Господин Чжао и Цин Нян

Так случилось, что в девятый день девятой луны, после третьей стражи, зашёл ко мне мой старый друг, сюцай Чжао.

Мы взяли керамические чашки, пару доу сучжоуского вина, плоды личжи, и отправились в сад.

Расположились в беседке над озером. Внизу были видны рыбачьи лодки на мерной зыби спокойных волн, чуть дрожащее отражение луны в зеленоватой воде…

Как тут не вспомнить слова небожителя, несравненного Ли Бо:

Вековую скорбь долой,

избываем свои беды,

выпиваем чередой

сто кувшинчиков вина,

глубока, прозрачна ночь,

и чиста река беседы,

ослепительна луна…

мы не спим, или она?

Мы немного захмелели, и сюцай Чжао стал рассказывать мне свою историю. Последнее время сюцай жил практически один. Человек спокойный и степенный, он занимался поэзией, каллиграфией, получал от правительства небольшую пенсию за старые заслуги.

Но однажды приятели пригласили его на пиршество в Сучжоу, с участием актёрок, и там бедный господин Чжао потерял голову.

Он увидел певичку в возрасте первой причёски, похожую на божественную фею. У неё были прелестные маленькие ножки, чёрные, как смоль, волосы, лицо белее первого снега, глаза, прозрачные, как осенняя вода, нос, словно выточенный из нефрита, может быть, правда, немного больше, чем у прославленной Лянь Сан, грудь, нежная, как бутон лотоса… Звали её Цин Нян.

Взглянешь на неё – и рассудок потеряешь!

Стал думать господин Чжао, как бы сблизиться с ней.

С той поры проводил он дни и ночи в смертном томлении, как говорится, «коснулась души весенняя грусть и заворожила»…

И вот однажды в дверь постучались, и когда господин Чжао открыл дверь, он увидел на пороге свою певицу.

Она была прекрасна, как лотос, розовеющий в каплях росы, как цветок абрикоса, увлажнённый лёгким туманом.

Цин Нян сказала:

Мой господин, я почувствовала Вашу необыкновенную душевную тягу ко мне, и не могла не придти.

С этими словами она достала копчёную курицу, нарезала её тоненькими ломтями, и они стали есть её, запивая ароматным вином, а потом забрались на кровать и безумно разволновались в любовной схватке…

Утром Цин Нян собралась уходить. Господин Чжао подарил ей серебряные шпильки. Вот и «полынь нашла опору в яшмовом дереве», сказала с благодарностью Цин.

С тех пор они часто проводили ночи вместе, и перламутровая раковина щедро отворяла свои створки, и они сплетались, как орхидеи в весеннем саду, и лёгкий пот выступал на висках, и лёгкие царапины и следы от укусов страсти оставались на теле сюцая…

Будто ветром раскинут тот узел волос,

на висках жемчуга или капли росы?

Красота её – из волшебного сна,

сказочной феей казалась она….

По утрам, когда она возвращалась к себе, господин Чжао дарил ей то яшмовый браслет, то золотое нагрудное украшения в виде феникса, то нефритовое ожерелье с центральной фигуркой в виде кувыркающегося дельфина.

Но вот однажды Цин стала играть для него на цитре грустные мелодии, похожие на дуновение ветра в осеннюю пору…

пусть верное сердце

любовью, как прежде горит,

печаль, господин, велика,

но неведома Вам…

Когда она сняла пояс, чтобы поудобней подхватить цитру, у неё выпал какой-то пакетик. Чжао незаметно поднял его и спрятал.

В эту ночь она была особенна нежна с сюцаем, но когда она ушла, Чжао рассмотрел спрятанный пакетик. Там оказалась записка и упаковка от использованного презерватива “Vizit”. Сердце его похолодело. Оказалось, что Цин давно уже находится в любовной связи с бедным молодым ремесленником, отличавшимся редкой красотой.

Кто ответит, куда уносит ручей

в весеннюю воду упавший цветок?

Что же мне делать? - спросил меня господин Чжао. Я не знаю, любила ли она меня, или только мои подарки? Или она так любвеобильна, что ей мало одного мужчины? Может быть, у неё есть и ещё третий?

Я вспомнил, что покойный отец оставил мне заклинание на случай тяжёлой жизненной ситуации, и коробочку с благовониями, которые нужно было зажечь во время чтения заклинания. Я достал шкатулку из белого рога, открыл её, достал тонкий листик рисовой бумаги с текстом заклинания и пилюлю.

Чжао поблагодарил меня, низко кланяясь, и ушёл домой.

На следующее утро я сам отправился навестить господина Чжао. Он сидел в тростниковой беседке и глаза его были полны слёз. Что случилось? – спросил я его.

Ах, дорогой друг, - ответил Чжао, - я зажёг благовония, прочёл заклинание, и вдруг моя Цин превратилась в чёрную лисицу!

Зачем ты это сделал, - укоризненно сказала Лиса – ведь я могла любить тебя ещё долго! Ну, и что, разве тебе было хуже со мной оттого, что я спала ещё с другими мужчинами?

С этими словами она выбежала в дверь и исчезла между сосновых деревьев.

Как тут не повторить вслед за Лю Сяочо:

Тянется ночь,

мою душу тоска охватила…

Грустные думы

прогнать я сегодня не в силах.

Ворот распахнут

сижу в одинокой печали…

Мы пошли с господином Чжао ко мне в сад, взяли чарки, много молодого вина, и стали пить за чудеса, которые случаются в нашей жизни.

СПб, ноябрь 2010 года