Великое поручение 6 страница

Иудейские руководители в Иерусалиме по-прежнему стремятся убить Иисуса (ср. Ин. 5: 18); поэтому Он на время остается в Галилее. Даже саркастическое предложение Его неверующих братьев не побуждает Иисуса пойти вместе с другими паломниками на праздник кущей, хотя этот самый любимый и поэтому самый многолюдный иудейский празд­ник предоставляет Ему наилучшую возможность проявить Свою божественную власть. См. Ин. 7: 1-9. Временные пред­начертания Иисуса не такие, как у Его братьев, которых мир не может ненавидеть, потому что они принадлежат к миру, в то время как ненависть мира к Иисусу, свидетельствующему о его злых делах, означает, что Он должен выверять Свои пе­ремещения сообразно тому, чтобы избежать смерти, пока не исполнилось время.

См. Ин. 7: 10-52. Отсрочка и скрытность паломничества Иисуса на праздник кущей, как и негласность Его пребыва­ния в Иерусалиме до половины праздника, ограждают Его от опасности попасть в руки врагов. К тому времени, когда Он все-таки появляется на публике, о Нем ведется уже такое ко­личество горячих споров, что необычность и смелость Его учения многих ошеломляют и даже останавливают служите­лей, посланных священниками и фарисеями схватить Его. То, что Иисус учится от Бога, с лихвой покрывает недостаток у Него раввинистического образования. Напротив, у равви их учение идет от них самих, от нарушителей закона Моисе­ева. Когда Иисус спрашивает иудейских руководителей, по­чему они стремятся убить Его, галилейские паломники сме­ются. Они не знают, что руководители стремятся убить Иисуса (хотя из страха перед руководителями они не говорят о Нем открыто). Поскольку намерение убить Его появилось после исцеления Им расслабленного у купальни Вифезда (Ин. 5: 1-18), Иисус оправдывает это исцеление, подчерки­вая, что закон Моисеев ставит обрезание, удаление части че­ловеческого тела, выше дня субботнего: обрезание должно совершаться на восьмой день после рождения, даже если этим днем будет суббота. Насколько же важнее закона о суб­боте должно быть исцеление всего тела человека, указывает Иисус. В отличие от толпы галилейских паломников, кое-кто из жителей Иерусалима знает о намерении иудейских руководителей убить Иисуса; и они задаются вопросом: мо­жет быть, начальники не убивают Его, так как им известно, что Он — Христос; но сами же и отрицают Его мессианство, поскольку знают, что Иисус пришел из Галилеи, в то время как происхождение Христа, по их представлениям, должно быть неизвестно. Иисус в ответ возражает, что как Он при­шел из Галилеи, точно так же Он пришел и от Бога. Божест­венно недосягаемый для попыток схватить Его, пока не при­шел «час Его», Иисус далее говорит о Своем уходе. Иудей­ские руководители думают об учительском служении среди язычников («Еллинов»), живущих вне Палестины (в «рассе­янии»), но Иисус говорит о возвращении к Своему Отцу на небо. На протяжении первых семи дней праздника кущей священники приносили в золотых сосудах воду от водоема Силоам к храму и совершали церемониальное возлияние ее. В кульминационный восьмой (или седьмой) день праздника Иисус провозглашает, что Он — источник истинной воды, дающего жизнь Духа. Однако кое-кто из толпы, думая, что Он — просто галилеянин, возражает, что Он не может быть Христом, так как пришел из Галилеи, а не из Вифлеема (см. Мих. 5: 2). Таким образом, в пределах одной главы отражены очевидно противоречивые мнения: во-первых, о происхож­дении Христа никто не должен знать, во-вторых, должно быть известно, что Он родился в Вифлееме¹³¹. (¹³¹ Рассказ о женщине, уличенной в прелюбодеянии (Ин. 7: 53 — 8: 11), не имеет отношения ни к этому месту евангелия, ни к какому-либо другому месту в Библии. В самых древних и лучших рукописях, неизвестных на момент издания «Библии короля Иакова» в 1611 г., он полностью отсутст­вует. В поздний период его вставляли в менее достоверные рукописи, ино­гда в этом месте, иногда после стихов Ин. 7: 36, либо Ин. 21: 24, либо Лк. 21: 38. Сам принцип текстуальной критики, который гарантирует досто­верность остального текста Нового Завета, требует исключения этого рас­сказа. И наоборот, настаивать на принадлежности этого рассказу к тексту Нового Завета — означает подрывать основу нашей уверенности в том, что мы располагаем в сущности точным текстом других частей Нового Завета. Сам рассказ, однако, может быть исторически достоверным, сохраненным в изустной христианской традиции до своей интерполяции в канонический текст. В этом рассказе иудеи, стремящиеся обвинить Иисуса, пытаются поймать его в ловушку казуистической дилеммы. Если Он посоветует в соответствии с законом Моисеевым предать женщину смертной казни, Его можно будет обвинить в выступлении против римских властей, которые запрещали иудеям выносить смертные приговоры. Если Он не посоветует предать женщину смертной казни, можно будет пустить о Нем дурную славу, объявив народу, что Он не привержен закону Моисееву. По обычаю, первым кидал камень старший из обвинителей. Центр внимания, таким образом, перемещается на старейшин, когда Иисус предлагает им: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». Каждый из обвинителей ухо­дит, как только становится старшим после ухода предыдущего старейши­ны. Среди разнообразных предположений относительно того, что Иисус писал на земле, нет убедительных. Завершающее наставление «впредь не греши» подразумевает, что Иисус не учит легкомысленному отношению к греху прелюбодеяния)

