Глава 10 Сын полка -Яшка Добропольский.

... На войне как на войне жизнь чужая не в цене, белый саван вниз сброшен нам с вершин. Выбил нас огонь на треть эхом множит слово " семерть", но сомнений нет для того кто жив. Криком рот обожжен - мы своих не сдаем....

В. Кипелов

Гнедая, тощая лошаденка, попыхивая паром из ноздрей, медленно тащила грубые сани. Дорога была вся сплошь засыпана снегом, но лошадка хорошо знала этот путь, и потому шла уверенно, не обращая никакого внимания на двух немецких седоков, сонно болтавшихся в санях позади, концы вожжей волочились по снегу. Пары суровой самогонки, усталость и неожиданно тихая февральская ночь сделали свое дело. Сани скользили по ночной добропольской улице мимо темневших слева каких-то стальных махин с башнями и красными звездами на них. От русских танков 4-го гвардейского танкового корпуса, которые вошли в село без боя всего каких-то пятнадцать минут заглушивших свои моторы, еще тянуло теплом и соляркой. И только русские часовые молча провожали глазами странный «экипаж», пока кто-то из них не одумался:

- Петруха, мать его так, да это же фрицы! Гы-гы… Во, так и проедут мимо…

В тонких бликах еле-еле дрогнувшего рассвета сухо щелкнул затвор карабина. Ночь коротко блеснула двумя выстрелами, снова стало тихо, как пару мгновений назад и только два нациста так и не очнувшись от пьяного сна, перестали жить…

***

…Яшка, наскоро накинув на себя старенький кожушок, выскочил во двор. Где-то за западной окраиной села гулко упал снаряд, подняв черный сноп земли. «Что-то сегодня близко…» - мысленно прикинул Яшка и быстро шмыгнул в сарай. Там, в пахнувшей сеном и прелой кожей тишине с ноги на ногу переминались кони. Пара добрых лошадей, приписанных к штабу 583-го минно-саперного батальона.

Уже несколько дней как в доме тетки Гали было шумно и весело. В доме квартировали саперы, которые вместе с танкистами и стрелками прорвались в Доброполье.

Тогда никто не знал, что ждет этих суровых мужчин в серых шинелях и валенках. И только спустя многие годы можно будет в исторических хрониках прочитать о том, что Яшкино село оказалось в начале 1943 года чуть ли не в эпицентре фронтовой операции «Скачок». Местные жители, ставшие в феврале 1943 года свидетелями стремительного и, возможно, не очень осмысленного наступления бронетанковых корпусов Красной Армии на севере Сталинской области, в те дни судачили между собой о том, что все как-то уж очень напоминает наступление РККА годом ранее. То, первое, наступление оказалось для наших войск провальным.

И вот снова на оперативном просторе между Харьковом, который обидной занозой торчал в стратегических планах советского командования, и Сталино разворачивалось новое сражение. И снова, как потом будут писать историки, оно закончится окруженными, расчлененными и уничтоженными танковыми соединениями нашей армии, огромными жертвами с нашей стороны. По некоторым данным, на 200 тыс. личного состава РККА, принимавшего участие уже в третьей по счету битве за Харьков, убитых, раненых и пленных оказалось до 100 тысяч, тогда как немцы при общей численности оборонявшихся в 150 тыс. солдат и офицеров, потеряли всего 12 тыс. убитых и раненых. И все завершится очередным отступлением наших войск под напором еще сильных и мотивированных танковых дивизий СС.

Но эти тактические и стратегические расклады полководцев вовсе не волновали тогда Яшку. Для него куда важнее в те дни кратковременного освобождения была возможность, оставив на потом надоевшие домашние заботы и вечный поиск пропитания, вольно, без каких-либо пропусков крутиться с утра до вечера возле лошадей.

