Воспоминания

Лечение для богатеньких детей, а бедные должны делать свою работу. Так говорил мой отец. Я положил себе на колени рисунок, который нарисовал, когда мне не спалось. Я нарисовал дорогу, с одной стороны от которой была канава, а с другой — парк, находившийся недалеко от моего дома. В канаве валялась мертвая собака, а рядом с ней такой же мертвый мальчик, лежавший лицом в землю. Наверное, мальчик был мной, но я не мог сказать с уверенностью. Я сидел в кабинете Патрика, но ему нельзя было говорить. Он объяснил мне, что у двух мужчин в костюмах есть вопросы по поводу моего психического здоровья.

— Что символизирует дорога? — спросил один из них.

— Что символизирует любая дорога? — огрызнулся я.

Патрик, который хотел, чтобы я с ними сотрудничал, одарил меня дружелюбным взглядом. Я не хотел ни с кем сотрудничать, поэтому смотрел на фотографии на столе.

— Смотрите на фотографии семьи доктора Стампа? — спросил мужчина. Да, этим я и занимался.

— Ага, — я собирался было сказать о том, что хотел бы быть сыном Патрика, но промолчал. Такие мысли — неправильные.

— Итак… дорога?

— Не знаю я. Это дорога. Она куда-то ведет. Не знаю, куда.

— Что тебе нравится рисовать?

— Я не люблю рисовать… Не умею.

— Тогда почему ты нарисовал это?

— Мне сказали, что это помогает выздороветь, — сообщил я.

— Кто?

— Джерард, — ответил я. — Другой пациент.

Мужчина что-то записал, а потом быстро взглянул на Патрика.

— Когда ты рисовал раньше, например, в школе, то что ты рисовал?

— Городские пейзажи, здания и улицы.

— Ты когда-нибудь рисовал людей?

— Нет.

— Просто пустые улицы и здания?

— Да?

— Чего в городах много, Фрэнк? — задал мужчина очевидный вопрос.

— Людей.

— А в Фрэнкленде людей нет? — мне не нравился этот человек. Он напоминал школьного хулигана. Мне хотелось накинуться на него и заставить замолчать.

— Мне не нравятся люди, — ответил я.

— Тут, в заметках Патрика, — мужчина взял блокнот, в котором всегда писал Патрик. Блокнот с информацией обо мне. Я выпрямился, поняв, что кто-то читал записи. Кто-то посторонний читал то, что я говорил Патрику. — Патрик записал, что здесь тебе нравится достаточно много человек. Даллон, Боб, Рэй, Хейли, Джерард… Тебе кто-нибудь не нравится?

— Я не обязан вам отвечать, — ухмыльнулся я. — Это личное, — я сжимал и разжимал кулаки, чувствуя, как тело наполняется злостью.

— Проблемы с управлением гневом… — наконец заговорил второй мужчина в костюме, записав сказанное.

— Насколько ты сейчас зол, Фрэнк? По шкале от одного до десяти, где один — ты можешь успокоиться, а десять — готов кого-нибудь убить, — сказал первый, практически вплотную приблизившись к моему лицу.

— Достаточно! — выпалил Патрик, вскочив со стула. — Вы провоцируете моего пациента.

— Я вынужден попросить вас сесть, в противном случае вам придется покинуть кабинет, — сказал первый мужчина. — Мы тщательно исследуем проделанную вами работу. Не забывайте об этом, — Патрик медленно сел на место. Второй мужчина что-то записал.

— Хорошо, Фрэнк, расскажи нам о своем рисунке… — первый снова обратился ко мне.

— Что вы хотите узнать?

— Что это за дорога?

— Просто дорога. Ничего конкретного.

— Мне кажется, ты лжешь, Фрэнк. Думаю, ты прекрасно знаешь, что это за дорога.

— Хорошо, и что дальше? Это дорога в Бельвиле, ведущая к парку.

— Мальчик в канаве это ты?

— Наверное, — ответил я после недолгих раздумий.

— Почему именно на этой дороге?

— Не знаю.

— Знаешь, — усмехнулся он.

— Я не помню! — крикнул я. — Не помню, ясно вам? — достигнув точки кипения, я вскочил со стула, готовый кинуться на мужчину, однако санитар быстро схватил меня за плечи, удерживая на месте. Взмахнув кулаками, я принялся бить себя по голове, вопя от злости.

— Хватит, Фрэнк! — закричал Патрик. Сняв колпачок с иглы, санитар ввел ее мне в руку, чтобы вколоть успокоительное. Ноги стали будто ватными, и я упал, но так и не коснулся пола.

Вокруг меня — высокая зеленая трава. Я лежу на спине и смотрю на солнце.

— Тсс… Лежи, милый, — проворковала она.

Солнце постепенно погасло и, когда я распахнул глаза, то увидел несколько медсестер, склонившихся надо мной. Медпункт. Я был в медпункте.