Беседа продолжается. См. Ин. 8: 1-59. Во время семиднев­ного праздника кущей иудеи возжигали возле храма четыре огромных светильника в память о столпе огненном, который вел и оберегал израильтян в пустыне. Этот обычай и лег в ос­нову сравнения Иисусом Себя со светом миру, который в первом приближении может быть понят как солнце, однако в конечном счете означает свет вечной жизни, открытой через Иисуса. (Поскольку в те дни люди постоянно поддерживали огонь, чтобы избежать неудобства разжигать его снова, свет стал ассоциироваться с жизнью, а тьма — со смертью; и смерть человека означала угасание огня, который он поддер­живал.) Однако свет несет с собой осуждение тьмы. Таким образом, Иисус обыгрывает несколько возможных смыслов понятия суда: 1) формирование суждения, здесь этот смысл — поверхностный; 2) осуждение; 3) разделение. Ког­да фарисеи спрашивают Иисуса: «Где Твой Отец?» — они не только предлагают Ему предоставить Своего Отца в качестве свидетеля. Они также намекают, что Он был рожден вне бра­ка. В притязаниях неверующих иудеев на то, что они свобод­ны, упускается из виду их политическое порабощение Ри­мом и предшествующими мировыми державами. На их по­хвальбу происхождением от Авраама Иисус отвечает, что нравственное родство превосходит кровное. Иудеи сделали себя рабами греха; поэтому они подобны скорее рожденному в рабстве Измаилу, которому пришлось покинуть дом Ав­раама, нежели свободнорожденному Исааку, оставшемуся в доме. Утверждение: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» — представляет собой самораскрытие Яхве, предвеч­ного Бога искупления, «Я есмь Сущий» (Исх. 3: 14).

Некоторые иудеи считали, что человек, совершивший грех в своем предыдущем существовании или в материнской утробе, может быть наказан за это в нынешней жизни. Дру­гие полагали, что дети страдают за грехи родителей. Учени­ки перебирают упомянутые возможности, увидев слепого че­ловека, которого предстоит исцелить Иисусу. См. Ин. 9: 1-41. Это исцеление приносит слепому человеку свет, продолжая тем самым тему Иисуса как света миру. Так как человек был слепым от рождения, его исцеление подобно новому рожде­нию (ср. Ин. 3: 3-8). Иисус смешивает землю со слюной и за­мазывает этим брением глаза слепого, чтобы пробудить в нем веру, поскольку распространены были представления о целительной силе слюны, а также чтобы мотивировать по­следующее омовение, символизирующее нравственное очи­щение Святым Духом. Значение слова «Силоам», «Послан­ный», указывает на Иисуса, Которого Бог послал давать Ду­ха, символически представленного водой из Силоама в мета­форе Ин. 7: 37-39. Иисус вновь нарушает раввинистическое правило о том, что исцеление не должно совершаться в суб­боту, за исключением случаев опасности для жизни больно­го. Мало того, изготовление брения — это замес, то есть рабо­та. Страх перед иудейскими руководителями (фарисеями) со стороны родителей бывшего слепого, возможно, символизи­рует страх перед гонениями, совершаемыми иудеями, со сто­роны христиан в сообществе Иоанна. Изгнание слепого в Ин. 9: 34 предполагает отлучение его от синагоги и, по-видимо­му, символизирует позднейшие отлучения еврейских христиан от синагог. В ответ на этот шаг Иисус осуждает фари­сеев, сказав им, что они, если бы были слепы, осознали бы свое положение, покаялись, уверовали и очистились бы от своих грехов. Но так как они зрячие, они купаются в само­удовлетворенности и поэтому пребывают без покаяния и без прощения.

