Беспокойство

Проснувшись, я не понял, что происходит. На мне лежало что-то тяжелое, чего, насколько помню, прошлой ночью не было. Приоткрыв глаза, я увидел, что Джерард лежал на мне, занимая три четверти моего тела так, что трудно было отличить, где чьи конечности. Его вес давил мне на грудь, я чувствовал дыхание парня, нога лежала между моими двумя, одной рукой он обнимал меня, а другую положил на кровать. Создавалось впечатление, что ночью Джерард лег на меня, сделав из нас вспотевший, сонный сэндвич. Голова парня лежала прямо у моего лица, поэтому я мог бы почувствовать запах любой букашки, которая заползла ему в рот ночью и умерла там. Я попытался высвободиться из-под него, но не смог, а только оказался в еще более неудобном положении. Джерард не был толстым, нет, но он весил больше меня, что создавало трудности.

Я не был голоден, но привык завтракать. В столовой было почти пусто, но я заметил Берта, с которым и решил сесть. Поставив поднос на стол, кивнул в знак приветствия.

— Привет, Берт.

— Привет, — начал парень. — Прости, я забыл, как тебя зовут.

— Фрэнк, — напомнил я.

— Точно. Ты уже видел это раньше? — спросил Берт, совершенно не заинтересовавшись моим именем.

— Видел что? — спросил я, повернувшись в направлении, на которое указывал трясущийся палец, но там была лишь трещина в стене. Парень опустил руку и покачал головой.

— Неважно. Ты веришь в Бога? — спросил он. Неожиданный вопрос. Я лишь пожал плечами.

— Думаю, да.

— А что Он для тебя сделал? Что Он сделал хоть для кого-то из нас?

— Не знаю, я об этом особо не думал.

— Я говорю, беги, пока можешь, пока они тебя не достали, — Берт одарил меня безумным взглядом. — Санитары жаждут крови. Я это чувствую.

— Думаю, ты просто сумасшедший, — выпалил, прежде чем успел понять, что говорю. Иногда я сначала говорил, а потом думал.

— А тебя ебет? — отрезал парень, подняв руку, словно собирался ударить меня.

От этого движения я уставился на свои ботинки, чувствуя, как внутри все задрожало так же, как дрожало, когда мама или отец били меня. Это что-то вроде шестого чувства. Однако Берт не собирался бить меня, он опустил руку и сел на место.

— Я не сумасшедший. Я умный. И рассудительный, — парень засмеялся, но я все равно чувствовал нарастающую тревогу. Я ненавидел это ощущение быстро заполняющей меня нервозности. Медленно встав, я взял поднос. — Все в порядке, дружище? — невинно спросил Берт. — Ты выглядишь так, словно монстры добрались до тебя.

Кинув поднос, я направился к комнате отдыха, стараясь сконцентрироваться на дыхании, как учила мама, когда у меня случилась первая паническая атака, еще до того, как все стало совсем плохо. Даллон кивнул мне, но я его проигнорировал. Иногда мне хотелось, чтобы он был позамкнутей.

К началу терапии мне стало лучше. Не совсем хорошо, но лучше. Я не мог прекратить думать о вопросе Берта — что Бог сделал для меня? Я попытался избавиться от него вместе с выдохом. Но так ничего не выйдет, вы не можете просто выдохнуть беспокойство. Патрик достал таймер и завел его.

— Ты выглядишь взволнованно, — сообщил мужчина.

— Знаю, я пробую кое-какую дыхательную технику.

— Дыхательную технику?

— Ага, моя мама просто свихнулась на подобных вещах, когда у нее только началась депрессия. Ее психиатр сказал, что это поможет, но… не помогло.

— Что это за техника? Что нужно делать?

— Ты должен дышать по-другому, и все наладится. Знаю, что не следует ждать, что ты просто выдохнешь, и проблемы исчезнут, но это расслабляет.

— Почему ты волнуешься?

— Потому что слишком много думаю. А потом волнуюсь. У меня уже проблемы с самоконтролем, а беспокойство и всякие мысли лучше не делают, но таков уж я, — Патрик кивнул в ответ.

— Брендона завтра выписывают, — сообщил он.

— Как это? Он же даже не выздоровел? Он все еще не говорит! — огрызнулся я, потому что Брендон действительно не вылечился, и это меня разозлило.

— Его прогресс — не твое дело. Почему ты злишься из-за того, что его выписали? Разве ты не должен за него радоваться?