— Скажите мне, что с ним случилось! — где-то вдалеке кричал Джерард. Я хотел было протянуть руку на звук его голоса, но тяжесть в теле была слишком сильной.

Вспыхнул яркий свет, заслоняя все вокруг, и я снова оказался на траве. Я слышу пение птиц и чувствую теплые солнечные лучи на коже. Трава вокруг меня покачивается под дуновениями легкого ветерка. Рядом ощущается мамино присутствие.

— Это всего лишь сон… — голос постепенно умолкал, но я все еще слышал ее. — Всего лишь сон, — слова эхом отдавались у меня в голове. Медленно открыв глаза, я обнаружил, что в комнате темно, а все предметы приобрели четкие очертания. Под спиной ощущалась холодная, жесткая больничная кровать.

— Это всего лишь сон, Фрэнки, — послышался голос, но на этот раз другой. Медленно подняв руку, я провел пальцами по щеке Джерарда.

— Ты настоящий?

— Да, — рассмеялся брюнет, прижав мою руку к своей щеке.

— Я умирал, — прошептал я.

— Ты не умираешь, — ответил он. — Тебе просто вкололи успокоительное…

— Нет, Джи. Я умирал, — я попытался объяснить, но вскоре затих и снова провалился в сон. Мне хотелось проснуться, но вместо этого я следовал за манящим маминым голосом.

— Пошли со мной, Фрэнки, — прошептала она.

— Потому что, Фрэнк, ты можешь все вспомнить.

Закричав, я сел в постели, чувствуя капельки пота, стекающие по лицу. Все, кто находился в помещении, повернулись в мою сторону. Джерард, спавший рядом со мной, тут же проснулся от моего вскрика.

— Тихо, это просто плохой сон, — прошептал брюнет, обняв меня. Ко мне спешили доктор и медсестра.

— Нет, это не сон… — прошептал я в ответ. — Это воспоминания, — в голове что-то пульсировало. Положив руку на лоб, я нащупал повязку.

— Не трогай повязку, — предупредил доктор.

— Почему у меня перевязана голова?

— Ты себе хорошенько врезал, — усмехнулся мужчина. — Легкое сотрясение.

— Фрэнк? — подал голос Патрик. — Привет? — несколько раз моргнув, я осмотрелся и обнаружил, что теперь сижу в кабинете психиатра.

— Как я сюда попал? — спросил я, за что заслужил от мужчины скептически взгляд.

— Я боялся, что это случится, — он покачал головой.

— Что случится? — спросил я, оглядевшись в поисках Джерарда. — Где Джерард?

— Ты на терапии, Фрэнк… Думаю, ты не помнишь все, что я тебе сейчас сказал, так?

Я покачал головой.

— Тебе начали давать новое лекарство, когда ты был в лазарете… — Патрик вздохнул. — Его используют для лечения пациентов с амнезией, но у него есть побочные действия.

— Например?

— Например, кратковременная потеря памяти. Тебя выписали из медпункта два дня назад, Фрэнк. Но ты эти дни не помнишь, так?

Я отрицательно покачал головой.

— Как бы то ни было, лекарство еще не используется широко, и мы не знаем обо всех побочных действиях, — пояснил Патрик. — Я бы спросил тебя о симптомах, но не думаю, что ты их помнишь…

— Вы начали давать мне эти лекарства, когда я был без сознания? — уточнил я.

Мужчина кивнул.

— Когда я спал, у меня были странные воспоминания, — сказал я наконец.

— Расскажешь мне о них? — поинтересовался Патрик.

— Эм, я вспомнил день, когда накрасился маминой помадой, а она меня застукала и очень разозлилась.

— Сколько тебе было лет?

— Тринадцать.

— Тебя всегда интересовала женская косметика?

— Не в этом дело, — огрызнулся я.

— Хорошо, — Патрик изогнул брови. — Что ты еще вспомнил?

— Джамия, Пит и я… Я разбивал окна в машине.

— Ты делал это, потому что разозлился?

— Да. Я знаю, о чем вы думаете, но мне не кажется, что я способен кого-то убить, — признался я.

— Что заставляет тебя так думать?

— Я не мог убить родителей. Я люблю их, — меня начало трясти, грусть волнами распространялась по всему телу. Я был готов заплакать, ощущал это нутром.

— Любишь? — уточнил Патрик. — Даже несмотря на то, что они, по твоим словам, тебя ненавидели?

