Письма разных лет

Киров получал огромное количество писем. Его корреспондентами были люди, стоящие на различных ступеньках социальной жизни об­щества. Эти письма помогали ему глубже разобраться в том или ином явлении, получить важную информацию или поддержку.

Особый интерес представляет переписка С. М. Кирова с Валерианом Ивановичем Межлауком (членом Президиума ВСНХ СССР), с Серго Орджоникидзе и Николаем Ивановичем Бухариным, восемь неизвест­ных писем которого мне удалось обнаружить в различных архивах стра­ны. Это письма единомышленников. Мне не хотелось бы их комменти­ровать и тем самым навязывать читателю свое мнение, пусть читатель, ознакомившись с ними, подумает о сложностях и трудностях тех лет и сам сделает выводы — оценит и то, что было сделано партией по стро­ительству нового общественного строя, и то, какие просчеты, ошибки и даже, к сожалению, преступления, ею были допущены.

«Дорогой Сергей Миронович!

Посылаю тебе стенограмму моей речи на Московской губпартконференции, как ты этого хотел. Она напечатана в бюллете­не почти без всяких исправлений, выпушены только некоторые цифры...

Основная мысль, конечно, в рационализации, методах ее прове­дения и ошибках украинцев. Они (украинцы) очень живо на это ото­звались и сегодня меня вызвали к т. Рыкову, где были его замы — Томский, Сталин, Болотов и Чубарь ( так в тексте. — А. К.), и Чубарь произнес речь против меня. Рыков так и предложил назвать вопрос „О Межлауке и его методах управления". Украинцы подняли неимоверную бузу в Главметалле, где де сижу я (не то уралец, не то ленинградец, хотя я 26 лет прожил и проработал на Украине) и весь аппарат состоит из уральских и ленинградских товарищей. Поэто­му мы их обижаем. Главный центр притязаний — дизеля Балтий­ского завода. Они выросли до размеров моей явно шовинистической линии по отношению к национальной политике на Украине. Весь на­род меня в общем поддержал и Рыков, и Сталин отнеслись сочувст­венно. Вопрос о дизелях поручили рассмотреть Куйбышеву. Нужна теперь твоя поддержка. Чубарь договорился до того, что мы на Балтийском заводе будем строить стационарные, а не судовые ди­зеля, что все суда для Черного моря строили в Ленинграде специаль­но для угнетения украинских заводов и пр. Если можешь, напиши в ЦК ВКП и нам маленькую записку, почему дизеля для судовой про­граммы следует построить у Вас. Весь материал в Судтресте есть. Сердечный привет.

Твой В. Межлаук» ^[317].

Положение в сельском хозяйстве находило свое отражение в пись­мах различных слоев трудящихся. Командир артиллерийского дивизио­на, дислоцирующегося в Волховстрое, послал письмо командующему Ленинградским военным округом. В это время им был М. Н. Тухачев­ский. Он переслал письмо Кирову. Документ настолько колоритно от­ражает состояние и настроения крестьянства, что мне хочется привести его почти полностью.

«Тов. Командующий!

Когда человек болен, он льнет к другим, ждет помощи, защиты. Когда у человека переполнены чувства, он старается их больше вы­ложить в различной форме. Я не хочу сказать, что апеллирую к Вам, я заранее, знаю, что Вы не повернете колеса революции, но я хочу одного, чтобы кто-нибудь из влиятельных лиц на это колесо подействовал. Мы в данное время ошеломлены успехами коллекти­визации в деревне. Наша печать ежедневно нас пичкает количест­венными успехами коллективов. Эффекта, правда, мы еще не знаем. Эффект может быть не ранее, чем через год... Я беспартийный, поэтому причислить меня к правым или левым не подходит. Контр­революционером называть это настолько глупо, как глупо носить воду в решете... Я, командир, да еще с 12-летним стажем. Я пре­красно понимаю свою роль в „обществе “ и в государстве. Но ведь чтобы последняя роль хорошо выполнялась, нужно разделять, да не только разделять, но и защищать всю политику, проводимую госу­дарством под руководством ВКП(б)...

У нас в данное время появился какой-то специальный термин „Крестьянские настроения”.

