Из штурмового дневника 6 страница

Спуск. А дальше взял за правило траверсировать все склоны без, спусков и подъемов и так очень удачно дошел до самого лагеря. Ребята радостно приветствуют мое воз­вращение. Все в порядке. Работу можно считать закон­ченной.

20 сентября. Свежо. Ветерок. Метет снег. Ручей промерз настолько, что едва набрали полкотелка воды.

Анероид что-то подскочил на сто метров, показывает 5000. Солнце очень медленно согревает воздух. В 10 ча­сов — минус 5 градусов. К 11 часам приближается к нулю.

Позавтракали очень плотно, стараясь истребить как можно больше продуктов.

Ухожу на гребень рисовать Кара-куль. Рисунок сде­лал прилично, но когда начал покрывать акварелью, стали получаться какие-то сгустки. В чем дело? И тут же разга­дал: мерзнет.

Вскоре показались ишаки с караванщиком. Так и не пришлось кончить акварель. Ребята уже собрали рюкзаки, начинают вьючить.

Быстро сбегаем по пологам склонам. Ишаки не от­стают, а вскоре даже и перегнали нас. За час спустились уже на равнину. Заплеталов отстает. Искин бежит впе­реди.

Завеса пыли несется по равнине. Крутят смерчи. Выше гор поднимается красноватая пыль, особенно от Маракан-су. Совсем закрыло горы и небо.

Вот уже близко база. Видны наши палатки. Первы­ми встречают Мамаджан и Израим. Затем высыпают ре­бята. Сpaзy тысяча вопросов. Тут же смотрят рисунки, развертывают карту и с азартом расспрашивают, что сде­лано, что видено.

К вечеру приходит группа Давида. Измотаны здорово.

Я в палатке начальника начинаю составлять по мате­риалам карту. Темно.

Сплю в «шустере» богатырским сном.

21 сентября. Тихое, ясное утро.

Принимаю приглашение Саши покататься по озеру.

К обеду приехало начальство. У Николая Васильевича звенья уже отчитываются о проделанной работе.

Свой отчет я поручаю сделать Заилеталову. Он расска­зал в основном о восхождении на Кок-чокур-баши и о том, что оттуда было видно.

Когда речь зашла о восточной широкой долине и я сказал, что северная стена обрывается почти недоступно на всем протяжении, Николай Васильевич воскликнул:

—Что Вы мне рассказываете! Я был там и знаю, что подняться на нее очень просто.

Но вскоре все уладилось. Выяснилось, что Николай Васильевич спутал и говорил совсем о другом ущелье.

Еще поспорили немного о наименовании вершин. Одна­ко я особенно не возражал, названия давал не я.

22 сентября. Хорошее ясное утро.

Вызывают к начальнику. Захожу в большую палатку. Там сидят Николай Васильевич, Вершико, Попов. Рассмат­ривают негативы, фото теодолита.

— Смотрите, Евгений, вот снято ущелье с Маркан-су. Вот наш лагерь, а вот еще две вершины...

— Правильно. Это боковой отрог. За ним двуглавая вершина (одной головы не видно). А здесь — чуть замет­ная снежная перемычка. Дальше Кок-чукур-баши. А вот это восточное ущелье. Видите, как здесь круто обрывает­ся? А вот и вершина, до которой я доходил.

Говорили еще долго, пока не исчерпали материал. Ни­колай Васильевич ушел, а я еще разговаривал с Вершико, объяснял ему маршрут на обе вершины. Николай Василье­вич посылает его в те районы и даже кошки дает.

Вечером перед строем начальник зачитал оценки работ по съемке. Все звенья получили «хорошо». Мое третье звено — «отлично». Затем Николай Васильевич дал общую оценку проделанной работы, оценивая ее вполне хорошо. Коснулся нашего спуска с пика Ленина и еще раз похва­лил меня, сделав, однако, замечание, что спускаться сле­довало более медленно. Потом оказал, что вся работа окон­чена и что он завтра уезжает.

Поднялся шум. «Качать Николая Васильевича!» и под­няли...

