Поведение. Теперь Вера просит, чтобы ей позволили спеть по телефону песенку

Теперь Вера просит, чтобы ей позволили спеть по телефону песенку. И действительно поет: «Крошка Вилли-Винки...», это целых четыре куплета. Она пропускает лишь две строчки. Мы отмечаем всякий раз, когда ее поведение становится произвольным. На дворе январь.

Вере уже 3 1 месяц, и за этот месяц мы можем с изумлением констатировать новые изменения, произошедшие в ее поведении и в игре. Прошел праздник Новый год, который принес ребенку новые впечатления. Яркие события, происходящие в новогодние праздники, благодаря ориентировочной реакции, оставляют в памяти ребенка множество разнообразных сигналов.

Вере подарили качели, которые подвешиваются на притолоку двери в большой комнате. Иногда взрослые сдвигают качели в сторону, чтобы не мешали проходу в комнату. Первое время Вера начинала качаться, не заметив этого, и ударялась. После того, как мама обратила ее внимание на то, как должны правильно висеть качели, Вера, прежде чем сесть, стала для себя отмечать, правильно или нет, они висят. Обнаружив такой сдвиг, Вера спрашивает нарочито строгим голосом: «Кто это сделал? Я спрашиваю, кто это сделал?»

Таким образом, родители помогают ребенку выделять в окружающем мире происходящие незначительные изменения, которые требуют изменения поведения ребенка, позволяют делать собственную адаптацию более осознаваемой.

Для этого времени всегда характерно много визитов и, соответственно, много подарков, много контактов с новыми людьми, и в каждом доме Вере спешат показать наряженную елку. Во время поездки в машине Вера успеет сказать «Я вижу елку». Если Веру берут в гости, то, сидя уже в машине, она объявляет: «Я сейчас буду радоваться». Но, уже находясь в гостях, она незаметно начинает фантазировать: «Я поеду в гости к Ире, и Гале, и к своей внучке». Посещение множества гостей убедило Веру, что у каждого есть свой дом, в смысле своего места обитания, и она спешит сообщить и о себе: «Я живу в Москве, в доме я живу, не в машине!» Когда Вера простужается, родителям приходится прибегать к таблеткам. Вера осознала эту связь и с готовностью объясняет слушателям: «Я кашляю и жую таблетки, зубами».

Вера часто бывает у меня в гостях, но только сегодня она обратила внимание на приклеенную к стене бумажку с французскими глаголами. Она спрашивает: «Это что?» — Я отвечаю вскользь, дескать, так ничего, это я учу. Вера отступает несколько шагов назад, присаживается и говорит: «Это мой телевизор. Тихо, тихо! Я смотрю телевизор». Чем же листочек бумаги с непонятными знаками похож на телевизор? Только тем, что в нем спрятана неведомая информация. Но для Веры таковым является все окружение, везде можно обнаружить что-нибудь новенькое, такое, что она не замечала вчера, а сегодня разглядела и связала с уже имеющимся знанием.

В любой момент она готова к моделированию мнимой ситуации. Описать все игры, в которые она играет уже невозможно. Она использует для символической игры любой предмет или игрушку. С помощью большого одеяла она сооружает дом для себя или для игрушек.

Мама нашла старого перчаточного клоуна, такие игрушки специалисты называют не русским словом бибабо. Мама надела его на руку и начала говорить за него тоненьким голосом, Вера не удивилась, а очень внимательно слушала. Спустя какое-то время мама занялась домашними делами, Вера нашла клоуна и несет его маме. Та отвечает, что ей некогда, и предлагает девочке поиграть самостоятельно. Вера надевает клоуна на свою ручку и только теперь удивленно смотрит на маму: «Он не говорит!» Это прекрасный пример, подтверждающий, что дети охотно верят в то, что игрушки могут оживать. А когда она сама взяла эту марионетку, то обнаружила с удивлением, что игрушка неподвижна

Я сама хорошо помню, как после выступления в нашем детском саду кукольного театра, я долго мечтала, чтобы мне подарили такую живую куколку.

Словарь увеличивается непрерывно, и мама уже затрудняется утверждать про какое-то новое слово, знала его Вера раньше или произнесла сейчас впервые. Например, Вера снимает с елки игрушку, которая ее сильно удивила своей непохожестью на остальные елочные шарики, так как она сделана из сухих растений. Вера спрашивает «Это что?» Ей отвечает взрослый: «Это овечка». Теперь Вера повторяет эту фразу утвердительно много раз, а потом включает это слово в новые предложения, как при изучении иностранного языка: «Это овечка. Я взяла овечку. Это овечка такая. Овечка висела на елке. Да, это овечка». Согласившись с тем, что этот полупрозрачный предмет входит во множество предметов, называемых словом «овечка», она как бы подтверждает, что еще и не такие бываю эти овечки! Она еще раньше видела разных овечек в книжке, в телевизоре и еще одну в своей коробке с игрушками. А теперь еще этот пучок соломы она будет называть овечкой. Так незаметно слова обретают обобщающую функцию.