А штабные лошади были действительно хороши, прямо настоящие боевые кони. Они не походили ни на здешних колхозных кляч, которых сначала отступавшие красноармейцы, а потом и фрицы «реквизировали» на мясо, ни на тяжеленных немецких битюгов, которыми немецкие интенданты и рассыльные, расслабляясь в глубоком тылу, заставляли управлять местную шпану. Когда немцы были выбиты из Доброполья выскочившими из ночи советскими танками и на постой к тетке Гале стал штаб саперов, Яшка к удивлению батальонного старшины, сбившегося с ног в поисках фуража, начал таскать большие душистые охапки свежего сена.

На вопрос, откуда у него среди зимы и военного опустошения это богатство, мальчишка только лукаво усмехался. Вот еще, думал он про себя, стану я вам рассказывать, куда немцы прошлым летом заложили корма для своих битюгов.

Кстати, околачивавшийся возле лошадей Яшка получал одновременно еще одно преимущество. Здесь же, во дворе, рядом с сараем, расположилась штабная кухня. Добродушный повар Лушников то и дело подкармливал мальчонку. Яшка, не привыкший получать что-либо задаром, вызывался что-то принести, что-то подсказать или узнать что-то у местных, связаться с кем-то из добропольских жителей, передать распоряжение кого-либо из офицеров батальона. «Эй, Добропольский! А сбегай-ка…» - этими словами теперь начинался практически каждый новый день. Яшку совсем не обижало, что нашим военным было не до имени и фамилии паренька с пытливыми глазами и всегдашней готовностью прийти на помощь.

Вот только заложить лошадям новую порцию корма Яшке в тот день так и не удалось. Зато у него началась совершенно новая жизнь.

Когда он возвращался с сеном, извлеченным из немецкого тайника, немцы начали интенсивный артобстрел села. Пока смертоносное железо с мерзким воем ежесекундно обрушивалось на позиции наших войск, расположенных за селом, по улицам потянулись группы беженцев. Местные жители торопились укрыться у родственников на дальних, никем не занятых хуторах.

Вскоре за гражданскими беженцами с места сорвались военные. Танки, оставшись без снарядов и топлива – дорога из Красного Лимана, по которой подвозили все необходимое для удержания плацдарма, была перерезана, - бросали свои позиции и отходили на последних запасах, прикрываемые сильно поредевшими стрелковыми ротами.

Все это нервное движение Яшка с сеном в руках наблюдал из-за ворот уже опустевшего двора. Штабные с лошадями быстро снялись и по приказу убыли в неизвестном направлении. Тетка Галя, собрав детвору и мелкие пожитки, тоже ушла – наверное, туда же, куда сам Яшка убегал от немецкой облавы.

Что было делать ему, в который раз брошенному всеми? Правда, думать пришлось недолго, и уже через несколько минут подросток болтал ногами, сидя на телеге его школьного учителя Василия Тимофеевича Тищенко. Так они доехали до Святогоровки – кто-то им подсказал, что это соседнее с Добропольем село было еще свободно для эвакуации. По пути переночевали у добрых людей, Василий Тимофеевич сказал что у него предписание прибыть в Изюмский военкомат, ты Яшенька пойдешь со мной, а я там тебя куда-нибудь пристрою.

Когда их телега ехала по Святогоровке, в одном из дворов Яшка заметил хорошо знакомых ему серых лошадей.

Как же они радостно заржали, увидев своего кормильца! Значит, где-то рядом наши, штабные…

- иди сам Василий Тимофеевич, я пойду к лошадям.

- О, Добропольский! – из дома по соседству появился Лушников. - И ты здесь! Ну что, брат, есть хочешь, а? Да хочешь, хочешь, я же вижу.

- Очень хочу и живот это подтвердил, предательски заурчав.

- Ну пойдем в дом. Каша, каша, брат, это великое дело! И расскажешь, как там, дома.

Этот же вопрос – как там дома – задал и комбат Черногоров. Ничего особенного Яшке описывать не пришлось:

- Да как… Дома у нас так – как вы ушли, немец и попер. А наши все ушли. И я вот…

- М-да, - потянул задумчиво капитан. Папироса в его руке застыла красной точкой. – Ладно. Лушников, дай-ка Добропольскому что-нибудь потеплее из обмундирования. Иди пока, пацан к лошадям. Если ты будешь рядом, им не так страшно будет при артобстреле.

