования фонда частнособственнической крестьянской земли. Од­новременно в селениях государственных крестьян и колониях из-за неотчуждаемости надельной земли не могли появиться индивидуально-семейные купчие участки. В юж­ной зоне лишь некоторые колонии приобретали в коллективную собственность угодья в близлежащих поместьях. Так, сельское общество с. Парканы выкупило участок спе­циально для выпаса овец. Подобные покупки имели место и в немецких колониях.

Формы феодального землепользования крестьян определялись в первую очередь видами ренты и межразрядными различиями, которые сохранились до реформ и су-

щественно сказывались на хозяйственных возможностях отдельных крестьян. Так, глав­ным средством производства у них являлась надельная земля, которая принадлежала не самим сельским труженикам, а частным владельцам и государству. За пользование отведенными угодьями они выполняли повинности, платили деньги и вносили разно­образные «данины» феодальным собственникам. Практически все разряды крестьян эксплуатировались одинаково, хотя имелись и некоторые особенности по каждому из них. Наиболее угнетенными были крепостные крестьяне, подвергавшиеся порабоще­нию в оброчно-барщинных формах, способствовавших расширению господского хозяй­ства и стеснению экономических возможностей крестьянских дворов. Земли, представ­лявшие наибольшую ценность для поместного дворянства, изымались различными способами из пользования крестьян.

В Подольской губернии крестьянские дворы получали полевые наделы по количе­ству имеющегося у них рабочего скота: на полное тягло, т. е. упряжку «полного» плу­га, и на части тягла. Таким образом, в основу землепользования была заложена сопря­женность норм земельной обеспеченности с количеством рабочего скота в крестьян­ском хозяйстве.

Уровни средней обеспеченности крестьян землей были связаны с группировкой тяг­ловых наделов. Присутствовали большая неоднородность в распределении угодий по отдельным селам и резкая контрастность между тягловыми и пешими дворами.

Данные табл. 2 свидетельствуют о том, что средний надел тяглового двора в па­шенном клину не превышал 18 дес. и по сенокосным угодьям - 4, 3 дес. В полутягло­вых или пеших дворах - соответственно 7, 5 и 3, 3 дес. Минимальные размеры тягло­вых дворов доходили до 5 дес. пахотной земли и 1, 5 дес. - сенокоса. Однако за этими средними величинами не видны значительные различия в обеспеченности отдельных дворов угодьями. Более детальные сведения инвентарей по некоторым селениям зафик­сировали существенные колебания в размерах наделов. Приведем конкретные показа­тели: в Белочах среди тягловых дворов выделялись два хозяйства, которые использо­вали 10 дес. пахотных и 3, 3 дес. сенокосных угодий, в Мокре из 39 дворов этого раз­ряда крестьян 11 получили по 2, 5 дес. усадебной, 19, 5 - пахотной и 5, 25 дес. сенокос­ной земли, т. е. в целом по 25, 25 дес.; в с. Плоть 14 дворам принадлежало 18 дес.; в Дойбанах наиболее состоятельные дворы владели 35 дес., в Рыбнице - 22, в Гидириме 4 хозяйства имели по 22, 5 дес. усадебной, пахотной и сенокосной земли; несколько дво­ров в Попенках - 16, 5 дес., Цыбулевке - 14, 5 дес.

К концу 50-х годов наделы еще более сократились, и прежде всего в пахотном клину. Проведенный соответствующими ведомствами учет дворов, подлежавших наделению полевыми угодьями показал, что средний размер надела в тягловых хозяйствах Ольго- польского и Балтского уездов составлял 6, 5 дес., а в пеших - 3, 4 дес., т. е. практичес­ки земельная обеспеченность крестьян этим видом хозяйственно важных угодий была, во-первых, одинаковой, а во-вторых, явно недостаточной, так как при господствовав­шей там трехпольной системе земледелия под посевом у большинства хозяйств нахо­дилось 4, 5 дес., а в группе пеших несколько более двух десятин. Большинство кресть­янских хозяйств располагало средними и меньшими наделами. А это означало, что крестьяне в подавляющей массе находились «на голодном пайке», в то же время неся огромное бремя феодальных повинностей.

