Один день в разведке

– Иванов!

­– Я!

– Ко мне!

– Есть!

Тишину нарушает только четкий звук моих шагов.

– Товарищ прапорщик, старший сержант Иванов по вашему приказанию прибыл.

– Ладно, Виктор, оставь эту официальность. Начальство тебя вызывает, опять, наверное, натворил что-нибудь, – в полтона произнес прапорщик Овценко, чтобы остальной взвод ничего не услышал.

– А какое начальство?

– Старший лейтенант Калинин. Ну, с Богом!

– Есть! – отчеканил я и повернулся на 180 градусов, намереваясь удалиться.

– Отставить! – рявкнул прапорщик. – Как освободишься, обо всем доложишь.

Весьма непродолжительная пауза.

– Чего ждешь? Шагом марш!

Намеренно не сказав «Есть!», положенное по уставу, я строевым шагом начал удаляться с плаца.

– Взвод! Напра-во, за мной бегом марш! – слышу за спиной команду Овценко и дружный топот.

Когда все стихло, я осмотрелся и, не торопясь, побрел к тому корпусу нашей части, где располагается так называемый штаб, размышляя по пути, что такого мог натворить за последнее время, – просто так к Калинину не вызывают.

Внезапно я все вспомнил. Во время сегодняшней ночной тревоги под каким-то непонятным предлогом, ради забавы, посоветовал второму взводу нашей роты занять позицию далеко за пределами части, у самого города. Это порядка десяти километров отсюда. И как это они умудрились меня послушать? Но самое главное в том, что ротный их искал до самого утра. Всю часть поднял на ноги. А я-то думал, что это дело уже замяли.

«Точно влетит», – сделал я горький вывод.

С такими примерно мыслями я вошел в нужную дверь и, пройдя по длинному, начищенному до блеска коридору, без стука вошел в кабинет старшего лейтенанта Калинина. Внутри царило оживление. За столом сидел и что-то писал наш ротный, у стены разглядывали прикрепленную ржавыми кнопками карту два незнакомца в камуфляже, а возле шкафа громко спорили сам Калинин и, судя по погонам, какой-то полковник. Обычно больше двух человек в этом кабинете я не видел.

Тут ротный заметил меня и довольно громко, чтобы все услышали, сказал:

– Проходите, старший сержант Иванов.

Все присутствующие отвлеклись от своих занятий и притихли. Полковник начал расхаживать взад-вперед вдоль стола, а старший лейтенант Калинин сел на стул возле стены.

Я продолжал стоять в дверях, с напряжением ожидая, что же будет дальше.

– Иванов, – начал Калинин, – ты уже полтора года служишь в армии. За это время были кое-какие залеты, за которые получил в общей сложности около ста пятидесяти нарядов вне очереди…

– Не хотел, товарищ старший лейтенант.

– …Мы тут пересмотрели все твои достижения…

– Честное слово, не хотел, само собой получилось.

– Согласно им мы решили…

– Только не в дисбат!

– С чего ты взял, что тебя хотят отправить в дисциплинарный батальон?

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – подал голос наш ротный.

– Разрешаю.

– Вы еще не знаете, что старший сержант Иванов этой ночью во время тревоги отправил второй взвод моей роты к самому городу. Я его потом до утра искал. Поэтому он и думает, что его отправляют в дисбат.

– Вот как? Тогда я проясню ситуацию. Дело в том, что у тебя, Иванов, самые высокие показатели по службе.

– То есть вы не имеете в виду ночную тревогу? – облегченно спросил я.

– Вот именно. Вам предложено присвоить внеочередное звание, – продолжал Калинин, – но это в том случае, если вы отлично проявите себя в разведке.

– Учебной?

– Боевой, – вдруг заговорил полковник, остановившись (как вы помните, он шагал взад-вперед вдоль стола), – вы направляетесь на настоящее боевое задание в Чечню.

– А если я этого не хочу? – начал торговаться я, забыв, что в армии такие вольности не допускаются.

– Приказ вышестоящих органов: «Направить старшего сержанта Иванова Виктора Владимировича на боевое задание в Чечню, как самого подготовленного бойца данной части, для обучения практическим навыкам. В случае успешного выполнения задания присвоить звание «младший лейтенант», – констатировал полковник.

– Иными словами, вы мне предоставляете не звание, а деревянный бушлат? Офицера дают за боевые заслуги!

