Бернштейн и Эйзенштейн

Я, скосив глаза, посмотрел на часы — прошло всего около двадцати минут. В то, что Аспирин просто так уведет отряд по истечении отпущенного мной срока, я не верил. Скорее всего он максимум устроит людей в проверенном здании — если там все в порядке — и с кем-то придет нас искать. Если ему воспрепятствует профессор, Аспирин его может пристрелить. Или это сделает Пауль.

- Вы смотрите на часы, — сказал бдительный Излом. — Вас ждут товарищи, и вы надеетесь, что они придут к вам на помощь. Надеюсь, вы понимаете, насколько глупо на них надеяться в сложившейся ситуации.

С этими словами он чуть-чуть сжал кулак, Ирочка еле слыш­но вскрикнула. Я понадеялся, что у Соболя нервы выдержат.

- Что тебе надо?! — повторил я. — Не верю, что ты заранее не придумал.

- Разумеется. Разумеется, я придумал заранее. Я достаточно давно за вами наблюдаю.

Излом прикрыл один глаз. Говорил он с интонациями учено­го человека, мудрого старца, хоть и был похож на бомжа. Навер­ное, профессору Петракову-Доброголовину было бы весьма лю­бопытно с ним побеседовать.

- Но я не решил, что для меня интереснее. У меня, знаете ли, несколько вариантов. И я не знаю, какой предложить.

- А почему бы тебе просто не отпустить девочку и нас вместе с ней? — предложил Соболь. — Мы не будем стрелять. Просто разойдемся, и все. Мы не знали, что тут твоя территория.

- Это не моя территория, — покачал головой Излом. — Это вы, люди, привыкли все делить на кланы, на территории... Здесь все значительно проще.

- Тем более, — сказал я. Черт, он в самом деле рассуждает совершенно по-человечески... Бывший сталкер? Имеются и такие варианты насчет Изломов... — Ты... ты был членом клана? Какого?

Излом тихонько засмеялся.

- Так я вам и сказал, даже если бы и был...

Он снова легонько сжал кулак. Девочка застонала. Излом напоминал, кто здесь хозяин положения, и был прав. Мы тоже молодцы — на совесть давить начали, выспрашивать черт зна­ет что...

- Ладно, хватит философствовать, — сказал я решительно, глядя на две слезинки, стекающие по грязным щечкам Ирочки. — Быстро говори, что тебе надо.

Излом глубоко вздохнул. Если бы речь шла о человеке, я по­думал бы, что он волнуется или стесняется.

- Бабу бы.

Интонация была просительно-скромной, и я с трудом удер­жался, чтобы не потрясти головой — не ослышался ли. Сомнения развеял Соболь, с удивлением спросивший:

- На хрена тебе баба, угребите?!

- Во-первых, — не теряя достоинства, произнес Излом, — я уже говорил вам, сталкеры: у меня другая физиология. Или не другая. Но вы-то ничего не знаете наверняка. Во-вторых, баба в Зоне — хороший товар. Потому что бабы сюда не ходят. А у вас их много. Я прошу всего одну, только взрослую, потому что эта, — он встряхнул кулаком с Ирочкой, — мне без надоб­ности.

- Чего, и на этой Зоне тоже педофилов опускают по полной?

Соболь злил Излома, а это было неправильно. Но Излом не разозлился и не обиделся, хотя смысл сказанного, несомненно, понял. Видимо, он действительно был когда-то человеком, да и сейчас на сколько-то процентов им оставался.

- Я сказал, что мне нужно. Думаю, сделка разумная. Да, Упырь?

Черт. Эта тварь даже знала мое погоняло! Видимо, изумление отразилось на моем лице, потому что Излом добавил:

- Ты приметный. А я — внимательный. Ты правильно ска­чал, Упырь, — хватит философствовать. У меня — ребенок, у вас — баба. Один из вас остается тут, другой идет и приводит бабу. По­нимаю, что сразу не решите, кого именно отдавать, потому даю полчаса времени. Кто из вас остается?

- Иди, Упырь, — сказал сзади Соболь. — Ты там скорее раз­ берешься. А я с ним за жизнь перетру пока.

Соболь был прав. Я аккуратненько, чтобы не нервировать Излома, повесил на плечо автомат. Мутант не протестовал, лишь напомнил:

- Ты только не забывай, Упырь: устроишь штурм — ребенок умрет. Я не злой, я просто предупреждаю и беспокоюсь о себе. Как и люди.

- Не будет никакого штурма, — пообещал я, хотя даже не представлял, что буду делать дальше. Конечно, в идеале следова­ло отдать на потеху Излому маму Ирочки — черта с два меня бы кто из братвы осудил, но все упиралось в пассажиров. Двоих из которых я притом вооружил своими, так сказать, руками.