Сразу же началось приготовление к сабантую. «Соби­рай кружки!» Плотно расположились на брезентах. Нико­лай Васильевич улыбается.

—Ну, товарищи, с успешным окончанием!..

Лукин винтом прошелся по посуде и кубарем скатил­ся. Перешли к костру. Затянули песни. Прыгаем через костер. Смех и крик оглушительный. Все явно довольны сабантуем.

Николай Васильевич лег спать.

—Тише, расходитесь!..

Но куда тут, усмирить трудно! Дальше я не слышал, заснул.

23 сентября. Встал едва показалось солнце, пожа­луй, первым.

Успел порисовать. Подъем в восемь часов.

Еще одно задание: проработать побригадно три раз­дела и записать предложения командиров: 1) по снаряже­нию, 2) по режиму движения в горах и питанию, 3) по ме­тодике обучения горной технике.

После завтрака, когда Николай Васильевич и прочие уехали на легковой машине на Ранг-куль, мы занялись проработкой. С азартом обсуждались все вопросы. Жи­вейшее участие принимал Альгамбров, Заплеталов, врач и др.

Ребята ушли на берег играть в волейбол. К трем ча­сам ждем машины; но пока их что-то не видно. Просмат­риваем нарасхват последние газеты. Сенсацию произвело сообщение о вступлении СССР в Лигу Наций. Есть сооб­щения о нашем походе.

Поздно вечером подошли две машины и с ними Ваня Юхин. Ух, якши! Дыни, арбузы, помидоры!.. Сейчас же конвейером разгрузка. Завтра рано утром выезжаем.

24 сентября. Встали рано, только начало светать. Но сборы затянулись. Шум с погрузкой. Машины нагрузи­ли до отказа. Выехали в 10 часов.

Пасмурно, низко тянутся облака. Ветер свистит и го­нит пыль. Озеро сердито посинело. Машины идут, тихо переваливаясь то на один, то на другой бок. Здесь уже трудно разобрать, где шоссе: бесконечные обходы и спрямления запутали все. Глубокие камни, рытвины, ухабы, колеса глубоко увязают в песок. Мотор гудит напряженно.

Бесконечно долго объезжаем восточный берег озера и на практике убеждаемся, что действительно оно не малень­кое. Наконец первые предгорья хребта. Дорога ровнее, а вскоре и совсем ладная. Левее за невысокими хребтами видны снежные пики с черными прорезями скалистых выходов. Впереди изрезанной стеной заканчивает долину новый хребет, и не знаешь, куда же нырнет машина.

Дорога медленно поползла вверх. Какой же здесь перевальчик? Будто на карте нет такого. Вдруг выехали на горку и справа совсем рядом открылась соседняя широкая долина. Несколько крутых поворотов — и мы там. Пересекаем русла речек. Вода шумно веером разлетает­ся в стороны. Шоссе здесь не плохое, машины идут резво.

Справа в ущельях показываются внушительные остро­конечные вершины. Это очень мало изученный хребет. Еще немного — и мы у заставы, пожалуй, самой малень­кой и самой высокогорной на Памире. Здесь остановка ровно настолько, чтобы подлить бензина и воды.

Постепенно по широкой долине машина взбирается вверх. Мы уже пропели все песни, охрипли и порядочно надоели Саше. Сидим молча и с нетерпением ждем, когда же начнется собственно подъем на самый перевал.

Застава в горах. Рисунок Е. Абалакова

Вот въехали в боковое правое ущелье. Еще немного — шоссе взбежало на склон. Наружный его край обложен ка­менной стенкой, а дальше прямой отвес. Чем выше, тем шире открывается сзади панорама. Пипки, один острее дру­гого, торчат острыми зубьями, а на заднем плане, наподо­бие пика Коммунизма в миниатюре, видимо, одна из
наивысших точек хребта Муз-кол (около 6200 метров). Утренний снег еще не стаял. Вершины седые до самого подножья.

Подъем вдруг стал почти незаметным. Долина расши­рялась. Мы ждем перевальной точки. Однако дождались ее не скоро. (Характерная особенность почти всех памирских перевалов — очень слабо выражена самая переваль­ная точка). Наконец; поваленный столб и спуск. Ветер рвет неимоверно. Но лишь перевалили — стало тише, а вскоре и значительно теплее. Здесь свежего снега на склонах почти не видно.

