Болван —свинья. Подлый

Болван, холоп, холуй по происхождению вовсе не ругательства. Холоп значит «раб», «крепостной человек», «смерд». А смерд — мужик, крестьянин.

Смердеть — дурно пахнуть, вонять.

А. Г. Преображенский объясняет, что таким дурно пахнувшим казался земледелец кочевнику — смердящим.

Старые пословицы показывают отношение помещиков к своим крестьянам:

Смерда взгляд пуще брани!

Еловый пень неотродчивый, смердий сын непокорчивый.

Холопа как ни мой, он все смердит.

И медом не пои, только смердом не брани.

Не дай бог владети смердьему сыну собольею шубой!

А. Г. Преображенский к смердеть прибавляет и смрад.

Холоп, холуй (слова одного корня с нахал и шалый) означали подневольных слуг. До самой революции в ресторанах господа подзывали лакеев криком: «Эй, холуй!»

Теперь у нас так никого не называют. Сохранилось это слово разве только у преступников и диверсантов, вроде Саенко в хронике Валентина Катаева «Время, вперед!»:

«Будешь теперь моим холуем, — сказал Саенко парню.— Знаешь, что такое холуй?

Но парень не знал, что такое холуй...»

Слово болван восходит ко временам язычества, идолопоклонства на Руси.

Болваном, болванкой или чушкой также называют слиток чугуна или свинца, но чушка значит еще и «свинья».

Свиньей у нас ругают грязного, нечистоплотного человека; в быту слово у нас не считается очень оскорбительным.

Выражение подложить свинью в смысле «напакостить кому-нибудь» к живой свинье никакого отношения не имеет.

Свиньей назывался в Древней Руси военный строй клином, который, как тараном, пробивал неприятельский фронт.

Запись про Ледовое побоище 1242 года в «Софийском временнике» рассказывает о битве на Чудском озере:

«Бе тогда день субботный, солнце всходящу, и съступишася обои полци; Немцы же и Чудь пробишася свиниею сквозе полци, и бесть ту сеча зла и велика». То есть в переводе: «Был тогда день субботний, взошло солнце, и сошлись оба полка. Немцы и чудь пробились свиньею сквозь полки, и была та битва жестока и велика».

Но, хотя враги и «подложили свинью» русским, князь Александр, прозванный потом Невским, разгромил псов-рыцарей, и «не бе им камо утещи, и биша их на семи верст по леду до Суболического озера»... (и некуда было им бежать, и били их— на семь верст по льду до Суболического озера).

В дореволюционном «высшем» обществе ругались так же, как и среди людей «обыкновенных».

У Льва Толстого в «Анне Карениной» Долли, жена Облонского, говорит своему мужу: «Пускай все знают, что вы подлец!»

Герой гоголевского «Носа» — коллежский асессор Ковалев собирался «напрямик сказать господину в мундире, что он только прикинулся статским советником, что он плут и подлец»...

Пушкин называл министра народного просвещения С. С. Уварова «большим подлецом».

По происхождению это слово не было бранным. Подлец — от подлый. Так называлось сословие, облагаемое податью, затем это слово стало обозначать «простонародный».

Подлый — это от подать, от тех денег, налога, подати, которую платили крестьяне своим господам. Слово это пришло к нам из польского языка в XVIII веке. Польское podly (первоначально «простонародный») восходит к глаголу podać sie — «подчиниться».

В словаре профессора Д. Н. Ушакова написано о слове подлый:

«Буквально — низший, первоначально означало: принадлежащий к крестьянскому, податному сословию и употреблялось как термин, без бранного оттенка».

А затем от подлый образовалось и подлец...

«Подлые» слова не означали раньше брани. В «Капитанской дочке» Пушкин пишет о Швабрине:

«Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие».

Здесь в подлых значило в «льстивых», «подобострастных» выражениях.

Когда Пугачев помиловал Гринева:

«Целуй руку, целуй руку», — говорили около меня. Но я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению» (то есть крайне постыдному для дворянина Гринева).