Аллегория о пастыре добром глубже харгктеризует сле­пого человека (овцы), Иисуса (пастырь добрый) и фарисеев (воры и разбойники). Пастухи на ночь оставляют своих овец в закрытом помещении (в овчарне) под присмотром придвер-ника — сторожа. Утром пастухи подходят к сторожу и вы­кликают своих овец, которые знают их голоса и свои имена. В отличие от этого, воры и разбойники перелезают через сте­ну овчарни, вызывая среди овец панику. Другими словами, пастырь отличается своей добротой и доверчивым отношени­ем к нему овец, как в случае со слепым и Иисусом. Воры и разбойники характеризуются грубым обращением с овцами и недоверчивым отношением овец к ним, как в случае препи­рательств между прозревшим слепым и фарисеями. См. Ин. 10: 1-21. Когда Иисус провозглашает, что Он — дверь овцам, Он слегка изменяет метафору в соответствии с тем обстоя­тельством, что пастыри, когда у них нет сторожа, сами ло­жатся спать поперек входа в овчарню, чтобы уберечь овец. Такой самоотверженный способ защиты от хищников отра­жен в высказывании Иисуса о пастыре, полагающем жизнь свою за овец, однако при этом подчеркивается не только власть Иисуса отдать Свою жизнь по Своему почину, но и Его власть по Своему почину опять принять ее. Его смерть и вос­кресение не происходят сами по себе; будучи воплотившим­ся Богом и будучи послушен Отцу, Иисус заставляет их про­изойти. «Другие овцы», которых Ему надлежит привести в одно стадо, в единую Церковь истинно верующих (еретики, подобные гностикам, не в счет), олицетворяют язычников.

Повествование переходит к празднику обновления, име­нуемому также праздник освящения, или Ханукка, и отме­чаемому в декабре в память о новом освящении храма Иудой Маккавеем после того, как Антиох Епифан осквернил его. Здесь, в разгар зимы и в уединении притвора Соломонова, нет толпы галилейских паломников, сочувствующих Иису­су. Поэтому, когда «Иудеи», как Иоанн называет иеруса­лимских руководителей, обступили Иисуса, они поймали Его в ловушку, чтобы побить камнями или заключить в узы; а когда Он уклонился от рук их, Он сделал это исключитель­но Своей божественной властью. См. Ин. 10: 22-42. Как ука­зывает Иисус, неверие иудейских руководителей говорит не о Его самозванстве, а о том, что они — не из овец стада Его и Божиего. Когда выдвигается обвинение, что Иисус делает Себя Богом, Он возражает, что коль скоро в собственном Пи­сании иудеев названы «богами» те, к которым пришло слово Божие (см. Пс. 81: 6), никто не может опровергнуть утвер­ждение Иисуса, воплотившегося Слова Божиего, Которое в начале было у Бога, и Которое было Бог (Ин. 1: 1), о том, что Он — Сын Божий. Освящение Иисуса Отцом подразумевает не очищение от греха, а посвящение в Его миссию творить дела Божий в мире.