Что ни говори, а война – дело такое непредсказуемое. Никогда не знаешь наперед, сможешь ли через минуту вернуться туда же, откуда отлучился совсем ненадолго – попить чайку, курнуть махру или просто сходить до ветру. Можно на пару минут покинуть свой обжитой и почти уютный родной окопчик, в котором, кажется, провел бы весь остаток этой страшной и бесконечной войны, а потом оказаться за сотни километров совсем в другой стороне. Каждый солдат мечтал остаться в живых и дойти до победы с целыми руками и ногами, но далеко не каждый, вставая во весь рост на своей старой позиции, мог быть уверен, что доживет вон до того окопчика, вон до той новой позиции…

Уходя к лошадям, Яшка, конечно, и представить не мог, что увидится со своими новыми боевыми товарищами только через несколько суток, да и то благодаря счастливой случайности. Начавшийся бешеный артобстрел, как только он захлопнул за собой дверь нового штаба саперного батальона, разметал по окрестным поселкам и заснеженным балкам не одну нашу воинскую часть.

Вечером под натиском немцев наши стали отступать на Александровку, спасая от снарядов, которые с устрашающим завыванием ложились все ближе и ближе, штабное имущество Яшка и Лушников быстро запрягли лошадей в большие сани и, взнуздав, погнали. Дорога на Александровку была совсем плохая, колона машин растянулась мешая проехать. Лушников предложил поехать по снежному полю лошадям это легко и они быстро и на приличное расстояние опередили колону. На встречу им неслась тачанка, кто -то крикнул:

- поворачивайте назад, в Александровке немцы, мы попали в окружение!

- так Добропольский, нам надо прорываться в Красный Лиман сказал Лушников, но вначале необходимо проверить что в Александровке действительно немцы.

Они подъехали к селу немцев видно не было. Лушников оставил мальчика на месте дожидаться, а сам пошел на другую улицу, только Лушников отошел, сразу на бронетранспортерах появились немцы. Яшка чтобы не попасть под махину, дал по лошадям и рванул в поле, думая что так же сделает и Лушников, мальчик стоял в поле ожидая Лушникова до утра, но тот так и не пришел. Что же делать размышлял мальчишка, Лушников пропал, а мне куда теперь? Как мог быстро окоченевшими пальцами взнуздал, лошадей и погнал в сторону знакомого по детдомовским скитаниям Барвенково. Если бы он знал, что на полном скаку летит в самое пекло!..

К счастью для Яшки, он не доехал до Барвенково, на какой-то разбитой колесами и танковыми траками дороге у него без всяких объяснений отступавшие пехотинцы забрали лошадей и сани с имуществом батальона. Немцы обстреливали Барвеновку, началась эвакуация, а точнее бегство. Мимо ехала побитая пулями полуторка, Яшка подцепился на нее и поехал по лесу а куда и сам не знал, по среди леса было село, машина остановилась и солдаты пошли в какой-то дом греться. Яшка за ними, сел у печки пригрелся и заснул, проснулся а машина уехала, он же был не их солдат, будить не стлали.

Яшка вспомнил, что Лушников уходя на разведку говорил что наши части стоят в Красном Лимане. Точно! Нужно идти туда! Спросил у хозяев дорогу и отправился в путь. Он дошел до соседнего села, а там распутье - одна дорого шла в Изюм другая на Красный Лиман, мальчик повернул в нужном ему направлении, прошел километров 5 потом присел у обочины дороги на камень и задумался, а чего он вообще туда идет, кто его там ждет, он не знал номера части, все его знакомые в том числе и Лушников остались в окружении. Нет решил он, пойду я в Изюм там Василий Тимофеевич пока дошел до села стемнело, дни февральские короткие, переночевал у добрых людей и снова в путь. Идет и видит одиноко стоит у обочины машина с полевой почтой, Яшка подошел ближе, его ребячье сердце радостно забилось - из кабины выпрыгнул капитан Черногоров. Мужчина тоже радостно похлопал мальчишку по плечу:

- Добропольский! Живой, молодец! Ты это, иди в Красный Лиман, там тебя маяк встретит, взял бы тебя с собой да сам пассажир.

