Все же поставим точку.

Оставив Блинова наблюдать, Алехин на полуторке - Хижняк с вечера спал в

машине на соседней улице - помчал в предрассветной полутьме к аэродрому.

Мокрое обмундирование холодным компрессом липло к телу. За ночь он так

продрог, его било как в лихорадке. Сейчас бы пробежаться для согрева, да не

было времени.

Город еще не проснулся. За всю дорогу к аэродрому он повстречал лишь

четырех одиночных военных - ни одного гражданского - да два грузовика с

ночными пропусками на лобовых стеклах.

Поляков, как и у себя в Управлении, в гимнастерке без ремня, с

расстегнутым воротником сидел за столом в зашторенном кабинете начальника

отдела контрразведки авиакорпуса и колдовал над листом бумаги. На

приветствие Алехина он, подняв голову, рассеянно ответил: " Здравствуй...

Садись..."

- Они в доме, - сообщил Алехин.

- Застыл?

- Если бы не дрожал, то совсем бы замерз, - отшутился Алехин.

- На вот, погрейся. - Поляков подвинул к нему трофейный, с идиллическим

баварским пейзажем розоватый термос, известный, наверно, всему Управлению. -

И булочку бери...

Алехин налил из термоса в стакан крепкого душистого чая, завариваемого

подполковником самолично по какой-то своей особой методе, опустился на стул

у приставного столика и, положив в рот кусочек сахара, с удовольствием

сделал несколько глотков.

Перед Поляковым лежал лист бумаги с десятью, наверно, строчками,

исчерканными, со вставками, исправлениями и двумя вопросительными знаками

синим карандашом. Алехин взглянул мельком, подумал, что это, очевидно, текст

для одной из точек радиоигры, дела столь конфиденциально-секретного, что и

смотреть туда больше не стал.

Он знал, что каждая буковка в таких документах утверждается Москвой,

согласовывается, если содержит дезинформацию, с Генеральным штабом, но

продумать и составить текст должен Поляков, вся ответственность на нем, и

Алехин пожалел, что пришел не вовремя.

Его восхищало в Полякове умение при любых обстоятельствах

сосредоточиться, отключиться от всего в данную минуту второстепенного, а

главным сейчас для подполковника были, очевидно, эти исчерканные строчки.

Помедлив, Алехин взял сиротливо лежавшую на блюдце булочку, маленькую -

из офицерской столовой. Он так зазяб и проголодался, что съел бы сейчас

десяток таких крохотулек, а то и больше. Подобные по форме пышечки пекли и

дома, только не на противне, а в печи, тоже из пшеничной муки, но

деревенского, не машинного помола. Те, разумеется, были несравненно вкусней,

особенно со сметаной.

Он вспомнил, как весной или осенью, продрогший, возвращался в сумерках

с полей в тепло родной избы, и радостный крик дочки, и необыкновенные щи, и

горячие блины, и соленые грузди, и квас... Все это казалось теперь

призрачным, совершенно нереальным...

- Вчера они опять выходили в эфир, - вдруг спокойно сообщил Поляков.

- Где?! - От неожиданности Алехин поперхнулся куском булки.

- В тридцати - сорока километрах к востоку от Шиловичского леса. -

Поляков поднял голову, и Алехин увидел, что он переключился и думает теперь

о разыскиваемой рации. - Передача велась с движения, очевидно с автомашины.

Любопытно, что ни одного случая угона за последние трое суток не

зафиксировано.

- Есть дешифровка? - быстро спросил Алехин.

- Пока нет. Они каждый раз меняют ключ шифра. Ты пей. И наливай еще.

- Спасибо. Во сколько они выходили в эфир?

- Между семнадцатью двадцатью и семнадцатью сорока пятью.

- Николаев и Сенцов в этот час были в городе, - констатировал Алехин, -

под нашим наблюдением.

- В данном случае у них железное алиби. Кстати, на них уже есть ответ.

Как быстро исполнили, а?.. Сообщают сюда, в Лиду, но почему-то на имя

генерала... Странно...

" Когда-нибудь он нарвется! " - разумея Таманцева, со злостью подумал

Алехин и тут же про себя отметил, что

если бы не " элементы авантюризма", ответ был бы не раньше чем еще через

сутки.