В описании Лазаря, Марии и Марфы упоминание о том, что Мария «помазала Господа миром и отерла ноги Его [от мази] волосами своими» {Ин. 11: 2}, предвосхищает рассказ в Ин. 12: 1-8 и превращает воскрешение Иисусом Лазаря в символ воскрешения Иисусом Себя, поскольку помазание подготовит Иисуса к погребению, а отирание Его ног будет означать, что в силу грядущего воскресения мазь не будет нужна надолго (сравни также в обоих этих рассказах — о Ла­заре и о Иисусе — такие детали, как плач женщин, погре­бальные одежды с особо упомянутым платком, камень, за­крывающий вход во гроб, и сомнения Фомы). См. Ин. 11: 1-44. Как это подразумевается и в рассказе о воскресении Иисуса, Он не только воскрешает Лазаря и воскресит Себя из мертвых, но воскресит также к вечной жизни тех верующих в Него, которые умрут прежде последнего дня. Верующие, которые к тому времени еще будут живы, не умрут никогда (ср. 1Фес. 4: 16-18). То, что Иисус восскорбел духом и возму­тился, означает, что Он сейчас применит Свою божествен­ную власть. Его плач о Лазаре свидетельствует о Его любви к умершему и дает повод присутствующим задать вопрос, не мог ли Иисус сделать так, чтобы Лазарь не умер. Этот вопрос, в свою очередь, оттеняет то, что воскрешение Иисусом Лазаря лучше, нежели сохранение от смерти. Воскресение Лазаря оказывается тем более замечательным событием, что, по верованиям иудеев, дух умершего витает над его те­лом в течение трех дней, а затем покидает его, отчаявшись вновь в него вселиться, но ведь Лазарь был мертв уже четыре дня, на день дольше последней надежды, что явствовало и из идущего от тела запаха. Показательно, что Лазарь выходит из гроба по одному только слову Иисуса, воплощенного Сло­ва (ср. Ин. 5: 25, 28-29)¹³². (Что касается погребальных одежд Лазаря, еврейский обычай состоял в том, чтобы, подстелив кусок полотна длиной в два человеческих роста, поло­жить на него тело покойного ногами к краю, завернуть свободную часть полотна через голову и покрыть тело, затем лентами связать ноги и притя­нуть руки к туловищу, а лицо обвязать платком.)

Члены синедриона опасаются, что это новое знамение Иисуса, подняв Его на вершину славы среди иудеев, приве­дет к мессианскому восстанию, которое вызовет ответные санкции римлян. Первосвященник Каиафа, отметая всячес­кие колебания, предлагает смертную казнь для Иисуса, с тем чтобы смерть одного человека могла спасти весь народ от истребления римлянами. Однако в его словах заложен более глубокий смысл, чем думает сам Каиафа, так как он неосоз­нанно предсказывает, что смерть Иисуса принесет с собой спасение от греха — не только для народа Израилева, но и для всего народа Божиего, для евреев и неевреев, объединен­ных Церковью. См. Ин. 11: 45-54.

Далее паломники из Галилеи и других мест начинают со­бираться в Иерусалиме на праздник Пасхи. В связи с этим синедрион дает приказание сообщать сведения о местопре­бывании Иисуса, чтобы можно было захватить и казнить Его. Члены синедриона сговариваются также убить Лазаря ввиду того глубокого впечатления, которое производили рассказы о воскрешении его Иисусом. См. Ин. 11.'55 — 12: 11. Величие Иисуса, как воплощенного Бога, подчеркивается огромным количеством мира, использованного для помаза­ния (один фунт — это четверть литра), его качеством (чис­тый нард), стоимостью (300 динариев составляют плату едва ли не за год ручного труда) и тем, что у Иисуса помазаны но­ги (которые естественнее очищать водой, а не благовониями, даже дешевыми, — ср. Ин. 13: 1-11). Поскольку Мария уже истратила миро на помазание Иисуса, Ин. 12: 7 следует пони­мать так: оставьте ее, потому что она берегла это миро на день погребения Моего; этот день настал; то, что Мария сбе­регла миро, означает, что она не продала его, как предложил Иуда, для раздачи денег нищим.