— Я радуюсь, но он не выздоровел и все еще сломлен, а вы позволяете ему уйти! Я достиг большего прогресса, но все еще здесь! Почему я не могу уйти? — начал ныть я.

— Мы здесь для того, чтобы давать людям инструменты, с помощью которых они смогут привести себя в порядок. А не делать это за них, — пояснил Патрик. — А у тебя их не очень-то много, — покопавшись в столе, мужчина протянул мне небольшой медальон. Он вроде был сделан из меди или чего-то подобного, каждый получал такой при выписке. На групповой терапии проходила дурацкая прощальная церемония. Мы передавали медаль уходившего друг другу и говорили то, чего желаем ему во внешнем мире, например, «надежда», «хорошая работа», «полное выздоровление».

— Это для Брендона? — спросил я, указывая на медальон.

— Нет, она достанется тебе, когда ты уйдешь. Я верю, что однажды ты выйдешь за двери с медалью в руке, — люди, которые покидали клинику самовольно, не получали медаль и не проходили через прощальную церемонию. Их давали только тем, кто заканчивал лечение.

— Зачем вы ее мне показываете?

— Потому что я хочу дать тебе что-то хорошее сейчас, — Патрик достал медаль из пластиковой коробочки. — Чего ты хочешь, Фрэнк? Что я должен дать тебе, чтобы помочь выздороветь?

— Патрик, это глупо, я никогда не выздоровею. Я буду здесь, пока не смогу выписаться, и если вы, ребята, не позволите мне этого сделать, то я застряну здесь навечно, — пробурчал я. Мужчина накрыл медаль ладонями.

— Фрэнк, через эту медаль, — я мысленно закатил глаза, — я хочу дать тебе ключ к выздоровлению, — теперь закатил уже по-настоящему. — Я хочу, чтобы ты был честен с собой.

— Будет ли считаться за честность то, что я хочу все забыть? Потому что, если я скажу, что хочу все вспомнить, это будет неправдой, — фыркнул я.

Как и предполагалось, на следующей групповой терапии мы передавали медаль Брендона друг другу, и, когда она оказалась у меня в руках, я сказал:

— Брендон, надеюсь, что снаружи… ты найдешь свой звонкий голос, — я усмехнулся, все захихикали. Брендон улыбнулся. — Надеюсь, что твой голос будет таким же громким, как рык льва, когда ты будешь петь о вещах, которые сделали тебя таким, какой ты есть. И я надеюсь, что люди будут слушать тебя, — после недолгих аплодисментов я передал медаль Джерарду. Парень торжественно кивнул в ответ, после ночи в одной кровати мы почти не разговаривали, только здоровались.

— Там, в реальном мире, я хочу пожелать тебе уверенности в самом себе, — в «самом себе»? Кто вообще так говорит? — Также хочу пожелать тебе, чтобы ты всю жизнь оставался трезвым, — неплохо, я думаю. Трудно оставаться трезвым в мире, который буквально вынуждает напиться. Может теперь, когда Брендон захочет выпить, он вспомнит об этом напутствии и отставит напиток в сторону. Мне вдруг стало казаться, что Джерард пил, как мой отец. Оу, стоп. Почувствовав нарастающее беспокойство, я отговорил себя от этих мыслей. Подобные мысли — ненормальное поведение. Даллон пожелал ему побольше секса, потому что это «полезно для души», Берт «защиту от пришельцев», а Рэй сказал что-то об ангелах.

К отбою я вернулся в комнату, Джерарда там не было. Мне нравилось его отсутствие, потому что оно давало мне время, чтобы осмотреться, и я знал, что именно хочу увидеть. Достав его дневник, я открыл его.

Когда мальчик становится старше, монстр приходит к нему в основном по ночам. Монстр никак не может насытиться историями. Мальчик, который почти стал мужчиной, — но все еще похож на ребенка, — читает, чтобы сделать монстра счастливым. Где-то глубоко внутри мужчина, остающийся мальчиком, знает, что монстр никогда не будет счастлив.

Записи Джерарда потрясли меня.

Мальчик стал мужчиной (но на самом деле остался мальчиком). Чтение для монстра сводит его с ума. Он начинает пить. Ему всегда нравилась выпивка, но теперь она становится его спасением. Он пьет и пьет и читает истории монстру. Теперь он знает, что всегда ненавидел этого монстра. Ему интересно, что случится, если монстр узнает правду. Ему кажется, будто его сердце горит. Боль становится невозможно терпеть.