Горы снизились, стали цветистее. И только справа в ущельях еще долго виднеются снежные пики. Раститель­ность небогата. На песчаной глинистой почве разросся лишь жесткий терескен.

Издали увидели встречную легковую машину и еди­ногласно решили: начальство возвращается.

Не доезжая до нас, легковая дала тормоз. Крики при­ветствия. Руки лесом взвились вверх. Все трое густо на­пудрены пылью, все трое улыбаются. Сейчас же окружили машину, куча вопросов...

Машины разбегаются и теряют одна другую в горной пустыне: одна держит путь на Мургаб, другая на Ош.

Поворот на юг. Еще более широкая долина. Ветер кру­тит смерчи. Желтая завеса пыли летит по долине. Важ­ные верблюды с красными помпонами мерно шагают в Кашгар. Целую связку верблюдов ведет тоже разукрашен­ный ишачок, иногда самостоятельно, иногда с седоком на сагане. Бронзовое лицо седока окаймляет меховая шапка, на плечах темной лазури халат.

А вот идет красавец. Нежно-голубой халат перепоясан золотой тесьмой на тонкой талии, широкие белые шарова­ры ив тонкой материи раздувает ветер. Ноги в легких остроносых туфлях. Движения его характерно восточные: легкие и медлительные.

Бесконечно долго тянется караван. Машина беспре­станно ревет сиреной. Верблюды в смятении лезут один на другого, теряя спокойствие «кораблей» пустыни.

Слева подошла еще одна широкая долина. Бели по ней пройти немного, то попадешь в Китай. Отсюда и приходят в Мургаб кашгарские купцы с товарами.

Солнце склоняется к правому хребту. Машины делают несколько поворотов в холмах и вылетают к Мургабу.

«Город» Мургаб!.. Несколько построек, склады загото­вительных учреждений, кибитки и приятно удивляющее первое строительство комендатуры. Вот и все.

Базар. Небольшой прямоугольник, ограниченный строениями и юртами. Сегодня, увы, выходной день. Тор­говли нет. Товар лежит упакованным посредине. Нарядные кашгарские купцы сидят тут же. Лукин было завел раз­говор, ню не нашел «общего» языка.

Ниже конский базар. Специальный наездник объезжает низкорослых, но довольно резвых лошадок. Специалист-браковщик дает заключение. Нашли здоровенного кутаса и снимались на нем по очереди. Лукин пытался наладить связь с батраками баев и уверял нас, что ему многое уда­лось: выяснил, что батраки явно недовольны баями, а в СССР, говорят, якши! Дальнейшую агитработу пришлось прекратить.

На базу явились слишком рано, обед еще не готов. Посему ребята пошли «дообследовать» Мургаб. Я же принялся рисовать.

Обедаем поздненько, но зато богато: жареный баран, дыня, арбуз и чай.

Спать думал на сене. Но там обосновалась целая сво­ра собак. Устроился у Давида. Ночь теплая. Спали очень хорошо.

25 сентября. Встали рано. Конечно, подняли шум, хотя все еще спали.

Смотали палатки довольно быстро. Завтрак. Погрузка. Лишь начало светать — выехали.

Изумительно богато расцветает долина. Цвета меняют­ся с рассветом. Нежная перламутровая гамма наливается теплыми цветами, а восточный склон начинает гореть гу­стыми красными пятнами породы. Поворот вправо — и мы съехали с шоссе. Брод через речку. Пошли ухабы. Между пиками показалось солнце.

Справа в долине полоса воды: озеро Шор-Куль. Озеро оказалось порядочное. Берем пробу. Вода не плохая, чуть только подсоленная.

От Шор-куля машина начала дурить и надежды до­ехать сегодня до Кара-куля стали меркнуть. Пыль жут­кая. Особенно хорош Саша: как рыжий в цирке напудрен, бее смеха невозможно смотреть.