Я вышел из развалин и пошел к холму, на котором располага­лось кладбище. Солнце еще не село, но до сумерек оставалось совсем немного. Поэтому я побежал.

Каково же было мое удивление, когда на холме я никого не обнаружил. Видимо, они все-таки перебрались в недостроенное здание, чтобы не торчать тут у ворот на потеху, скажем, зомби... А что, разумно. Оценив командирские действия Аспирина, я раз­вернулся и поспешил вниз.

Миновав бульдозер и ветхий вагончик, я поднялся по желе­зобетонному крылечку и вошел внутрь, остановившись на поро­ге. Они в самом деле оказались там. Помещение, конечно, не ах-ти — обычная кирпичная коробка, в углу — ржавый сварочный аппарат, пара железных бочек, брошенный кем-то в незапамят­ные времена молоток, тряпье и строительный мусор, и на куче этого мусора — Аспирин и Пауль со связанными руками. Про­фессора связывать не стали по причине общей жирной безобидности, но кобура, где раньше помещался «стечкин», была рас­стегнута и пуста.

- Входите, Константин! — скомандовал знакомый голос. — Входите-входите, иначе я вынуждена буду применить насилие. Поднимите руки!

Проклиная себя за то, что сунулся вот так напролом, а не до­гадался хотя бы предварительно заглянуть, я сделал пару шагов и послушно поднял руки. Расклад сил был понятен с первого взгляда: против нас троих были вооруженные капитан Заяц, Бернштейн, тощий тип и снайпер Воскобойников. Остальные сгрудились в углу, представляя, видимо, нейтралов. Посередине в жестяном корытце, заляпанном окаменевшим цементом, горел небольшой костер, освещая помещение.

- Что там происходит? — участливым тоном спросила капи­тан Заяц, направив на меня аспириновский, кажется, автомат.

- Излом. Мы его нашли.

- И где же девочка? Почему вы ее не освободили?

В углу всхлипнула мама Ирочки, и я пожалел, что Излом не забрал ее сразу — обошлись бы без этих никчемных хлопот.

- В заложниках. Излом предлагает нам обмен.

- Какой именно?

- Он вернет ребенка, если мы приведем ему женщину. Лю­бую. Не желаете?

Капитаншу, кажется, это шокировало куда больше, нежели то, что Ирочка находится в заложниках у монстра-мутанта. Впрочем, слово «Излом» для нее ничего особенного и не означа­ло: не видела она ни разу в жизни, что там за дедушка...

- Вы, надеюсь, отказались?

- Нет, я не отказался. Я оставил там своего товарища, а сам вернулся сюда, чтобы решить, как поступить. А теперь объясните мне, что здесь происходит? Восстание на броненосце «Потем­кин»? Но там был Эйзенштейн, а не Бернштейн.

- Мы решили, что нам нужно домой, — сказал поименован­ный Бернштейн с видом оскорбленной невинности. — Мы прекрасно понимаем, что вы — обычные бандиты. И еще неизвестно при этом, кто сбил наш самолет!

Я посмотрел на покрасневшую стюардессу. Со всеми подели-мась, дура...

- Из чего мы его, интересно, сбили, чува-ак?! — спросил Ас­пирин.

- Из пусковой установки, — парировал Бернштейн. — Бывают такие переносные, я видел.

- Не было у них никакой установки! — крикнул испуган­ным голосом Петраков-Доброголовин. — Я видел! Я же был с ними!

- Вы с ними заодно, — сказала Заяц. — Мы не можем вам доверять, господин профессор, если вы на самом деле профессор, а не самозванец. Вы зачем-то наняли этих людей, они тащат в клетке двоих уродов... Мы разберемся со всеми, когда придем к военным властям.

Твою мать, а хабар-то наш где?! Я быстро оглянулся и успо­коился — клетка, по-прежнему укрытая брезентом, стояла рядом с Паулем. Прибор, видимо, по-прежнему работал.

- Не вертитесь, а еще лучше — аккуратно снимите с плеча автомат и положите на пол. И пистолет тоже, — велела капи­танш а.

- Я не понимаю, что вы вообще предлагаете, — сказал я, рассупониваясь и прикидывая, что получится, если хорошень­ко поддать ногой корыто с костром. Нет, оно тяжелое, там еще и остатки цемента на дне... Бессмысленно. У них четыре ство­ла, обязательно словим пулю. Если, конечно, у всех хватит духу выстрелить. Хотя у этой сучки в погонах определенно хватит, да и Бернштейн в достаточной степени козел, чтобы пальнуть.

