У Темных

Альтобелли устал. Они шли всю ночь, угодили под дождь, лейтенант промок с ног до головы и все время ждал, что Темные наконец-то устроят привал. Черта с два — только пару раз оста­новились облегчиться, даже ели на ходу...

Лейтенанта никто не трогал, не задирал, но он постоянно чувствовал, что за ним присматривают, и удрать не пытался. В кон­це концов, Темные — тоже люди, может, с ними реально догово­риться? Куда-то ведь его ведут, хотя вполне могли пристрелить или прирезать рядом с химерой. Даже поесть дали — несколько сухарей и тюбик с рыбным паштетом из его же вещмешка. Пред­ложенную воду Альтобелли пить отказался — вполне возможно, она была радиоактивной, и напился во время дождя, ловя ртом низвергающиеся с неба струи.

За дорогой Альтобелли не следил, в любом случае карту у не­го тоже забрали. Да и двигались они сумбурно — пролезали через трубы под шоссе, пересекали узкоколейку, брели через заболо­ченный луг и даже лежали минут двадцать в мокрой высокой тра­ве, что-то пережидая. К тому же большая часть пути вообще прошла в темноте — фонари Темные включали редко, и у посто­янно падавшего лейтенанта все руки были в ссадинах, плюс он едва не сломал ногу, споткнувшись о рельс и неуклюже свалив­шись с насыпи.

Заговорил с ним только Поролон, который давал еду.

- Бери, — сказал он. — Следующий раз жрать будем уже дома.

С тех пор лейтенант надеялся, что пресловутый дом рано или поздно покажется впереди, но солнце было уже высоко, а они все шли и шли, на сей раз через сосновый лес, благоухающий смолой и хвоей. Шедший впереди Альтобелли Темный на ходу сорвал большой гриб и принялся его есть. Сырым.

Оставшиеся в пачке сигареты Альтобелли давно уже выкурил — с такой жадностью, словно никогда и не бросал этой вредной привычки. Просить у Темных не решился, к тому же он не видел, чтобы кто-то из них курил. Поэтому лейтенант упорно терзал зу­бами найденную в кармане подушечку апельсиновой жвачки, давно уже утратившую вкус и сладость, и шел, не стараясь опре­делить свое местоположение. Одно он понял твердо — от места катастрофы его уводили все дальше и дальше. Но не говорить же Темным про аварию. Вряд ли это люди, подходящие для спасе­ния выживших пассажиров...

«Дом» возник неожиданно. Только что Альтобелли пролезал вслед за своими спутниками через дыру в ограждении из колю­чей проволоки, и вот он уже среди приземистых бетонных строений, утопленных в земле. Судя по сочетанию добротности и уродства, до катастрофы это был какой-то военный объект Советов. Темные нашли его, обустроили на свой нехитрый вкус и вселились, устроив промежуточную базу. В основном-то они вертелись вокруг бара «Сталкер», в котором сам Альтобелли ни разу не был.

Слухи о диком образе жизни Темных оправдывались на каждом шагу. Прямо у тропы, ведущей к одному из бетонных капониров, сидел мужик с непомерно большими перепончатыми ушами и гадил, держа в руке лист лопуха. Невдалеке от него им костре жарилась туша чернобыльского кабана, а на деревянном щите с еле заметным изображением солдата в каске со звездой был распят голый человек. Человек был еще жив, и пара Темных тренировалась на нем в метании ножей; Альтобелли успел заме­тить, как один из них то ли случайно, то ли специально прома­зал, и длинное лезвие вонзилось в плечо. Человек задергался, но не закричал — рот у него был зашит.

Прибывшие с лейтенантом сразу же рассосались по объекту, никто их не приветствовал, словно и не уходили.

- Вот так и живем, — сказал Поролон, заметив, что Альтобелли вертит головой. — Не ждем тишины. А годы летят, наши годы, как птицы, летят...

Вероятно, это было некое русское стихотворение или песня.

- Что вы собираетесь со мной сделать? — спросил лейтенант.

- Съесть, конечно.

Альтобелли оценил юмор, промолчав.

- Не каждый день попадается такая птица — лейтенант из комендатуры, — пояснил Поролон, постучав в металлическую дверь с потеками ржавчины. — Контрактников из местных — за­вались, мы их даже на шашлык не ловим. А тут — Италия, пусть лучше старший посмотрит, может, и пригодишься для чего... Ка­кие там у вас национальные блюда? Лазанья?

- Кто? — спросили изнутри. Открылась небольшая амбразу­ра. — Поролон? А это кто с тобой?

- Поймали, на комбайне катался. Офицер из комендатуры, велено его боссу показать.

- Велено — покажем, — сказал человек внутри. Залязгали железяки, дверь отворилась, и Поролон толкнул лейтенанта в спину. Едва не поскользнувшись на осклизлой ступеньке, Альто­белли наткнулся на привратника, жиртреста в грязной майке с обрезанными рукавами и широких брезентовых штанах. Жиртрест схватил лейтенанта за ворот комбинезона и потащил по уз­кому коридору с обшарпанными кафельными стенами, из кото­рых там и тут торчала решетка арматуры. Сзади шел Поролон, насвистывая незатейливую унылую мелодию.

Старший сидел в комнате, освещенной забранными в сетки плафонами и заставленной несгораемыми шкафами. За столом, как и полагается начальствующему лицу. Под низко надвинутым капюшоном лейтенант видел только поблескивающие глаза и густую бороду. Занят старший был тем, что играл в допотопный карманный «тетрис», оглашая помещение электронным попис­киванием.

- Вот, Макар, — коротко сказал толстяк и ушел. Поролон сел на металлический ящик, а лейтенант остался торчать посере­дине.

