Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился».

Пророк жаждал, то есть сильно желал, хотел стать мудрым, чтобы учить добру. Но жажда одинаково относится и к желанию напиться воды, и к желанию учиться.

А когда человек хочет приобрести слишком много, то эта жажда превращается в жадничанье. Например, у Крылова в басне:

«Что волки жадны, всякий знает».

То же можно сказать и о смысле глагола алкать. Первоначальное значение слова алчущий — сильно желающий пить, «лакать», или есть. Пришло это слово из старославянского языка, где было и существительное алчь — голод.

В оде «Вольность» Радищев говорит о притеснениях народа, крестьян, о налогах, взимаемых с них, которые он называет «алчной десятиной».

В пушкинском «Борисе Годунове» царь говорит:

«Но счастья нет моей душе. Не так ли Мы смолоду влюбляемся и алчем Утех любви...»

В «Мертвых душах» алчный звучит совсем по-иному:

«Юноша с самого начала искал только трудностей, алча действовать только там, где трудно».

Юноша не просто хотел трудностей, он стремился к ним, он жаждал трудностей.

Здесь сблизились значения слов алкать и жаждать, то есть сильно желать чего-то.

Интересно, что от алкати (олкати) получились лакать и... лакомка!

Двойной смысл имеет и глагол питаться. Люди питаются, то есть едят.

Но у Ломоносова в «Оде на восшествие на престол императрицы Елисаветы Петровны» есть строчка, ставшая пословицей:

«Науки юношей питают...»

Пушкин в своем первом появившемся в печати стихотворении «К Другу стихотворцу» утверждал:

«Певцы бессмертные, и честь, и слава россов, Питают здравый ум и вместе учат нас».

В «Каменном госте» Дон Гуан признается Доне Анне:

«Я не питаю дерзостных надежд, Я ничего не требую...»

К таким же отвлеченным, далеким от первоначального значения словам относятся, например, глаголы опешить и ошеломить.

В древности на Руси шлем назывался шелом. Во время боя воины, или, как тогда они назывались, вой, получая удар палицей по шлему, падали без сознания. Они были ошеломлены. Впрочем, буквально ошеломить — значит «сбить шлем, оставить без шлема» (ср. опростоволоситься — снять головной убор, обнажив «простые волосы»).

Слово это дошло до наших дней, но приобрело другой смысл: ошеломить — значит «сильно удивить, поразить чем-нибудь воображение».

То же самое мы видим и в истории глагола опешить.

Когда в древности во время боя под всадником убивали коня, то он опешивал, то есть становился пешим. Обычно это случалось внезапно, поэтому в наше время глагол и получил смысл неожиданности, замешательства. Впрочем, старое значение глагола— остаться без коня — существует в слове спешиваться — сходить с коня.

Новые значения глаголов ошеломить и опешить недавнего происхождения.

У Пушкина опешили встречается только один раз 1 — в его письме к А. А. Дельвигу, где Пушкин упоминает о детях своих друзей, которых уверили, что Пушкин якобы сделан из сахара: «И они сбежались ко мне облизываясь, но, увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили».

В «Братьях Карамазовых» смущенный Ракитин «пробормотал, как бы вдруг чем-то опешенный и почти со стыдом».

Даже собаки могут опешить! В книге А. Ефремова и Е. Федоровского «Беспокойная прямая» так и написано: «Вожак насколько мог миролюбиво махал хвостом и этим окончательно смутил опешивших собак».

А слова ошеломить ни в произведениях, ни в письмах Пушкина нет. Нет его и в старинном словаре Нордстета.

Так как в этой книге словарь Нордстета упоминается довольно часто, то стоит подробнее рассказать о нем.