Подобно Фрейду и Эйнштейну

В 1949 году Джордж Сорос поступил в Лондонскую школу экономики. Широко известная как ЛШЭ, школа была одним из ведущих учебных заведений Англии. Идеальное место для обучения, если студент стремился сделать деловую или академическую карьеру. Школа привлекала студентов из разных стран и считалась в целом просоциалистической, во многом благодаря преподававшему там теоретику социализма Гарольду Ласки. Школа была идеальным местом для тех, кто подобно Джорджу Соросу стремился освоить экономическую науку и одновременно питал интерес к изучению новых тенденций в международных отношениях.

Он посещал некоторые лекции Гарольда Ласки и целый год проучился у Джона Мида, получившего в 1977 году Нобелевскую премию по экономике, хотя, как признавался Сорос впоследствии, «немного почерпнул из этого курса». Школа дала приют также немногочисленным и немодным тогда консервативным политическим мыслителям, вроде экономиста — идеолога свободного рынка Фридриха фон Хайека и прославленного философа Карла Поппера. Оба эти человека снарядили Джорджа Сороса в путь по трудной стезе науки, который он с немалым пылом возобновил в 80-е и 90-е годы в попытках помочь превращению «закрытых» обществ в «открытые».

Книга Хайека «Дорога к рабству», изданная в 1944 году, отвергала фашизм, социализм и коммунизм как родственные разновидности кол­лективизма, который подрывает институты, обеспечивающие расцвет свободы.

Еще большим влиянием пользовался Карл Поппер. Хотя Поппер более известен своими теориями о сущности научной методологии, именно его книга «Открытое общество и его враги», изданная в 1951 году, заложила основу интеллек­туальных поисков Джорджа Сороса.

Молодой Сорос был готов к восприятию кни­ги, раскрывавшей природу человеческого общества. Он пережил диктатуру, сначала нацист­скую, а позже коммунистическую. Теперь, в Англии, он познал вкус демократии. Он жаждал изложить свой личный опыт в некой научной форме. Книга Поппера послужила ему обрацом.

В книге «Открытое общество и его Враги» Поппер доказывал, что у человечества только два пути: стать «закрытым» обществом, в кото­ром всем навязывают одинаковую веру, или «от­крытым» обществом, членам которого не грозят национализм и племенные войны, столь беспо­коившие Поппера. В «открытом» обществе со­перничающие идеологии должны приспосабливать­ся Друг к Другу, каковы бы ни были разногласия в обществе. Поппер утверждал, что, несмотря на отсутствие определенности и гарантий, «от­крытые» общества неизмеримо превосходят «зак­рытые».

Хотя Сорос окончил обучение за два года, он еще год слонялся по школе, прежде чем получил диплом весной 1953 года. Ознакомившись с кни­гой «Открытое общество и его враги», он разыскал Поппера, желая научиться большему. Он

посвятил Попперу несколько сочинений, и про­фессор нашел общий язык со студентом. Поппер стал наставником Сороса.

Весной 1994 года девяностодвухлетний Карл Поппер в интервью со мной мысленно вернулся на 40 лет назад, в те дни, когда молодой Джордж Сорос впервые появился в его кабинете. «Он вошел и сказал: я студент ЛШЭ и хотел бы задать вам несколько вопросов. Он был очень знающий студент. Я написал книгу об открытых обществах, и она явно произвела на него впечат­ление. Он часто заходил ко мне и делился свои­ми мыслями. Я не был фактически его руководи­телем. Если сегодня он называет меня своим наставником, это очень любезно с его стороны».

Если Сороса пленили идеи Поппера, то про­фессору молодой студент не запомнился. «Я слушал то, что он говорит, но не задавал ему никаких вопросов. Я тогда мало о нем слышал», — вспоминает Поппер.

Огромное влияние Поппера на Сороса сказа­лось в том, что молодой студент серьезно задумался над устройством мира и попытался раз­вить, по мере сил, общую философскую схему, которая помогла бы объяснить его.

