Историография правосознания.

Исследование современными правоведами теоретического аспекта феномена правосознания опирается на длительную историографическую традицию изучения этой проблематики в России, которая восходит ко второй половине XIX в. Анализ правосознания был в этот период детерминирован формально-догматической юриспруденцией, основанной на методологии юридического позитивизма. Такой подход предполагал изучение правосознания как компонента различных теоретико-правовых проблем. В центре внимания отечественных теоретиков права, придерживавшихся позитивистских взглядов, находились факторы формирования правосознания, роль социальной природы человека и общественной среды в процессе его генезиса. Полагая, что правосознание свойственно только высокоразвитому в духовном отношении народу, М. Капустин трактовал его как отражение в сознании личности, общества определенных социальных отношений и придание им правового характера[74]. Ученый разделял мнение других позитивистов, в соответствии с которым правосознание рассматривалось в качестве основы правообразовательной деятельности.

Иной позиции придерживался Н.К. Ренненкампф. Его более дифференцированный подход, связанный с анализом роли личности в процессе совершенствования норм позитивного права, сводился к признанию большей значимости для человека и общества правосознания, а не позитивного права[75]. Вслед за Н.К. Ренненкампфом приоритетную роль человеческого сознания в самом определении и содержании права обосновывал и Н.И. Палиенко[76]. В качестве приоритетного элемента правосознания он рассматривал систему отношений к желаемому праву, то есть правовой идеал.

Наибольшее внимание политико-социологическим аспектам права уделял Г.Ф. Шершеневич, который полагал, что основную психологическую мотивацию правового поведения человека составляют страх и чувство законности[77]. Он считал стремление следовать законам психологической потребностью, которая передается по наследству и связана с проявлением национальных особенностей. Не менее значимыми факторами формирования чувства законности Г.Ф. Шершеневич считал тип социальных отношений и характер действующего законодательства. Структуру правосознания он представлял в виде единства двух компонентов: бессознательного и интеллектуального. Отрицая существование общественного правосознания, исследователь полагал, что оно фактически представляет собой сумму отдельных индивидуальных сознаний.

Влияние социологической школы права испытала правовая концепция В.М. Хвостова, который обращал внимание исследователей на предопределенность права не только политикой государственной власти, но и «народной жизнью», чувствами, идеями, присущими обществу[78]. Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает социологический подход к правосознанию, одним из представителей которого был профессор юридического факультета МГУ С.А. Муромцев. Ученый доказывал, что правосознание, наряду с нормами права, является одним из факторов существующего правопорядка[79]. Правосознание выступало в его интерпретации как воззрение общества на справедливый правопорядок, что, по мнению ученого, определяло тенденции совершенствования позитивного права. Многие положения этой теории разделял другой представитель социологической школы права профессор юридического факультета Санкт-Петербургского университета Н.М. Коркунов[80]. Его учение основывалось на отождествлении категорий «право» и «правосознание», что определило общность данного подхода с психологической теорией Л.И. Петражицкого.

Основоположником теории «возрожденного естественного права» в России был В.С. Соловьёв, который рассматривал правосознание как религиозно-нравственное сознание личности, основанное на представлениях о «вечно действительном совершенстве – Боге»[81]. Вместе с тем он полагал, что правосознание основывается не на религиозных догмах, а на нравственном потенциале личности. Воззрения В.С. Соловьёва способствовали становлению правовых взглядов Е.Н. Трубецкого, который видел основное предназначение правосознания в обеспечении прав и свобод личности. Как полагал исследователь, позитивное право имеет значение до тех пор, пока в обществе есть осознание его необходимости. Правосознание выступало в его представлении не как проявление субъективного человеческого сознания, а как проявление абсолютного добра, заключающегося в справедливости мироздания.

Наиболее полным выражением религиозно-нравственного подхода стало учение И.А. Ильина, убежденного в том, что «вся жизнь человека складывается при участии правосознания. «Жить, - писал И.А. Ильин, – значит для человека жить правосознанием»[82]. Суть правосознания философ раскрывал через естественное право, которое он сравнивал с совестью, присущей каждому человеку от природы в разной степени. Знание позитивного права, по его мнению, не могло гарантировать «нормального» правосознания. В понимании русских правоведов идеалистической ориентации правосознание выступало как проявление в сознании личности совокупности вечных, а также изменяющихся во времени и пространстве требований естественного права – идеальных нормативных установок, принципов, начал справедливости, прав и свобод человека, имеющих своим источником либо религиозное, либо метафизическое начало и пронизывающих всю духовную сущность человека. В качестве основ правосознания рассматривались преимущественно религиозно-нравственные компоненты. К своему государственно-правовому идеалу Россия шла не путем рационального сознания, а через религиозно-положительный опыт, вследствие чего право воспринималось как путь к правде или справедливости, честности в человеческих отношениях, которые становятся предметом его регулирования.

В постреволюционный период проблемы правосознания приобрели политическое звучание, что было обусловлено становлением в России нового типа государственности и правовой системы[83]. Новое правопонимание исходило из признания классовой сущности права, цель которого сводилась к обеспечению политических интересов диктатуры пролетариата. Декрет о суде № 1 провозгласил революционное правосознание источником права[84], что обусловило активизацию интереса юридической общественности и новой политической элиты к проблеме.

