Глава 10. «Текут по крышам кофе-реки И наводняют материк

«Текут по крышам кофе-реки
И наводняют материк...
Он сонно сплющивает веки,
Он ко всему уже привык…»

Они дошли до дома Сони и попрощались у двери. Стояло свежее утро, которое делало мысли яснее и рациональнее.
Прощанье вышло скомканным и слегка неловким. Женя смотрела куда-то поверх Сониной головы, а та то и дело поглядывала на дверь подъезда.
— Ну, до скорого, что ли? — как-то неуверенно спросила Женька.
— Я найду тебя.
— Ну, хорошо, буду ждать, милая девочка, — девушка поглядела в глаза своей модели и, развернувшись на пятках, быстро зашагала прочь.
Соня еще какое-то время провожала взглядом темную фигурку, любуясь тем, как легко и быстро шла её художница, а затем развернулась и пошла домой.
Только зайдя в квартиру, Соня поняла, как же она устала. Спала она ночью плохо. То и дело просыпаясь, голова болела. Все, на что хватило сил, так это умыться, скинуть одежду и покрывало с кровати на пол и заснуть, как только голова коснулась подушки.
Проснулась девушка поздно, был почти вечер. Как хорошо, что не надо никуда торопиться.
Соня нахмурилась — все произошедшее вчера навалилось на нее грудой проблем и нерешенных вопросов. Поморщившись, она поднялась и пошла умываться. Ей определенно нужна была чашка крепкого кофе и добрый совет.
До кофейни она добралась еще только через два часа. Соне совсем не понравился вид, который открылся ей в зеркале в ванной, пришлось принимать душ и долго-долго стоять под прохладными струями, пытаясь заставить мысли собраться в кучу и выдать хоть какое-то решение.
Виктор будто ждал её. Как только девушка переступила порог, он помахал ей рукой с зажатым в ней полотенцем и жестом пригласил за стойку.
— Рассказывайте, милочка, — минуя приветствие, он перешел сразу к делу. — Кофе очень крепкий делать или все не так плохо?
— Витюш, вы великий кудесник! — проговорила удивленная его проницательностью девушка. — А кофе не очень крепкий, а то я не ела ничего сегодня.
— Значит, еще пару круассанов? Я правильно понял? — и, глядя на утвердительно кивнувшую Соню, самодовольно добавил: — Я не кудесник, я просто всегда знаю, что нужно людям.

