Великое поручение 7 страница

Ирония снова проявляется в том, что иудейские руково­дители ждут снаружи претории, то есть резиденции язычес­кого правителя, чтобы избежать осквернения, которое не по зволит им есть пасху. Однако, организуя казнь Иисуса, они становятся орудиями принесения Иисуса в жертву и тем са­мым лишаются истинной Пасхи. В частности, Каиафа стано­вится орудием для исполнения собственного неосознанного пророчества в Ин. 11: 49-52. См. Ин. 18: 28-40. Иудейский обычай предписывал казнь через побитие камнями. По­скольку прерогатива смертной казни принадлежит римским властям (по сути дела, Анна лишился своего поста первосвя­щенника за нарушение этой прерогативы), Иисус будет каз­нен через распятие, представляющее собой возвышение на кресте вместо падения под камнями, и, следовательно — в силу божественного преображения этого события — возве­личивание, подобающее воплотившемуся Богу, вместо уни­жения. Изречение Иисуса «Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» подразумевает греческий принцип позна­ния — подобное понимается подобным (ср. современную американскую пословицу «It takes one to know one»¹³⁶). (¹³⁶ Букв. «Чтобы с кем-то познакомиться, нужно сначала его найти». — Прим. перев) Во­прос Пилата «Что есть истина?» снова может быть воспри­нят только с долей иронии, поскольку Тот, Кто есть истина, стоит прямо перед Пилатом. Приговор Пилата: «Я никакой вины не нахожу в Нем» — свидетельствует, что Иисус умрет как Агнец Божий, Который берет на Себя грехи людей, грех мира(Ин. 1: 29).

См. Ин. 19: 1-16. Еще два раза Пилат провозглашает неви­новность Иисуса и пытается удовлетворить Его врагов тем, что Иисус избит и осмеян. Когда иудеи наконец формулиру­ют обвинение, что Иисус делал Себя Сыном Божиим, Пилат, хорошо знакомый с сюжетами языческой мифологии, в ко­торых боги, сошедшие к людям в человеческом облике, гне­ваются, если смертные не узнают их, продолжает допрос Иисуса, так как опасается, что Иисус может оказаться та­ким богом в человеческом облике. Однако Иисус отказывает­ся отвечать на вопрос, откуда Он, чтобы ответ «с небес» не удержал испуганного Пилата от предания Его на распятие. Воля Иисуса — быть распятым. Пилат в конце концов отсту­пает перед угрозой шантажа, содержащейся в заявлении иудейских руководителей о том, что Иисус, как Царь, есть противник кесарю (подразумевается, что они донесут на Пи­лата, если он отпустит Иисуса, и кесарь накажет Пилата). Если считать от восхода солнца, час шестой, когда Пилат предает Иисуса иудейским руководителям на распятие, со­ответствует полудню. Однако, как и ранее у Иоанна, счет от полуночи дает лучший результат — 6 часов утра; ведь рим­ские власти совершали суд очень рано утром (ср. коммента­рии к Ин. 1: 39; 4: 6, 52; также Ин. 20: 19, где определение Иоанном вечера первого пасхального воскресения как вече­ра в «первый день недели» почти несомненно соответствует счету от полуночи и полудня, поскольку при счете от восхода и заката этот вечер оказался бы вечером второго дня недели). В пятницу перед Пасхою совершались приготовления, состо­ящие в том, что пасху освящали и жарили, чтобы съесть ве­чером. Таким образом, Иисус, как Агнец Божий, как истин­ное пасхальное жертвоприношение, умрет в надлежащее время.

Те самые «Иудеи», иудейские руководители, которым Иисус сказал: «Разрушьте храм сей [Тело Его]...» (Ин. 2: 19), ведут Его на распятие; однако во исполнение того, что никто не отнимает у Иисуса Его жизнь и что Он Сам отдает ее (Ин. 10: 17-18), Он Сам и несет Свой крест. Умолчание о Симоне Киринеянине способствует тому, чтобы никто не мог ре­шить, подобно некоторым гностикам, будто бы на кресте умер Симон, а не Иисус. Поскольку Пилат неоднократно провозглашал невиновность Иисуса, надпись, помещенная Пилатом на крест, в данном контексте представляет собой подтверждение иудейской царственности Иисуса, а не обви­нение в восстании против кесаря. Отказ Пилата изменить надпись подчеркивает это. Перечисление Иоанном трех язы­ков, на которых сделана надпись, — еврейского, латыни и греческого — подразумевает всемирное значение смерти это­го Царя Иудейского, Который, как Агнец Божий, берет на себя грех всего мира, а не одних лишь иудеев (Ин. 1: 29). См. Ин. 19: 17-22.