В рассказе Иоанна о торжественном входе Иисуса в Иеру­салим всячески подчеркивается многочисленность толпы, вышедшей из города, чтобы встретить и приветствовать Иисуса, и сопровождать Его в шествии как важную особу, царя Израилева, о чем свидетельствуют атрибуты — пальмо­вые ветви, которые изображались и на иудейских монетах того времени. Озлобленными фарисеями это шествие вос­принимается так, словно за Ним идет весь мир; и в самом де­ле, многочисленность толпы предвосхищает грядущее рас­пространение евангелия во всем мире, в том числе среди язычников, что подтверждается сразу следующей в тексте просьбой греков увидеть Иисуса. См.Ин. 12: 12-50. Эти греки были прозелитами из язычников либо боящимися Бога. Бу­дучи греками, они обратились со своей просьбой к Филиппу, носящему греческое имя; а Филипп рассказывает об этом Андрею, у которого имя тоже греческое. Иисус отвечает, что час Его страданий и славы наконец пришел; Он сравнивает Свою смерть, погребение и воскресение, а также принесен­ную ими вечную жизнь для всех верующих с тем, как пше­ничное зерно падает в землю, прорастает и во множестве по­рождает новую жизнь. На эти слова о смерти иудеи возража­ют Ему, что в таком случае Он не может быть Христом. Со­гласно их представлениям, Христос не умрет вовеки. Отсюда они заключают, что умирающий Сын Человеческий, о Кото­ром говорит Иисус, не есть бессмертный Христос, и что Иисус, должно быть, провозглашает Себя Сыном Человечес­ким, а не Христом. С другой стороны, Иисус представляет смерть и воскресение как прославление имени Его Отца (а не бесчестие для него), как суд над миром (а не суд мира над Иисусом), как изгнание сатаны (а не избавление сатаны от Иисуса; отметим, что в четвертом евангелии не упоминают­ся никакие другие изгнания бесов Иисусом) и как вознесе­ние от земли (не побитие камнями, которое ранее пытались осуществить иудеи в Ин. 8: 59; 10: 31-33; 11: 8, а распятие, ко­торое становится первым шагом в возвращении к небесному прославлению с Отцом). Неверие некоторых иудеев обуслов­лено пророчеством Ис. 6: 10, а скрытость веры других пре­дается порицанию, с тем чтобы предостеречь сообщество Иоанна, что нельзя отказываться от христианского свиде­тельства из-за страха перед гонениями. Заповедь Отца, кото­рую Иисус приравнивает к жизни вечной, — это заповедь о том, что Иисус имеет власть отдать Свою жизнь, чтобы опять принять ее (Ин. 10: 17-18), так как жизнь вечная основана на Его смерти и воскресении.

См. Ин. 13: 1-20. Фраза «перед праздником Пасхи» подра­зумевает, что смерть Иисуса и будет Пасхой (ср. Ин. 1: 29, 36; 18: 28; 19: 33 с Исх. 12: 43-46; Чис. 9: 12). Тем, что Иисус сни­мает с Себя одежду и опять надевает Ее, символизируется то, как Иисус отдает жизнь Свою и опять принимает ее (см. Ин. 10: 17-18). Омытие ног учеников символизирует очищение их от греха Святым Духом, Который представлен водой (Ин. 3: 5; 7: 37-39) и ниспосылается ученикам через смерть и вос­кресение Иисуса (Ин. 19: 30, 34; 20: 22), однако такое очище­ние отличается от бани возрождения при обращении в ве­ру¹³³. Это омытие ног учеников является также примером смиренного взаимного служения в Церкви. Только рабы мы­ли ноги своим хозяевам. У иудеев ученики равви исполняли для него все обязанности рабов, за исключением мытья ног. Таким образом, в данном случае равви (Иисус) делает для учеников то, что считалось слишком раболепным даже для учеников по отношению к равви.

См. Ин. 13: 21-30. Фраза «возлежал у груди Иисуса» озна­чает, что любимый ученик (предположительно Иоанн) воз­лежит у стола на левом боку спиной к Иисусу, поэтому для доверительного разговора ему достаточно повернуться назад к груди Иисуса. Кусок, который Иисус дает Иуде Искарио­ту, — тот кусок хлеба, который, обмакнув в подливку обще­го блюда, согласно обычаю, передавали почетному гостю. Перехватывая инициативу, как и обычно в Евангелии от Иоанна, Иисус говорит Иуде скорее делать то, что тот наме­рен сделать. Таким образом, даже находясь под властью са­таны, Иуда не может предать Иисуса без Его (Иисуса) веле­ния. Слово «скорее» в этом велении и упоминание о том, что Иуда вышел «тотчас», подчеркивают, что предательство произойдет в предначертанное время. Час Иисуса пришел, и Он позаботится о том, чтобы воля Божия в этот час сверши­лась. То уточнение, что во время ухода Иуды была ночь, под­разумевает контраст с предшествующим описанием прихода Никодима к Иисусу ночью (Ин. 3: 2) и заостряет внимание на символике перехода во тьму греха и осуждения при оставле­нии Иисуса, света спасения.