Допивая кофе, девушка уже успела поведать свою проблему бармену, и, тот задумчиво стоял теперь по ту сторону стойки, протирая чашки.
— Любишь, значит?
Девушка смущенно кивнула
— Никогда ничего подобного я не чувствовала.
— А она?
— Не знаю, она не сказала, но ясно дала понять, что хочет быть со мной, и я склонна ей верить.
— Ой, горе-горюшко, — улыбнулся паренек, и у Сони на душе стало теплее. Хоть один человек её понял, и осуждать, похоже, не собирается.
— Это сложное решение, милая, ты должна будешь пережить много неприятных минут и косых взглядов, прежде чем привыкнешь. Да и опасно это, — он наклонился через стойку и прошептал ей на ухо: — В нашей стране только самоубийцы выделяются из общей массы. Только я тебе этого не говорил.
— Понятно.
— Но ты ведь не одна будешь. Да и вообще, сейчас в стране творится такая неразбериха, что просто некогда следить за двумя девчонками.
— Но ведь все равно непросто, — Соня задумалась. — Ладно, маме пока говорить не буду. Она или сама догадается, либо скажу, когда будет благоприятный момент
— Ты так рассуждаешь, будто уже все для себя решила... — улыбнулся Витя, лукаво поглядывая на девушку.
— Ох... Мне кажется, что я все решила еще тогда, когда впервые увидела её у фонтана.
— Даже так?
— Она необыкновенная, понимаете, Вить, отзывчивая, понимающая и очень нежная.
Виктор поднял голову и, глядя Соне прямо в глаза, проговорил:
— Уж прям такая необыкновенная?
— Да. Самая лучшая! — не задумываясь, ответила девушка. — Рядом с ней я чувствую себя счастливой, любимой, желанной. Она сильная, и, я верю, всегда сможет меня защитить, а я никогда не дам в обиду её. Да, она независимая и все время пытается эту независимость доказать всем, может развернуться и не прощаясь уйти, но... мне без нее тоскливо, все время хочется быть рядом, дотрагиваться, вдыхать её аромат, такой сладкий, с привкусом шоколада, и все равно, что там кто скажет или подумает. Спасибо, Вить, что выслушали меня, мне очень важно это было, сейчас я к ней пойду и все это скажу. Слово в слово.
Вдруг теплые руки опустились на плечи девушки. Знакомое ощущение. Резко развернувшись, Соня оказалась лицом к лицу с Женькой. Их губы почти соприкоснулись.
— Можешь не повторять, я все слышала, — прошептала художница и легко поцеловала вспыхнувшую девушку в кончик носа.
Соня обернулась и сердито глянула в смеющиеся глаза Виктора.
— Предатель, — протянула она беззлобно, — вот не буду больше с вами водиться!
— А куда ты денешься, милая барышня, ведь я варю самый вкусный кофе в городе!
— И то правда, куда я денусь! — засмеялась она, поворачиваясь к Жене. Сильные руки все еще лежали на её плечах, а лица были на расстоянии одного вздоха.
— По-моему, нам надо поговорить, — Женин взгляд и голос были теперь предельно серьезными.
Соня не стала сопротивляться, расплатившись, и, кивнув Виктору, она вышла из кофейни, ведомая Женькой в неизвестном направлении.