Яшка к вечеру добрался к селу где провел прошлую ночь, но так как деваться было некуда снова попросился в тот же дом на постой. С наступлением рассвета мальчик опять отправился в путь, и снова вечер застал его в дороге, до Красного Лимана еще несколько часов ходьбы, но идти в непролазной зимней тьме Яшка не решился. Добрел до какого-то села и постучался в первый попавшийся дом, дверь открыла тетка и впустила уставшего и замерзшего ребенка внутрь, постелила на пол солому Яшка улегся и тут же засопел провалившись в глубокий сон. Утром мальчишка вскочил за светло, дошел до города стоит и смотрит во все глаза - где же маяк? Его воображение рисовало высокое строение а на самом верху огромный фонарь, который мигая пробивает мглу морской ночи, маяк, который стоит на берегу мыса, а волны разбиваются о его камни, по крайней мере именно эту картинку он видел в книжке когда учился в детдомовских классах.

- нету тут ни какого маяка, почесал затылок Яшка, так в грустном раздумье он дошел до крайнего дома улицы. Тут вышел солдат, присмотрелся к мальчишке:

- слышь парень, это не ты часом Добропольский?

- я! обрадовался Яшка.

- а вы кто?

- я маяк, ответил солдат. Тебя приказано встретить, значит так, иди на улицу Воровского дом 87 там наш штаб.

Яшка побежал, на углу дома весела трафаретка с названием улицы Воро..... не дочитал Яшка и бросился искать дом 87 оббегал всю улицу но штаба так и не нашел. Он вернулся назад посмотрел на трафарет на том же углу: - вот я дурак, в сердцах всплеснул руками мальчик, это же улица Ворошилова, а я по ней как балван, уже битый час бегаю!

Яшка теперь уже внимательно рассматривал трафарет улицы расположенной поперек улице Ворошилова, так улица Воровского, третий дом от поворота оказался 87, мальчишка открыл дверь штаба и увидел своего старого знакомого повара и коневода Лушникова:

- А-а, брат добропольский! И где же ты был? Что ж ты так! Мы уже думали, что тебя немецкий танк раздавил, обнял Яшку. А ну-ка, пошли к командиру.

О чем там совещались за закрытой дверью капитан Черногоров и простой сержант Лушников и почему последний пользовался таким вниманием командира, Яшка не знал. Только вскоре дверь резко распахнулась, и на Яшку, ожидавшего от разговора двух боевых мужиков чего-то очень важного для себя, торжествующе уставились веселые глаза Лушникова.

- Ну, и чего ты ждешь? Давай к командиру. Да в пол-то не смотри, нос, нос выше! Все нормально, парень.

Как только он вошел, капитан Черногоров не стал ничего объяснять и, глядя испытующе на мальчишку, только приказал молодому солдату-ординарцу:

- Ну что ж, отведи его к писарю, - глаза сурового командира в этот момент были совсем не суровы. - Пусть выдаст ему красноармейскую книжку. А кстати, как тебя зовут, Добропольский?

- Яшка. Яков Федорович, товарищ капитан, - поправился.

- Ну вот и славно, товарищ рядовой. Хм, Яков Федорович…

И вот в руках новоиспеченного сына полка новая хрустящая, приятно пахнущая свежей краской книжечка с пятиконечной звездой. Яшка не спеша открывает ее – и замирает с открытым от неожиданности ртом.

«Добропольский, Яков Федорович» - гласила запись, сделанная красивым ровным почерком.

С этой новой фамилией без присяги, юный солдат Красной Армии с боями дошел аж до Тирасполя. И только там он снова стал Яшкой Шевченко…