После ухода Иуды Иисус говорит о Своей приближаю­щейся смерти и воскресении как прославлении для Него и для Бога. Словом «ныне» подчеркивается близость этого прославления через Воскресение. См. Ин. 13: 31-38. Любовь учеников друг к другу должна стать для них опорой в при­ближающееся время отсутствия Иисуса. Определение запо­веди любить друг друга в качестве «новой» обусловлено пре­дыдущими частями Евангелия от Иоанна, так как Иисус в нем еще не давал Своим ученикам заповедей. Эта новая запо­ведь основана на заповеди любить ближнего своего как само­го себя (Лев. 19: 18; ср. Мк. 12: 31 и паралл.); но ближний здесь становится собратом, верующим в Иисуса, а «как само­го себя» переходит в «как Я [Иисус] возлюбил вас», то есть вплоть до принесения, в случае необходимости, своей жизни в жертву. Эта истина есть просто обращение слов Петра: «Ду­шу мою положу за Тебя». Иисус положит Свою жизнь за Пе­тра (см. Ин. 10: 11).

Петр спрашивал, куда идет Иисус. Далее Иисус отвечает на этот вопрос: Он идет к Отцу. См.Ин. 14: 1-31. Ответ Иисуса имеет два смысловых уровня: «Дом Отца» Его означает одно­временно небо и семью; многие «обители» связаны как с оби­танием на небесах, так и с пребыванием в самом существе Иисуса и Отца (ср. позднейший мотив пребывания в Иисусе как виноградной лозе, Ин. 15: 1-8); приготовление означает как смерть Иисуса, так и Его Воскресение и Вознесение; а Его возвращение, чтобы взять к Себе учеников, означает Его воссоединение с ними как после Его Воскресения, так и по­сле Его второго пришествия. Ученики знают путь к Отцу, по­тому что они знают Иисуса, Который и есть этот путь; а Он есть этот путь, потому что Он также есть истина, проявление Самого Бога в человеческой плоти (Ин. 1: 14); и, как истина воплотившегося Бога, Он есть жизнь, так как именно в Нем верующие обретают вечную жизнь Самого Бога. Дела, кото рые сотворит верующий, будут больше дел Иисуса не в смы­сле проявления большей власти (Иоанн никогда не употреб­ляет слово «чудеса» в значении «проявления божественной власти»), а в смысле распространения этих дел на весь мир. Дела Иисуса географически ограничивались Палестиной; Его ученики будут проповедовать Евангелие повсюду. Про­сить во имя Иисуса — означает обращаться к Его власти. А просить Иисуса¹³⁴ во имя Его (Ин. 14: 14) — подразумевает Его единство с Отцом, поскольку молитвы обычно обращены кОтцу(Ин. 15: 16; 16: 23).

Греческое слово «Параклит» переводится по-разному, на­пример как «Утешитель», «Советник», «Помощник» и «Хо­датай», хотя слова о «другом» Параклите, «Утешителе», подразумевают, что Иисус тоже есть Параклит¹³⁵. (В авторитетных греческих рукописях (ф⁶⁶ К В) —«попросите Меня во имя Мое». — Прим. ред. ¹³⁵ См. греческий текст в 1 Ин. 2: 1. — Прим.ред) Точно так же, как Иисус в этой роли представлял Отца для учеников, с этих пор Святой Дух будет в этой роли представлять для уче­ников Его и Отца. По сути дела, Иисус и Отец через Духа бу­дут пребывать в верующих, точно так же, как верующие бу­дут пребывать в Иисусе и в Отце. То, что Дух должен научить учеников всему, напомнив им все, что говорил Иисус, изо­бличает ложность откровений, полученных помимо Духа, таких как откровения гностиков. Иисус, как воплотивший­ся Бог, предоставляет полное Божие откровение. Дух может только разъяснить это откровение. Однако в данный момент князь мира сего (сатана) уже приближается в лице Иуды Ис­кариота, в которого он вошел (Ин. 13: 27) и который направ­ляется в сад Гефсиманский. Поэтому слова Иисуса «встань­те, пойдем отсюда» выражают Его решимость быть там, где Его захватят. Он не пропустит Свой час.