Наконец, шоссе. Но, увы, поломки продолжаются. Продуваем и разбираем через каждые 5-10 минут, и все меньше становятся промежутки от остановки до оста­новки.

Огоньки встречных машин. Одна, две, три, четыре! В этом году поодиночке машины, особенно ночью, ходят редко. Предпочитают колоннами. Опыт удачный: меньше аварий, возможна взаимопомощь. Аккуратно обходят ма­шины одна другую, однако обмен «любезностями» все же происходит. Быстро пошли по долине.

Располагаемся на склоне. Машины задом с разгона тоже взбегают на крутой склон (это для того, чтобы завтра можно было сразу разогреть мотор, иначе замуча­ешься).

Я и Клименко палатки не ставим. Ночь безветренная и кажется даже теплой. Когда же пошли смыть толстый слой пыли с лиц, оказалось, что речка крепко подернулась льдом. Перед сном бегло закусили печеньем с шоколадом и дыней. В мешке оказалось совсем чудесно.

26 сентября. Пока свертывали вещи, машины рез­во сбежали со склона и затарахтели моторами. Усаживаем­ся. Нашу машину, чтобы не отставала, пускают первой.

Холодный утренний ветер пахнул в лицо. В выемку меж гор прорвалось солнце и золотистым клином вышло на плоское дно долины.

Осторожно въезжаем в русло речки. Лед хрустит и звенит под колесами. Ледяной вал образовал целую плоти­ну, вода поднялась, едва просачивается. На этот раз маши­на застопорила в самом русле. С трудом доползли до бере­га и здесь вновь принялись за продувание. А впереди уже давно орет сирена встречной машины.

Двинулись на бугор. Вот-вот опять встанем! (Чуть не кряхтим в такт болезненным перебоям сдыхающего мо­тора). Резкий зигзаг. Знакомый перевальчик и мы... сели опять. Снова продувание под виртуозные ругательства шо­фера.

Отсюда из узкого ущельица открылась чудесная пано­рама на хребет Северный Муз-кол: скалистые стены, на коих едва держится снег, пики и башни, висят ледники. Захватывающая картина! Неплохо бы подняться по этому, еще не обследованному горному кряжу!

Опять «сдох мотор». Вторая машина не вытерпела: пе­ресадили к себе повара Мамаджана с продуктами и ука­тили. А мы еще долго «починяемся». Единственное спасе­ние, что уклон по ходу; все же лишних метров сто прока­тимся.

Горы разбежались. Широкая долина. Впереди простор озера Кара-куль. Озеро грозное, почти черное, у берега вздымает белую пену гребней. Пыльной хмарью подерну­лись далекие хребты. Прозрачным пластичным изгибом кое-где тянутся к нему столбы смерчей.

Движемся по бесконечным ухабам и барханам близ бе­рега озера. В глубоких колеях машина стопорит еще чаще (Сашка упорно продолжает шикать, когда мы затягиваем песни, явно опасаясь их пагубного влияния на работу МО-тора). Еще раз подкачали. Доедем теперь или пет? И до­ехали. До самой палатки топографа. Машину принялись не в шутку разбирать. В палатке организован «ресторан». Кончает первая смена. Тесно, едва можно стоять на коленях. Мы проголо­дались и уничтожаем все с необычайной быстротой.

На старом нашем пепелище остались еще ящики, меш­ки с кое-какой «шара-бара». Мамаджан срочно ликвиди­рует остатки. Пока насыщаются изрядно измазанные в масле шоферы, я спешу сделать последний набросок с Кок-чукур-баши.

Ровная лента шоссе полого взбирается к перевалу Ак-булак. Раздвигаются горизонты. Матово-синей плоскостью раскинулось внизу озеро. Один, зигзаг другой, спуск. Вот и широкое русло высохшей речки (полагаю, с ледника Кок-чукур-баши). Пытаюсь сделать засечки боковых до­лин, ориентируясь на снежную голову Кок-чукура. Одна­ко она вскоре скрывается.