- Мы хотим, чтобы нас провели к Периметру. Сейчас же, — озвучил общие ожидания тощий.

- А мы не этим разве занимались? — Я брякнул на бетонный пол автомат, аккуратно положил рядом пистолет. Собственно, у меня был еще один, в потайном чехле над щиколоткой, но под­ходить и обыскивать меня бунтовщики не решились. — Или вы думаете, что Периметр — в ста метрах за забором? У вас какое-то дикое представление о Зоне, простите. Чего вы хотите? Чтобы мы прямо сейчас побежали бегом? Я откажусь, я не самоубийца. Да­вайте отдохнем, а утром спокойно двинемся в путь. Предлагаю выкурить трубку мира.

- Я вам не доверяю, — заявил тощий. — Эти люди — тоже. А сейчас вы вдобавок затеяли какую-то авантюру с якобы похи­щенной девочкой.

- Якобы?! — охренел я. — Идите и посмотрите, что там про­исходит! Тут близко, рукой подать! Если не обоссытесь, когда увидите, кто поймал девочку...

- Я никуда не собираюсь идти, — заявила капитанша. Бернштейн и тощий согласно закивали, едва ли не синхронно. — Где гарантия, что это не штучки ваших приятелей? Откуда я знаю, кто там засел, в этой деревне?

- То есть девочку мы бросим?

Мать Ирочки забилась в своем углу, ее, как я только теперь заметил, удерживали гомики. Многовато бунтовщиков. Впрочем, всерьез я расценивал только капитаншу, Бернштейна и... и, по­жалуй, тощего. Гомикам даже не доверили оружия, что на месте Заяц сделал бы и я, а лейтенант Воскобойников в меня стрелять не станет. В этом я был уверен. Закон, конечно, суров, и он — закон, но лейтенант уже должен был сообразить, что мы нахо­димся на территории, где все понятия расплывчаты и многознач­ны. Закон в том числе. А лейтенант — благородный молодой че­ловек. Одно дело — террористу башку разнести, чем он и занима­ется в своем спецназе. Террорист — это безусловное зло, а я — зло, как ни крути, условное, и он ко мне питает что-то вроде симпатии.

- Нет. Девочку мы постараемся освободить. Точнее, поста­раетесь освободить вы. Еще точнее — вы пойдете обратно и вер­нетесь с девочкой, — приказала капитанша.

Вот тварь тупая, а.

- Ты дура, капитан? — спросил я устало. — Я же сказал: Излом требует обмен. Я вам предлагал проявить мужество и геро­изм. Вот лейтенант потом напишет рапорт, куда надо, вас награ­дят. Посмертно.

- Я в вашу историю не верю, — заявила Заяц. Бернштейн опять закивал, тощий на сей раз не примкнул, он смотрел в сто­рону Пауля, который завозился на куче тряпья. Усаживался по­ удобнее, с его-то габаритами... — Поэтому вы идите и возвращайтесь с ребенком. А потом вы отведете нас к военным властям, где с вами разберутся по закону.

- Тут еще один их подельник бродит, — напомнил о Соболе бдительный тощий. — Не забудьте, капитан! А вообще лучше все­го прикончить их и оставить одного в качестве проводника. Заэто нас только похвалят.

- Я все помню, Анатолий. Не спешите.

Ага. Тощего зовут Анатолий. Толик — в жопе столик.

- Вы же не забываете, Константин, что здесь — трое ваших друзей? И если вы не вернетесь через двадцать минут, я подумаю, как их наказать.

Я прикинул, что у капитанши дома, наверное, полно кожано­го белья с заклепками и шипами, а также плеток, кляпов и цепей. А наручники она на работе тырит. Еще я подумал, что мне уже в третий раз назначен некий срок... Кстати, отпущенные мне Из­ломом полчаса тоже не резиновые.

Дурак ты, Упырь. Корыто, ногой... И как я раньше не сооб­разил?!

- Профессор, — нагло сказал я, глядя прямо в глаза капи­танши. Вернее, в черное отверстие автоматного ствола, направ­ленного мне в лицо. — Профессор, выключайте к чертовой мате­ри кофеварку.

- Какую кофеварку? — успела вскрикнуть забеспокоившая­ся Заяц.

Петраков-Доброголовин понял меня моментально, на это я и надеялся, все же доктор наук, а не капитан милиции...

Щелчка кнопки на приборе я не слышал, но в следующее мгновение все вокруг пришло в хаотичное движение. Бюреры, со­скучившиеся и проголодавшиеся в своем узилище, с радостью взялись за дело.