Подарок покойника

Дождь закончился, когда мы подошли к заброшенному пио­нерскому лагерю. Из-за туч выглянуло ослепительное солнце, сразу поднявшее всем настроение. Всем, кроме меня. Я сурово пялился на пионера.

Пионер стоял у крыльца главного корпуса в позе «всегда го­тов»: галстучек ровно повязан, рука поднята, согнута в локте, ла­дошка козырьком, глаза преданные. Пионер был гипсовый, поч­ти целый, только вместо правой ноги торчала железная армату-рина, а на гипсовой культе отчетливо были видны следы чьих-то острых зубов. Интересно, кто это решил поживиться гипсовым мальчиком? Видать, какое-то животное без обоняния... и под­слеповатое к тому же... мало ли.

А что это такое? — наперебой спрашивали дети. — А поче­му мальчик в такой шапке? А что он рукой делает?!

Про пионеров они, конечно, ничего знать не могли. Я и сам-то знал преимущественно по старым фильмам. Мама Бори и Се­режи довольно путано стала им что-то объяснять, и я пожалел, что до сего момента не дожил старик-генерал, он точно все пом­нил и устроил бы им добросовестную лекцию. Да генерал и раньше пригодился бы много раз, явно не случилось бы того, что случилось... Стронглав, сука такая, помешал.

- Ждем тут. Я гляну, что там, — сказал я.

Тяжелая дверь просела и открывалась с трудом. Зато внутри было все готово к встрече маленьких гостей. Пол выскоблен, справа гардероб приветливо сияет крючочками, слева — доска почета пестрит радостными лицами, солнечные зайчики пры­гают по стеклу. Все залито солнечным светом, который стру­ится в рваный проем, на месте которого раньше была задняя стена. Прямо в центре холла, на зеленом фоне заднего двора школы, улыбался белыми глазами бюст: кудрявый Ленин ма­ленький.

Сохранность некоторых вещей удивляла, но в Зоне и не такое попадается. И не всегда это признак беды, хотя лучше, как гово­рится, перебдсть.

Небольшая лестница на второй этаж уходила прямо в небо — от второго этажа остался только фасад и правый угол, над гарде­робом. Вот это уже правильно. А то — бюстик, крючочки... Там каким-то чудом сохранились парты и стульчики. Все это напо­минало какие-то дикие декорации для кино — когда специально не достраивают часть стен — чтобы туда поставить камеры.

Рядом с доской почета — приоткрытая дверь в кабинет ди­ректора. Ай-ай-ай! Непорядок! Это ж так школьнички могут про­браться и подделать себе аттестаты! Или чего там у них в лагерях было?

Задний двор был когда-то, видимо, спортивной площадкой, там еще сохранились щиты с ржавыми баскетбольными кольца­ми. В углу двора были свалены учебные пособия — пластмассо­вый скелет, глобус, свернутые в трубку карты и таблицы. Стояла школьная доска, на которой мелом было старательно накарябано «Если любиш самагон нарисуй ещо вагон» и нарисован парово­зик с вагончиками. Любителей самогона на момент катастрофы я насчитал шесть, причем в последнем вагоне сидела зубастая фи­гурка с подписью «Деректор».

Ого! Не я тут первый. В шкафу, между горшками с давно за­сохшими растениями, кто-то устроил выставку артефактов. В основном всякая шелупонь — «выверты», «кровь камня», «бенгаль­ские огни»... хотя стоп. «Ломоть мяса». Я осторожно ткнул его стволом автомата, опасаясь ловушек, — зачем-то ведь оно тут разложено на виду... Нет, все тихо. Убрав «ломоть мяса» в кон­тейнер, я спустился вниз.

- Ничего интересного.

- Может быть, нам здесь переночевать? — спросила Марина.

Видимо, ей понравилась атмосфера тишины и покоя, витавшая
над останками лагеря.

Нам еще идти и идти, — покачал я головой. —- Я же гово­рил — чем больше вы задержитесь в Зоне, тем опаснее для вас! Красивенько вокруг, да? Когда красивенько — еще опаснее, по­тому что успокаивает! А если в Зоне кто-то слишком спокоен, тот имеет все шансы успокоиться навсегда. Идем дальше, нам даже для привала рано еще, а вы — ночевать...