И опять в машине. Из-под колес с треском разлетают­ся камни. Едем по широкому руслу высохшей речки. У рабата Маркан-су ждем отставшую машину. На досуге ин­тересуемся «историческими» надписями на стенах рабата. Двинулись к перевалу Кызыл-арт. Полого поднимает­ся шоссе, но и этот уклон машина берет с перебоями и опять стопорит мотор. Ребята со второй машины острят и посмеиваются.

Справа убегает в Китай цветистая долина Маркан-су. Высокая вершина гордо венчает хребет, крутой стеной ограничивающий долину. Сейчас хребет кажется как-то значительнее, чем вначале. От Заалайского медленно пол­зет темная синеватая туча, закрывая до половины вер­шины.

Зигзаги подъема пошли круче. Перевал Кызыл-арт, 4245 метров.

Прощай, Памир!

В 1935 году в нашей стране впервые к промышленной работе по разведке и добыче олова была привлечена группа альпини­стов, среди которых были Евгений и Виталий Абалаковы, Вален­тина Чередова, Андрей Малейнов Евгений Тимашев. В суровых высокогорных условиях Туркестанского хребта помощь альпини­стов стала неотъемлемой частью работы экспедиции Союзникельоловоразведки.

Альпинисты явились первыми разведчиками, а в дальнейшем и проводниками к труднодоступным оловорудным жилам. Они научили многочисленную группу специалистов и рабочих трудить­ся в непривычных для них условиях высокогорья. Они обеспечили безопасность разведочной работы геологов и рабочих во время разработки рудных жил.

За три с половиной месяца альпинисты прошли и изучили семь ледников, 60 раз поднялись на перевалы и гребни вместе с геологами, рабочими и носильщиками. Они совершили десять восхождений на вершины, достигающие высоты 5600 метров, и составили несколько карт этого района.

Дневник Е. Абалакова повествует о суровых буднях альпини­стов — разведчиков олова.

Туркестанский хребет*

(Оловоразведка)

21 мая. Утро не очень обрадовало погодкой: дождя хотя и нет, но сильная облачность.

Навьючив караван ишаков и несколько лошадей, дви­нулись в путь. Мне попала славная белая лошадка. Чув­ствую себя на ней вполне спокойно. Ехать не жарко.

Ущелье иногда сужается настолько, что, пожалуй, уда­лось бы перепрыгнуть. Громады скал нависают над голо­вой колоссальными стенами. Речка, заваленная камнями, почти совсем не видна; лишь сверху пена и злой шум. До­лина повернула немного влево, стала шире. Дорожка хо­роша и ехать удобно.

Слева (ор.)** первый значительный приток. Шаткий мостик. Мы движемся по левому берегу роки Каравшин. Кругом голые пустынные склоны, лишь выше из-под сплошной шапки тумана виднеются, как кочки, присыпан­ные снегом, кусты арчи.

Вскоре река Каравшин осталась правее. На месте слия­ния ее с Джинтыком раскинулись несколько каменных землянок. Здесь отдыхаем и закусываем. Отсюда, говорят, до ущелья километров двадцать.

Поплутали в первом левом ущелье, решив, что тропа должна сворачивать туда. Ущелье узкое и суровое, лишь у самой речки в нежной весенней зелени стоят группы березок.

Следующее левое ущелье оказалось Тамынгеном. Оно сузилось. Тропа пошла круче, под нависающими громада­ми отвесных скал. Дорожка пробита в отвесной стене, вниз от нее — колоссальный обрыв до реки. Неожиданно дорож­ка вышла на большую горную поляну и побежала среди зарослей арчи и берез. Взглянул назад и убедился, что за­лезли высоко: далеко вниз уходит провал ущелья.

Тропа, среди зарослей березы и арчи, пошла еще кру­че. На ветвях видны хлопья недотаявшего снега, а сверху опять легонько сыпет свежий. Дальше пути нет: на тропу свалилось огромное дерево. Пришлось затратить порядоч­но усилий, чтобы приподнять его и пропустить под ним лошадей. Подниматься становится тяжелее. Чаще дыха­ние, медленнее шаг.

Впереди ущелье расширяется, и тропа вьется пологими лугами. Вместе с Андреем Малейновым подхожу к зем­лянкам базы Тамынген. Видимость необычайно слабая, к тому же вечереет.