Благодаря ассоциации с четырьмя углами земли (ср. Отк. 7: 1), разделение верхних одежд Иисуса на четыре части точ­но так же может подразумевать всемирное значение Распя­тия, а не только исполнение пророчества Пс. 21: 19. Бесшов­ная нижняя одежда, хитон Иисуса вряд ли соотносится с бес­шовной одеждой иудейского первосвященника, поскольку у того такая одежда была верхней. Скорее, данным обстоя­тельством обосновывается бросание жребия (чтобы не при­шлось портить хитон, раздирая его), которое выступает точ­ным исполнением пророчества Пс. 21: 19. Всегда властвуя над обстоятельствами, даже на кресте, Иисус, как Слово, Ко­торое есть Бог, мирно препоручает любимого ученика Мате­ри Своей, а Ее — любимому ученику, и тем самым, сделав любимого ученика Своим названым братом, возвышает сви­детельство этого ученика, священнописателя четвертого евангелия (Ин. 19: 35; 21: 24). См. Ин. 19: 23-27.

По-прежнему обладая всей полнотой Своей божественной власти, Иисус подчиняет обстоятельства Своей смерти исполнению писаний. См. Ин. 19: 28-37. Его слово «жажду» на­поминает не только Пс. 21: 16; 68: 22. Оно также напоминает о жажде Иисуса в Ин. 4: 6, которая предшествует Его предло­жению дать живую воду Святого Духа (ср. Ин. 4: 10, 13-14 с Ин. 7: 37-39), точно так же, как здесь вода истекает из Его пронзенных ребер. Поэтому Он вдыхает Святого Духа в уче­ников, как только видит их после воскресения (ср. Ин. 19: 34 с Ин. 20: 22). Иссоп ассоциируется с кровью пасхальной жер­твы (Исх. 12: 22), а истечение крови Иисуса делает Его имен­но такой жертвой. То дело спасения, которое поручено Иису­су Его Отцом, Он и провозглашает совершившимся (ср. Ин. 19: 30 с Ин. 4: 34; 17: 4; 19: 28). Фраза «преклонив главу» сви­детельствует, что Иисус отдает Свою жизнь по Своей воле: воплотившийся Бог умирает в силу Своего взвешенного ре­шения. Фраза «предал дух» имеет двоякий смысл — это по­следний вздох и грядущий дар Духа ученикам Иисуса.

См. Ин. 19: 38-42. Указание, что Иосиф из Аримафеи был тайным учеником, потому что боялся иудеев, может быть критикой тех учеников, которые по той же самой причине оставались тайными в период, когда Иоанн писал свое еван­гелие. С другой стороны, погребение Иисуса Иосифом может служить положительным примером тайного ученика, стано­вящегося явным, как поступил и Никодим в Ин. 7: 50-51. В пользу такого взгляда свидетельствует то обстоятельство, что Иосиф и Никодим ныне действуют совместно, и напоми­нание, что Никодим прежде приходил к Иисусу ночью, хотя сейчас он приходит днем и приносит с собой огромное коли­чество благовоний, объемом около 100 литров (примерно 34 килограмма). Это обилие приличествует погребению вопло­тившегося Бога и предупреждает появление какого бы то ни было запаха разложения, подобного тому, который исходил от тела Лазаря (Ин. 11: 39). Таким образом, погребение Иису­са способствует Его прославлению, а не препятствует ему.