Я иногда думаю, что мы с Верой почти одновременно, где-то полтора года назад начали интенсивно изучать язык: я — иностранный французский, она— родной. Сначала я легко ее опередила. Запомнить первые тридцать слов довольно легко, а еще можно легко добавить достаточное количество интернациональных слов, грамматика тоже понятна, так как она немного похожа на другие языки. И я уже умею читать, так как алфавит латинский мы знаем со школы. За прошедшие полтора года увеличился словарный запас и у Веры, и у меня. И хотя я читаю чуть более сложные книги, чем она, но говорить столько, сколько может Вера, я все-таки не умею, из-за отсутствия пресловутой практики. В устной речи она меня обгоняет. А ведь Вера не просто учит слова, она изучает понятия. Вот если бы у меня хватило куража играть по-французски!

Так же как и другие дети, Вера использует собственный предлог «а». Если Вера сообщает «Папа на работе», это звучит немножко на французский манер, как «папа а аботе». Вера, я понимаю, что ты не можешь сказать «р», но почему ты не говоришь «на»? Мама в ее защиту произносит: «Она не говорит «на»!» Как полученную индульгенцию, Вера повторяет вслед за своей мамой: «Я не говорю «яд»!» То есть, она в состоянии отдельно произнести слог «на», но в потоке речи она использует предлог «а». И все это так мило!

Вообще специалисты утверждают, что ребенок в этом возрасте еще не использует предлоги, а отдельные случаи, когда мы их слышим «на елке», «на работе», в сознании ребенка являются одним словом, слитным обстоятельством места. Потому что в новогоднее время взрослые часто предлагают идти смотреть, «что висит на елке». Психолингвисты утверждают, что ребенок воспринимает как одно слово, слитное обстоятельство места, такое как «внизу», «наверху», так и «наёлке».

Верина речь становится все лучше, именно поэтому мы ее уже начинаем поправлять. Лишь отдельные слова порой нам бывают непонятны. В новогодние дни Вера появляется в комнате, волоча за голову пластмассового Деда Мороза, и спрашивает: «А где фигуеч-ка?» Мы недоумеваем и хохочем, и только мама сразу заступается за своего ребенка: «Что тут непонятного, ей нужна снегурочка!» Вера еще плоховато понимает, кто-такие, эти Дед Мороз и Снегурочка, и, поставив их пластмассовые бело-синие фигурки рядом, привычно называет: это мама, а это папа.

Иногда ее мама показывает ей в книжке буквы. А сегодня домой принесли вишневый сок. Вера посмотрела внимательно на упаковку и воскликнула: «Моя буква! Здесь моя буква».

Из магазина принесли селедку в полиэтиленовом пакете. Вера спешит продемонстрировать свои знания: «Это рыбка, она плавает». Через двадцать минут селедка очищена и порезана на кусочки, Вера своими пальчиками кладет себе в рот кусочек за кусочком, каждый раз приговаривая: «Хочу рыбку». Взрослый, копируя Веру, спрашивает: «Это рыбка, она плавает?» Вера очень удивлена таким странным вопросом и не знает, что ответить.

Когда видишь рыбку, с плавниками и хвостом, то нестерпимо хочется сообщить о своем знании, что это рыбка, и она плавает, но когда в тарелке лежат вкусные кусочки, которые тоже называются рыбкой, то надо скорее кушать, а не разговаривать! У Веры хороший аппетит. Пока она еще не образовала связь между целой рыбкой и порезанной, Она, не задумываясь, запоминает употребление слов, допуская, что взрослые могут использовать одно и то же слово для обозначения разных понятий.

Вера не любит, если взрослый, передразнивая ее, произносит какое-нибудь слово неправильно. Например, Вера просит: «Хочу ябо-ко.» Взрослый переспрашивает: «Ты хочешь ябоко?» Вера не соглашается и повторяет так, что заметно, как она старается произнести нужную букву: «Я хочу яб'око». Спустя примерно неделю ее мама рассказывает, что Вера повторяет похожий диалог с куклой. Теперь, после многократных повторений она уже научилась произносить букву «л» внутри слова. И теперь во время игры слышно, как она уже учит свою куклу: «Надо говорить ябЛоко1»

Использование ребенком слова «уже» вместо «пока еще» часто звучит забавно и трогательно. Родители возвращаются очень поздно, хотя бабушка давно пытается уложить Веру спать, но ей это так и не удалось. Вера, услышав поворот ключа в двери, радостно кричит: «Мама, мама, я уже не уснула!»