- Кто такой? — спросил старший, не отвлекаясь от игры.

- Лейтенант из комендатуры. Итальянец, — доложил По­ролон.

- Засыпало, — сокрушился старший и положил «тетрис» на стол, где вперемешку валялись разбухшие от сырости книги, объ­едки, пустые бутылки и автоматные рожки. — Из комендатуры? Что делал в лесу?

- Плановое патрулирование, — ответил Альтобелли сухо.

Расписывать свои приключения этому бандиту он не собирался.

- Врешь, — бесцветно сказал старший. — Нет планового патрулирования, есть зачистка Периметра. Зачем в Зону полез? Будешь врать — отрежем яйца. Сварим вкрутую, заставим съесть. Не ври, рассказывай, как было.

А что, в самом деле, скрывать?

- Упал пассажирский самолет. Мы должны были проверить место катастрофы — не осталось ли живых, и в случае чего эва­куировать их, а также забрать «черные ящики».

- А почему один? Посылали ведь группу?

- Группа погибла.

- Кто ж ее так?

- Мутанты. Какие-то новые, я таких раньше не видел — по­хожи на яблоки с глазом. Падают с деревьев, и если к кому при­цепятся... то ли подчиняют себе, то ли вводят что-то вроде нар­котика.

- А, эти... — безразлично произнес старший. — Это да. Не­давно объявились. Ты своих перестрелял, надеюсь?

- Не всех, — помолчав, сказал лейтенант.

- Ага. Значит, бродят. Это зря. Ладно, с ними решим после. А что с самолетом? Не дошли?

- Не дошли...

В них ведь есть что-то человеческое. Им нужны деньги. Ору­жие. Продукты.

- Если вы поможете пассажирам, я позабочусь о том, чтобы вы получили вознаграждение, — добавил Альтобелли.

Старший помолчал, после чего начал смеяться. Громко, жиз­нерадостно. К нему присоединился Поролон. Отсмеявшись, стар­ший постучал пальцем по столу и сказал:

- Слушай сюда, итальянец. Я прекрасно знаю про самолет. И вознаграждение мы получим, только ты тут ни причем. Что с тобой делать — придумаю, можешь пока не бояться. Поролон, отведи его в камеру. Дай еды и воды.

Поролон поднялся и взял Альтобелли за плечо, а старший моментально утратил интерес к происходящему и снова взялся за «тетрис».

Камера оказалась пеналом примерно метр на три. Из стены торчали обрывки разноцветных проводов, никакой мебели не имелось, только помятое цинковое ведро, исполнявшее роль па­раши.

- Сиди, я пожрать принесу, — пообещал Поролон и закрылдверь.

Лейтенант посмотрел вверх — потолок с известковыми натеками, на потолке — лампа и щели вентиляции. Выплюнул опостылевшую жвачку, сел. Прямо на уровне глаз на стене бы­ло нацарапано по-русски: «Тут был Тарантул. Настоящее ими Саня Гришечкин, напишите маме: Псков, улица Советск...» Дописать адрес Саня Гришечкин не успел. Альтобелли такого сталкера не помнил, наверное, из молодых совсем, отмычка, да и кличка с претензией, обычно мелочь такие берет. Но поло­жил себе на будущее, если выберется, проверить архивы с до­сье и в случае, если на Тарантула есть данные, в самом деле написать матери.

Вернулся Поролон, принес вскрытую банку армейской рисо­вой каши с мясом и воду в пластиковой бутылке.

- А вилка? — спросил Альтобелли.

- Чего?! Вилка?! — Поролон хехекнул. — Руками жри. Мы все жрем руками.

Лейтенант вновь остался в одиночестве и принялся за кашу, потому что для застольного этикета явно было не время. Он ста­рательно прожевывал мясные волокна и недоваренные рисинки. Холодный жир неприятно облепил язык, нёбо и горло, но пить местную воду Альтобелли по-прежнему не решался. Выскреб пальцами остатки со дна, обсосал горьковатый лавровый листик, выплюнул. Критически осмотрел банку — в принципе, если расплющить и заточить край, из нее можно сделать подобие оружия. А смысл?! Вздохнув, лейтенант зашвырнул банку в парашу, брезгливо вытер руку о штанину и попробовал проанализировать имеющуюся информацию.

«Я прекрасно знаю про самолет. И вознаграждение мы полу­чим, только ты тут ни при чем», — сказал бородатый Темный. Что же он мог иметь в виду? Они видели падение авиалайнера и послали туда своих? На месте аварии есть чем поживиться, рве­ние Темных можно понять... Может, это старший и понимал под вознаграждением — собрать с трупов украшения, деньги, личные вещи?

Нет, прозвучало все с другой интонацией. Недаром Поролон и старший так смеялись, будто Альтобелли сказал глупость. А ведь он ничего особенно идиотского не говорил — лейтенант пре­красно знал, что комендатура и прочие власти имеют постоянные и взаимовыгодные контакты со сталкерами и в том числе с Тем­ными. Вслух об этом никто не заикался, но Альтобелли давно уже распрощался с иллюзиями, еще на первом году службы, когда изъятый у двух начинающих сталкеров хабар попросту забрал се­бе командир патруля, выделив остальным патрульным по паре «колючек». Излишне говорить, что самих сталкеров отвели чуть подальше за Периметр и пристрелили. Мотив был уважительный — командир патруля выдавал замуж дочку в Киеве.

Что ж, пока делать все равно нечего, а значит, можно по­спать. Тем более лейтенант не спал с тех пор, как его разбудил сучий зуммер, вставленный в коронку зуба. Рассудив так, Альтобелли воспользовался ведром-парашей, прислонился к холодной стене камеры и провалился глубоко-глубоко в сон.