См. Ин. 20: 1-31. Благодаря тому, что Мария Магдалина приходит ко гробу Иисуса так рано, что еще темно, в Своем последующем явлении ей Он вновь воссияет, как свет миру (ср. Ин. 8: 12). То, что любимый ученик не входит во гроб, хо­тя прибежал к нему раньше Петра, подтверждает историче­скую достоверность рассказа, поскольку пристрастное отно­шение к любимому ученику, несомненно, продиктовало бы вымысел, будто бы он вошел первым. И еще одно свидетель­ство в пользу исторической достоверности — воры вряд ли распеленали бы тело Иисуса перед тем, как унести его, и не стали бы сворачивать головной плат и класть его на другое место. С богословской точки зрения, лежащие во гробе пеле­ны и плат свидетельствуют, что Иисус Сам принял Свою жизнь, Своей божественной властью: никому не пришлось распеленать Его, как распеленали Лазаря (Ин. 11: 44; ср. Ин. 2: 19; 10: 18). То обстоятельство, что любимый ученик увидел и уверовал, вселяет веру в тех, кто не видел, но услышал про­читанное для них его Евангелие (ср. Ин. 20: 8 с Ин. 20: 29).

И веру в ученике возбудило именно то, что он увидел, а не то, чего он ждал из писаний; ведь ученики еще не понимали, что Ветхий Завет учит о воскресении Иисуса.

Как это нередко бывает у Иоанна, в ситуации проявляется ирония. Вот несколько моментов: Мария думает, что тело Иисуса было куда-то перенесено; она не в состоянии узнать Иисуса, когда Он является ей; думая, что это садовник, она обращается к Нему со словом «господин» в значении «су­дарь», хотя это «Господь», то есть «Бог» (ср. Ин. 20: 28); предполагая, что садовник вынес тело Иисуса и где-то поло­жил его, она говорит, что возьмет его, в то время как Иисус Сам поднялся и вышел из гроба. Иисус, как пастырь добрый, обращается к ней по имени: «Мария». Тогда она, как одна из его овец, узнает Его голос (ср. Ин. 10: 3-4, 14, 16, 27). Гречес­кое выражение «не прикасайся ко Мне» подразумевает, что Мария держится за Иисуса, и указывает, что ей сейчас над­лежит отпустить Его для Его вознесения, так как лишь после того, как Вознесение завершит Его прославление, сможет Он дать Своим ученикам Святого Духа, что Он и делает вечером первого пасхального воскресения. Фраза «в тот же первый день» в Ин. 20: 19 показывает, что Вознесение произошло ве­чером (ср. Ин. 7: 39 с Ин. 20: 17, 19-22). В противовес отрица­нию гностиками физической смерти и воскресения божест­венного Слова, Иоанн упоминает, что воскресший Иисус по­казал ученикам Свои руки и ребра, пронзенные при распя­тии, и подчеркивает, что ученики признали в Иисусе Господа. Особенно примечательно восклицание усомнивше­гося было Фомы: «Господь мой и Бог мой!» То, что Иисус провозглашает мир ученикам, для которых Распятый тож­дествен воскресшему Господу Богу, а затем дает им поруче­ние, дополняя его даром Святого Духа и властью прощать и оставлять грехи, отнимает у гностиков основания для их от­рицаний. Прощение и оставление грехов означает провоз­глашение того, что грехи прощены или не прощены, в зави­симости от веры или неверия в ортодоксальное Евангелие (то есть в единственное Евангелие). Иоанн даже обращает Фому, героя гностиков (ср. используемое гностиками так называе­мое Евангелие от Фомы), против самих гностиков: Фома, хо­тя сначала и сомневается, что Иисус — воскресший во плоти Господь и Бог, затем приходит к этой ортодоксальной вере. Итак, подобно другим знамениям, явленным Иисусом в та­ком изобилии, что в Евангелии от Иоанна невозможно опи­сать их все, Воскресение есть знамение, явленное Иисусом и описанное Иоанном, чтобы люди смогли отождествить чело­века Иисуса с божественным Христом и, уверовав в это, «имели жизнь во имя Его», то есть обрели вечную жизнь че­рез веру в то, что Иисус — именно Тот, на Кого Его имя «Христос, Сын Божий» (для Иоанна это одно и то же имя) и указывает (ср. Ин. 1: 12).