Во время обеда, Вера съела половину тарелки супа, ее одолевает сонливость и поэтому мама ее докармливает, Вера извиняющимся тоном с полуприкрытыми глазами поясняет: «Я уже маленькая».

Уровень вербального развития позволяет ей быстро строить отрицания. Такие случаи потом взрослые пересказывают со смехом. Вот Вера забирается на лежащую маму и начинает на ней прыгать. Мама восклицает: «Вера, что же ты делаешь, мне больно, я же живая!» Вера радостно в ответ сообщает не из вредности, а чтобы порадовать маму: «А я не живая!» — т.е. хочет сказать, что ей в этой игре не больно.

Игра

В начале небольшой молчаливый период, в течение которого мы ждем, что она будет делать, с целью отделить игру — манипулирование от символической игры.

Молча достает животных, долго разглядывает животных. Сажает жирафа на дерево, потом пытается откусить у жирафа технологический кусочек пластмассы. (Теперь ее знания о жирафе достаточны, чтобы обнаружить досадные отклонения от оригинала.) Сажает обезьянку на спину человечка в машине.

Теперь наблюдатель чаще делает попытку уточнить смысл ее действий. Так в данный момент нам кажется, что это уже символическое действие, поэтому мы задаем уточняющий вопрос. Хотя, конечно, этот вопрос может быть и провокацией символической игры. Не видим здесь большого греха, так как мы не ставим целью сделать хронометраж игровых действий, а лишь фиксируем изменения, которые происходят с символической игрой, ее качеством и содержанием. Только сопровождающая речь может нам однозначно доказать, что мы наблюдаем символические действие. Для этой цели совершенно безотказно служит следующий простой вопрос. Взрослый: Что они делают?

«Они сейчас пойдут. Все, мы приехали. Спасибо, спасибо, — пожалуйста». Лезет в сумочку за новой игрушкой. «Это кто? Неваляшка. Маленькая?» достает болванчика, сажает в тележку и катает две машинки одновременно. «Я приехал к обезьянке. Привет, обезьянка. — Привет».

Чтобы сохранить колорит детской речи, мы умышленно оставили здесь неправильно образованную глагольную форму. Ребенок экспериментирует с языком и пытается образовать форму настоящего времени от глагола совершенного вида.

Взрослый: Кто сказал привет?

«Человечек. Я с тобой буду жить, обезьянка. Би-би-би-би Кети-кети-кет» — Катит машинку, опять пытается посадить обезьянку сзади человечка на машинке и туда же пытается пристроить болванчика, чтобы на машинке оказалось три персонажа, ведь ее семья ездит обычно втроем. Крутит болванчику голову.

Взрослый: хочешь открутить?

«Да!» трогает пальчиком его лицо, берет крохотную машинку, катает ее, «би-би-би».

Нам скучно наблюдать ее манипулятивные действия, и мы настойчиво хотим вернуть ее в русло символической игры и задаем вопрос.

Взрослый: Кто в ней едет?

«Мама там, —- заглядывает в крохотные окошки, — никого нет». Встает с дивана и начинает катать машинки на спинке стула, машины сближаются, упираются друг в друга, Вера возвращается на диван. Берет куколку, начинает ей вращать ножки, берет фигурку мальчика, начинает вращать ему ножки, одну фигурку пытается поставить на другую

Нет однозначного мнения, каким видом игры является «катание машинок». Это больше напоминает манипулирование, но бесспорно в голове ребенка могут появляться при этом какие-то ассоциации. Однако вращение ножек у куклы, попытка поставить одну фигурку на другую, напоминают нам поведенческие паттерны, которые мы могли наблюдать в двухлетнем возрасте, и тогда однозначно относили эти действия к манипулятивным.

«Девочка, мальчик, девочка. Кюль-кюль-кюль. — Достает пупсика, помещает его в баночку. — Уже течет. Я горячей водой облила. Малышка, голенькая малышка». Заворачивает пупсика в тряпочку, опять помещает его в ту же баночку, сверху накрывает другой баночкой.

Здесь ясно однозначно, что изображается процесс купания теми средствами, которые ребенку доступны. Но наблюдателю вдруг захотелось получить какое-то уточнение, поэтому последовал вопрос.

Взрослый: Зачем ты это делаешь?

Посмотрела на взрослого и не ответила. Берет крышечку, ставит в нее цветок, молча. Ставит две крышечки рядом.

Взрослый: «Это что?»

Ставит на них жирафа,

«Стульчик. Кто сидеть будет? -Жираф на зеленый не бежит».

Крышечка от Кока-колы преобразовалась в стульчик. Ничего зеленого среди игрушек нет, кроме деревьев. Просто на слово жираф у нее всплыла ассоциативно эта фраза. Мы не можем объяснить откуда. Мы уже не знаем все потоки информации

«Они там живут друг у друга с собачкой. Мама и ее собачка. Мама уложила собачку, а она уже сидит, смотрит телевизор, а собачка уже спит. — Сложила эти предметы в кукольный пододеяльник, который висел на подлокотнике дивана. Достает другую фигурку. —- Это что, человечек? А как его зовут?»