Первый период постреволюционной историографии охватывает 20-30-е гг., когда были опубликованы работы крупнейших теоретиков революционного права: Е.Б. Пашуканиса, М.А. Рейснера, П.И. Стучки[85]. Несмотря на существенные теоретико-методологические разногласия, их позиции объединяло обоснование органической связи революционного правосознания, выражающего классово-репрессивный характер государства диктатуры пролетариата, и надзаконной революционной целесообразности. Общепринятым стало утверждение, что право представляет собой инструмент государственной власти в лице диктатуры пролетариата. Революционное и классовое сознание трактовались как идентичные явления.Утверждению легистского нигилизма способствовал психологический позитивизм, представленный в работах М.А. Рейснера, который предложил классовую интерпретацию учения Л.И. Петражицкого об интуитивном праве.

В целом для данного периода были характерны: терминологическая неопределенность, чрезмерная идеологизация и политизация, обусловленные процессом становления однопартийной политической системы. Поэтому вряд ли можно говорить о подлинно научном изучении проблемы в данный период. В 40-70-е гг. продолжал преобладать упрощенный партийно-классовый подход к правосознанию. Вместе с тем в этот период ведущими теоретиками права была предпринята попытка сформулировать ряд новых направлений исследования, которые и сегодня не утратили своей научной значимости. М.С. Строгович, С.А. Голунский, М.П. Карева, А.М. Айзенберг, Г.С. Остроумов, Е.В. Назаренко, И.Ф. Покровский, И.Ф. Рябко, И.Е. Фарбер, Е.А. Лукашева, М.Я. Ковальзон, В.А. Чефранов и другие исследователи внесли существенный вклад в изучение взаимосвязи правового сознания с моралью и нравственностью; соотношения психологии и идеологии в структуре правового сознания; взаимодействия его обыденного и теоретического уровней; реализации правового сознания в моделях правового поведения; аксиологической направленности правовых представлений.

В 60 – е гг. к методологическим вопросам общественного сознания впервые обратились отечественные историки. В работах Б.Ф. Поршнева, А.Я. Гуревича, Е.М. Жукова был поставлен вопрос о необходимости исследования социально-психологических аспектов истории[86]. Особенностям трансформации общественного сознания в революционную эпоху значительное место в своих исследованиях отводили В.С. Рахманин[87] и Г.Л. Соболев[88], предпринявшие попытку рассмотреть революционный процесс сквозь призму изменения стереотипов общественного сознания и коллективного поведения.

Научные достижения этих лет, актуализация новых направлений научных исследований отнюдь не означали методологического плюрализма, так как во всех отраслях гуманитарного знания по-прежнему господствовала монистическая марксистская методология. Всестороннему изучению теоретико-методологических и исторических аспектов правового сознания препятствовала материалистическая и классовая детерминированность теории правосознания, в соответствии с которой оно рассматривалось как элемент правовой надстройки, лишенный какой-либо самостоятельной исторической роли. Речь шла в основном о социалистическом правосознании, что значительно ограничивало предмет исследования. В этой связи специфика национального правосознания не затрагивалась в научных работах, так как её изучение могло привести к выводам, противоречащим фундаментальным постулатам официального обществознания о «закономерности и неизбежности социалистической революции 1917 г. в России», о «природе социалистического сознания трудящихся масс», «о высокой степени сознательности пролетарских и крестьянских слоёв».

Нам представляется целесообразным выделить в качестве самостоятельного этапа историографии 80-е гг. XX в. Его можно охарактеризовать как транзитивный период, предполагавший переход от материалистического монизма к методологическому плюрализму, основанному на признании многофакторности государственно-правового развития. Правовой сфере духовной жизни общества и правосознанию как его составляющей стало уделяться повышенное внимание[89]. Наряду с традиционными для российской историографии вопросами сущности, функций, структуры правосознания[90], одним из основных направлений являлось изучение профессионального сознания сотрудников правоохранительных органов[91].

Новая тенденция историографии данного периода заключалась в превращении правосознания в междисциплинарную проблематику, о чем свидетельствует тематика новейших исследований: духовно-культурологический смысл правосознания, формирование национальной правовой идеологии, особенности российской государственности и правовой культуры, государственно-правовые идеалы России и Запада[92], трансформация массового правосознания в транзитивные периоды государственно-правового развития и состояние современного общественного правосознания[93], сущность и типология деформаций правосознания, понятие и факторы формирования правового нигилизма[94].

Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает изучение правосознания в контексте теории правового менталитета, который, выступая глубинной структурой правосознания, может являться контекстом интерпретации правовых институтов. Трудно не согласиться с мнением А.И. Овчинникова, который считает, что основной характеристикой «почвы» любого социального института является его ментальное измерение[95]. Исследование категориального соотношения правосознания и правового менталитета, их генезис и взаимодействие в процессе государственно-правового развития составляют перспективное направление отечественной юриспруденции. Значительный интерес для нас представляют монографии и диссертационные исследования, посвященные ментальности российского крестьянства и промышленного пролетариата на рубеже XIX-XX вв. Авторы этих работ, как правило, не преследовали цель проанализировать непосредственно правосознание россиян в данный период, затрагивая его в качестве одного из компонентов массового сознания[96].