Поскольку в Ин. 20: 30-31 содержится разъяснение о цели создания «книги сей», раздел Ин. 21: 1-25 воспринимается в качестве эпилога, добавленного автором книги, который в заключение перестает наконец говорить о себе как люби­мом ученике и начинает говорить от себя. В эпилог входят третье явление воскресшего Иисуса ученикам, беседа Иисуса с Петром и заключение, сходное с Ин. 20: 30-31. См Ин. 21: 1-25.

Ночь и тьма сочетаются с отсутствием Иисуса и невоз­можностью для учеников поймать хоть одну рыбу. Появле­ние на берегу Иисуса, света миру, сочетается с рассветом и невиданно обильным уловом рыбы. Лов рыбы символизиру­ет проповедь евангелия, а добавление рыбы, пойманной уче­никами, к той рыбе, которая уже была у Иисуса на костре, символизирует единство Церкви, или, возвращаясь к преж­ней метафоре, собирание единого стада (Ин. 10: 16; 11: 51-52). Разложенный костер связан с последующим искуплени­ем трех отречений Петра от Иисуса через три подтверждения любви Петра к Нему, так как именно у костра Петр отрекал­ся от Иисуса (Ин. 18: 17-18, 25-27). Замечание о том, что сеть не прорвалась, в сочетании с указанием огромного количест­ва пойманных рыб (153) служит символом того, что Иисус не погубил никого из тех, которых дал ему Отец (ср. Ин 6: 12, 39; 10: 28-30; 17: 11-15; 18: 8-9). Упоминание наряду с рыбой хлеба ассоциируется с насыщением пяти тысяч, а то, что Иисус дает ученикам хлеб, символизирует, что Он отдает им Себя, Свою жертвенную Плоть, в качестве хлеба жизни (Ин. 6: 1-50).

Те смысловые различия, которые нередко усматривают в двух греческих глаголах, означающих «любить» и употреб­ляемых в беседе Иисуса с Петром, при тщательном анализе проследить не удается. Глагол, обычно понимаемый в низ­шем смысле (phileiri), встречается в других местах Еванге­лия от Иоанна в значении любви Отца к Сыну и ученикам (Ин. 5: 20; 16: 27), любви Иисуса к Лазарю (Ин. 11: 3, 36) и к любимому ученику (Ин. 20: 2), точно так же, как в значении губительной любви к самому себе (12: 25) и любви мира (Ин. 15: 19); а глагол, обычно понимаемый в высшем смысле (aga-рап), встречается в других местах Евангелия от Иоанна в значении любви людей к тьме вместо света (Ин. 3: 19), их любви к славе человеческой (Ин. 12: 43), точно так же, как в значении любви Отца к Сыну (Ин. 3: 35; 10: 17; 15: 9; 17: 23, 24, 26) и к ученикам (Ин. 14: 21, 23; 17: 23), любви Бога к миру (Ин. 3: 16), любви Иисуса к Отцу (Ин. 14: 31), учени­кам (Ин. 13: 1; 15: 9, 12), Марфе, Марии и Лазарю (Ин. 11: 5) и к любимому ученику (Ин. 13: 23; 19: 26; 21: 7). Иоанну нра­вится использовать синонимичные пары слов, как, напри­мер, в этом же самом месте используются синонимы для слов «пасти» и «овец» (см. греческий текст). Фраза «больше, не­жели они» означает «больше, нежели любят Меня (Иисуса) другие присутствующие ученики» (см. Ин. 21: 2). Как лов рыбы символизирует евангельскую проповедь, так пастьба овец символизирует пастырскую заботу об обращенных в ве­ру. Иисус предсказывает Петру смерть в преклонные года через распятие (руки простерты, чтобы нести свой крест, в то время как Петра ведут, куда он не хочет, на казнь)¹³⁷, (¹³⁷ Ни малейшего намека на распятие головой вниз. Первое упоминание этой, вероятно, легендарной, подробности мученичества Петра появляется в апо­крифических Деяниях Петра 33 — 41, в конце второго столетия) кото­рая, почти несомненно, уже свершилась к тому времени, ко­гда Иоанн писал свое евангелие. Однако, в противовес рас­пространенному заблуждению, Иисус не говорит, что люби­мый ученик доживет до Второго пришествия. Отрицание то­го, что Иисус сказал об этом, не подразумевает смерть любимого ученика ко времени создания четвертого еванге­лия, поскольку этот ученик «свидетельствует» (настоящее время глагола) в момент его создания. Здесь подразумевает­ся только его старость и, возможно, близость его смерти. Хо­тя многие считают, что, по крайней мере, стих Ин. 21: 24 (ес­ли не еще несколько стихов или даже вся глава Ин. 21) был добавлен христианским сообществом, сосредоточенным во­круг любимого ученика Иоанна, местоимение «мы»¹³⁸, (¹³⁸В Синод, переводе, как и в греческом тексте, это местоимение только под­разумевается в слове «знаем». — Прим.ред) обозначающее тех, кто подтверждает истинность свидетельства любимого ученика, может подразумевать одновременно и са­мого этого ученика, точно так же, как раньше в этом еванге­лии Иисус присоединяет других к Своему свидетельству о Себе (Ин. 5: 31-47; 8: 12-20).