Марина привычно покраснела. Мы пошли мимо заброшен­ных игровых площадок с оплетенными повиликой качелями и турниками, мимо длинных жилых корпусов, столовой с прова­лившейся внутрь шиферной крышей, хоздвора, на котором ржа­вели два грузовичка и микроавтобус. Место было открытое, и я скомандовал:

- Пять минут передохнуть!

Помню, меня в детстве мамка вот в такой примерно лагерь возила, — сказал Аспирин, потягиваясь и озирая окрестности. — Столовая вона... Эх, мы с пацанами, бывало, с во-от такими пу­зами с обеда выходили! Компот у младшей группы отбирали... из сухофруктов был компот, как сейчас помню...

Пока он предавался воспоминаниям, пацаны тут же полезли было к руинам автомобилей, но мамаша выдала им по подза­тыльнику. Правильно, нечего там делать. Того же «пуха» в ка­бину могло нанести ветром, или сидит там кто. Да пусть даже крыса.

Я подошел к нашему раненому, достал «ломоть мяса» и сунул ему в нагрудный карман куртки.

- Не потеряй, — велел.

- А это что такое желтенькое? — спросил бортмеханик.

- Тебя как звать?

- Игорь.

- Так вот, Игорь, это называется «ломоть мяса». Артефакт. Мы за ними в Зону обычно и ходим. Артефакты бывают всякие, но лекции читать у меня времени нет, скажу только, что эта шту­ка поможет твоим костям быстрее срастись. Вполне вероятно, периметр ты уже на своих двоих перейдешь.

- Вы серьезно?! — не поверил Игорь. Гомики-носильщики тоже недоверчиво зашептались.

- Он серьезно, — сказал Петраков-Доброголовин и академи­ческим тоном продолжил: — «Ломоть мяса» — артефакт, обра­зующийся в аномалии «карусель». Представляет собой уродливое желтоватое образование из спрессованных и причудливо изогнутых полимеризованных остатков растений, почвы и костей. При ношении на поясе неким мистическим образом значительно ус­коряет заживление ран и хорошо останавливает кровотечения. У сталкеров существует поверье, что в этом артефакте заключена сила погибших в аномалии людей. Правда, этот артефакт при­влекает хищников к его владельцу. Цена продажи и вероятность появления — средняя. Интерес к артефакту проявляют научные организации, в первую очередь медики и всевозможные религи­озные культы.

- Комендатурский справочник цитируете, профессор, — укоризненно сказал я. — Неспортивно.

- Зато дословно, — укоротил меня Петраков-Доброголовин.

Покинув лагерь, мы встали перед дилеммой — двигаться по хорошо сохранившейся асфальтовой дороге шириной метра три или же наперерез через поросшие вперемешку ракитами и елка­ми холмы. Мне было памятно наше приключение на пути в городок бюреров, когда мы едва не влетели в совершенно неизвестную аномалию там, где Соболь не обратил внимания на консерв­ную банку, которую пинал.

Поэтому я очень не хотел идти по дороге, хотя и направле­ние, которое я прикинул, с ней совпадало. Вполне понимая при­том, что и детям, и санитарам-гомикам с носилками, и женщи­нам передвигаться по твердому ровному покрытию значительно легче, чем по пересеченной местности.

- Думаешь, стоит ли по асфальту чапать? — спросил Аспи­рин, подходя. Он сильно погрустнел после ночной пропажи Пау­ля, которую числил по своему ведомству. Даже жрать не подби­вал, только возле столовой малость оттаял было. Впрочем, оста­валось у нас той жратвы с гулькин нос.

- Думаю, чува-ак. А ты что скажешь?

Вопрос остался без ответа, так как в березняке мелькнула знакомая фигура, радостно заоравшая:

- Гелинеф! Чериконфлинь!

- Это уже даже и не смешно, — буркнул Аспирин. — Она снова тут. Нажралась Толика и хамит.

- Может, это другая? — предположил Соболь сзади.

- Та самая. Она приметная.

Скарлатина тут же подтвердила, что это именно она, подбе­жав поближе и возопив:

- Скарлотина!