* * *

В Жениной квартире Соня была впервые. Начинались сумерки, и по затененной комнате медленно скользили блики угасающего дня. Они целовались неистово, жадно, никакой нежности, только страсть. Соня таяла от властных прикосновений девушки. Ладонь Женьки легла ей на затылок и, ухватив волосы, запрокинула голову, и девушка приникла губами к беззащитно открывшейся шее. Вторая рука прошлась вверх от бедра к груди и обратно на бедро, сжала тонкую ткань и потянула наверх. Когда холодные пальцы художницы коснулись кожи, Соня прогнулась им навстречу и глубоко вздохнула, когда рука двинулась дальше, охлаждая разгоряченное тело. Губы продолжали путешествие по шее девушки, опускаясь все ниже и ниже, к ключицам, к воротнику. Одежда вдруг стала жутко мешать, и Женя, прервав поцелуи, стащила платье со своей девочки, и тут же вернулась к прерванному занятию.
Когда они оказались в квартире, девушки действительно хотели поговорить, но, посмотрев друг другу в глаза, просто не смогли проговорить не слова. Слишком уж долго они этого хотели... Да и что тут скажешь, когда и так все понятно, по глазам, по учащенному дыханию, румянцу на щеках.
У Сони кружилась голова, было невероятно сладко и неправильно все то, что она делает сейчас. Девушка вздрогнула, почувствовав, как Женька резко поставила колено между её ног, настойчиво раздвигая бедра девушки, которая, как кошка, беззастенчиво потерлась о ногу любовницы. Та зарычала и впилась жестким поцелуем в шею Сони, заставив её вскрикнуть от неожиданности и легкой боли, которая тут же прошла, зализанная горячим язычком. А потом Джеки легонько погладила девушку под грудью и поцеловала нежную кожу у ворота сорочки. Боже, сколько одежды!
Соня, наконец, дотянулась до Жениной шеи и провела языком дорожку за ушком, прикусила мочку, обвила желанное тело руками, прильнула еще сильнее. Внезапно её остановили. Женя обхватила голову девушки обеими руками, зафиксировав её лицо прямо перед своим, заглянула ей в глаза.
И девушка окунулась в глубину серых глаз с расширенными от желания зрачками. Она была готова на все и хотела большего, но Женя медлила.
— Ты понимаешь, что я не мужчина, что со мной все по-другому будет?
— Да, — прошептала девушка, не в силах оторваться от этих глаз.
— Если мы пойдем дальше, просто так я не отпущу тебя. Я не позволю тебе просто поиграться, просто провести эксперимент: понравится — не понравится...
Соня приложила пальчик к её губам, заставив замолчать.
— Помолчи, моя хорошая. Просто целуй меня и никуда не отпускай, — тихо-тихо, наклонившись и почти касаясь уха девушки, она проговорила, обжигая дыханьем, посылая волну мурашек по телу Женьки: — Я хочу принадлежать тебе...
Она соблазнительно улыбнулась, и медленно, дразняще сняла с себя сорочку, которая так мешала.
Женя не могла поверить в происходящее. Её милая девочка превратилась в искусную соблазнительницу. Она ничего не боялась и принимала любые правила игры. Это даже слегка разозлило Женьку, захотелось наказать девчонку. Что она и сделала, резко перевернув не ожидающую этого девушку к себе спиной. Сведя её руки за спиной и разведя ножки коленом, Женя толкнулась вперед. Соня вскрикнула от неожиданности и выгнулась навстречу.
— Женя, — прошептала она, опуская голову. — Женька...
Заколка окончательно слетела с волос, и они мягкими волнами рассыпались по обнаженным плечам.
От такого вида художница просто потеряла голову. Она провела рукой по бедру Сонечки и вдруг резко шлепнула по попе. Та снова тихонько вскрикнула.
— Нравится? Ну, отвечай же! — Женька развернула её снова и схватила пальцами, фиксируя подбородок. Она порывисто наклонилась и впилась поцелуем в припухшие губы, другой рукой удерживая тонкие запястья над головой девушки, прижимая её всем телом к слегка шершавой стене.
Но этого было мало. Женя отпустила её и отошла на пару шагов назад, любуясь.
— Давай, если ты так этого хочешь, иди на кровать, — произнесла она, будто приказывая. И Соня не смогла ослушаться. Избавившись от чулок, она опустилась на кровать. Просто села, не зная, что ей делать дальше.
Джеки подходила медленно-медленно, раздеваясь по дороге.
— Хочется любви с девушкой? Докажи мне, что это все по-настоящему. Что ты этого хочешь. Сейчас же, — она остановилась и ухватилась за волосы Сони, не делая, однако, больно. Поднимая её лицо, заглядывая в огромные, растерянные глаза, она усмехалась своей маленькой победе. Женька, похоже, напугала девушку и, если та сейчас уйдет, то в сердце останется пустота, но оно будет все же при ней. А вот если Соня уйдет после этой ночи, в груди останутся одни осколки. — Ну!
Она почувствовала движение. Соня раздвинула ноги, упрямо глядя в глаза любовнице.
— Вот как? — хмыкнула девушка, опускаясь на колени меж стройных ножек девушки — ну что ж...

Губы художницы ласкали внутреннюю сторону бедра, пальцы прикасались ко всем самым потайным местам, а затем Женя, покрывая тело девушки поцелуями, поднялась выше, и их языки сплелись в неистовом танце. Полустоны — полувсхлипы Сони отлетали от стен и наполняли сознание Жени сладостным удовольствием и желанием. Но вдруг Соня выгнулась и сладко всхлипнула, уткнувшись в плечо любимой.
Женя тихо выдохнула и принялась целовать тихонько вздрагивающую девушку, покрывать поцелуями глаза, щеки, носик...
— Девочка моя. Тише, тише, я с тобой, — она прижимала к себе девушку, а душу наполняло невероятное чувство нежности.
И тут Соня отстранилась, на её щеках блестели влажные дорожки, а улыбка на припухших губах была невероятно соблазнительной. Её рука опустилась на внутреннюю сторону бедра Жени.
— Соня, что... — Женька задохнулась и застонала.
— Я прилежная ученица, — прошептала, улыбаясь, Соня и легонько поцеловала девушку в ключицу, обхватила губами и рукой холмик груди, и дальше, дальше, пока Женя не вскрикнула и не выгнулась под прикосновениями, закусив губу и не отрываясь глядя на любимую, отчего волны удовольствия накатывали еще и еще.