– Не все так плохо, у тебя есть неплохие шансы, – «успокоил» Калинин.

– Теперь познакомьтесь с вашим инструктором, – сказал полковник, – он будет вас сопровождать. На задании слушаться только его. Повторяю: только его. Встаньте, Михаил.

Сидевший в дальнем углу человек, которого я до сих пор не замечал, поднялся с места и кивнул. Худенький, щупленький, несколько неуклюжий и совершенно безобидный на вид паренек, двадцати пяти лет, маленького роста. Одет в гражданскую одежду.

– Меня зовут Михаилом Константиновичем, – представился он.

Я со слегка удивленным видом пожал протянутую руку.

– Вылетаете на место через сорок минут, – продолжал полковник, – время пошло, готовьтесь.

– Есть! – отчеканил я, выходя из кабинета, и торопливо отправился в казарму. По пути встретил прапорщика Овценко, который разговаривал с дневальным.

– Ну, что там? – спросил он.

– В Чечню посылают.

– Как?!

– Довыделывался, видимо.

– Да, угораздило тебя, Иванов, – пробормотал с сожалением прапорщик, обычно строгий, а теперь вмиг подобревший. – Когда хоть отправляешься?

– Через сорок минут.

– Не буду задерживать. Смотри, береги себя.

– Конечно, как же вы без меня? Заскучаете совсем. Кстати, пока жив, каюсь в грехах.

– Как прикажешь тебя понимать?

– Ну, ночные похождения второго взвода – моя проделка.

– Ах, ты…

Что ж, все, что делается, – к лучшему. Бег от прапорщиков тоже полезное занятие.

Вертолет К-50, он же «Черная акула». Удачное соединение легкости, красоты, изящества с небывалой силой и мощью. Мотор ревет вовсю. Слышно, как винты с шумом рассекают воздух. Самый лучший вертолет во всем мире. Кресло пилота удобнее, чем койка нашего ротного. Скорость предельная.

Когда эта махина пролетела мимо, я горько вздохнул, глядя ей вслед, пока заходящее солнце не скрыло корпус своими лучами. Мы летим в противоположном направлении на такой груде ржавого металла, которую вертолетом назвать стыдно. Помимо меня и пилота внутри находились инструктор Михаил и сопровождающий нас старший лейтенант Калинин, который сидел со мной рядом. Рев двигателя совсем не давал разговаривать, но все же мы периодически перекрикивались с Калининым.

– Товарищ старший лейтенант! – крикнул я ему от всей души в ухо. – Какое задание нас там ожидает?

– Его знают только два человека: полковник Зиновьев и твой инструктор. После приземления узнаешь и ты.

Дальше летели молча. Снаряжение, которое мне выдали минут за десять до отправления, запретили укладывать в вещмешок и даже ранец десантника, так как в подобной ситуации все это могло оказаться достаточно громоздким. Пришлось проявить смекалку и рассовать все вещи по карманам разгрузки. Одет был, естественно, в камуфлированную форму, на ногах вместо привычных портянок и кирзовых сапог носки и удобные «берцы». Из оружия помимо тактического ножа мне доверили автомат Калашникова (складной вариант – АКС) и пару снаряженных патронами магазинов к нему. Остальная экипировка состояла из всяких полезных мелочей. Примерно такое же снаряжение было и у Михаила. В своем обмундировании он казался квадратным: набитая до отказа разгрузка сровняла рост с шириной.

Вдруг вертолет начал снижаться и очень скоро завис над какой-то поляной. Люк раскрылся, и я с инструктором занялся синхронным десантированием. Приземлились, кувыркнулись, перекатились, залегли.

– Замри! – скомандовал Михаил.

Через несколько мгновений люк закрылся, и вертолет улетел. Когда затих шум двигателя, мой напарник подал знак подняться, и мы встали. Я осмотрелся. Красотища! Кругом густой лес, гористая местность, птицы поют, вдали река шумит… Благодать. Мы оказались на окраине обширной поляны, заросшей дикой ежевикой.

– Где-то в пятидесяти километрах отсюда в южном направлении находится предполагаемая точка встречи двух мелких групп чеченских боевиков. Там они должны появиться, по данным последней разведки, примерно через шесть часов, – инструктировал Михаил. – Наша задача: узнать состав каждой группы, установить факт встречи и захватить языка для подстраховки. К утру на этом же месте ждать вертолета.