В целом можно усмотреть стремление помещиков к урезанию надельного клина. Этот процесс наблюдался по всей Подольской губернии. По подсчетам исследователя А.З. Барабоя, здесь с 1848 по 1861 г. 92% помещиков сократили мирские полевые зем­ли на 19, 2%, концентрируя в своих руках наиболее плодородные угодья. Накануне ре­формы они освободили крестьян от крепостной зависимости в Цыбулевке, Сарацее, Выхватинцах и других селах с одновременным сокращением их земельных наделов.

Особую категорию землепользователей в поместьях составляли чиншевики и «воль­ные жители». Первые являлись потомственными арендаторами помещичьих угодий и усадебных участков, но не были барщиннообязанными. Они заключали особые кон­тракты с землевладельцами. Взаимоотношения «вольных жителей» также определялись соглашениями, но на более короткие сроки. Обе категории были менее зависимы от помещиков и слабее привязаны к поместьям.

На казенных землях своеобразным видом долгосрочной аренды являлось пожа­лование правительством за службу знатным людям целых селений, когда в долгосроч­ное распоряжение передавалась не сама земля, а доходы с нее. В дальнейшем неред­ко эти люди становились уже собственниками земли, а селения из казенного ведом­ства переводились в разряд частновладельческих (Дубово, Воронково, Гидирим, Ержово).

Поземельное положение государственных крестьян и колонистов определялось их зависимостью от государства - верховного феодального собственника земли и природ­ных богатств. Попечительный комитет об иностранных поселенцах (с 1818 г.) и пала­ты государственных имуществ (с конца 30-х годов XIX в.) как представители государ­ства контролировали все стороны хозяйственной деятельности крестьян, в том числе и «правильное» пользование земельными угодьями.

Подавляющее большинство переселенцев и старожилов в Приднестровье были крестьянами. Земельная обеспеченность и качество почв были важным условием жиз­неспособности их хозяйств. Согласно правительственным указаниям, в первую очередь «Правилам о распределении земель Новороссийского края» (1806 г.), предусматрива­лось выделение для колонистов и государственных крестьян лучших земельных мас­сивов, а двумя годами раньше они получили право на приобретение земли в собствен-

Оформление купчей на землю у сельского старосты. Гравюра XIX в.

ность, но без крестьян. Участки отводились всем земледельцам селения. В них вклю­чались усадьбы и прилегающие к ним пахотные угодья, пастбища, водоемы, камышо­вые заросли и т. п.

В селениях государственных крестьян Тираспольского округа размеры наделов оп­ределялись иначе, чем в соседней Бессарабской области, где единицей землепользова­ния являлась семья, на которую по закону при первоначальном наделении полагалось 30-40 дес., в Приднестровье такой единицей была мужская ревизская душа, обеспечи­вающаяся наделом в 15 дес.

Быстро росла численность населения в бывшей Очаковской области: если в 70-е годы XVIII в. здесь проживало 12-15 тыс., в 1792 г. - 20, в 1795 г. - около 43 тыс., то в начале XIX в. - уже 60 тыс. человек. Довольно многолюдными становились казен­ные селения в 90-е годы XVIII в.

В то время как на казенных землях Бессарабии действовал принцип посемейной уравнительности, на левом берегу Днестра семьи пользовались наделами в 15, 30, 45 и более десятин в зависимости от численности мужчин. Землепользование заимочно- го, хуторского типа до конца 20-х годов XIX в. было широко распространено в южных уездах Бессарабской области. Аналогичную картину наблюдаем и на территории Ти­распольского уезда. Главным условием возникновения хуторов, одай (животноводчес­ких ферм полевого типа) было наличие значительных резервных земельных площадей и относительно свободный к ним доступ. По хозяйственной направленности они явля­лись смешанными - земледельческо-животноводческими, а по устойчивости функцио­нирования подразделялись на сезонные и стабильные. Хуторские хозяйства сложились на землях Черноморского казачьего войска. Первоначально их владельцами являлась казачья старшина. Затем, с перемещением войска на Кубань, «устроенные хозяйства» спешно продавались. Наиболее богатые и предприимчивые новые хуторяне скупали смежные участки, расширяя угодья. Например, один из них приобрел 280 дес. и имел в середине 90-х годов «сельце» с двумя каменными мельницами и девятью крестьянски­ми хатами (52 чел.), поселенцам он выделил «довольное количество» пахотной земли.