Идет процесс понимания категории имени. Маленького ребенка очень часто спрашивают, как тебя зовут. Сама Вера обычно удивляется, если ее маму или папу называют по имени. Вере терпеливо объясняют, что кошку, которая живет у них дома, зовут Муркой. Гол назад мы наблюдали забавное явление. Однажды прабабушка, по своим соображениям, в отсутствии мамы сказала Вере, указывая на большую куклу, что эту куклу зовут Аня (это имя мамы). После этого Вера стала всех кукол называть именем Аля. Сначала на это никто не обратил внимания, а потом обнаружили, что на вопрос: «Вера, как тебя зовут?» — она отвечает: Аня. Взрослые смеялись, а папа очень переживал и настойчиво повторял «Тебя зовут Вера! Скажи: Вера». По-видимому, в какой-то период ребенок может отождествлять себя с куклой. И в возрасте 1г.8мес она называла каждого маленького ребенка на фотографии: Вера. И вот спустя год Вера стала сама задавать такой вопрос в игре. И еше позднее она начнет задавать этот вопрос другим детям.

Взрослый отвечает: сама придумай......

«Нет, ты придумай сама. Это папа будет, нет. Вот папа будет (указывает на коня). А это будет бабушка (олень). И будете с нами кушать. Вот баночка. Надо кушать. Надо картошку. Корова — это гость. Здравствуйте, Здравствуй», — С изменением тона на более низкий, Вера опускает все фигурки в пододеяльник.

Обратим внимание, что в игре устойчиво присутствуют персонажи мамы и папы, к ним добавилась бабушка, ведь Вера уже полгода живет вместе с ней. Заметим, что Вера наделяет этими ролями фигурки животных из набора. Данные фигурки не имеют каких-либо очеловечивающих их знаков, например деталей человеческой одежды. Фигурки, которыми Вера здесь оперирует, представляют собой пластмассовый набор «дикие звери». На наш взгляд, они больше подходят для игры в зоопарк, тем не менее, Верин опыт настойчиво требует от нее назначить среди них маму, папу и даже бабушку. И еше в сюжете игры появляется обобщенная категория «гость».

Взрослый спрашивает: Что корова делает в гостях?

«Она спит, — пытается засунуть голову коровы в крышечку и накрыть другой крышечкой. Берет игрушечный стульчик, разглядывает, ставит на диван. — Это такой дом кирпичный».

Откуда Вера знает, что дома бывают кирпичные, скорее она повторяет устойчивое словосочетание. Дальше чувствуется, что наша девочка устала, это время перед обедом, и она уже немного сонная. Нет желания двигаться, и игра замирает, Вера отвлекается от игрушек. То, что мы наблюдаем дальше, можно обозначить как игру-называние. Называние знакомых понятий и устойчивых фраз, не относящихся к игре.

«А это картошка, — показывает баночку с вилочкой, — а это цветок. — Отходит от игрушек, ходит туда-сюда по комнате. —День рожденья у Гены только раз в году. Такая песенка. Чебурашка подарит мне сказку. Я работаю у себя. (Карабкается на диван через подлокотник) Мама, он падает — Вернувшись к нашим игрушкам, капризничает, кидает игрушку, — Ой, он упал».

Мы убеждаемся, что Вера уже имеет некоторые представления о дне рождения, о подарках, о работе. Она вспоминает об этом не в ответ на наш вопрос, а потому, что эти категории уже находятся в ее сознании, но требуют еще дальнейшего прояснения.

Берет кружечку, наливает в крышечку, — «Оп, не наливается, проливается, куда — туда», — пьет из крышки.

Теперь, если нам недостаточно информации, мы уже позволяем себе задать ребенку вопрос по поводу игры Взрослый: Что ты пьешь?

Ничего, Он не хочет пиво, он маленький уже. Кто — коровка. Какое пиво? Вкусное, светлое. — Ставит крышечку на кружечку, капризничает. — Ой, сломался дом, плохим становится».

Взрослый: Ну, хватит играть. Убираем все и пойдем кушать.

Вера медленно складывает игрушки в сумочку, делает с помощью молнии маленькое отверстие, и словно продолжая играть, проталкивает фигурки через получившееся маленькое отверстие, закрывает молнию, разглядывает через прозрачные стенки сумочки, как данная игрушка расположилась внутри, после чего открывает молнию и проталкивает следующую игрушку. Так она повторяет всю цепочку действий с другой игрушкой. Неожиданно до нас долетает из кухни мамин вопрос: «Вы картошку уже посолили?» Вера вскакивает с дивана и, восклицая «Обедать, обедать!» мчится на кухню.