Глава 1. Гарри шел за Малфоем и думал, что снова вляпался

Гарри шел за Малфоем и думал, что снова вляпался. Он сжал лежащее в кармане Перо и с тоской проводил взглядом очередную пригодную для письма поверхность — подошло бы что угодно, даже пол или дверь. Не будь здесь Кребба и Гойла, можно было бы попытаться оглушить Малфоя и все исправить. Гарри точно знал, что бы он написал Пером, но сделать это незаметно не было никакой возможности. Подземелья были уже совсем близко, а он так и не придумал внятного оправдания. Он тихо — чтобы не привлекать к себе лишнего внимания — вздохнул. Ладно. В конце концов, написать эту фразу можно и позже, а сейчас нужно попробовать разобраться в том, что же, дементор его раздери, здесь происходит. Противно засосало под ложечкой, и напомнил о себе мерзкий внутренний голосок: «Ну, попробуй, Гарри, разберись, если ты уверен, что действительно хочешь знать». Гарри не был уверен. Или был? В любом случае они уже дошли до подземелий и остановились у спальни слизеринского префекта. Малфой подошел к портрету развратно улыбающейся вампирши (ее полупрозрачная туника совершенно ничего не скрывала) и произнес пароль:

— Пей до дна!

Изображение на портрете засмеялось мелодичным смехом и пропустило всех внутрь. Впрочем, Кребб и Гойл даже не пытались войти. Малфой опустился в одно из кресел:

— Ну?..

Гарри прикрыл глаза и попытался вспомнить, с чего все началось? Может быть, в магазине мадам Малкин, когда при виде гриффиндорцев Малфой снова оскорбил Гермиону? «Если тебя удивляет, мама, что это за вонь, так сюда только что вошла грязнокровка». Нет, в этом не было ничего удивительного. Пожалуй, колесо судьбы завертелось позже, когда Гарри увидел, как Малфой с решительным видом проходит мимо «Всевозможных волшебных вредилок». Или, возможно, все началось в тот момент, когда у магазина «Горбин и Бэрк», склонившись к концу удлинителя ушей, Гарри отчетливо услышал вопрос Малфоя: «Вы знаете, как починить эту вещь?»

Наверное, именно тогда начал разматываться клубок событий, которые привели его в эту спальню. Гарри пытался вспомнить, испытывал ли он что-нибудь кроме ненависти в тот момент, когда в опустевшем купе неожиданно и яростно прозвучало заклинание «Petrificus Totalus!»

С грохотом падая с верхней полки, полностью парализованный, он мог только сверлить взглядом своего давнего врага.

— Я так и думал, — в голосе слизеринца отчетливо слышались ликующие нотки. — Я слышал, как Гойл задел тебя чемоданом, — он задумчиво смотрел на Гарри, словно принимая для себя какое-то решение, — ничего важного ты не услышал, Поттер, но раз уж ты мне попался…

Малфой ударил ногой в лицо, послышался хруст, и из носа хлынула кровь.

— Это тебе за моего отца, — Малфой пнул его ногой в живот и накинул на Гарри мантию невидимку, — вряд ли тебя найдут раньше, чем поезд вернется в Лондон. Увидимся, Поттер… А может быть, не увидимся.

Выходя, мерзавец не забыл наступить Гарри на пальцы, а он даже не мог вскрикнуть, когда кости хрустнули.

Ненависть придавала сил, пока он невидимый лежал на полу купе, захлебываясь собственной кровью. Ненависть поддерживала его, когда Гарри шел с Тонкс по темной пустынной дороге, мучаясь от неловкости и досады. Именно ненависть подпитывала его, когда Снейп насмехался над ним, а Малфой в красках описывал слизиринцам происшествие в купе. Живительная ненависть и — главное — желание узнать, что же задумал Малфой, не давали жалеть себя. При виде малфоевской ухмылочки, Гарри мечтал вывести проходимца на чистую воду и стереть высокомерие с его злобного породистого лица.

Наверное, не случайно все так сложилось так, что ни Рон, ни Гермиона не захотели прислушаться к его предостережениям.