У нас всякому человеку, пытающемуся сказать хоть долю исти­ны о деревне, пришивают „кулацкий уклон", наша печать так без­божно ведет обман общественного мнения, что по ее „деревня в цвету".

В действительности не так. Я человек из деревни и имею, к не­счастью, связь с деревней. Вот, что мне оттуда поведуют.

Передаю тем языком, как написано: „У нас сейчас происходит тяжелое положение. С нами обращаются, как в 1917 году... Нашим руководителям власти нельзя слова сказать, прошлые годы жили и переживали голодовку, разрушение гражданской войны и думали, что вот переживем трудные моменты, тогда будем жить... А сейчас народ обозлился, что ничего ему не мило. Тянулся-тянулся и вы­тянулся весь в нитку, и в конце концов нитка лопнет, а тогда неизвестно к какому концу навязывать.

Вот первый пример: налог, страховка, самообложение, кон­трактация хлеба, свиней и всем видам, потом дополнительный хлеб, так что нет конца. Не знаешь, на какой осине удушиться. А сейчас взялись за коллективизацию, чтобы всех мужиков загнать в коллектив...

Придется вступать в коллектив, так что уполномоченные угро­жают: если не пойдете в коллектив, то всю землю отберем. Ваня, за что же Вы боролись 12 лет, чтобы мы жили на свободе, а не под гнетом капитализма, а сейчас стало еще хуже. Один уполномочен­ный такую фразу объяснил на женском собрании: „ мы не пожалеем пуль для таких элементов, которые не пойдут в коллектив...” ^[318]

За время пребывания моего в отпусках в деревне я видел дейст­вительно не прогресс, а как принято говорить — деградацию крес­тьянского хозяйства... чрезмерно вульгарно выражаясь, крестьяне ходят буквально яйцами сверкают... Правда, у этого крестьянина есть лошадь, корова и всякая такая принадлежность для обработки земли... Самое главное, что у него отсутствует это эффект то­варности его производства. Если даже крестьянин и сможет что-либо продать, то отдает свой товар за бесценок по сравнению с це­нами промышленных предприятий...

Вот почему крестьянину стало ничего не мило.

Помощник командира 34 отделения Артдивизиона. И. Рязанцев. 21/I-30 г. Баку» ^[319].

Не надо думать, что такое письмо было единственным в коллекции кировских писем. И. И.Литман, проживающий в Ленинграде по улице Некрасова, дом 28, кв. 24, сообщал Сергею Мироновичу следующее:

«Решения XVII-ого съезда по животноводству будут выпол­няться с трудностями, т. к. возчикам невыгодно держать кобыл, т. к., имея кобылу — обязательна случка последней, а за это надо платить 40 руб., а затем месяц до жербования и 3 месяца после на ней работать нельзя, ее надо сдать на пункт и платить за корм по 5 руб. в день. Это невыгодно и они (возчики. — А. К.) стали кобыл всяческим образом ликвидировать» ^[320].

Слушатель областной высшей колхозной школы Н. Качуро напра­вил Кирову письмо такого содержания:

«...Рабочие недовольны политикой партии. Мотивы недоволь­ства: голод, займы и как вывод из общих настроений—уничтожили людей, которые кормили рабочий класс (кулака)...

Мы в деревне разбили классового врага окончательно, подорвали его корни, но мы его не уничтожили. Он нашел новые формы борьбы и более успешно. Борьбу из деревни классовый враг стал переносить в город— в гущу рабочего класса...»

Автор письма подкрепляет это положение тем, что только из одного их села Западной области (объединявшей ряд регионов, примыкавших к Ленинградской области) уехало в Ленинград 80 человек.

«Это все кулаки, подкулачники, уголовники и раскулаченные... Партийные и профсоюзные организации плохо ведут работу сре­ди сезонных рабочих и необходимо поставить вопрос об очистке ра­бочего класса» ^[321].

Вопросы колхозного движения волновали Сергея Мироновича. Он видел, что не все так ладилось там, как мечталось при принятии реше­ния о их массовом создании. Опыт развития колхозного строительства выявил ряд трудностей. Сохранились кировские заметки о колхозах. Они несомненно представляют интерес, ибо показывают, в каком направлении развивались мысли Кирова по этой проблеме.

«Колхоз должен быть рентабельным, но инициатива должна быть у колхоза... Отсюда колхозная торговля — ведет к укреплению колхозов».