Поппер был знаменитым философом, желав­шим передать свою мудрость начинающему интеллектуалу. Но он отнюдь не желал помочь Соросу преуспеть в жизни. По мнению Поппера и многих других, философия не призвана указы­вать способы заработка денег.

А вот Джорджу Соросу философия казалась пригодной именно для этой цели. Позднее он перейдет от теории к практике: разработает теорию о том, как и почему люди думают именно так, а не иначе, и на основе этого выведет новые теории о функционировании денежного рынка.

Еще позже Сорос будет постоянно ссылаться на профессора Поппера как на вдохновителя его благотворительной деятельности по созданию от крытых обществ в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе. При этом Сорос упорно умалчивает о невольном вкладе Поппера в его теории, с помощью которых он сколотил состояние на Уолл-стрит.

Но тогда никакого состояния не было в помине. Бедность то и дело заставляла испытывать смущение к неловкость. Однако Джордж Сорос не колебался. Нуждаясь в средствах для оплаты обучения, он обратился и Еврейский попечительский совет. Совет отделался от него под тем предлогом, что он помогает только студентам, устроившимся на оплачиваемую работу. Молодому Соросу это ограничение только мешало.

Позднее, во время рождественских каникул, подрабатывая на вокзале носильщиком в ночную смену, Джордж сломал ногу. Снова понадоби­лись деньги. На этот раз он подходил по всем условиям и, естественно^ мог получить помощь. «Я решил, что это подходящий случай вытрясти деньги из этих негодяев.

Повторно обратившись в совет. Сорос не жалел мрачных красок. Он сообщал, что попал в слож­ное положение: сломал ногу, но получить посо­бие не может, поскольку работал нелегально. На самом деле он все еще числился студентом. Совет нехотя согласился выдавать ему неболь­шие пособия. Джорджу приходилось на косты­лях подниматься за ними на третий этаж.

Вскоре совет прекратил субсидировать Соро­са. Поэтому он написал туда душераздирающее письмо, отметив, что с голоду он не умрет, но ему обидно, что евреи так относятся к еврею, попавшему в беду.

Ответ пришел быстро. Письмо Джорджа про­извело желаемый эффект. Ему возобновили ежеедельные выплаты и, самое главное, присылали теперь почтой, что избавило его от утомитель­ных посещений совета. Сорос с удовольствием принимал деньги, но не забыл старой обиды и выжидал некоторое время после снятия гипса с ноги (путешествуя автостопом по Южной Фран­ции), прежде чем сообщил совету о том, что в пособии не нуждается. Отношение к нему попе­чительского совета надолго отвратило Сороса от всякой благотворительности, и он сделал «су­щественные оговорки», прежде чем приступил к собственным благотворительным проектам в конце 70-х годов.

Интеллектуальная подпитка ЛШЭ помогла Со­росу избавиться от гнетущего чувства одиночества. Он по-прежнему беден, но более доволен собой. На летних каникулах он нанялся дежур­ным в бассейн дома в одном из бедных кварта­лов Лондона. Желающих поплавать было немно­го, и Сорос проводил большую часть времени в огромной публичной библиотеке по соседству. Там он сам почти все лето купался в захватыва­ющем мире идей. Позднее Сорос опишет это время как «лучшее лето» в своей жизни. С рабо­той было все еще неясно. Но его радовала при­общенность к миру идей и возможность писать. Возможно, он станет журналистом или мысли­телем. Оy еще не был уверен, кем именно.

Ему легко было представить себя в стенах ЛШЭ состоявшимся ученым, а может, и философом вроде Карла Поппера. Как чудесно развить свой интеллект до уровня Поппера, или даже явить миру озарение некоего высшего порядка, «подобно Фрейду и Эйнштейну». Иногда он воображал, что станет новым Джоном Мейнардом Кейнсом, достигнет таких же высот эконо­мической мысли, как этот всемирно известный английский экономист.

