Академик Андрей Сахаров

…Он смотрел на меня, чуть наклонив голову, и как бы очень внимательно прислушиваясь. В уголках голубых глаз были морщинки, а сам взгляд мне почему-то показался по-детски доверчивым. Другое дело Елена Георгиевна Боннэр. И в её позе, и в манере говорить, была какая-то непререкаемая убеждённость в своей правоте, абсолютная твёрдость.

Мы сидели за столом у Лидии Корнеевны Чуковской, с которой я много лет находился (надеюсь, могу так сказать) в тесной и доверительной дружбе.

Это было ещё до ссылки Андрея Дмитриевича в Горький, ещё в расцвете его упорной и бесстрашной правозащитной деятельности.

Кроме разговоров о новостях в борьбе за неподцензурную литературу (тогда только что вышел альманах «Метрополь») и в правозащитном движении, мне запомнились две смешные новеллы, рассказанные академиком Лидии Корнеевне.

«…А.Д. рассказывает, что иногда приходят к нему не совсем адекватные люди. Один пришел и протягивает ему какой-то пузырек – А.Д., это Вам. – Хорошо, это мне. А что это? – Это моя моча. – А зачем, извините, мне Ваша моча? – Я хочу, чтобы Вы сделали анализ. Меня отравляют!»

«Другой посетитель спрашивает – скажите, Вы правда Сахаров, или дубль? – Пожимаю плечами, достаю документ, показываю, а там написано – «дубликат!»

После ужина мы вышли на улицу все вместе, но, помня о слежке за ним, я отделился и ушёл вперёд, потому что вёз в Питер очередной самиздат от Лидии Корнеевны.

Когда его сослали, мы с друзьями написали протестующее письмо и отправили его по инстанциям. Когда случились очередные выборы, я не пошёл на них, а пришедшему ко мне домой начальнику комиссии заявил, что не иду в знак протеста против ссылки академика Сахарова в Горький. Он сказал мне высокомерно, что, «рабочие Вас не поймут!», но как раз рабочие в институте, где я был научным сотрудником, поддержали меня, правда, конечно, негласно. А когда моё дело рассматривалось на предмет увольнения за хранение самиздата, оказалось, что в первом отделе зафиксировано и наше письмо, и факт моей неявки на выборы!

Потом уже, через большой промежуток времени, когда началась перестройка, я ездил в составе делегации от научных сотрудников ленинградской (тогда) Академии наук на предвыборное собрание российской академии по выдвижению кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР. Кстати, там я познакомился со многими будущими деятелями демократического движения в Питере, такими, как Александр Шишлов, Лев Боркин и другими.

20-го марта во Дворце молодёжи прошла наша конференция протеста против решений пленума Академии наук, который оставил за бортом таких видных борцов за демократизацию нашего общества, как академики Сахаров, Лихачёв, Заславская, Сагдеев, учёные Аверинцев, Попов, Шмелев, Бунич… Было решено голосовать против всех кандидатов, чтобы освободить места для повторного выдвижения.

Забегая вперёд, скажу что наша тактика удалась, и, в конце концов, Андрей Дмитриевич стал депутатом Верховного Совета СССР.

А дальше… Дальше все мы помним его выступления на съезде, как его захлопывало «агрессивно-послушное меньшинство», помним его проект Конституции, помним, как он говорил своим тихим уверенным голосом, говорил, выговаривая те мысли, к которым он пришёл через глубокие, серьёзные мучительные размышления о судьбах страны и мира.

Теперь немного о другом, об истоках. Написано достаточно много книг, есть подробная биография Андрея Дмитриевича, но мне хотелось бы сказать о таком типе людей, которые «глянули окрест, и страданиями человечества их душа уязвлена стала».

В этом ряду и принц Сиддхартха Гаутама, получивший впоследствии имя «Будда (просветлённый)», и Радищев, и Александр Галич, и, конечно, Андрей Сахаров. Все они, имея достаточно высокий статусный и имущественный ранг, почувствовали в себе настоятельную необходимость встать на борьбу за права угнетаемых людей, стараться помочь преследуемым, сирым, бесправным, как своим творчеством, так и своей ежедневной жизнью. Голос ли это совести, или голос Бога, или какой-то специфический набор генов, но такие люди составляют соль соли земли, оправдывают существование человечества.

Андрею Дмитриевичу тяжело дались преследования его самого и его семьи, и голодовки в защиту политических заключённых, в защиту права на выезд, и искусственное варварское кормление через зонд, и охаивание и шельмование в коммунистической прессе, и те волны ненависти, что шли к нему от агрессивно-послушного большинства. Он рано ушёл от нас.

Я поехал в Москву на его похороны, всю ночь провёл в зале, где стоял его гроб. Потом шёл в длинной очереди прощающихся с одним из самых умных и смелых сынов России.

21 мая ему бы исполнилось 90 лет.

Я хочу закончить этот короткий текст цитатой из посвящённого ему стихотворения Лидии Чуковской:

…И не хватало, не хватало,

Лишь мученического венца

И время, вот оно, настало

Для мученического конца.

Сегодня-завтра он наступит,

Очей угаснет синева,

И вот когда бессмертье вступит

В свои законные права.

Ну, что ж, она была права, предсказывая ему бессмертие.