— Да ладно тебе, Гарри. Малфой просто выпендривался перед Паркинсон. Как всегда. Какое важное задание Сам-Знаешь-Кто мог поручить этому слизняку?

Именно ненависть послужила отправной точкой всему. А затем… его извечное любопытство? Или желание все изменить? Сделать по-своему? В какой момент времени его чувства из чистой ненависти стали вдруг азартом исследователя, который увидел новые возможности и шагнул в неизвестность с широко раскрытыми глазами?.. Что в конечном счете и привело к нынешнему положению дел. Мерлин, какая злая усмешка судьбы!

В тот вечер Гарри сидел в гостиной и, подбрасывая апельсин, размышлял о том, что же такое хотел починить Малфой, и зачем ему это было нужно. Он вернулся в реальность в тот момент, когда рассерженная Гермиона, тряхнув головой, вскочила с дивана:

— Да говорю же вам! Перо Судьбы упоминается во многих источниках! Это исторический факт! — лицо девушки раскраснелось. Упрямо поджав губы, она смотрела на однокурсников. Улыбаясь во весь рот, Рон подошел и обнял ее за плечи:

— Гермиона, когда мне было года три, я обожал эту сказку. Мама устала мне ее рассказывать.

— Нет! Ты не понимаешь…

— О чем вы говорите? — Гарри заинтересованно посмотрел на друзей.

— А ты где-то витаешь, Гарри. Как обычно, — с усмешкой заметил Шеймус, — Гермиона где-то вычитала легенду про Перо Судьбы и теперь выдает это за исторический факт.

Девушка раздраженно топнула ногой:

— Это не легенда! В библиотеке Хогвартса есть книги, в которых о нем говорится! В пошлом году я случайно наткнулась, но тогда не придала этому значения…

— Погодите. А что это за Перо Судьбы? — Гарри не то чтобы заинтересовался, но, пожалуй, готов был послушать сказку и ненадолго отвлечься от мрачных мыслей.

Шеймус закатил глаза и поднялся с кресла:

— Пойду-ка я спать. Завтра сдвоенные зелья и нужно сил подкопить. Физических и моральных.

Следом за ним поднялся и Дин:

— И мне не помешает. Эту историю я знаю наизусть, — он с извиняющейся улыбкой взглянул на Гермиону и скрылся за дверью спальни.

Гарри смотрел на расстроенную подругу:

— Гермиона, я все еще хочу узнать про Перо Судьбы.

Рон с видом мученика бухнулся в кресло, запихал в рот шоколадную лягушку и уставился в камин. Гермиона сделала вид, что не заметила этой жертвы и, усевшись рядом с Гарри, начала рассказ.

— Никто не знает, как выглядит Перо. Оно может принять вид обыкновенной маггловской ручки, или фломастера, может быть мелом и просто камнем, которым можно писать, а может быть настоящим пером. Оно принимает любой вид и оказывается в руках того, кому оно больше всего нужно в настоящий момент.

— А что оно делает?

Рон устало откинулся на спинку кресла и, надкусив сочное яблоко, задумчиво изрек:

— Оно меняет судьбу. Что напишешь или нарисуешь на любой поверхности, то и случается. Причем сразу.

Джинни пробормотала:

— Вот уж воистину незаменимая вещь для учеников Снейпа… Наверное, многие бы пожелали, чтобы Снейп никогда не появлялся в Хогвартсе.

Рон усмехнулся:

— Уж лучше б он… — Рон провел рукой по горлу.

— Рон Уизли!!! — Гермиона возмущенно лягнула рыжего в голень. Рон хрюкнул, а ребята расхохотались.

— Да, ладно, пусть живет. Лично я бы пожелал быть старшим братом, — усмехнулся Рон, потирая пострадавшую конечность. А Джинни, демонстративно закатала глаза и заметила:

— Какое счастье, что у тебя нет Пера…

— А я написал бы, чтобы мои родители были здоровые, — прошептал Невилл. Все обернулись и посмотрели на него. Атмосфера в комнате сразу поменялась.