Книга Деяний: проповедь христианства в греко-римском мире в целом

(продолжение Евангелия от Луки)

Согласно раннецерковной традиции, Книгу Деяний на­писал Лука. Если это действительно так, данная книга представляет собой продолжение Евангелия от Луки. Свидетельства, обнаруживаемые внутри самой Книги Дея­ний, подтверждают авторство Луки. Точно так же, как Еван­гелие от Луки начинается с посвящения Феофилу, с подобно­го посвящения начинается и Книга Деяний. Лексика и слог этих двух книг весьма схожи. Хотя доказательством того, что евангелие и Книгу Деяний написал Лука, частое исполь­зование медицинских терминов служить не может, оно со­гласуется с замечанием, что Лука был врачом (Кол. 4: 14). Используя местоимение «мы» в повествованиях о путешест­виях Павла, автор Книги Деяний подразумевает, что он был спутником Павла. Другие возможные спутники не подходят на эту роль в связи с показаниями самого текста. Например, Тимофей и еще несколько человек упоминаются отдельно от «нас» в Деян. 20: 4-6. Согласно посланиям Павла, ни Тит, ни Сила не сопровождали его в Рим и не оставались с ним в Ри­ме. Однако повествование о путешествии Павла в Рим соста­вляет один из разделов с формулировками «мы». Методом исключения Лука становится единственным возможным кандидатом на авторство Книги Деяний.

Вместе с Евангелием от Луки и Посланием к евреям Кни­га Деяний относится к наиболее рафинированным образцам греческого языка в Новом Завете. С другой стороны, несо­вершенство стиля греческого языка проявляется в тех мес­тах, где Лука, по-видимому, следует семитским источникам или подражает Септуагинте (подобно тому, как некоторые христиане по-прежнему подражают в своих молитвах анг­лийскому языку «Библии короля Иакова», в частности, упо­требляют местоимения thee, thou и соответствующие гла­гольные формы). Ряд исследователей считает речи и пропо­веди в Книге Деяний литературными вставками, сочинен­ными самим Лукой для дополнения повествования. То, что некоторые античные историки практиковали подобный при­ем, верно, но все-таки не до такой степени, как иногда стре­мятся показать. И хотя Лука не обязательно дословно вос­производит речи и проповеди, представляется, что он до­вольно точно передает сущность сказанного. Близость его пересказа к оригиналу подтверждается удивительным сход­ством тех оборотов речи, которые встречаются в проповедях Петра из Книги Деяний и в тексте 1 Петра; и таким же сход­ством между проповедями Павла в Книге Деяний и послани­ями Павла. Это сходство вряд ли можно объяснить случай­ным совпадением; не существует и никаких свидетельств то­го, что Лука подражал посланиям и вообще как-то использо­вал их или что Петр и Павел подражали Книге Деяний, когда писали свои послания. Единственное приемлемое объясне­ние: Лука не выдумывал слова апостолов, а излагал основ­ные положения речей и проповедей Петра и Павла, причем настолько точно, что особенности их манеры выражать свои мысли видны в передаче Луки не менее явственно, чем в их собственных посланиях.