Страшненькая и кривоватая, она спустилась по склону на ас­фальт и, попробовав его передними лапами, запрыгала. Если бы это был не мутант, а собака или там коза, я бы сказал — весело запрыгала. Потом Скарлатина пошла вперед, то и дело оглядыва­ясь через плечо. Прошла метров сто, почти до того места, где ас­фальтовое покрытие сворачивало влево и исчезало за березами, и вернулась.

- Чей-то она? — озадаченно спросил Аспирин.

- Хочет чего-то.

Псевдоплоть снова пошла вперед, дошла до поворота и вер­нулась.

Дядя негр, она же показывает, чтобы мы за ней шли! — до­гадался Боря. А ведь и в самом деле. Скарлатина демонстрирова­ла нам, что на асфальте безопасно — она же вот прошла! Ведь аномалии Зоны опасны в равной мере для людей и мутантов. Весьма вероятно, что существовали и опасные только для мутан­тов или только для людей, но я таких пока не видел.

- Ну, ты дрессировщик, Упырь, — с уважением сказал Скунс.

- По дороге пойдем? Она вон ходит, чува-ак. Или замани­вает?

- Не похоже... Ладно, сделаем так. Я иду до поворота и смот­рю, что там дальше. Вы — за мной.

- Идет.

Я пошел по асфальту, Скарлатина взбрыкнула и потопала впереди. Ушла за поворот, исчезнув за березами. Добрался до не­го и я — за поворотом все было чисто, дорога уходила вперед идеальной прямой, но шла она через поле, и это было плохо. Псевдоплоть сидела на гравийной обочине и, такое впечатление, дремала, но увидав, что я удаляюсь, почапала за мной, держа дистанцию.

- Поле, — сказал я своим, вернувшись. — Будем как на ла­дони.

- Зато и мы увидим, что вокруг творится. Заранее засечем.

- Здесь, офицер, Зона. Засечем — хорошо, но у нас, не за­будь, огневая мощь вовсе не для серьезных схваток на открытом пространстве, — повернувшись к Воскобойникову, сказал я. — Три автомата, два ружья, пистолеты. Одиночного врага завалим.
Двоих даже, возможно. Не слишком большую стаю собак. Каба­нов. А если нас засечет контролер и погонит на нас целое звено? Был бы гранатомет, еще ладно... Но гранатомета у нас нет. И круп­нокалиберного пулемета тоже нет. А псевдогиганта, к примеру, одними автоматами не всегда остановишь. И даже Соболевыми пищалями...

Воскобойников пожал плечами. Снайпер находился в под­вешенном состоянии: беглецы его с собой не взяли, потому что не доверяли, считая «моим» человеком. Наши ему тоже не до­веряли, потому что он уже проявил себя «предательски»; ружье оставили лишь потому, что я просил, да и в одиночку лейте­нант явно не удерет, не дурак он. А как огневая точка — вполне годится. Доказал на примере Излома, упокой его господь, мо­жет, сдох-таки.

- Давайте лучше пойдем через лес.

Мама Бори и Сережи мне определенно нравилась. Башка у бабы работала что надо.

- К тому же эта... как она называется?

- Псевдоплоть?

- Да, это страшное животное... Мне кажется, она выступает в роли проводника. Может быть, ее можно пустить впереди и в лесу?

- А вы попросите, — ехидно предложила мамашка Ирочки.

- Хорошо, — пожала плечами Вероника Сергеевна. Она ве­лела сыновьям «побыть с дядями» и направилась к Скарлатине. Остановилась шагах в десяти, помахала ладошкой — привет, дес­кать. Псевдоплоть по-собачьи склонила голову набок, а я прики­нул, что, если она бросится, сбить из автомата не успею.

Хорошая, хорошая собачка, — заискивающе сказала Веро­ника Сергеевна. Псевдоплоть, конечно, к собачкам никакого от­ношения не имела, в родственниках у нее ходили скорее свиньи или овцы, но дело было не в генеалогии, а в тоне общения.

- Мрокофь, — промямлила Скарлатина. Кажется, она была озадачена.