— Нет. Я такой же, как Даллон, понимаете? Даллон не ненавидел своего отца, он ненавидел то, чего от него не получил, — я начал всхлипывать. — Боже, неужели непонятно, Патрик? Вы же психиатр! Всю свою жизнь я хотел лишь, чтобы меня кто-то любил. Хотел, чтобы мама любила меня. Хотел, чтобы отец любил меня. Хотел, чтобы Джамия любила меня. Боже мой. Боже мой… меня никто и никогда не любил! Я не могу ненавидеть их за это. Я не могу ненавидеть их за то, что они неправильные и делают неправильные вещи. Папа никогда не любил меня так, как отец должен любить сына. Он не любил меня вообще, но я все равно пытался заслужить его любовь. Его внимание. Одобрение. Я ненавижу не отца, а то, что он делал, когда напивался. Но мой отец не приравнивается к алкоголю, а алкоголь не приравнивается к нему. Понимаете? — теперь я уже рыдал. — Мне грустно, потому что внутри у них пустота. Они растратили то хорошее, что было в них. Я все еще помню те времена, когда они меня любили. Они любили меня, пока не нашли другие предметы любви. Но какая-то их часть все равно любила меня, пусть и была скрыта под отвратительным слоем депрессии и зависимостей. Внутри они все те же люди, просто не могут снова ими стать. А я бы хотел. Я ненавижу тот факт, что они даже не пытались. Даже ради меня.

Мне в лицо врезался влажный лист салата.

— Какого хрена? — удивленно моргнув, пробормотал я.

— Земля вызывает Фрэнка, — хихикнула Хейли. — Ланч кончился.

— Разве я только что не был на терапии?

— Эм… Да, — ответила девушка. — Так, ладно, мы идем курить. Пойдешь с нами?

— Нет. Я лучше пойду полежу, — а потом я пошел вниз по коридору и, оказавшись в комнате, кинулся на кровать. Взяв с тумбочки книгу, принялся листать ее в поисках места, на котором остановился. Между страницами обнаружился еще один свернутый лист бумаги. Достав его, я обнаружил свое имя, написанное мелким, слегка наклонным почерком.

Дорогой Фрэнк,
я знаю, что тебе сейчас приходится нелегко, но я рядом, чтобы напомнить, что ты со всем вправишься. В уголке листа был нарисован пингвин, поднявший кулаки с оттопыренными большими пальцами. Мы все в тебя верим! Мне знаем, что ты сильный, но тебе нужна вся возможная поддержка. Мы очень-очень тебя любим и будем скучать по тебе все лето. Не забывай про теплую одежду, принимай свои лекарства, ешь побольше хорошей вегетарианской еды и помни, что мы всегда рядом.

С любовью,
Джамия. 555-4291

Мне понадобилось некоторое время, но я узнал письмо. Джамия написала мне его в лето между восьмым и девятым классом, которое она провела у своей бабушки. Не знаю, почему, но мне стало грустно из-за этого письма. Когда я выйду отсюда, мне не нужно то, что осталось от моей семьи. Теперь у меня есть люди получше. Я буду пользоваться каждой представившейся мне возможностью, чтобы повидаться с Хейли и Рэем. А когда они выйдут, мы будем поддерживать общение. Я еще не придумал, как связаться с Джерардом или как… Не уверен даже, что брюнет знал, куда отправится после лечения. Прочитав еще одну историю, я положил книгу на край тумбочки. Матрас промялся под весом еще одного тела.

— Все нормально? — спросил Джерард.

— Нет, — нетвердым голосом ответил я.

— Еще слишком рано, чтобы ложиться спать, — рассмеялся брюнет.

— Наверное. Но меня это не остановит, — пошутил я.

— Что случилось там, в кабинете Патрика?

— Я психанул и ударил себя, кажется, — пояснил я. — Как же глупо звучит.

— Это я знаю, но почему ты психанул?

Я лишь пожал плечами, потому что не хотел об этом говорить.

— Что я буду без тебя делать? Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулся Джерард. — Не знаю, что именно ты имеешь в виду, но думаю, что ты вполне сможешь без меня обойтись. Мне бы хотелось верить в обратное, но, думаю, это не так.

— Мне кажется, ты не прав, — ответил я, отчего мы оба рассмеялись. — Ты — единственная причина, по которой я иду на поправку. Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Я должен, Фрэнк. Люди приходят сюда…

— …не чтобы оставаться. Я понял, — закончил я за него, а потом замолчал, глядя в другую сторону.

— Не веди себя так, — прошептал брюнет, но я не мог ничего с собой поделать. Он наклонился и мягко прижался губами к моим губам.

— Как? — спросил я, когда Джерард разорвал поцелуй.

— Не убивайся из-за того, что я уйду.

— Лучше бы ты мне об этом не говорил.

— Ты бы все равно узнал, — огрызнулся брюнет.

— Это другое, — я скрестил руки на груди.

Проложив дорожку из поцелуев вдоль моего подбородка, Джерард принялся посасывать кожу на шее. Я застонал и резко вздохнул, когда он нашел нужную точку.

— Когда тебя выписывают? — выдохнул я. Парень перестал целовать мою шею и замер.