В качестве материалов для Книги Деяний Лука по мере возможности использовал собственные воспоминания. Не исключено, что часть из них он зафиксировал в своем днев­нике еще во время самих событий. Лука, несомненно, полу­чал дополнительные сведения от Павла, от христиан из Иерусалима, из Антиохии Сирийской и из других мест, ко­торые он посещал с Павлом и без него, от других спутников Павла, таких как Сила и Тимофей, а также от диакона и бла-говестника Филиппа и от давнего ученика Мнасона, в чьем доме он останавливался (Деян. 21: 8, 16). Доступны для Луки были и письменные источники, такие как решение Иеруса­лимского собора (Деян. 15: 23-29), а возможно, и документы на арамейском и еврейском языках, связанные с ранней ис­торией христианства в Иерусалиме и его окрестностях.

Археологические изыскания в немалой степени способст­вуют подтверждению точности Луки как историка. Напри­мер, нам теперь известно, что употребляемые им названия должностей тех или иных представителей власти в городах и провинциях — прокураторы, консулы, преторы, политархи, асиархи и прочие¹³⁹ (¹³⁹Синод. перевод: «проконсулы», «правители», «воеводы», «(Асийские) на­чальники». — Прим. перев.) — совершенно правильны для того вре­мени и для тех мест, о которых он писал. Эта аккуратность вдвойне примечательна, если учесть, что подобные названия непрестанно менялись вследствие частых преобразований в политическом статусе различных областей империи¹⁴⁰. (¹⁴⁰ В связи с подтверждением исторической точности Книги Деяний утратила свою актуальность выдвинутая в девятнадцатом веке «тюбингенская гипо­теза», согласно которой некий автор написал Книгу Деяний во втором столетии, чтобы примирить предполагаемое противоречие во взглядах ме­жду христианством Петра и христианством Павла. Свидетельства такого разделения отсутствуют, и позднейший автор вряд ли сумел бы настолько же точно, как Лука, написать о реалиях первого столетия. Возглавлял тюбингенское направление Ф.Баур из Тюбингенского университета в Гер­мании. Согласно его гипотезе, христианство Петра было законническим, а христианство Павла — антизаконническим)

Повествование Книги Деяний неожиданно прерывается. Лука доводит жизнеописание Павла до того момента, когда Павел, находящийся в Риме в узах, уже в течение двух лет ждет суда у кесаря. Но о дальнейшем мы прочитать не мо­жем. Что произошло с Павлом? Предстал ли он в конце кон­цов перед кесарем? Если да, был ли он осужден? Предан му­ченической смерти? Оправдан? Отпущен? Лука об этом не говорит. Для объяснения этой недосказанности было выдви­нуто множество предположений. Возможно, Лука собирался написать третий том, который ответил бы на повисшие в воз­духе вопросы. Однако его первый том, Евангелие от Луки, оставляет впечатление законченности, хотя священнописа-тель, вероятно, уже тогда задумал написать Книгу Деяний. Или же у Луки мог подойти к концу его свиток папируса. Но, надо полагать, он бы заблаговременно заметил, что папирус кончается, и смог бы завершить повествование должным об­разом. Какие-то личные невзгоды могли помешать Луке окончить книгу. Однако она была уже достаточно длинна, чтобы занять большой свиток папируса. Высказывалось так­же мнение, что Деян. 20: 22-25; 21: 4, 10-14 достаточно ясно подразумевают мученическую смерть Павла в Риме. Однако в этих местах речь идет об опасности мученической смерти от руки враждебно настроенных иудеев в Иерусалиме, а не о казни по решению кесаря в Риме; да и в оставшейся части Книги Деяний рассказывается, что Павел избежал мучени­ческой смерти от руки таких иудеев и что римскими властя­ми он был оправдан. Возможно, Лука просто достиг своей це­ли — показать распространение христианства от Иерусалима, места его зарождения, до Рима, столицы империи. Одна­ко в качестве кульминации римское служение Павла в узах выглядит здесь несколько разочаровывающе; христианское сообщество уже существовало в Риме; и не снимается во­прос, почему Лука все-таки не рассказал, что стало с Пав­лом, основным действующим лицом в Деян. 13 — 28.