— Какого черта ты делаешь? — выпалил Джерард у меня за спиной. Захлопнув дневник, я развернулся и встретился лицом к лицу с парнем, который стоял в изножье кровати, скрестив руки на груди и широко распахнув глаза.

— Я-я-я… Извини, — выдавил я. — Я-я не смог с собой справиться, — пройдя мимо меня, Джерард схватил дневник с тумбочки и сунул его в ящик стола.

— Это личное, Фрэнк! Я же не читаю твой дневник!

— Я-я не веду дневник, — пробормотал я. Парень закатил глаза.

— Какого хрена ты читал мои записи? Кто дал тебе право? — спросил он, стоя очень близко ко мне.

— Думаю, у меня нет права… но, Джерард, я просто хотел узнать тебя получше! — Джерард снова закатил глаза. — И я тебя понимаю! — парень почти забавно скривился.

— Очень в этом сомневаюсь, — резко ответил он.

— Но так и есть! Ты позволяешь своим страхам контролировать твою жизнь! Я понимаю, и ты должен позволить мне помочь тебе! Я могу тебе помочь… Счастливые люди…

— Выздоравливают быстрее? Ты вычитал это в своей дерьмовой книге со сказочками? — огрызнулся Джерард. Я замолчал, пытаясь понять, о чем идет речь.

— Как ты узнал?

— Узнал что? — невинно поинтересовался парень, отступая к двери.

— Что это было в моей книге?.. — он уставился в пол. — Ты ее читал? А потом орешь на меня из-за того, что я читал твои записи?

— Это дурацкая книга! Это не имеет значения, потому что это долбаная книжка! Ты читал мой дневник! Это совсем другое! — прокричал Джерард.

— Нет! Ты тоже читал мое личное! — начал спорить я. — Пока не знаю, почему, но эта книга много для меня значит, а ты ее читал! Вот так! Ха! Мы квиты!

— Это ебаная книга, Фрэнк!

— Ага, а у тебя в дневнике лишь плоды твоего воображения, Джерард! — выпалил я в ответ. Иногда я говорю то, что не хотел сказать, например, сейчас. Лицо Джерард исказилось от боли. — Прости, пожал… — попытался извиниться я.

— Я хотя бы не убивал своих родителей! — завопил парень, а потом быстро отклонился, распахнув глаза.

— О чем ты говоришь? — ответа не последовало. Повернувшись на каблуках, Джерард поспешил удалиться из комнаты. Прикусив губу, я смотрел, как он отдаляется. Затем быстро пошел следом, но парень опередил меня на несколько ярдов. — Я с тобой говорю, мудак! — крикнул я, ускоряясь. — Эй! — схватив за плечо, я развернул его к себе лицом.

— Оставь это, Фрэнк! Я тебя прощаю, понятно? Оставь, — освободившись от моей руки, Джерард забежал в ванную и, закрывшись, заблокировал дверь собственным телом. Но я уже завелся, поэтому легко открыл дверь; мы отлетели к ванной, наполовину наполненной водой.

— Не могу! О чем ты говоришь? Я убил своих родителей? — спросил я, но парень отказывался смотреть на меня. — Отвечай, черт подери!

— Почему я должен тебе отвечать? — крикнул он в ответ. — Я тебе ничего не должен! Ты сам сказал, что мы квиты!

— Ты не можешь говорить подобные вещи, а потом ждать, что я просто забуду! — тут же огрызнулся я. — Ты знаешь, что я нихрена не помню, и если тебе что-то известно, пожалуйста, скажи мне! Я убил своих родителей? Джерард, скажи мне правду! — Джерард задумчиво прикусил губу, и у меня уже загорелась надежда, что он действительно что-то расскажет, но она быстро исчезла.

— Фрэнк, ты ждешь, что с тобой будут нянчиться! Ты здесь для того, чтобы вспомнить самому, а не выпытывать у людей, какого черта с тобой произошло! Прекрати вести себя, как ребенок, и избегать воспоминаний. Если ты так хочешь узнать, что случилось, просто вынь свою голову из задницы и прекрати бояться воспоминаний! — эти слова так разозлили меня, что я почти задымился. Рванувшись вперед, я налетел на Джерарда, но он успел схватиться за мою футболку, поэтому мы вместе полетели в ванную. Нас накрыло теплой водой. Парень оттолкнул меня, чтобы вынырнуть и вздохнуть. Я свалился с него, сильно ударившись головой о край ванны.