«Район должен знать колхозы, знать бригадиров в колхозах... Райколхозсоюз надо ликвидировать» ^[322].

Киров вычленяет три проблемы, которые, по его мнению, требуют, немедленного решения. Первая: повышение урожайности и ее учет. Вторая: организационное укрепление колхозов. Третья: форма оплаты труда в колхозах, трудодень как единица измерения.

Есть интересный кировский документ публикуемый впервые. Это его заметки о так называемой правой оппозиции. Написаны они карандашом на больших листах, свернутых пополам. Полностью этот доку­мент пока расшифровать не удалось. Возможно это краткий конспект выступлений Томского, Рыкова, Бухарина на одном из пленумов ЦК ВКП(б), предположительно в 1929 году. Интересны те комментарии, которые сделаны Кировым к их выступлениям:

«О фракционности.

Не было (выделено Кировым. — А. К.) »

или «Может быть и правильная оппозиция.

Тайная борьба в партии.

Я должен бороться с Томским и наоборот?» ^[323]

Что это? Скорее всего — сомнения Кирова в правильности той ли­нии, которая проводилась партией в отношении «правых». Ведь вряд ли можно считать случайностью, что в этом же документе Киров любовно и уважительно называет лидеров правых «Три Иваныча» (по-видимому, речь идет об Алексее Ивановиче Рыкове, Николае Ивановиче Бухарине и Сергее Ивановиче Сырцове).

И все-таки поистине святая верность «генеральной линии» партии, забота об ее единство, подчинение партийной дисциплине взяли у Ки­рова верх. Он выступал с осуждением «правых уклонистов», критиковал их страстно и яростно. По заданию ЦК ВКП(б) (читай — по просьбе Сталина) выезжал по этому поводу в Закавказье. Произнес яркую об­личительную речь против правых уклонистов на XVI съезде РКП(б) (июнь—июль 1930 года). «... Надо прямо сказать, — говорил тогда Ки­ров, — каждый лишний процент темпа в нашей индустриализации, каж­дый лишний колхоз — все это было достигнуто не только в борьбе с кула­ком и прочими контрреволюционными элементами в нашей стране, это было достигнуто в борьбе против т. т. Бухарина, Рыкова, Томского и Уг­ланова. (Бурные аплодисменты)»^[324].

Справедливости ради заметим, что в борьбе против «правых укло­нистов» Киров не был одинок. П. П. Постышев: «Партия поставила этот вопрос очень жестко, и на этот вопрос тт. Рыков, Томский, Буха­рин должны дать перед съездом недвусмысленный ответ». Б. П. Шеболдаев: «Я думаю, что именно на XVI съезде партии... мы должны крепко и решительно покончить с правой оппозицией». А. И. Икрамов: «Мы от них ( правых оппортунистов — А. К.) будем требовать, чтобы именно они ра­зоблачали свою теорию, антимарксистскую, антиленинскую теорию пра­вых уклонистов» ^[325].В таком же духе выступали А. А. Жданов, И. Г. Каба­нов и многие другие.

Что это — массовое ослепление делегатов съезда? Безусловно, нет. Воспитанные в рамках жесткой партийной дисциплины, подчинения меньшинства большинству, укрепления монолитности и единства пар­тии, они просто являлись людьми своей эпохи, своего времени. Это хорошо выражено в письме Григория Константиновича Орджоникидзе к Кирову. Оно датировано 29 июля 1929 года.

«Здравствуй, дорогой Сережа!

Ну и расчесали наших земляков ^[326], а они все ожидали, что Москва их защитит. Вот тебе и защита. Каша там заварилась здоровая. Едва ли с ней справится Гикало. Четверг приехал с Сосо и Климом ^[327] сюда. Завтра еду в Нальчик. Земляк настроен прекрасно. Много рассказывал, как вы с ним нажимали на „бедного“ Михайлова, доволен чертовски, что Михайлов согласился на 10 тыс. тракторов. Здоро­во, по-видимому, выходим из сельскохозяйственного кризиса. Ны­нешнее расширение посевной площади уже окончательно, теперь же, подтвердило правильность нашей политической линии. Никогда так быстро и бесславно не проваливалась оппозиция, как это слу­чилось с правыми чудаками. Черт с ними, жалеть не будем...