В 1810 г. на сверхнадельных землях Суклеи и Терновки выявлено 60 хуторов и одай. Часть из них (садоводческого направления) переходила из рук в руки также через куп­лю-продажу. Большинство представляло собой мелкие хозяйства, а в некоторых владе­ния достигали 30 и более десятин.

Много хуторов (33) основывалось в начале XIX в. и на землях с. Парканы, где находились и земледельческие (в том числе садовые) и животноводческие хозяйства. Здесь были и мелкие и крупные объекты хозяйствования, оцениваемые в конце 20-х годов в 200-500 руб. серебром.

В течение ряда десятилетий имелись реальные возможности ведения хуторских хо­зяйств на обширных городских дачах. При основании города-колонии Григориополя его дача занимала 33 400 дес. Помимо усадебных и общегородских угодий в резерве оста­вались тысячи десятин для свободного пользования жителей, которые могли на этой земле поселяться хуторами, «где кто заблагорассудит». В 20-е годы здесь насчитыва­лось несколько десятков хуторов смешанного хозяйственного назначения с большим по­головьем скота, садами, виноградниками и пашнями. Стоимость их имущества состав­ляла по несколько сотен и даже тысяч рублей.

На землях Тирасполя (31, 5 тыс. дес.), где в общей меже находились и окрестные селения, были основаны мещанами и крестьянами хутора с полями и обширными на­саждениями фруктовых деревьев, винограда и шелковицы. В 1805-1806 гг. «приведе­но в известность» более 80 таких хуторов. В отношении к эксплуатируемым угодьям их хозяева выступали как землепользователи (в большинстве случаев) либо как земле­владельцы (на приобретенных в собственность участках).

В хуторах периода заселения и освоения малообжитых мест южной зоны Придне­стровья прослеживается четко выраженное экстенсивное развитие отраслей сельского хозяйства. Но часть хуторян, так называемые степные предприниматели, уже тогда были тесно связаны с рынками. Такие процессы характерны для первоначального землеуст­ройства.

К концу 50-х годов ни одно казенное имение не характеризовалось высоким уров­нем земельной обеспеченности. В 1858 г., по сведениям Министерства государствен­ных имуществ, в 37 селениях Тираспольского округа числилось удобной земли в пользо­вании крестьян 121 643 дес., а вместе с другими видами угодий и неудобьями - 148 211 дес. На душу мужского пола приходилось чуть больше 7 дес. удобной или 8, 66 дес. всей земли, т. е. за шесть десятилетий подушный размер надела удобной зем­ли уменьшился более чем в два раза, выравниваясь с нормой надела в центральных губерниях. Их хозяйства оказались малоземельными при сложившейся издавна пере­ложной (перелоговой) системе земледелия.

Данные табл. 3 свидетельствуют о том, что массив усадебных земель в большин­стве сел был довольно значительным: на двор приходилось более 1 дес., а в Буторе, Дороцком, Карагаше, Слободзее, Спее, Терновке, Токмазее и Чобручах - по 1, 5-3 дес. Вызвано это широким распространением в них садоводства, виноградарства и огород­ничества. В полевом клину главными являлись пашенные и пастбищные угодья и явно незначительными - сенокосы. К неудобьям отнесены плавни, эродированные участки, пустыри, каменистые и песчаные склоны по берегу Днестра. Размеры посемейных на­делов колебались в широком диапазоне - от 11 до 38 дес. При практиковавшейся тогда переложной системе земледелия и наделах в 11-20 дес. ежегодный пашенный клин на один двор составлял 3-7 дес. (свидетельство низкого хозяйственного потенциала та­ких дворов). Если же брать в расчет только пахотные земли, то в таких селениях, как Глиное, Дороцкое, Коротное, Незавертайловка, Терновка, Чобручи, Шипка, приходи­лось от 9 до 14 дес. на двор. В условиях степного юга этот размер надела не мог обес­печить развитие стабильного зернового хозяйства.

По 8 дес. на мужскую душу было отведено в селах Гоян, Дойбаны, Дороцкое, Ду­бово, Коржево, Кошница, Кочиеры, Лунга, Магала, Моловата, Перерыта, Погребя, Роги, расположенных недалеко от Дубоссар.