- Хорошая собачка, — ворковала Вероника Сергеевна. — Иди туда, вон туда. — Она махнула рукой в сторону березняка. — Иди, а мы за тобой пойдем. Иди.

Псевдоплоть застенчиво кашлянула.

- Вон туда, — продолжала Вероника Сергеевна. — Топ-топ.

Скарлатина почесала лапой морду и тихонько направилась в указанном направлении. Дойдя до первых березок, присела и выжидающе обернулась.

- Вот так, — индифферентно сказала Вероника Сергеевна, беря за руки Борю и Сережу. Думаю, будь она попроще, показала бы мамашке Ирочки язык. Я бы точно не удержался.

- Ловко вы ее, — оценил Аспирин.

- С детьми нужно уметь общаться.

- Идемте, раз так, — сказал я, ощущая малопонятную рев­ность.

По холмам мы продвигались неожиданно быстро. Деревья стояли редко, подлеска почти не было, и я даже огорчился, когда псевдоплоть возопила нечто совсем неразборчивое и бросилась галопом в сторону. Все как по команде вскинули оружие, а я по­думал, что у нас, похоже, не только новый командир, но и новый старший группы.

Но никто на нас не выскакивал, не рычал и не пытался со­жрать. Очевидно, псевдоплоть наткнулась на нечто пассивное, но ей непонятное.

Это оказалась чья-то стоянка! Современная палатка из се­ребристой пропитки, окопана по всем правилам желобком, ря­дом охапка еловых веток со свежими срезами. Грубо, но надеж­но сколоченный стол и такого же типа лавка. Огороженное бу­лыжниками костровище, по бокам врыты рогатины. Котелок и сковородки — под тентом, рядом со столом. На столе — пара жестяных кружек, миска с ложкой. Все чистенькое, свежевымы­тое. Полог палатки был откинут, внутри виднелся край спально­го мешка, какие-то железяки типа метеоприборов свалены пря­мо у входа. Какая-то прилада стояла на треноге в трех метрах от палатки и, возможно, что-то замеряла в данный момент. Во всяком случае, на боку у нее помигивал крохотный зеленый огонек.

Аспирин осторожно обошел палатку и дико заорал: сзади па­латки, привязанный к стволу дерева толстой веревкой, сидел слепой пес. Молча сидел, словно не замечая нас, не шевелился.

- Чего он сидит? — шепотом спросил Аспирин.

- Хрен его знает. Неживой, что ли... — прошептал в ответ я и решился бросить рядом гайку — пес даже ухом не повел. Аспирин пошевелил палкой сухие листья перед псом — ноль реакции. За­тем осторожно дотронулся до лапы. Ничего. Осмелев, он ткнул
его палкой в плешивый бок. Пес был мертвее трупа убитого по­койника. Он завалился на бок с тяжелым стуком, словно гипсо­вое изваяние, и рассыпался. Веревочная петля шлепнулась на траву, вверх взметнулась пыль. Взметнулась — и не осела, начала роиться, собираясь в плотную массу. Аспирин попятился.

- Вот сука... Чего это?

- Не знаю... — Я с тревогой наблюдал, как пыль собралась в фигуру собаки. Фрагменты толкались, словно устраиваясь по­удобнее, пока перед нами не возник тот же пес, даже веревка ка­ким-то образом по-прежнему была обмотана вокруг шеи.

- Давайте-ка мы это дело обойдем, — решил Аспирин. — А то будет нам полный офсайт.

Соболь ружейным стволом приоткрыл пошире полог и за­метил:

- В спальнике лежит кто-то.

И пусть лежит. Ты видел, чего с собакой стало? Теперь прикинь, что может в спальнике лежать...

- Видал я такое, — деловито протиснувшись между нами, сказал Скунс. — Ничего страшного — развалится, соберется, по­том опять развалится, опять соберется.

- Тем более валим, раз тут ничего интересного.

Сделав крюк, мы прошли по лесу еще километров пять, после чего наша проводница Скарлатина куда-то исчезла, и отряд вы­брался к колхозу. Точнее, к тому, что от него осталось.

Указатель гласил: «Колхоз «Черепаново». Помнил я такой колхоз, но самого сюда не заносило. А кто-то здесь ходил — жес­тяная пластина указателя была расстреляна из дробовика.