Так родилось в нем желание добиться успеха на научном поприще, определившее его жизненые устремления и карьеру.

К сожалению, успеваемость Сороса была не блестящей, и его притязания на академическую карьеру потерпели крах. В конце 1952 и начале 1953 годов он боролся с сонмом обуревающих его философских вопросов. Особенно интересо­вала Джорджа проблема разрыва между ощуще­нием и действительностью. Тут он подошел к тому, что считал важным научным открытием:

«Я пришел к выводу, что практически все наши воззрения серьезно искажены или испорчены, и поэтому сосредоточил внимание на изучении роли этих искажений в изменении хода событий».

Он начал писать книжечку, озаглавленную «Бремя сознания», в которой сформулировал собственные идеи о закрытых и открытых обще­ствах. Но, неудовлетворенный написанным, заросил рукопись. Лишь спустя десять лет он попробует переработать текст, но оставит и эту попытку, когда «не сможет разобрать написан­ное накануне».

Это был плохой знак, и Сорос знал об этом. Профессором ему не быть. Сорос связывал недачу с написанием книжки с решением оста­вить занятия философией в пользу заработка денег.

Сколь многому ни хотел бы Сорос научиться, ему было ясно и то, что надо зарабатывать на жизнь, и побыстрее. Ему уже 22 года, и будь он трижды призван внести выдающийся вклад в сокровищницу человеческого знания, он должен что-то есть. Диплом экономиста мало что давал. Он брался за любую работу, начав с продажи сумок в Блэкпуле, морском курорте на севере Англии.

Торговля давалась с трудом. Чтобы привлечь покупателей, нужно сперва показаться «своим человеком». Нелегкая задача для иностранца с неважным английским произношением. Его ко­робила необходимость сбывать торговцам оптом ненужные им товары. Однажды он зашел в лав­чонку, заваленную нераспроданным хламом. «Хо­зяину мои сумки нужны, как дырка в голове», — подумал Сорос. Подавленный этими мыслями, он убеждал себя, что должен скрывать свои - чувства. Он продал товар лавочнику, но чувство вины еще долго не покидало его.

Можно не соглашаться с тем, что ЛШЭ дава­ла достаточную подготовку людям типа Сороса, преуспевшим потом как профессиональные ин­весторы. Однако Сорос ничего не узнал там о денежных рынках, разве что таковые существу­ют в природе. По окончании учебы интуиция ему подсказала, что в инвестиционном бизнесе можно заработать большие деньги. Пытаясь уст­роиться в один из инвестиционных банков Лон­дона, он наудачу разослал письма во все банки города. Когда «Сингер энд Фридлендер» пред­ложил место стажера, он с радостью согласился.

Этот банк преуспевал на рынке акций.

С пылом новичка он стал торговать акциями золотодобывающих компаний, пытаясь извлечь выгоду из разницы их курсовой стоимости на различных рынках. Хотя он не слишком преуспел, и тому есть веские свидетельства, он чувствовал себя в этом мире как дома и обнаружил вкус к работе на денежных рынках. Наверное, его больше вдохновляла бы возможность стать журналистом или обществоведом. Однако нужно зарабатывать на жизнь. Тут перспективы выглядели гораздо лучше. Соросу этот мир нравился все больше.

По общему мнению, лондонский период жизни Джорджа Сороса был скорее неудачным. Этого не оспаривает даже сам Сорос. Эдгар Астер, брокер по акциям из Лондона, который дружил тогда с Соросом, а позднее стал его партнером по операциям в Лондоне, поясняет: «Он всегда выглядел каким-то неустроенным. Да и было ему тогда лет 25—26. Делать было ничего нельзя [в этом бизнесе]. Молодым ничего не разрешали делать».

Как бы то ни было, в 1956 году молодой инвестиционный банкир решил, что настала пора собираться в путь. В Нью-Йорк.