А хорошо, Кирыч, теперь у нас. Начинаем по-настоящему дви­гаться вперед. Если мы не дадим старой дедовской рутине тянуть себя назад, шагнем в ближайший год далеко-далеко.

Самое опасное место было — сельское хозяйство, а тут мы без­условно нащупали правильный путь. Как, дорогой, старые взгляды на развитие сельского хозяйства опрокидываются вверх ногами!

О себе ничего нового сообщить не могу. Палочки лезут по-преж­нему. Что дальше будет — трудно сказать. Ничего не поделаешь, что будет, то будет.

Будь здоров! Крепко, крепко целую тебя.

Твой Серго» [328]

Это письмо, по-моему, весьма колоритно передает дух эпохи. На­дежды и чаяния людей, живших в то время. Их желание сделать как можно больше для народа, для социализма. Они жили с этой верой. Безусловно, они сделали немало ошибок, первыми жертвами которых, как правило, сами и становились. Но жила в них романтическая герои­ка первопроходцев.

Взгляды Кирова на коллективизацию были значительно сложнее, чем это сегодня представляется некоторым публицистам. Документы свидетельствуют, что на 20 февраля 1930 года, если в среднем по стране была коллективизирована половина крестьянских хозяйств, а в Мос­ковской области даже 70%, то в Ленинградской области только 28%. И это тоже факт, красноречиво показывающий Кирова-руководителя. С полным основанием он заявил на VIII партконференции Ленинград­ского военного округа: «В Ленинградской области — так это случи­лось — также были допущены известные ошибки в деле коллективизации, но можно сказать не хвастаясь, в значительно меньшей степени, чем в некоторых других районах нашего Союза»^[329].

Позиция ленинградского руководителя несомненно тревожила Ста­лина. Вряд ли можно считать случайностью, что в начале 1932 года он прислал две телеграммы на имя Кирова. В первой он требовал закончить коллективизацию по Ленинградской области в 1932 году, а во второй — к концу 1933 года. Интервал между телеграммами — неделя. По-видимо­му, Киров звонил Сталину (а быть может, и ездил в Москву), убеждая его в нереальности первых сроков, и добился своего. Эту принципиальную линию он продолжал и дальше. В сентябре 1934 года, когда Киров нахо­дился в Казахстане, в Ленинграде готовилась записка в ЦК по вопросам коллективизации области, не вышедшей к концу 1933 года на заплани­рованные рубежи (к тому времени было коллективизировано только 56% крестьянских хозяйств). Записку переслали Сергею Мироновичу. Он сделал по ее тексту много пометок-вопросов, суть которых — поиски причин низкой урожайности зерна и картофеля в колхозах, необходи­мость более выверенного обоснования размеров долгосрочного кредита, количества зерноочистительных машин, минеральных удобрений для колхозов области^[330].

Киров просил товарищей задержать эту записку, а также записку о жи­вотноводстве до его возвращения в Ленинград. «Михаил, — писал Киров Чудову, — …я дал тебе краткую телеграмму по поводу плана о животновод­стве, очевидно, она запоздала. У меня некоторые сомнения возникают по пово­ду темпов всей программы. По-моему твердо говорить о программе можно, если есть данные по районам. Например, обеспечение, скажем, силосом. ( Вы­делено в тексте. — А. К). По общим областным данным оно выходит, а в райо­нах, как всегда у нас бывает, пестрота. В материалах этих данных нет. В общем записка разработана неплохо, если, повторяю, есть районные данные» ^[331].

30-е годы отмечены в истории нашей страны массовым «раскулачива­нием» крестьянства и значительными перегибами партии при проведении этой политики. Несомненно, этот процесс был характерен и для Ленин­градской области. В 1930-г 1931 годах поданным, опубликованным стар­шим научным сотрудником Института истории Академии наук В. Н. Зем­сковым, в так называемую кулацкую ссылку по Ленинградской области было отправлено 8604 семьи. Характерная деталь: 5344 семьи фактически направлялись в другие районы этой же области. В другие регионы страны (Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Якутия) — 3260 семей. Меж­ду тем в ряде других регионов — Московская область, Западная, Иванов­ская, Центрально-Черноземная, Нижегородский край — все высланные семьи направлялись в другие районы страны. Это объясняется не особой политикой ленинградского руководства, в том числе и Кирова, а тем, что в области находилось большое число объектов, где применялся труд спецпереселенцев: торфоразработки, лесозаготовки, Беломоро-Балтийский канал, Волховский алюминиевый комбинат, каскад электростанций на Свири и т.д. Более того, в Ленинградскую область с Урала выслали 1540 раскулаченных крестьянских семей^[332].