В землянке жарко и душно. Встречают нас очень ра­душно. Предоставили нам отдельную комнату.

Вышел навстречу ребятам. На улице снег и сильный ветер. К землянке движется фигура.

— Что, еще далеко?!

В голосе чувствуется отчаяние. Узнаю Виктора Корзуна. Вымотался парень.

Наконец собрались все, кроме ишачьего каравана (ви­димо, заночуют в дороге). Приятно и весело чувствовать легкую усталость. Все же 52 км пройдено.

22 мая. Облачно. Сквозь облака проглядывают горы и поражают своим величием. Особенно хорош пик на юго-востоке. Он весьма большой высоты и имеет форму Мижирги. Понемножку начала открываться и Оловянная сте­на, вся обеленная снегом.

Говорят, что до нас целый месяц стояла хорошая теп­лая погода. Снег сошел и даже ледник протаял до основ­ного льда. Зима здесь вообще не отличается большой суро­востью, а в этом году была даже мягче, чем в Алтын-мазаре. Снег удерживается мало; его выдувает.

На завтра намечен выход наверх. Занимаемся пригон­кой снаряжения и отбором вещей.

Здешний повар старается как можно лучше подкормить нас. Дмитриев (замещающий начальника) серьезный и хозяйственный человек, очень внимательно относится к на­шим нуждам.

Вся атмосфера лагеря сурова, нетороплива и положи­тельна. Все здесь старые «волки», чувствующие себя хо­зяевами. К нам, прибывшему «молодняку», относятся снисходительно, с любопытством и некоторым недоверием к нашим силам и выносливости.

23 мая. Чудесно ясное утро. Исключительной белиз­ной сияет Стена; без очков невозможно вылезти из палат­ки. Кругом острые скалистые пики.

Часа через два отправилась наша пятерка с ишаками и проводником, киргизенком Сали. Наша задача — обсле­довать и забросить грузы как можно выше вверх к ледни­ку. Тропа вьется меж кустов арчи, затем выходит на ста­рые морены ледника с снежными пятнами.

Вдали тропа, как бергшрунд, прорезает снежный уча­сток и переходит на другой берег. Отсюда и начинается собственно подъем на ледник. Встретились киргизы-до­рожники. Один из них, отец нашего Сали, решил сопро­вождать нас.

Снег почти сплошным слоем покрывает морену. Иша­ки вязнут и едва бредут, начался тяжелый подъем в обход оползшей тропы. Ишаки вязнут в снегу уже по брюхо. Крики погонщиков, их пинки и удары ишак переносит со­вершенно равнодушно. Тогда применяем новый способ: общими усилиями хватаем его за уши, морду и хвост, при­поднимаем, ставим па более прочный снег и начинаем вьючить заново. И такая процедура почти через каждые 20-30 шагов со всеми десятью ишаками.

У сплошного снежного покрова решили сложить груз. Обратно спускаемся бегом, почти без остановок. Около землянки встречаем подъехавшего Женю Тимашева (Птен­чика). Не входя в «хату», он рассказывает нам о своих дорожных приключениях.

24 мая. Утро хорошее. Собрались довольно рано. Тепло распростились с оставшимися и двинулись.

Все чаще и круче подъемы. Тропа, прижимаясь к ле­вому берегу (ор.), вьется серпантином по сыпучему мо­ренному склону.

Наконец довольно пологий осыпной склон и на гра­ни с береговой мореной довольно уютная травянистая площадка. Решено: здесь будет лагерь. Довольны все: и караванщики, и мы, и ишаки. Разгребаем снег, сбрасыва­ем камни. Несколько человек уходят за оставшимися ве­щами и возвращаются к вечеру с шестью ишаками. Первая ночь в палатках. Мешки явно холодные.

25 мая. Утро. Солнце выходит из-за скалистой вер­шинки к девяти часам. Дежурит Птенчик.

Первая вылазка на Стену. Наша задача на сегодня — осмотреть путь и ознакомиться с состоянием склона.