Соня полусидела на пушистой шкуре, зарываясь одной рукой в густой мех, а головой упираясь в бедро Женьки, которая сидела в кресле и курила трубку, выдыхая ароматный дым, который складывался в воздухе в замысловатые узоры и наполнял комнату, делая все каким-то ирреальным, с привкусом шоколада.
— Ты этого хотела? — спросила художница, выдыхая очередную порцию шоколадного дыма
— Да.
— И что будешь делать теперь?
— Я пойду на кухню и притащу сюда чего-нибудь поесть и чашку кофе. Только не говори мне, что у тебя нет кофе.
— Глупая, — хмыкнула Женя, — я же не о том...
— А что ты хочешь услышать от меня? Не надейся. Я не уйду... М-м... Мне лень, — и Соня захихикала, получив легкий подзатыльник: — Расслабься, Жень, я никуда не исчезну.
— Я знаю... Знаю, милая девочка.
— А ты?
— Что я?
— Ты от меня никуда не денешься?
— Я всегда буду с тобой, не бойся...

Эпилог

Прошло три года. Евгения Салманова жила в Ленинграде, её работы теперь выставлялись в крупных галереях, её хвалили серьезные критики и ругала пресса. Жизнь била ключом, не было ни дня для отдыха, были друзья, которые приходили именно тогда, когда она продавала особо удачный фотопортрет или картину. А ей было все равно — художница жила одна, незначащие ничего связи были, но не длились и недели, а потом в сердце оставалась пустота, а на лице холодная улыбка.
Любовь ушла из сердца, когда они расстались с Соней. Около той постоянно вились кавалеры, что вызвало в художнице ревность, пусть и безосновательную. Женька пропадала на работе, а потом получила приглашение из столицы. Глупо было отказываться. Соня не поехала с ней. Кажется, родители все же решили эмигрировать и готовили все необходимое... А потом через общих знакомых Женя узнала, что они решили подождать еще немного. Ведь у возлюбленной скоро должен был родиться ребенок. А ему, как и матери, был нужен покой, хотя бы относительный.
А вот тогда Женька поняла, что бывает, когда человек не может дышать. Сердце разлетелось на части, и теперь для нее важна была только работа, которая помогала жить, чувствовать, творить. И она творила. Яркие, сильные, пронзительные картины и фотографии. Она была известна, но единственной её мечтой было уйти с арены, от фальшивых улыбок и ненужных друзей, от жесткой цензуры. Надоело быть осмотрительной, говорить только то, что от нее хотят слышать, снимать только то, что идеологически правильно...
И она ушла. Уладив все дела, она уехала домой. В тот город, который стал для нее домом, когда появилась Соня. Город, в котором остались самые счастливые мгновения её жизни. Она ехала попрощаться с этим местом перед отъездом в Париж. Иван и Тимофей с невестами и родителями уже перебрались туда и настойчиво звали с собой, но тогда Женя была не готова. Сейчас время пришло.