– Можно прослушать нашу задачу еще раз? – поинтересовался я и демонстративно вынул из нагрудного кармана разгрузки блокнот с карандашом, намереваясь записать услышанное.

Напарник моментально вскипел. Он выхватил все у меня из рук и, ловко орудуя саперной лопаткой, закопал. В ответ я сломал веточку и воткнул в небольшой бугорок, под которым покоился мой блокнот с карандашом.

– «Только много цветов расти будет в небольшом бугорочке земли». Слова неизвестного поэта.

Михаил растоптал бугорок с веточкой, прорычав себе что-то под нос, и добавил, обращаясь ко мне:

– Пошли.

И мы пошли, вернее, побежали. Чтобы сократить дорогу пришлось свернуть с тропы. Мы пробирались через густые ветви деревьев и кустарников, особую сложность представляли заросли кизила и терновника, ведь все это мы проделывали с особой тщательностью, чтобы не оставить следов. Мой инструктор все время осматривал местность на наличие признаков, выдающих местоположение врага, но таковых пока не оказывалось. Он попутно комментировал свои действия.

По моим подсчетам, прошло уже примерно часов пять (плюс-минус полчаса) с тех пор, как мы начали марш-бросок по лесу. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, лес был целиком во власти сумерек. И вот между деревьями в нескольких десятках метров мы заметили отблески костра. Михаил знаками приказал лечь и ползти по-пластунски. Вскоре он замер. Я поравнялся с ним и увидел открытую поляну. Группа, состоящая из пятнадцати чеченских боевиков, расположилась на западном краю и нагло палила дрова, по-видимому даже не догадываясь о нашем присутствии и, уж конечно, не заботясь о маскировке. У меня чуть кровь в жилах не застыла от одной только мысли, что нас могут обнаружить. Я впервые столкнулся с настоящим противником лицом к лицу.

– Сигнальный костер, – шепотом пояснил Михаил, на секунду повернув голову в мою сторону.

Когда первый страх прошел, я начал с интересом разглядывать чеченцев. Все они расположились недалеко от костра и изредка переговаривались на своем языке. Похоже, полчаса назад они проделали длинный путь и теперь с наслаждением отдыхали. Время от времени один из них подкладывал хвойные ветки в затухающий огонь, отчего дым каждый раз становился гуще, а чуть погодя пламя вспыхивало с новой силой. У каждого из боевиков имелся автомат, модель которого разглядеть не удавалось. Один из чеченцев носил черный берет. Он, по-видимому, являлся командиром группы. В ближайшем от него дереве торчал топор. Больше никаких предметов экипировки видно не было, и это показалось мне странным.

Вскоре приблизительно половина отряда медленно удалилась за ближайший кустарник.

Я насторожился и начал готовиться к возможному нападению противника: прижался к земле, снял автомат с предохранителя и коснулся мизинцем затвора, намереваясь при малейшей опасности дернуть его на себя и резко отпустить. Оружие, таким образом, почти готово к бою.

– Замри! – резко шепнул Михаил, заметив мои приготовления, и я увидел, как оставшиеся боевики повскакивали со своих мест и заняли круговую оборону, ощетинившись во все стороны стволами автоматов.

Из чащи на поляну вышла еще одна группа чеченцев, и командиры обменялись несколькими фразами. Не успел я опомниться, как автоматы были опущены и, слившись в один отряд, боевики ушли с поляны, не потушив костра и не вытащив топора из дерева. Я понимал, что они вернутся, но от сердца отлегло – перестрелки не было, нас не заметили.

– Вперед! – шепнул мне неугомонный напарник, и, резко вскочив, мы изо всех сил помчались к костру. Вдруг он внезапно упал и перекатами начал двигаться к тому месту, где скрылись чеченцы. Я проделал то же самое.

Около первых деревьев Михаил замер и указал взглядом вперед:

– Землянка.