— Гарри, — голос Невилла был тихим, — а чего бы пожелал ты?

Гарри не на мгновение не задумываясь, сказал:

— Чтобы Том Ридл никогда не рождался на свет.

Невилл внимательно посмотрел на Гарри и задумчиво кивнул:

— Да… это было бы…

Рон подошел к другу и обнял его за плечи:

— Жаль только, что это все равно не помогло бы мне стать старшим братом, а так — хорошее желание, — ребята заулыбались и начали расходиться. Завтра на самом деле будет тяжелый день.

Укладываясь спать, Гарри думал о том, как бы все изменилось, имей он возможность изменить прошлое. Если бы Том Ридл никогда не появлялся на свет, были бы живы родители Гарри, ведь Петтигрю не совершил бы предательства и крестный не попал бы в Азкабан, а потом не погиб бы, спасая Гарри? У него было бы нормальное детство с любящими родителями, квиддичными матчами по выходным, прогулками по лесу с Сириусом, и сладкими пудингами с ароматным кофе по утрам. Кто знает, возможно, у него был бы брат… такой как Рон. Или сестра, что тоже не плохо. Возможно, она была бы немного занудной, как Гермиона, или слишком заботливой, как Джинни — не важно. А еще… на мгновение, он вдруг задохнулся… Люциус Малфой не стал бы Упивающимся Смертью, а значит, Драко… Гарри мысленно усмехнулся и тряхнул головой. Малфой все равно остается Малфоем. Он наверняка был бы таким же самодовольным выродком и мерзавцем. И они все равно бы не смогли подружиться. Или смогли? А почему, собственно, его это вообще волнует? Гарри смущенно потер лоб и сел на кровати. Да, почему? Несколько секунд он растерянно смотрел в пространство, а потом сознание услужливо подсказало ответ: «Да потому что если есть возможность исправить ЛЮБОГО человека, сделать его лучше, это необходимо сделать!» Конечно. Не будет Тома Ридла, и даже Драко Малфой станет другим. Ну, наверное. В конце концов, было бы не так уж и плохо, если бы он перестал называть Гермиону «грязнокровкой», а Рона «нищебродом». Гарри плюхнулся обратно на подушку и, закрыв глаза, с улыбкой снова погрузился в мечты о мире, в котором Том Ридл никогда не появлялся на свет. Слизеринцы не стали бы отверженными, потому что на их факультете никогда бы не учился один из самых сильных темных магов в истории Волшебного мира. И не было бы межфакультетской вражды… Гарри улыбнулся, представив, как Рон мирно беседует с Гойлом о квиддиче. Интересно, а какое место в этом идеальном мире занял бы Снейп? Поразмыслив, он пришел к выводу, что представить Снепа ангелом нельзя ни при каком раскладе. А вот Малфой… Этот миг Моргана выбрала, чтобы дунуть на ресницы Гарри Поттера и сон сморил Золотого мальчика. Оно и к лучшему. Кто знает, до чего бы он мог додуматься в первую же ночь своего шестого курса?.. А так уснул почти счастливым.

Утро вернуло Гарри к действительности, но не примирило с нею. Начало второго дня осеннего семестра ознаменовалось страшным воплем Рона прямо над ухом:

— Проспали!!! Снейп нас пустит на корм русалкам! Вставай! Через пятнадцать минут Зелья!

Пока они неслись в сторону подземелий, Рон честил на чем свет стоит несколько совершенно бессовестных гриффиндорцев, которые не удосужились разбудить своих товарищей и тем самым обрекли их на неминуемую отработку у сальноволосого садиста. Гарри уже мысленно сочувствовал Дину и Шеймусу, о Невилле уж и говорить не приходилось. Но сначала им нужно было пережить ЭТО. Естественно, они опоздали на Зелья. Вывернув из-за последнего поворота, друзья как раз успели увидеть, как Мастер Зелий захлопнул дверь. Рон тяжело вздохнул и пробормотал что-то сильно смахивающее на «Финнигану конец!» Мгновением спустя Гарри, подталкиваемый своим лучшим другом, вошел в класс. Шипящий свист Снейпа — это то, без чего бы он точно мог обойтись, с тоской подумал Гарри, выслушивая в очередной раз отповедь о звездности, заносчивости, самомнении и безответственности, а так же дурной наследственности некоторых гриффиндорцев. И Гарри снова подумал о том, что Перо бы ему совсем не помешало. Его вторым пожеланием было бы отправить Мастера Зелий куда-нибудь подальше. Например, на Северный полюс. Когда Снейп закончил читать нотацию и назначил отработку, у Гарри мелькнула шальная мысль, что Северный полюс не достаточно отдаленное и изолированное место. И они с Роном под насмешливое улюлюканье слизеринцев и презрительный взгляд их предводителя направились к своим местам.