Асфальтовая дорога, по которой мы давеча не пошли, тяну­лась вдоль колхозного поля, на котором ничегошеньки не росло.

Словно его вчера вспахали. Комья жирного чернозема, ровные борозды. А вон и трактор стоит под тремя березками на краю по­ля. С виду вполне целый. Прямо картинка «рабочий полдень»: тракторист сейчас выйдет из-за березки, а к нему уже селянка с крынкой молока и обедом в корзинке. Тьфу, наваждение сплош­ное. Но делать было нечего, и мы спустились к дороге, которая метров через сто расширялась, ненавязчиво переходя в главную улицу. Название ее было гордо начертано на углу забора крайне­го дома: «улица Ленина». Дальше потянулись первые колхозные дома, ровненькие, аккуратные. Занавесочки на чистых окнах, крылечки с деревянной резьбой... Велосипед прислонен к забору, старенький «Урал», но в отличном состоянии, кажется, даже ши­ны не спущены.

А вот чем глубже, то есть ближе к центру, — тем обстановочка менялась. И не в лучшую сторону. То стена дома наполовину трухлявая, то какая-то черная жижа на полдвора. Дома ближе к центру с одной стороны были вроде как поновее — двухэтажные, кирпичные, а с другой стороны они гораздо более обветшали, чем деревянные срубы на краю колхоза. Ни тебе занавесочек, ни даже стекол, в иных местах и рам-то оконных не было. На стенах то там, то тут было словно чернилами намазано — видать, какая-то зловредная плесень расплодилась.

На центральной площади был вообще цирк. Старая деревян­ная колокольня притулилась к трехэтажному зданию. Колоколь­ня была вполне ничего себе, даже колокол был на месте, и верев­ка от него свисала куда-то вглубь. А вот здание, похоже, держа­лось только благодаря ей. Бывшие когда-то белыми бетонные колонны покосились, крыша съехала, и все здание словно бы на­валилось на колокольню, да таким макаром, что, казалось, дунь — и вся дикая конструкция рассыплется в прах. Жалостливо побле­скивала табличка на здании: «Администрация Черепановского коллективного хозяйства». И, словно в насмешку, на ступенях под табличкой лежал череп. Настоящий череп. Выбеленный солнцем, вымытый дождями. Никаких костей больше рядом не было. Под накренившимся крыльцом, оторвавшимся правым краем от земли, был кем-то вырыт довольно широкий проход, уходивший в глубину под здание.

- Слушай, чува-ак, я этого места не знаю, — сказал Аспи­рин, опасливо глядя на дыру в земле.

- Я тоже не знаю. Давайте-ка так: я поднимусь наверх, ос­мотрюсь, а вы отойдите чуток подальше и внимательно следите, как бы кто из этого метро не выполз.

На дверях колокольни висел замок, но я легко сбил его вме­сте с петлей прикладом. Дверь тут же со скрипом отворилась, словно приглашая войти. Изнутри пахнуло почему-то закисши­ми дрожжами, словно из старой пивной бутылки. Я поморщился и заглянул в прохладную темноту — ничего страшного, только лестница, уходящая вверх. Деревянные ступени вроде не слиш­ком сгнили, провалиться я не рисковал и потому смело пошел вверх.

Восхождение заняло пару минут, а потом я уперся в люк. Он тоже был закрыт на замок. Этот выглядел покрепче, чем улич­ный, но после нескольких ударов тоже отвалился и со стуком по­катился по ступеням вниз. Открыв люк, я высунул голову на ко­локольную плошадку и едва не вскрикнул, потому что прямо мне в глаза смотрел мертвец.

Труп валялся здесь очень давно, но не разложился, а скорее мумифицировался: кости обтянуты желтой шелушащейся кожей, рыжие волосы осыпались на дощатый пол площадки, губы кри­вятся в предсмертном оскале... Причем непонятно, кто его убил и как — ни крови, ни пулевых отверстий. Странно было и то, что труп не исклевали вездесущие вороны. И еще один вопрос — кто его здесь запер? Зачем?