Одевшись в старые штаны и рубашку, взъерошив волосы назло всем аккуратным прохожим, она шла по той самой улице, мимо той самой кофейни, вот только она так и не решилась в нее зайти.
На лавочках сидели люди, по бульвару прогуливались парочки, по бортику фонтана бегали детишки, приседали на корточки, опускали маленькие ручонки в прохладную воду.
А на скамеечке сидела она.
Девушка с собранными волосами и в легком платьице сидела, покачивая коляску. Она почти совсем не изменилась, только глаза стали серьезнее.
Джеки остановилась, не зная, куда деваться. Подходить было страшно. Пройти мимо — невозможно. Но тут Соня повернулась и посмотрела прямо в лицо художницы. Коляска остановилась. Женя медленно подошла ближе, тогда как Соня сидела неподвижно и только всматривалась в лицо девушки с каким-то непонятным выражением.
— Здравствуй, — от звука её голоса стало совсем не по себе. Джеки резко вдохнула и сделала еще пару шагов навстречу. Молодая мама встала и неловким движением расправила складки платья.
— И тебе привет, — художница совсем растерялась. Она не знала, что сказать ещё, не могла заставить себя посмотреть в коляску.
— Ты теперь известный человек, поздравляю тебя.
— Спасибо. Тебя тоже можно поздравить, — проговорила художница, настороженно поглядывая на коляску.
— Вроде того, — усмехнулась Соня и, проследив за взглядом старой знакомой, заглянула под полог, — хочешь посмотреть?
Женя не успела возразить, молодая мама быстро наклонилась и подхватила на руки мальчишку в смешной панамке.
— Ну я... — Женька чувствовала себя донельзя глупо.
— Держи, — улыбаясь, Соня протянула ребенка художнице, а та нервно отступила назад.
— Нет, знаешь, мне как-то никогда не приходилось держать дитё на руках, да я вообще их это... побаиваюсь...
— Перестань, я тебе полностью доверяю, Жень, — это прозвучало немного грустно.
После таких слов, девушке ничего не оставалось, как аккуратно подхватить ребенка из рук матери. Малыш тут же заулыбался и посмотрел на нее удивительно серыми глазами.
— Ему скоро будет год, — проговорила Соня, но Женя её не слушала. Она смотрела на улыбающегося малыша, который теребил ворот её рубашки и совсем не боялся незнакомого человека. Женя прижала его к себе сильнее, и на лице художницы появилась несмелая улыбка.
— Тебя и правда можно поздравить, — сказала она, глядя на ребенка, — кроха у тебя чудный. Папаша, наверное, счастлив.
— У него никогда не было папы. Папа исчез в ту же ночь, — услышала она спокойный ответ.
Женя вскинула голову и удивленно посмотрела на девушку.
— Да какой же дурак смог тебя бросить? — нахмурилась. — Какая же м...
Соня тихо рассмеялась, и Женя вдруг почувствовала резкую боль в груди. А она? Сама. Разве не сделала это? Пусть и под влиянием объективных причин. Но никакая причина не может быть убедительной, когда смотришь в эти кофейные глаза, теряясь в нежности и в осознании потери.
— Он был мне совершенно безразличен. В моей жизни существует только один человек, кроме сына, — сказала она, глядя в любимые глаза. И Женька все поняла, но не решилась продолжить эту тему.
— Как тебя зовут, малыш? — спросила она у мальчугана, который увлеченно дергал её за ворот рубашки
— Его зовут Женя.

* * *

По тихой улочке Парижа прогуливались три человека. Хрупкая девушка в длинном платье, которое атласной дымкой вилось вокруг лодыжек, волосы её были уложены в чуть небрежную прическу, а большие глаза цвета кофе притягивали взгляды, и вторая, высокая, с короткой стрижкой, в мужской одежде. У нее были резковатые движения, широкий шаг и внимательный взгляд художника. Она курила трубку и выдыхала ароматный дым, который рассеивался в вечернем воздухе, оставаясь лишь легким привкусом шоколада. А рядом с ними бежал сероглазый мальчишка лет четырех. Он был красивым и смышленым. Он смеялся и то и дело звал посмотреть на что-то интересное. Они были вместе и были счастливы. Их ребенка не коснулись еще беды XX века. А если и коснуться, то они сделают все возможное, чтоб его уберечь. Они сильные и они любят. Они справятся.
Троица только что вышла из кофейни, что в квартале русских эмигрантов, где управляющий и их добрый друг Виктор Малинин долго смотрел им вслед, улыбаясь каким-то своим мыслям.