А Поляков уже достал из папки листок бумаги и прочел:

- " Проверяемые вами капитан Николаев и лейтенант Сенцов действительно

проходят службу в воинской части 31518. В настоящее время командированы в

район города Лида с целью децентрализованной заготовки сельхозпродуктов для

штабной столовой". Так что их появление на хуторах вполне объяснимо, -

заметил Поляков. - " Никакими компрматериалами на проверяемых вами лиц не

располагаем".

- Вот так, выходит, сутки впустую! - огорченно сказал Алехин.

- Я должен сейчас выехать в Гродно, - словно оправдываясь, сообщил

Поляков, - ночью, очевидно, вернусь в Управление. Позвони обязательно...

Очень жду дешифровку первого и вчерашнего перехватов. Загляни сюда днем, -

посоветовал он, - возможно, что-нибудь будет.

- А может, они вовсе не те, за кого себя выдают? Может, в группе

четверо и передачу с движения вчера вели двое других?.. Все же поставим

точку! Взгляну-ка я на них в упор и пощупаю документы, - предложил Алехин;

он смотрел на Полякова, ожидая одобрения, но тот, кажется, снова углубился в

свои строчки. - Децентрализованная заготовка сельхозпродуктов в тылах

другого фронта - это самодеятельность, причем незаконная. Интересно, что

мне-то они скажут о цели командировки?.. Прихвачу кого-нибудь из

комендатуры, - упорно продолжал Алехин, - для вида зайдем и в соседние

дома...

- Разумно, - подняв голову, согласился Поляков. - Но время лишне не

трать!..

АЛЕХИН

К хозяйке дома номер шесть по улице Вызволенья, пани Гролинской, я

отправился с одним из офицеров городской комендатуры, немолодым, совершенно

лысым и весьма толковым капитаном, понимавшим все с полуслова. Он свободно

говорил по-польски, очевидно, много раз выполнял подобные роли, и, если бы

еще относился ко мне без некоторого подобострастия, работать с ним было бы

истинным удовольствием.

Чтобы не вызвать подозрения, мы побывали и во всех соседних домах, в

десяти или в одиннадцати, хотя, по комендантским учетам, лишь в трех из них

размещались военнослужащие. Как и всегда, маскирование - инсценировка общей

сплошной проверки - заняло большую часть времени.

Раннее солнце миллионами капелек сверкало на траве, на листьях и на

крышах, но еще нисколько не грело. Где-то там, в конце улочки, в мокрых

холодных лопухах, за канавой, располагался Блинов. Лежал он хорошо: я раза

четыре поглядывал в ту сторону, но определить, в каком месте он находится,

так и не смог.

Как и ночью, мыслями я то и дело возвращался к Таманцеву. Мы здесь, по

сути, ничем не рисковали, ему же в случае появления хотя бы одного

Павловского предстояла ожесточенная схватка. Я не мог не думать о Таманцеве;

впрочем, сомнение, правильно ли там выбран объект для засады - не

пустышку ли тянем? - и по сей час не оставляло меня.

Пани Гролинская, для своих шестидесяти лет очень моложавая и

подтянутая, в этот ранний час занималась уборкой: развесив на штакетнике

половики, как раз принялась их выбивать.

Мы поздоровались, капитан сообщил, что мы из комендатуры " по вопросам

расквартирования", и поинтересовался, есть ли у пани на постое военные.

- Так, - приветливо отвечала она.

- А разрешение комендатуры?.. Документ?.. - почти одновременно

осведомились мы.

- Проше пана. - Она с улыбкой пригласила нас в дом.

Когда мы подходили к ее палисаду, я заметил позади дома, на соседнем

участке, пожилую женщину, возившуюся на огороде и что-то при этом недовольно

бормотавшую по-польски. Завидев нас, она выпрямилась и, глядя недобро

большими светлыми глазами, забормотала с возмущением еще громче.

Вместе с пани Гролинской мы прошли в комнату, обставленную добротной

старинной мебелью. Первое, что бросалось в глаза - уже в кухне, - чистота и

аккуратность.

Из лежавшей в ящике комода домовой книги хозяйка достала маленькую

бумажку - талон со штампом комендатуры - и протянула ее капитану: " Проше

пана"; тот посмотрел и передал мне.

В верхней графе талона было вписано: " К-н Николаев, л-нт Сенцов".

- Срок разрешения истек в полночь, - вполголоса напомнил мне капитан.

- А где они? - справился я и посмотрел на дверь в другую комнату.

Я не сомневался, что подлинные или мнимые Николаев

и Сенцов слышат и слушают наш разговор - не спят же они в такое

прекрасное утро, в восьмом часу.