Тропа вновь идет по склону береговой морены. Она сильно разрушена и завалена камнями. Вот открылся ле­вый (ор.) цирк, ограниченный высокой стеной, которая увенчана эффектной скально-ледяной вершиной.

Сошли на снежник. Сильно проваливаемся. Под пер­выми скалами Стены сняли рюкзаки. Часть ребят пошла выше налегке, а затем и мы с рюкзаками. Скалистым же­лобом вышли на первый уступ. Отсюда стенка. Первая двойка справляется успешно. Затем вторая и третья. Последние я и Мишук Дадиомов.

После траверса еще одного уступа вышли по снежнику к ребятам.

— Хватит! Складывайте вещи здесь.

Кошки, крюки и консервы полегли в один рюкзак и остались на уступе. Осмотрели склон: уступ нависает над уступом, и так до самого гребня.

Спустились довольно быстро — ив лагерь.

Явились несколько раньше условленного времени. Птенчик, конечно, еще ничего не сготовил. Л когда сгото­вил, оказалось, что лучше бы и не готовил. Почему-то он решил, что лапшу сперва нужно размочить («а то она слишком суха!»), а потом заварить. Рассуждал тонко, а получился какой-то клейстер.

Катаемся у лагеря на лыжах. На снегу корка, повора­чивать тяжело.

Ночью долго не могу уснуть. Завтра в 5.30 выход.

26 мая. Рано. Встаем быстро. Холод подгоняет. Ре­шили не закусывать. Я и Андрей выходим на лыжах на перевал. Движемся в боевой готовности, связанные. Ле­дорубы в рюкзаках.

Утомительный подъем на ледник, засыпанный в этом месте (левый берег) глубоким снегом. Вверху группа трещин. Андрей чуть не ввалился в одну, но вовремя отступил.

Нашли мост к самому левому берегу, на лавинные сбросы. Дальше более полого, но уклон все же непрерыв­ный, с большей или меньшей крутизной. Мешает встреч­ный ветер. Иногда метет. Придерживаясь левого берега, когда зигзагами, когда прямо движемся по обширным снежникам.

Карнизы, которые я разглядывал из лагеря, оказались достаточно внушительными. Решили под ними не идти. Сошли с лыж и... погрузились в снег ниже колена. Полез­ли на крутой снежник значительно правее перевала. Снег и здесь не держит, поэтому при первой возможности пере­шли на скалы- Скалы очень хрупкие, покрытые снегом, но все же более надежны. В верхней части попали в не­проходимые скальные дебри. Пришлось спускаться вниз, ибо мы были уже выше перевальной точки.

Очень удачно страверсировали к перевалу и... остано­вились в удивлении. Мы рассчитывали увидеть с другой стороны не менее крутую стену, а там оказалось почти ровное плато с легким спуском на юг. Быстро пошли к пе­ревальной точке. Залезли на скалистый выступ. Отсюда открылась изумительная панорама.

Верхнее перевальное плато широкими снежниками по­степенно спускается вниз, переходя в более узкий, пологий ледник. С правого края (левого не было видно) свисают крутые языки сбросов, которые переходят выше в совершенно отвесные стены и изумительной остроты пики. Ла­винные желоба строгими полосами режут ребра пиков. А на самом горизонте виден кусочек противоположного Зеравшанского хребта. Прямо на юг, увы, увидеть нового не удалось, ибо хребет за перевалом опять вздымается сильно оснеженной вершиной, поднимающейся отдельны­ми уступами на значительную высоту.

Высоту перевала, к сожалению, определить не уда­лось — у нас не было анероида. Я занялся зарисовкой. Сильно мешает шквальный ветер. Андрей старается «слиз­нуть» при помощи резиновой трубки воду с камня, но это ему плохо удается.

Отсюда решили спуститься на плато и вниз, на пер­вые осыпные выходы. Снега по колено, а осыпь оказалась довольно далеко. Замерзли порядком и поспешили обратно по проторенным следам.

На вершине перевального выступа сложили тур. По знакомым местам спускались уже быстрее и уверен­нее.

Ребята уже давно в лагере. Любовались, как мы мча­лись на лыжах по склону. Подъем их окончился неуда­чей: дошли они лишь до половины Стены. Дальше начал­ся очень ненадежный снег, пошли лавины, и они не реша­лись двигаться вперед.