Я ничего не разглядел в плотных зарослях неизвестного мне растения. Напарник пополз дальше. Вдруг прямо на него из ниоткуда вышел один из боевиков. Опешив, чеченец отступил на несколько шагов назад и начал судорожно готовить автомат к стрельбе. Мои руки задрожали при виде направленного в нашу сторону ствола. Михаил же не растерялся. Он, быстро вскочив, неуловимым движением умудрился завалить рослого врага и скрутить его же автоматом. В части мне приходилось наблюдать подобное зрелище, когда новобранец, тренировавшийся до армии в каком-то военно-патриотическом клубе, с успехом отбивался от пятерых «дедов» одним стулом. Как-то я спросил его, что это за новый вид единоборства. Он ответил, что данные приемы боя имеют много названий, самые распространенные из которых – РБИ (русское боевое искусство) и рукопашный бой. Помню, я еще усмехнулся этому сравнению драки с искусством, а паренек как бы между прочим сказал: «Рукопашный бой не только умение драться. Это прежде всего искусство владения своим телом».

Пока Михаил справлялся с противником, я только успел передернуть затвор, который громко щелкнул, выдав нас тем самым с головой.

Напарник прижал палец к губам и нанес мощный удар чеченцу в голову ногой, закованной в «берц». Тот отключился.

– Что теперь? – спросил я, еле шевеля губами.

– Уходим, – так же бесшумно откликнулся он и, взвалив бесчувственное тело боевика со всем обмундированием на плечи, понесся так, что я еле успевал за ним. Сзади доносились крики других чеченцев, треск ломаемых ветвей, но выстрелов пока не было. Мы бежали настолько быстро, что с трудом успевали лавировать между стволами деревьев.

И вот впереди внезапно возник забор из колючей проволоки метра два в высоту. Михаил бросил на землю тело боевика и прислушался.

– Нас окружили.

Я тоже это понял. Возникло ощущение безвыходности. Что делать? Отстреливаться? Это плохой вариант. Только в американских боевиках главный герой может расстрелять целую армию. В жизни все наоборот. Мой напарник тем временем осматривал ближайшее дерево, диаметр ствола которого на глаз можно оценить сантиметров в двадцать.

– Руби, – коротко приказал он.

– Чем?!

– Саперной лопаткой.

Я молча повиновался. Достал из чехла лопатку и принялся за дело, краем глаза наблюдая за Михаилом. Он копал землю под нижним рядом проволоки.

Шум погони постепенно нарастал. Я в полную силу бил острым краем лопатки по дереву, но от этого было мало толку.

– Не получается!

– А ты думал, что у тебя получится? – удивился напарник.

Я обернулся. Он стоял по ту сторону забора и улыбался.

– Лезь.

Под последним рядом колючей проволоки была прокопана небольшая канавка, а сама проволока подпиралась двумя рогатинами, воткнутыми в землю. В образовавшийся проем мог свободно пролезть человек. Я немедленно перебрался к Михаилу, и он принялся тянуть приходившего в сознание пленника. Вдруг показались боевики и открыли стрельбу, прячась за деревьями. Мешкать было нельзя. Мы нырнули в ближайшие заросли терна, бросив чеченца, и поползли. Острые шипы царапали кожу через одежду, больно вонзались при каждом неосторожном движении, но выбирать не приходилось. Вскоре, однако, терн резко закончился. Мы, не сговариваясь, вскочили и побежали.

Михаил заметно нервничал.

– По-моему, впереди кто-то есть.

Сразу же после этих слов он прыжком сбил меня с ног, и над головой просвистела автоматная очередь. Мы открыли огонь на звук, больше пытаясь отпугнуть врагов, нежели в кого-нибудь из них попасть. Напарник полоснул последний раз в том направлении и тронул меня за плечо.

– Пора уходить. Нечего впустую тратить патроны.

И мы бесшумно поползли. Вскоре, как мне показалось, удалось оторваться от преследования, и мы сели передохнуть.

– Это все, конечно, хорошо: выстрелы, погоня, колючая проволока… Но зачем ты заставил меня рубить дерево? – дрожащим от недавнего быстрого бега голосом просипел я, чувствуя бешено колотящееся сердце каждой частичкой тела.

– Чтобы ты был хоть чем-то занят, не паниковал. Ну и чтобы мне не мешал.

– По-моему, так нечестно. Мне, может быть, неприятно будет рассказывать в части, что, пока ты спасал наши жизни, я занимался непонятно чем.

– Знаешь что? Это уже слишком! Хочешь, чтобы я тебя под пули послал?

– Почему бы и нет. В нас уже и так стреляли.