Наилучший вывод — считать, что Лука описал события до того момента, до которого они дошли; иными словами, во время создания Книги Деяний Павел все еще ждал суда у ке­саря Нерона. Разумеется, для Луки было бы бессмысленно доказывать политическую безобидность христианства, что он делает на протяжении всей книги, если бы он писал ее по­сле того, как Нерон ополчился на христиан (64 г. по Р. X.). Слишком поздно было бы ссылаться на благоприятные за­ключения местных чиновников! Лука, следовательно, напи­сал Книгу Деяний, когда Павел находился в Риме уже около двух лет (примерно в 63 г. по Р. X.)¹⁴¹. (¹⁴¹В пользу ранней даты свидетельствует и отсутствие упоминаний о гонениях Нерона в 60-х гг., о мученичестве в 60-х гг. Иакова, брата Господня, и разрушении Иерусалима в 70 г. по Р. X. Сравнительно неразвитое богосло­вие и споры об отношении к нееврейским христианам, возможно, свиде­тельствуют о том же, хотя могут быть обусловлены точностью Луки при описании ранней Церкви, не имея связи с датой создания) С богословской точки зрения, сама незавершенность Книги Деяний подразумевает незавершенность миссии благовествования во всех народах. То, что начала ранняя Церковь, позднейшей Церкви пред­стоит исполнить.

Как и в своем евангелии, Лука в Книге Деяний ориенти­руется больше на язычников, особенно на тех из них, кто без предвзятости интересуется историческим происхождением христианства. При этом он продолжает подчеркивать рели­гиозное благочестие, нравственную чистоту и политическую безвредность верующих в Иисуса и отмечает всеобщую до­ступность христианства как религии, традицией связанной с иудаизмом, но открытой для всех. Как в Евангелии от Луки повествование движется к Иерусалиму, центру иудаизма, так в Книге Деяний повествование движется к Риму, центру мира. Позволяет этому продвижению совершаться сила Свя­того Духа. Лука не пишет о распространении христианства в Египте или на Востоке, однако мы не раз встретим высказы­вания, подытоживающие триумфальное шествие Благой Вести повсюду, где только проповедуют ее христиане: «И слово Божие росло, и число учеников весьма умножилось...» (Деян. 6: 7; см. также Деян. 9: 31; 12: 24; 16: 5; 19: 20; 28: 30-31).

Особое внимание уделяется тому, чтобы показать, что вполне допустимо оставить для христианства его свободу, поскольку христианство происходит от иудаизма, имеюще­го легальный статус, и не представляет ни малейшей опасно­сти для римских властей. Лука неоднократно изображает христианство в качестве определенным образом исполнившегося иудаизма и упоминает благоприятные суждения от­носительно христианства и его сторонников, вынесенные различными представителями власти в городах и провинци­ях. Необходимость такой апологии обусловливалась теми препятствиями, которые с самого начала сдерживали рас­пространение христианства, — тем, что его основатель был казнен посредством распятия, то есть римского способа каз­ни для преступников, и тем, что повсюду, где бы ни появи­лось христианство, возникали волнения. Лука еще в своем евангелии показал, что и Пилат, и Ирод Антипа заявляли о невиновности Иисуса и что отступление от правосудия про­изошло лишь под нажимом толпы. В Книге Деяний Лука то­же показывает, что связанные с христианством волнения возникают из-за бесчинства толпы и ложных обвинений, за­частую выдвигаемых неуверовавшими иудеями, а не из-за какой-либо зловредности самих христиан. Таким образом Лука надеется рассеять предубеждения против христианст­ва и завоевать симпатии людей, подобных Феофилу, обраще­ние к которому, как к «достопочтенному» (Лк. 1: 3), может подразумевать и его политическую влиятельность, и при­надлежность к аристократии или, по меньшей мере, к сред­нему классу¹⁴². (¹⁴²Ср. обращение «достопочтенный Фест» к римскому правителю в Деян. 26: 25).