В карманах комбинезона я обнаружил полпачки сигарет, окаменевший кусок полукопченой колбасы, камешек с дыркой — талисман, что ли? — и двести с мелочью долларов. Ничего, что пролило бы свет на личность. Но при жизни покойник ходил в серьезных бойцах: к перилам была аккуратно прислонена амери канская снайперская винтовка РN РМАК. калибра 7.62. Мне с такой приходилось сталкиваться — очень профессиональное оружие, весьма сложное в обслуживании, хоть и сделанное на основе обычной браунинговской охотничьей винтовки. Это был вариант с сошками, тяжелым стволом и магазином на двадцать патронов. Наверное, Воскобойников бы очень обрадовался, но я тут же с сожалением констатировал, что магазин был пуст. Обыскав по­койника, патронов я тоже не нашел — расстрелял весь запас по кому-то... Разумеется, такая дура стоила хороших денег, но я да­же «мамины бусы» по пути проигнорировал, а тащить за собой лишний ствол без патронов...

Пистолет у мертвеца обнаружился простой — потертый «макаров», разве что с нештатными деревянными накладками на рукояти. Но на этом его арсенал не заканчивался, и самое инте­ресное я обнаружил в пластиковой продолговатой коробке за­щитного цвета, стоявшей в тени на противоположном конце площадки и оттого не сразу мной замеченной. В ней, в специ­альном гнезде, помещался ручной гранатомет «Нарвал» и шесть срядов к нему. Вещь, прямо сказать, очень редкая — идеальное сочетание небольшого веса и убойной силы. «Валар» священни­ка в сравнении с ним немногим отличался от водяного пистоле­та. Штучный товар. В продаже я таких вещей не видел очень давно, потому что выпускали их ограниченно, привозили кон­кретным людям на заказ, а эти конкретные люди не шибко хва­стались тем, что у них появилось. В Зоне ведь как — лучше пусть все думают, что у тебя все как у других. Иначе превра­тишься в объект охоты, и тот же «Нарвал» не спасет. Тем паче он, конечно, предназначен не для ковбойских перестрелок, а для штурма серьезно защищенного укрытия, например. Или для встречи один на один с псевдогигантом, химерой, крупным кро­вососом.

- Спасибо, брат, — сказал я мертвецу, все так же безучастно взиравшему высохшими глазами на колокол. Затем достал флягу, взболтнул — на дне что-то еще оставалось. Отвинтил крышечку и, сделав приветственный жест в сторону покойника, выпил. По­том оторвал одну из досок пола и спрятал под нее винтовку — мало ли, вдруг доведется вернуться, зачем на общее обозрение выставлять хорошую вещь?

Наконец я занялся тем, ради чего взбирался на колокольню. Вид с нее открывался захватывающий, словно колокольня и впрямь была эпицентром какого-то странного взрыва: дома осы­пались и были обветшалыми только той стороной, которая смот­рела на центральную площадь, чем дальше же от колокольни, тем они выглядели новее и свежее. За зданием администрации на заднем дворе лежали лошадиные кости и остатки телеги — прямо в той позе, как их накрыло. Неизвестно чем, но накрыло разом: кости лежат аккуратно, хомут на месте, поводья тянутся к... черт, там тоже кого-то накрыло. И кости уж явно не лошадиные... Чуть поодаль стоял «уазик» с прогнившим тентом, еле заметный среди бурьяна.

Меня интересовало южное направление, но там расстилались лишь поля, на горизонте переходящие в лесистые холмы. Линия электропередачи казалась знакомой в отличие от нескольких приземистых зданий в паре-тройке километров, похожих на ко­ровники.

В целом мы шли верно. Мне так казалось по крайней мере. После истории с трубой и оврагом я ни в чем не был уверен на сто процентов. Главное — не думать про параллельные простран­ства, о которых болтал профессор. А то вообще можно сбрендить.

- Ты чё там?! — донеслось до меня снизу. — Все нормально, чува-ак?!

Кричал, ясное дело, Аспирин. Я перегнулся через ограждение и крикнул в ответ:

- Нормально!

- Чё нашел?!

- «Нарвал»!

- Чего?! Не понял... Блевал, что ли?! Высоты боишься, чу­ва-ак?!