— Скоро, — он поцеловал меня в губы, а я принялся водить руками по его бокам. — Фрэнк, я… — выдохнул Джерард.

— Что?

— Я хочу заняться с тобой сексом, — его слова застали меня врасплох, но я не собирался отказываться. Особенно сейчас, когда хотел его так сильно. Я хотел его уже очень давно, но не находил подходящего для близости момента; Джерард был таким хрупким.

— Прямо сейчас?

Брюнет кивнул. Переместившись так, чтобы оказаться сверху, я обнял его за талию и принялся целовать. Целовались мы долго, по большей части из-за того, что я пытался дать Джерарду время подумать. Разорвав поцелуй, мы сняли футболки, стараясь вести себя как можно тише. Тут на дверях не было замков или защелок. Проведя пальцем по поясу штанов Джерарда, я снял их. Брюнет тем временем торопливо стягивал мои, выражая тем самым свое возбуждение, что заставило меня улыбнуться. Когда со штанами было покончено, я начал колебаться, что не осталось незамеченным со стороны Джерарда.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет… Просто… Не знаю, заметил ли ты, но у нас ничего нет, — сообщил я.

— Слюна? — предложил брюнет.

— Как вариант, — я вопросительно поднял брови. Мы снова сменили положение так, чтобы Джерард мог встать на колени между моих ног. Набрав в рот слюней, парень принялся водить языком по моему члену, покрывая его теплой влагой. Обхватив член у основания, брюнет взял его в рот. Когда он сглотнул, я откинул голову назад от нахлынувших чувств. Джерард держал член во рту не слишком долго, но достаточно, чтобы покрыть его слюной. — Ты уверен? — снова спросил я, когда он выпрямился, оказавшись со мной лицом к лицу.

— Я хочу сделать это. Хочу тебя, — прошептал брюнет мне в ухо. Я подмял его под себя, расположившись между его ног. Когда я поднес пальцы к губам Джерарда, он тут же принялся их посасывать. Я водил пальцами у него во рту, заводясь еще больше. Спустя несколько секунд вынул их, заменив их языком. Брюнет застонал мне в рот, когда я ввел пальцы в него, аккуратно растягивая. Я знал, что Джерард занимался чем-то подобным и раньше, но все равно не хотел причинить ему боль. Я бы себе никогда этого не простил. Вынув пальцы, я принялся аккуратно в него входить. Джерард лежал, полуприкрыв глаза и открыв рот, и было непонятно, приятно ему или больно. Войдя полностью, я остановился. — Все нормально?

— Да, — кивнув, едва выговорил брюнет. — Можешь продолжать.

— Тебе же не больно? — взволнованно спросил я. У меня никогда не было секса с девушкой, не говоря уж о парнях, тем более без смазки. Слюна не считается.

— Больно, но приятно, — выдохнул он. Я замер, не зная, что делать дальше.

Медленно двигая бедрами, я внимательно смотрел Джерарду в лицо, чтобы убедиться, что не делаю ему больно. Однако единственными изменениями были странные гримасы и ругательства, то и дело слетавшие с его губ. Постепенно я поймал ритм, начиная теряться в происходящем. Я сосредоточился на приятных ощущениях, с каждым разом двигаясь чуть грубее.

— Ох, ч-черт! — громко застонал Джерард. Я тяжело дышал, уткнувшись ему в шею и ощущая горьковатый привкус пота.

— Я сейчас… Сейчас… — выдохнул я.

— Все хорошо, — выдохнул брюнет. Я пытался сдерживаться так долго, насколько это возможно, однако вскоре кончил, не выходя из Джерарда. Через каких-то пару секунд парень кончил следом. Мы лежали рядом друг с другом, переводя дыхание, казалось, целую вечность.

— Джерард, я что-то вспоминаю, — сказал я. Брюнет повернулся, чтобы посмотреть на меня.

— Это хорошо.

— Нет. Мне не нравятся мои воспоминания, — признался я.

— Тут дело вот в чем: воспоминания — это всего лишь воспоминания. У тебя впереди целая жизнь, — попытался успокоить он. — Твое прошлое не может этого изменить, — я разглядывал его лицо и тело. Джерард такой красивый. На следующей групповой терапии я должен буду поделиться своей историей. Выбора у меня не было. Я ждал до последнего, но все еще не хотел ничего рассказывать.

Брюнет протянул руку и коснулся маленького круглого шрама на моем животе:

— Откуда он у тебя? — от его прикосновения в моем теле и разуме будто взорвались фейерверки. Что-то происходило, что-то менялось… Я вспоминал.

Восемнадцать лет я прожил в неизменной печали. Мне казалось, что я этого заслуживал. Теперь я чувствовал, что по моей крови курсирует что-то новое. Незнакомое чувство. Что-то внутри меня. Что-то вокруг меня. Что-то красивое.