План-конспект Книги Деяний

I. Деяния Духа Христова в Иерусалиме и вне его (Деян. 1: 1 — 12: 25)

А. В Иерусалиме (Деян. 1: 1 — 8: 3)

1. Служение после Воскресения и Вознесение Иису­са (Деян. 1: 1-11)

2. Замена Иуды Искариота Матфием (Деян. 1: 12-26)

3. День Пятидесятницы: излияние Святого Духа, речи на иных языках, проповедь Петра, обраще­ние многих людей в веру, христианское сообще­ство (Деян. 2: 1-47)

4. Исцеление хромого и проповедь Петра (Деян. 3: 1-26)

5. Взятие под стражу и освобождение Петра и Иоан­на (Деян. 4: 1-31)

6. Общность имущества в Иерусалимской церкви и смерть Анании и Сапфиры (Деян. 4: 32 — 5: 11)

7. Чудеса, обращения в веру, заключение апостолов в темницу, их освобождение (Деян. 5: 12-42)

8. Спор о распределении пищи и избрание семи «диаконов» (Деян. 6: 1-7)

9. Проповедь и мученичество Стефана и начало ве­ликого гонения (Деян. 6: 8 — 8: 3)

Б. Вне Иерусалима (Деян. 8: 4 — 12: 25)

1. Благовествование Филиппа в Самарии, приня­тие самарянами Духа Святого и рассказ о Симоне волхве (Деян. 8: 4-25)

2. Обращение Филиппом эфиопского евнуха в веру (Деян. 8: 26-40)

3. Обращение в веру Савла (Павла), его проповедь в Дамаске и побег из него, возвращение в Иеруса­лим и бегство в Таре (Деян. 9: 1-31)

4. Исцеление Петром Энея и воскрешение Тавифы (Деян. 9: 32-43)

5. Спасение Корнилия и всего его языческого дома, а также видение Петру «как бы большого полот­на», проповедь Петра и принятие язычниками Духа Святого (Деян. 10: 1 — 11: 18)

6. Распространение Евангелия до Антиохии Си­рийской (Деян. 11: 19-26)

7. Вспомоществование голодающим, присланное из Антиохии в Иерусалим через Варнаву и Савла (Павла) (Деян. 11: 27-30)

8. Убийство апостола Иакова Иродом Агриппой I и заключение в темницу Петра, чудесное освобож­дение Петра, ужасная смерть Ирода (Деян. 12: 1-25)

II. Деяния Духа Христова через апостола Павла в раз­ных землях (Деян. 13: 1 — 28: 31)

A. Первое миссионерское путешествие Павла (Деян. 13: 1 — 14: 28)

1. Отправление из Антиохии Сирийской (Деян. 13: 1-3)

2. Кипр: ослепление Елимы и обращение в веру Сергия Павла (Деян. 13: 4-12)

3. Пергия: расставание с Иоанном Марком (Деян. 13: 13)

4. Антиохия Писидийская: проповедь Павла в си­нагоге (Деян. 13: 14-52)

5. Икония, Листра и Дервия: исцеление хромого, поклонение Варнаве и Павлу как Зевсу и Ермию, побитие Павла камнями (Деян. 14: 1-19)

6. Возвращение в Антиохию Сирийскую, с пропове­дью в Пергии (Деян. 14: 20-28)

Б. Разногласия с иудействующими (Деян. 15: 1-35)

1. Спор в Антиохии Сирийской (Деян. 15: 1-2)

2. Иерусалимский собор: решение об освобождении язычников от закона Моисеева, об их отношении к еврейским христианам (Деян. 15: 3-35)

B. Второе миссионерское путешествие Павла (Деян. 15: 36 — 18: 21)

1. Спор с Варнавой из-за Иоанна Марка и отправле­ние из Антиохии Сирийской с Силой (Деян. 15: 36-41)

2. Путешествие по Южной Галатии и избрание Ти­мофея (Деян. 16: 1-5)

3. Троада: видение мужа, македонянина (Деян. 16: 6-10)

4. Филиппы: обращение в веру Лидии, исцеление одержимой духом служанки, заключение Павла и Силы в темницу, землетрясение, обращение в веру темничного стража и его домашних (Деян. 16: 11-40)

5. Фессалоника: нападение иудеев на дом Иасона, принявшего Павла (Деян. 17: 1-9)