Действительно, в этот вечер мы любовались многочис­ленными лавинами.

Миша угощает хорошей солянкой (правда, картошка оказалась сырой). Едим с энтузиазмом. Вечером опять снег. Спать тепло.

28 мая. С утра туманно. Сегодня я вызвался дежу­рить, ибо физиономия моя после восхождения стала жут­кой. Предполагаемое обследование перевала вчетвером не состоялось.

29 мая. Утро ветреное и холодное. Лишь вышло солнце, раздался крик дежурного: «Кофе!» Вскочили быстро.

Все кругом засыпано снегом. Ослепительно ярко. Я де­лаю зарисовки хребтов. Ребята ушли на скалы.

Вернулась первая пара — они ходили на вершинку и очень довольны. Ждем еще пару (Виталия и Корзуна). Увы, их нет, а уже темнеет.

Тревожно. Пошли на поиски. Валя быстро замерзла и вернулась. Идем втроем. Я взял сразу влево, решив прой­ти кулуар и осмотреть склоны Петуха. Никого и ничего не обнаружил.

Поднялся на гребень. Ветер порывистый и холодный. Вижу на осыпи остальных ребят. Выше всех с камня на камень движется Миша. Перекликаемся. Никого не обна­ружили.

Спустился и снова полез выше, траверсируя по ломкой породе. Долез до конечного выступа. Ветер рвет свирепо. На самый вершинный, нависающий камень вылезать жутко.

Влез па гребень, перегнулся — увидел Мишку, кричу ему. Ответ все тот же: никого! Неприятно. Вдруг внизу закричали. Долго Мишук ничего не может понять — ветер мешает. Наконец, зовет меня.

Скатился по снежнику. На осыпи увидел пропавшую пару.

Миша долго прилаживается начать спуск по веревке. Выходит плохо, завязка явно фантастична. Тогда он ищет обхода. Начинаю опускаться я.

У последних скал нагнал Виталия. Оказалось, наши пропавшие заходили на шилу, не предупредив нас, конеч­но, и там задержались.

30 мая. Виталий и Ленц Саладин ушли в Тамынген, узнавать, где геологи. Остальные пошли на гребень искать олово. Я занялся рисованием.

Вернулись Ленц и Виталий. Ничего нового нет, и гео­логов нет. Радио молчит — сегодня выходной. Виталий показывал в Тамынгене образцы. Там признали, что это олово.

Наконец появилась пара: Валя с Мишей. Валя еще с дороги ругается и говорит очень быстро. Она очень зла на Виктора, что ее надули — заставили спуститься на перевальчик, а сами спускаться не стали и ушли, оставив ее с Мишей.

Мишук высыпал все образцы, богатые вкраплениями олова. Подошли остальные. Они тоже принесли кучу об­разцов с хорошими вкраплениями (ах, если бы олова!).

1 июня. Жуткая погодка. Всю ночь ветер и снег, а утром ко всему еще и густой туман.

Виталий ушел в Варух: к начальству, с образцами.

Сегодня варит Ленц и замечательно: чисто, вкусно и много.

Красиво крутят облака. Внизу в долине они заполняют все белесой завесой, на высоте лагеря их разрывает встреч­ным ветром с ледника и клочьями вздымает вверх по ска­листым желобам и гребням.

На обед Ленц приготовил «спагетти по-итальянски». Очень вкусно и очень много — едва справились.

Не успел отдышаться, а уже Ленц дает звонок к ужи­ну. Чтобы не обидеть Ленца (а приготовлено действитель­но замечательно) с криками «ура!» нажимаем и, наконец, поедаем всю шоколадную массу. Из палатки вылезаем с трудом.

Приезжал верховой из Тамынгена. Пока никаких изве­стий нет.

2 июня. Погода опять скверная.

К вечеру делаем лыжную вылазку. Снег мокрый и лы­жи получают самую неравномерную скорость. Туман гус­той настолько, что не знаешь куда скользишь. Я два раза скатился почти до конца ледника.