— Белобрысая сволочь! Так руки и чешутся начистить ему его хоречную морду… — Рон даже покраснел от злости и отвернулся. Гарри посмотрел в сторону Малфоя, конечно, тут же столкнувшись с ним взглядом. Они поиграли в гляделки, которые пришлось прекратить, когда Снейп пронесся по проходу. Да. Перо было бы не лишним. И Гарри попытался вникнуть в суть инструкций Снейпа.

Поттер уныло водил пером по пергаменту и, с тоской глядя на гору учебников, предавался мизантропическим мыслям. Напротив сидел Рон и сосредоточенно что-то писал, от усердия чуть прикусив кончик языка. На Гермиону он и смотреть не стал — и так все было понятно. К этому часу гостиная уже опустела, и остались только они втроем. Рон почему-то старательно делал домашнее задание, сидя на диване рядом с Гермионой, хотя… Гарри улыбнулся — причины как раз были весьма очевидны. Он с улыбкой разглядывал уткнувшихся в учебники друзей… Мерлин! Перо с хрустом треснуло и, царапнув палец, сломалось пополам. Друзья на секунду отвлеклись от своих занятий, Гермиона чуть улыбнувшись, покачала головой и снова погрузилась в мир Древних Рун. Рон, вообще, кажется, посмотрел сквозь Гарри, вздохнул и, подперев кулаком подбородок, задумчиво уставился на Гермиону.

— Добби… — тихо позвал Гарри. Появившийся эльф смешно шевельнул ушами и преданно посмотрел на него своими огромными печальными глазами:

— Гарри Поттер? Сэр?

Гарри протянул Добби обломки пера:

— Ты не принесешь мне новое? Так лень идти в спальню… — дожидаясь возвращения Добби, Гарри мужественно боролся со сном. Казалось, что Королева Маб уже протянула к нему свои шаловливые ручки, осыпав веки цветочной пыльцой, склеивая ресницы и тихонько напевая колыбельную. Он уже почти задремал, когда Добби вернулся с новым пером. Гарри кивнул и снова уставился на пергамент. Нет, сегодня совершено невозможно делать задания! Мысли расползались в разные стороны. Эссе по зельям никак не хотело складываться ни в голове, ни на бумаге. Гарри лениво водил пером по пергаменту, набрасывая тонкими линиями два профиля: женский и мужской. Они почти соприкоснулись в поцелуе и Гарри со смешком подписал: «Рон и Гермиона». В следующую же секунду перо выпало у него из рук: друзья самозабвенно целовались, забыв о его присутствии. Гарри недоуменно посмотрел на друзей, затем перевел взгляд на свой рисунок, потом поднял упавшее перо и написал: «Хочу сливочного пива» и уже подозревая, что обнаружит, пошарил под креслом. Но когда рука ухватилась за прохладное горлышко бутылки, Гарри все же не смог сдержать судорожного вздоха. Рон и Гермиона наконец отвлеклись от своего захватывающего занятия и посмотрели на Гарри одинаково расфокусированными глазами:

— Что случилось? — смущенно пробормотал Рон. Гарри перевел на него ничего не выражающий взгляд и, запихнув перо в карман, бросился к выходу.

— Что-то жарко тут. Пойду прогуляюсь, — пробормотал он у самой двери. Рон и Гермиона удивленно переглянулись:

— В половине двенадцатого ночи?