- Официэры?.. Уехали.

" Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! "

- Как - уехали? - Я старался сохранить спокойствие. " Очевидно, в те

полтора часа, когда я отсутствовал. Значит, Блинов пошел за ними. Это трудно

и рискованно - на безлюдных улицах..." - Когда уехали?

- Ночью...

Невероятно! Мы же лежали буквально в десяти метрах от калитки - тут

что-то не так... мы не могли их прозевать.

А пани Гролинская рассказывала, что эти " официэры" вчера поздно вечером

распрощались с ней, она вот и комнату после них уже убрала.

Они перешли на другую квартиру (где однажды в июле уже

останавливались), потому что у нее нет подходящего сарая, а им нужен на день

сарай для скотины. Мол, эти " официэры" занимаются заготовкой продуктов для

своей части, ездят по округе и закупают в основном овец и свиней, а вчера к

ночи должна была прибыть машина, они соберут все из деревень в Лиду,

погрузят и увезут. Она не преминула заметить, что никогда не держала никаких

животных, кроме породных охотничьих собак, - ими увлекался ее покойный муж.

Говоря, что уже убрала за офицерами, она открыла дверь в соседнюю

комнатку - две аккуратно заправленные кровати, стол, цветы на окне, порядок

и чистота.

Сочинить с ходу эту историю про заготовку овец и свиней (что вполне

соответствовало цели командировки подлинных Николаева и Сенцова) она,

разумеется, не могла:

несомненно, она повторяла то, что слышала от своих постояльцев. Вопрос

только в том, правда это или всего-навсего легенда, прикрывающая другую их

деятельность.

Я знал немало случаев, когда вражеские агенты действовали в

прифронтовой полосе под видом всякого рода интендантов, представителей

армейских хозяйственных служб. Децентрализованная заготовка сельхозпродуктов

- отличное прикрытие для передвижения и разведки в оперативных тылах.

Свеж у меня в памяти был и прошлогодний случай. Разыскивая по данным

радиоперехвата немецкую разведгруппу, мы заподозрили трех человек, имевших

безукоризненные экипировку и все офицерские документы. Сделали запрос, и нам

подтвердили, что такие-то " действительно проходят службу в части" и что они

девять дней назад выбыли в командировку сроком на месяц " в указанный вами

район".

Хорошо, что мы не удовлетворились этим ответом. Как впоследствии

выяснилось, те, кто " проходил службу", были убиты на вторые сутки после

отъезда из части. Их трупы спустили под лед, а документы, в частности

командировочные предписания, до момента ареста успешно использовались тремя

заподозренными нами лицами. (Удостоверения личности, продовольственные

аттестаты и вещевые книжки на имя убитых они заполнили сами, используя

запасные комплекты документов - резервные чистые бланки, полученные от

немцев.)

Как и большинство пожилых поляков, пани Гролинская неплохо говорила

по-русски, причем отвечала без пауз и обдумывания, держалась с достоинством

и приятным кокетством. В светлом фартучке поверх темного строгого платья, не

по возрасту гибкая, легкая в движениях, она походила на гимназистку. Лицо у

нее было горделивое, тонкое и приятное.

В городском отделе милиции, куда перед комендатурой я заскочил, мне,

как иногда случается, повезло. Помощник дежурного по горотделу, немолодой

лейтенант, обслуживал участок, куда входила улица Вызволенья, и вместо

кратких установочных данных, на что я мог рассчитывать в столь ранний час, я

узнал о хозяйке дома номер шесть, наверно, все, что было о ней известно

местным органам.

Гролинская Стефания, 1883 года рождения, уроженка Белостока, из семьи

мелкопоместного шляхтича, образование - женская гимназия, по профессии

модистка, перед войной владела небольшим пошивочным ателье, сгоревшим в

первую неделю военных действий. В период оккупации проживала в Лиде,

подрабатывала шитьем женской одежды. Муж был моложе ее на десять или

двенадцать лет - эту деталь особо отметил участковый.

В большой комнате, где мы разговаривали, на стене висело несколько

фотографий; я успел потихоньку разглядеть изображенные на них лица, выделил

и запомнил троих.

На высоком берегу реки, опершись на локоть, лежал благообразный суровый

старик; я без труда узнал в нем Пилсудского - хозяйке дома, пожилой польке,

он, по всей вероятности, представлялся национальным героем.