– Пойми наконец, – разнервничался Михаил, – мы не в кино снимаемся, невозможно вдвоем расстрелять отряд боевиков. Нам вообще очень крупно повезло, что успели ноги унести. В конце концов лучше хоть что-то потом рассказывать в части, чем умолкнуть навеки.

Конечно, я понимал, о чем он говорит. Просто никак не мог отойти от увиденного и пытался это скрыть, затеяв никому не нужный спор.

– Мне пришлось истратить целый магазин патронов, а задание до сих пор не выполнено. Это крупнейший провал в моей жизни!

– Почему крупнейший? Если не ошибаюсь, наше задание не самое ответственное в твоей жизни.

– Не самое, – согласился он и опустил голову, – но неудачу я потерпел в первый раз. С этим трудно свыкнуться и еще труднее будет все объяснить начальству.

Как раз в этот момент в кустах послышался шорох, и на нас вышла группа вооруженных чеченцев во главе с человеком в черном берете. Михаил инстинктивно потянулся к автомату и сразу же поймал лицом ботинок. Кровь фонтаном хлынула из разбитого носа.

– Сдавайтесь! – приказал на чистом русском языке боевик в черном берете. Я, конечно, был против, но данное предложение посчитал наиболее разумным.

Напарник покорно лежал в траве, алой от собственной крови, и отхаркивался.

– What you say? – спросил я на ломаном английском, кося под американского интервента и делая вид, что не понял предыдущую фразу.

– Do you speak English? Are you American? – удивился командир чеченской группы.

– Я американец, знающий русский язык.

Чеченец удивился еще больше. Американский интервент, в совершенстве владеющий русским языком, просто не укладывался в его сознании. За это время я успел незаметно вынуть нож и, уже совершенно не понимая, что делаю, прыгнул на врага. Тот не ожидал такого поворота событий и поэтому не смог ничего предпринять. Ясность ума вернулась ко мне в тот момент, когда лезвие ножа опасно сверкнуло у его горла. Все получилось как в классическом западном фильме.

– Всем отойти! Стволы на землю!

Мой заложник что-то приказал по-чеченски ничего не понимающим боевикам, и те побросали оружие. Все же одна автоматная очередь нарушила тишину. Как выяснилось через несколько мгновений, это Михаил дорвался до автомата. От отряда примерно в семь человек в живых не осталось никого. Я ослабил хватку, ошеломленно наблюдая, как чеченцы дергаются в предсмертных судорогах. Смерть открыто показалась мне впервые. Напарник, видя, что заложник готовится вырвать нож, сам перехватил этот опасный предмет, тем самым выведя меня из оцепенения.

– А у тебя крепкие нервы, – похвалил он.

Я натянуто улыбнулся и принялся связывать чеченца в черном берете тонким, но очень прочным шнуром. Когда был завязан последний узел, Михаил взял автомат за ствол и рубанул наотмашь боевика по лицу, отчего тот потерял сознание.

Когда уже совсем стемнело, мы наконец дотащили пленника до условленного места.

Насобирав дров, я с помощью сухого горючего развел костер. Когда дрова разгорелись, Михаил подсел ко мне и вдруг сказал, с наслаждением стаскивая «берцы»:

– А знаешь, ты неплохой напарник, хоть и любишь повыделываться.

– Может быть, – смущенно ответил я, – только ты поставь от меня свою обувь подальше, а то запах от них адский.

– Твои пахнут не лучше! – со смехом заметил он.

– Неужели?

За такими пустыми разговорами и прошла вся ночь. Утром нас забрал вертолет.

– Иванов!

­– Я!

– Ко мне!

– Есть!

Тишину нарушает только четкий звук моих шагов.

– Товарищ прапорщик, старший сержант Иванов по вашему приказанию прибыл.

Прапорщик Овценко повернулся на 180 градусов, отдал честь впереди стоящему полковнику Зиновьеву, после чего стал рядом с ним и повернулся лицом к строю.

Я сделал уверенный строевой шаг вперед.

– Старший сержант Иванов! – начал свою речь полковник. – За успешное выполнение настоящего боевого задания, за проявленные в бою мужество и отвагу приказом заместителя министра обороны РФ вам присваивается звание «младший лейтенант».

Я, чувствуя спиной ободряющий взгляд Михаила, набрал полную грудь воздуха, выждал самую долгую секунду в своей жизни и громко, с нескрываемой гордостью, точь-в-точь как учили еще в учебке, крикнул:

– Служу России!