Сомневался ли Киров в правоте политики партии по массовому изгна­нию из деревни зажиточного крестьянства? Ответить на этот вопрос сегод­ня сложно. В официальных выступлениях он яро поддерживал политику партии в этом направлении. С другой стороны, есть ряд свидетельств лиц, которым Киров оказывал содействие, не допуская их раскулачивания.

Думается, что Николай Иванович Бухарин догадывался об этих сомне­ниях С. М. Кирова. Несмотря на то, что Киров выступал против «правого уклона», их отношения с Бухариным неизменно оставались хорошими. Бывая в Ленинграде, Николай Иванович почти всегда останавливался на квартире Сергея Мироновича. В своих письмах Бухарин обращался к нему не иначе, как «Дорогой Сергей Миронович!», «Сергей», «Сережа», а подписывал их «Твой Николай», «Твой Бухарин». Содержание посланий самое разнообразное. Помимо деловой информации, в их письмах шел живой обмен житейскими новостями: они сообщали друг другу мнение о книгах, журналах, разнообразных новостях науки, культуры.

В найденных мной письмах нет прямых слов о Сталине, партии, по­литической линии, но они содержат иногда интересные мелочи, позво­ляющие по-новому взглянуть на некоторые события. Выше я уже при­вела одно из писем Бухарина. Познакомлю читателя еще с двумя:

«Дорогой Сергей!

Посылаю тебе сборник Ак [адемии] Наук, посвященный Марксу. Это мое любимое дите. Очень прошу тебя посмотреть и, если мож­но, написать пару строк („похвалить”). Во всяком случае посылаю книгу со всякими, самыми лучшими приветами.

Твой Николай» ^[333].

Даты на письме нет. Скорее всего, оно относится к лету 1933 года, ибо упоминаемый сборник представляет материалы общего собрания Академий наук СССР, посвященного 50-летию со дня смерти Маркса. Бухарин выступал на нем с докладом «Учение Маркса и его историче­ское значение».

Другое письмо, точнее записка, относится к 1934 году. Предполо­жительно его можно датировать мартом. В нем говорится:

«Дорогой Сергей Миронович!

Пользуясь случаем (я тебе звонил, но не дозвонился), прошу тебя помочь нам по двум вопросам:

1. Закрепить весь ( выделено в тексте. — А. К.) дом за пром. вы­ставкой ^[334], которая у Вас в Ленинграде есть.

2. Дать ленинградскому техпропу ^[335] тов. Эстеркина (зав. цехом на одном из важнейших заводов, хочет оттуда уходить).

Записку (деловую) по обоим вопросам пришлю дополнительно.

Привет. Твой Н. Бухарин» [336].

Сергей Миронович, получал и другие письма. Анонимные, руга­тельные, злые, порой провокационные. Приведу одно из таких, оно без даты. Все подчеркивания сделаны автором или авторами данного письма.

«Т. Киров.

В утренней „Красной" за 5 августа напечатаны прилагаемые вырезки: однократная заметка о субботнике, другая — объявление о субботнике. К сожалению, не прилагаю третьего приложения — твоего портрета в той же газете за 3 и 4 августа.

Слушай, друг мой! Не пора ли послать к черту все эти мобили­зационные субботники, на который люди едут не только без всякого энтузиазма, но со злобой и гневом, обрекая свое последнее платье и обувь на гибель без всякой надежды на смену.

Секция РКИ на дорожном строительстве?! Прямо каррикатура на хозяйственное ведение в стране, претендующей на первенство в этом отношении во всем мире!..

Разве можно строить социализм в нашей стране, наступая всем фронтом...

Разве „ленинизм” это позволяет! Разве если бы был жив Ленин, был бы в настоящее время наблюдаемый и безусловно переживаемый населением хозяйственный бедлам?