Лучше других разрядов крестьян обеспечивались землей колонисты, а в их среде самые высокие наделы получили немцы. Отведенные колониям земли считались об­щинными и распределялись между семьями только для постоянного и наследственно­го пользования. В подворном пользовании находились пахотные и усадебные участки, а неделимыми, общинными считались пастбища, сенокосы, водоемы и некоторые дру­гие угодья. Практически в колониях сочеталось индивидуальное и групповое землеполь­зование.

Земельные дачи колоний по своей площади значительно превосходили объем ус­тавных подворных наделов (55-60 дес. на семью). Излишки угодий либо выделялись в «мирские оброчные статьи» и сдавались в срочную аренду всем желающим, вклю­чая и посторонних съемщиков, либо оставались в общине за определенную постоян­ную плату. Из этих резервных угодий время от времени нарезались участки моло­дым семьям.

В немецких колониях дробление наделов предотвращалось традиционной формой землепользования: право наследственного пользования передавалось лишь одному сыну. У надельных дворов в большинстве своем сохранились участки больших размеров, и их невозможно было обработать силами одной семьи. А безнадельные семьи, как пра­вило, имели только усадьбы и не могли вести самостоятельное хозяйство. Переселен­цы сохраняли свои традиционные приемы хозяйствования и представления о праве на обрабатываемую землю.

Категорически запрещалась продажа надельной земли. Кроме того, как и в других местах расселения немцев-колонистов, в Херсонской губернии практиковались суровые меры - передача участков из распоряжения обедневших семей в руки «способнейших». Добиваясь равнозначного по плодородию земельного обеспечения, колонисты не мог­ли избежать чересполосности, разбросанности делянок и т. п. Тем не менее большие наделы, устойчивость в землепользовании, известные налоговые льготы выгодно от­личали колонистов от других разрядов крестьян и, безусловно, положительно сказыва­лись на совершенствовании сельскохозяйственного производства, общем достатке се­мьи, что особенно бросалось в глаза приезжим и ревизорам.

Землепользование казаков было дифференцированным согласно их званиям и ран­гам. У рядовых утвердилось общинное распоряжение угодьями с паевой системой зем­лепользования. Давалась земля также за службу. Что касается казачьей старшйны, то она фактически распоряжалась землями войска и в то же время наделялась большими участками в несколько сот десятин на семью.

На казенных угодьях землепользование не ограничивалось сферой наделов. В силу ряда причин крестьяне прибегали к аренде помещичьих земель и резервных казенных участков («оброчных статей»). Зажиточные семьи приобретали их в аренду с целью расширения производства товарной продукции, сельские общины - для удовлетворе­ния потребности большинства хозяйств в пастбищах, сенокосах, плавневых зарослях и т. п. Широко практиковалась посезонная сдача помещиками пастбищ для выпаса кре­стьянских стад на таких же условиях, как и при аренде пахотных участков, т. е. за деньги и натуральную плату. В деревне возник слой субарендаторов, которые снимали частно­владельческие и казенные угодья, затем мелкие участки пересдавали за высокую плату на короткие сроки, извлекая большую выгоду.

Особую категорию арендаторов составляли десятинщики (крестьяне или мещане), не имевшие земли и арендовавшие ее на ряд лет. Среди них определенная группа вела хозяйство на предпринимательских началах, но большая часть, располагая незначитель­ным количеством рабочего скота, скудным земледельческим инвентарем, на скорую руку построенными жилищами, не была заинтересована в капиталовложениях и прибегала к аренде из нужды. Расторгая договор с землевладельцем или не продлевая его, деся- тинщики теряли свои жилища, пашни, насаждения. Арендаторы-предприниматели из среды десятинщиков, наоборот, добивались максимального вовлечения угодий в сель­скохозяйственный оборот.

Все десятинщики за пользование землей и жильем платили деньгами и продукта­ми своего труда. Менее состоятельные из них арендовали угодья на кабальных услови­ях, подвергаясь полукрепостническим формам эксплуатации в виде отработок, скуп­щины (отдавали землевладельцу часть урожая), т. е. в конечном счете расплачивались за землепользование трудом.