- Сам ты блевал! «Нарвал», а не блевал!

- Чего?!

- Ладно, сейчас, спускаюсь уже!

Шуточки Аспирина показывали, что он малость отошел от депрессии. Ну и хорошо, а то сам на себя не похож. Я зарядил «Нарвал» (в магазин входило три гранаты), остальные три рассо­вал по карманам разгрузки, повесил на плечо сам гранатомет, подмигнул покойнику и стал спускаться вниз. Внезапно коло­кольню с душераздирающим скрипом повело куда-то вбок, и я едва удержался на ногах, ухватившись рукой за стену. В ладонь вонзилась большая заноза, но я не обратил внимания, буквально ссыпавшись по ступенькам к двери. Вылетел на улицу и угодил прямо в объятия Соболя.

- Твою мать... — пробормотал он. — Это ты ее раскачал, что ли?

- Не я...

Колокольня качнулась в другую сторону, еле слышно загудел наверху потревоженный колокол, и все успокоилось. Я тревожно посмотрел в черный зев норы.

- Там кто-то есть, — сказал Соболь. Потом увидел «Нарвал» и покачал головой: — Надо же. Я думал, послышалось.

- Там мертвец на колокольне, — объяснил я, не отрывая глаз от норы. — Винтарь снайперский без патронов и вот это. Винтарь оставил, куда его...

Воскобойников печально покашлял.

- С находкой тебя, — поздравил Соболь, взяв у меня гра­натомет и прикинув к плечу. — Может, саданем гранату в это метро?

- А ты представь, кто там может сидеть, если он коло­кольню качает? Не факт, что ему наша граната, даже из «На­рвала», хотя бы чирей вскроет... К тому же гранат всего шесть, и лучше их использовать с толком, а не для развлечения. Да­вайте-ка убираться отсюда поскорее, пока на нас не обратили внимание.

Пассажиры уже научились дисциплине — стояли кружком под защитой вооруженных членов отряда, в том числе гомики Артура с пистолетом в руках. Дети втроем играли во что-то, рисуя прутиком на пыльной земле, а бортмеханик массировал свою сломанную ногу. «Ломоть» начинал действовать — у него там все зудело и вибрировало, я в свое время на себе испытал это, когда сломал запястье. Нет, не в Зоне — неудачно в баскетбол сыграл. Пришлось взять артефакт в долг у Бармаглота.

Кстати, как там старина Бармаглот? Мы шли по улице, ощупывая стволами мертвые окна домов, словно солдаты, отбившие у врага город, а мне припомнился Бармаглотов схрон. Мы уже нарушаем все обещанные сроки, и не факт, когда еще выберемся... Волнуется, наверное. Вот кому «ломоть мяса» пригодился бы, но где ж его было тогда взять.

- Что сверху-то видно было, чува-ак? — поинтересовался Аспирин.

- Видно-то много, но я так и не сориентировался толком. Ничего не понимаю. После того как мы через этот хренов овраг перешли по трубе, с местностью что-то творится, мужики. Плавает местность...

- Да что с ней может твориться? Ну, незнакомый участок. К тому же в Зоне все меняется, она на месте не стоит. Помнишь болотце у Агропрома?

Действительно, неподалеку от Агропрома имелось болотце Маленькое, пересыхающее летом и вымерзающее зимой, но совершенно непролазное в остальное время года. В один прекрасный день прямо посреди болотца появился асфальтовый каток Здоровенная машина весом в несколько тонн словно с неба свалилась — стояла, утонув наполовину в торфяной жиже, хотя прошедшие тут полчаса назад «монолитовцы» клялись, что и никакого катка не видели. И это был мелкий пример; про параллельные миры и дырки в них тоже говорилось очень много, но в подобное верить совсем уж не хотелось, как я уже говорил. И потом, самолет же прилетел из обычного мира... если только он тоже не проскочил в некую дырку.

Тьфу.

Лучше не забивать голову. Ни параллельными мирами, ни Бармаглотом, ни Паулем, с которым как раз все нормально ско­рее всего...

А вот это уже плохо!!!!!!!!

- Стоп! — крикнул я, сорвавшись от неожиданности на визг.