Два санитара влетели в ванную, но я еще не закончил. Поднявшись как можно сильнее, я ударил Джерарда кулаком в подбородок. Однако ответ парня не заставил себя ждать — он нанес мне несколько ударов, лишь один из которых оказался удачным. Санитары вытащили нас из ванной, как маленьких детей. Думаю, было забавно наблюдать, как взрослые люди дерутся, барахтаясь в воде.

— Нужен врач, — сообщил один из санитаров. Затем меня потащили в медпункт. Помещение было в два раза больше кабинета Патрика, из мебели там было только четыре койки, накрытых белыми простынями, пол был покрыт линолеумом, а стены окрашены в темно-серый цвет. Джерард отвели куда-то в другое место, может, к его психиатру или назад в комнату. Свесив ноги с койки, я принялся ими болтать.

— Что ж, — начал доктор, подходя ко мне. Кроме меня пациентов не было, в помещении стояла гробовая тишина. Нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. — Ты сильно ударился, — он прижал лед к моему затылку.

— Все нормально, — заверил я. Врач вздохнул и направил мне на лицо карманное зеркальце. Вся левая сторона была покрыта засохшими потеками крови.

— Ты сильно рассек себе голову, когда ударился о ванную, — сообщил он. — Нужно наложить швы.

— Но ничего страшного, ведь так? — осведомился я.

— Именно, — доктор улыбнулся и сказал, что через пару минут придет медсестра, и они наложат мне швы. Сначала они воспользовались анестетиком, поэтому я не чувствовал, как угла протыкает мою кожу. Потом немного болело. На соседнюю койку кто-то сел.

— Что случилось? — спросил Патрик.

— Я подрался с Джерардом.

— Да, знаю. Но из-за чего?

— Послушайте, я поступил плохо, понятно? Он поймал меня за этим, и мы поругались. Все.

— Ты уверен, Фрэнк? Тебя больше ничего не разозлило?

— Я… — я замешкался. — Я правда убил своих родителей?

— О, — выдохнул Патрик. — Это Джерард сказал тебе?

— Так правда?

— Нет… Фрэнк… — впервые на моей памяти мужчина не знал, что сказать. — Ты должен все вспомнить сам… Я не могу рассказать тебе.

— Мои родители мертвы? — Патрик закрыл глаза и, сняв очки, медленно положил их себе на колени. Беспокойство вернулось, пока я ждал его ответа, хотя и так знал, каким он будет.

— Мы не знаем, что произошло той ночью.

Думаю, что ушел из медпункта так скоро, как только смог, потому что в следующий момент я уже громко захлопывал за собой дверь двенадцатой комнаты. Выдохнув, прижался спиной к деревянной поверхности. Выдох превратился в тихое хныканье, когда я отказывался вдыхать воздух; слезы потекли по щекам и закапали с подбородка.

Джерард сидел на кровати, у него на коленях лежал скетчбук, а ночник был включен. Парень посмотрел на меня, но не пошевелился, темные локоны падали на лицо. Он просто наблюдал, как я сползал, пока не опустился на пол. Джерард снова задумчиво прикусил губу. Я устал от его задумчивости. Парень только и делал, что думал, словно выкладывал дорожку из камешков, прежде чем что-то сделать или сказать. Я так жить не мог.

— Фрэнк, — наконец сказал он, голосом робким, не громче мышиного писка. Я хотел ответить, но когда попытался, то вышли лишь несвязные звуки и попытка сделать вдох. Отложив вещи в сторону, Джерард подошел ко мне, склонившись до моего уровня. Еще немного подумав, парень наклонился и взял меня под подмышки. Я лишь хныкал и безжизненно болтался, когда он, попытавшись поставить меня на ноги, донес до кровати и положил на нее. Сняв с меня обувь, Джерард накрыл меня одеялом и подоткнул его. Наклонившись, он прошептал мне в ухо: — Прости меня, ладно? — а затем выпрямился.

Парень одарил меня грустным, полным сожаления взглядом. Он развернулся, чтобы лечь в свою постель, но не ушел, а просто с тоской смотрел на кровать. Я знал, о чем думал сосед. Я мягко коснулся его запястья, и Джерард знал, что это значило. Я хотел, чтобы парень остался, и он тоже этого хотел. Когда брюнет забрался ко мне в постель, мое беспокойство исчезло. Положив голову ему на грудь, я слушал его сердцебиение. Кажется, что все переживания исчезли, и для меня наконец наступил момент спокойствия. Обычно со мной такого не бывает.