На другом снимке над тушей убитого кабана красовался щеголеватый

мужчина с усиками и прилизанными волосами, в охотничьем костюме, с ружьем и

патронташем; фатоватое, самодовольное лицо - как я предположил, муж пани,

Тадеуш Гролинский.

И еще были две фотографии юноши с задумчивым, невеселым лицом -

очевидно, сына хозяйки, находившегося

якобы в подполье где-то под Варшавой, оккупированной немцами.

То, что пани Гролинская не опасалась держать на стене фотографию

Пилсудского, укрепило мое отношение к тому, что она говорила. Во многом я ей

верил. Непонятно только, как эти двое, Николаев и Сенцов, прошли мимо нас

незамеченными.

Пани Гролинская вызывала уважение и, более того, симпатию. В сознании с

трудом укладывалось, что муж этой обаятельной, отменно воспитанной,

когда-то, без сомнения, на редкость красивой женщины был рядовой тюремный

надзиратель, как поговаривали, малограмотный и глуповатый. Кроме выпивки и

охоты, его в жизни якобы ничто не интересовало. Впрочем, погиб пан Тадеуш в

сентябре 1939 года в боях с немцами, погиб, чуть ли не бросившись с гранатой

под танк, и вспоминали о нем, по словам участкового, как о герое.

- А где вообще вы помещаете офицеров? - поинтересовался я.

- Здесь... Проше пана...

Мы прошли в только что убранную комнатку. Кровати были заправлены

чистым, непользованным бельем. Половики отсюда висели на штакетнике. В

пепельнице на столе - ни окурка, ни пепла, ни соринки. И нигде никаких

следов пребывания вчерашних постояльцев.

Тем временем пожилая женщина на смежном участке - она по-прежнему

находилась на огороде прямо перед окном этой комнатки, - завидя на улице

соседку, принялась с новой энергией возмущенно выкрикивать что-то

по-польски. Капитан прислушивался и незаметно подал мне знак. Но я при всем

желании не мог понять, о чем там шла речь.

- Пшепрашем паньства, - с улыбкой извинилась Гролинская; она выглянула

в окно и сказала: - Hex щен пани юш успокои. Пшез быле глупство денервуе щен

пани пшешло годинен*. - И, оборотясь к нам, с улыбкой снова извинилась: -

Пшепрашем паньства.

- Ну что ж, - оглядев исподволь все в комнате, сказал я, - условия для

двух человек хорошие.

- Вполне, - подтвердил капитан, делая для видимости какие-то пометки в

служебном блокноте. - А больше двоих сюда и не направляли... Так и

записываю: комната светлая, чистая... Сколько здесь метров?

- Двенадцать, - сказала хозяйка.

Женщина на соседнем участке продолжала ругаться, и я демонстративно

посмотрел в окно.

----------------------------------------

* Успокойтесь, наконец, пани. Из-за такой мелочи вы волнуетесь целый

час (польск.).

---------------------------------------------------------------

- Проше пана, слышите, как она волнуется? - пытаясь улыбнуться,

проговорила Гролинская.

- Что там случилось? - спросил я.

- Ничего... Они же не бандиты, а радецкие официэры! Подумайте,

наступили на огород... Ночью темно!

- Повредили грядки... - подсказал капитан.

- Они что, ушли через ее участок?

- Так!.. Там ближе к центру. Почему я виновата?.. Мусить, так надо...

Они же военные!..

X x x

В голове у меня вертелось немало вопросов. Мне бы очень хотелось знать

и что собой представляют в действительности те, кто значились в комендатуре

как Николаев и Сенцов, и, разумеется, где они сейчас, и все подробности их

поведения и разговоров в этом доме, и почему они ушли ночью через соседний

участок, и кто был тот железнодорожник в плаще, зачем он приходил и где

теперь, и что за отношения между ним и этими двумя офицерами.

И еще очень многое мне бы хотелось узнать, и о многом я бы желал

поговорить с пани Гролинской, но сейчас я мог интересоваться лишь

определенным кругом вопросов, только тем, что положено знать офицеру

комендатуры, проверяющему порядок размещения военнослужащих на частных

квартирах.

Мы уже выходили - вслед за капитаном я переступил порог комнаты,

размышляя над тем, что услышал и увидел в этом доме, - и тут на кухне у меня

от волнения буквально заняло дух: возле кафельной печки, в углу, в плоском

ящичке для мусора рядом с совком я увидел смятый листок целлофана, хорошо

мне знакомую целлофановую обертку...