В Ветхом Завете виноградная лоза символизирует Изра­иль (Пс. 79: 8-18; Ис. 5: 1-7; Иер. 2: 21; Иез. 19: 10-14; Ос. 10: 1). Ныне, когда Израиль оставляется Богом из-за отвер­жения им Иисуса, Иисус и те, кто приобщен к Нему своею верою, становятся новой и истинной лозой в винограднике Божием. Иисус есть вся лоза, а не только стебель, ибо ветви, то есть верующие в Него, не просто присоединены к Нему; они пребывают в Нем. Принесение плода ветвями подразу­мевает послушание заповедям Иисуса, в особенности запове­ди о любви друг к другу. Удаление и сожжение ветвей, не приносящих плода, символизирует участь ложных верую­щих. Очищение же ветвей, приносящих плод, символизиру­ет очищение истинных верующих, в частности, продолжаю­щееся очищение, происходящее после начального очищения при обращении в веру, точно так же, как омытие Иисусом ног ученикам соотносилось с тем, что ученики уже омыты и чисты (Ин. 13: 10). В противовес гностикам, которые прези рали человека Иисуса, отрицали Воплощение и в итоге впали в непослушание заповедям Иисуса (в особенности в надменное непослушание заповеди возлюбить истинно веру­ющих), пребывание в виноградной лозе символизирует пре­бывание в Иисусе тех, кто привержен каноническому хри­стианскому вероучению. См. Ин. 15: 1-27. Символика вино­градной лозы с ее ветвями сменяется образом дружбы. Хотя в иных аспектах взаимоотношения учеников с Иисусом есть взаимоотношения рабов и Господина, при Его передаче им откровения Отца устанавливаются открытые и свободные взаимоотношения дружбы. И отныне, несмотря на проявля­емую миром ненависть, ученики должны присоединиться к Параклиту, Духу истины, в свидетельстве об этом откро­вении.

См. Ин. 16: 1-33. «То время» (Ин. 16: 4) — это время физи­ческого отсутствия Иисуса и гонений на учеников со сторо­ны Его врагов. Поскольку Петр уже спрашивал Иисуса, куда Он идет (Ин. 13: 6; ср. Ин. 14: 5), слова Иисуса «никто из вас не спрашивает Меня: " куда идешь? "», подразумевают, что Его следовало бы спросить об этом еще раз. Однако печаль по поводу грядущих гонений заглушает интерес учеников к Его предназначению. Но приход Утешителя должен с избытком возместить отсутствие Иисуса и последующие гонения на тех, кто истинно верует. Ведь Утешителю предстоит обли­чить мир о грехе неверия в Иисуса, о правде Иисуса, прояв­ляющейся в Его возвращении к Отцу, так что даже ученики не смогут видеть Его, и о суде, совершаемом на кресте над сатаной. При возвещении ученикам грядущих событий Уте­шителем (Ин. 16: 13) в средоточии по-прежнему будет нахо­диться Иисус (ср. Книгу Откровение). Выражение «вскоре», относящееся к отсутствию Иисуса, связано с небольшим промежуточным сроком печали учеников между Его смер­тью и Воскресением, печали, подобной мукам деторождения как по своей пронзительности, так и по тому, что вскоре она сменяется радостью для учеников — радостью Пасхи Хри­стовой, радостью столь непоколебимой, что она превосходит боль из-за гонений. И эта радость Пасхи станет совершенной благодаря тому, что ученики будут получать ответы на мо­литвы во имя Иисуса, ибо такие ответы будут служить вер­ным и непреходящим доказательством того, что Иисус дей­ствительно воскрес.

Далее Иисус обращает Свои слова не к ученикам, а к Отцу Небесному, и сначала говорит о прославлении Себя и Отца, о котором уже шла речь в Ин. 13: 31-32, а затем молится о со­хранении учеников от зла, их освящении и единстве верую­щих, то есть ограждении их от вероотступничества, приво­дящего к мирской суетности и к разделениям в Церкви. См. Ин. 17: 1-26. Иисус молится об учениках, а не о мире, потому что ученики всецело принадлежат Отцу, а мир нет, потому что ученики всецело принадлежат Иисусу, а мир нет, и пото­му, что Иисус прославляется в учениках, а не в мире. Иисус уходит из мира к Отцу, а ученики остаются наедине с сата­нинскими опасностями — поэтому Он молится об их защите. Освящение означает обособление от мира. Фраза «сын поги­бели» (Ин. 17: 12) относится к Иуде Искариоту и говорит о его предназначении быть потерянным. Кульминацией мо­литвы Иисуса об учениках является просьба, чтобы они мог­ли присоединиться к Нему в Его небесной славе.

Хотя Иисус сказал ученикам встать и выйти вместе с Ним еще в Ин. 14: 31, лишь сейчас Иисус и ученики оставляют ве­черю и уходят за долину потока Кедрон, расположенную на восточной окраине Иерусалима у храма, в Гефсиманию, ко­торую Иоанн называет садом, в созвучии с тем садом, в кото­ром Иисус отдаст Свою жизнь и опять примет ее (см. Ин. 19: 41; 20: 15). То, что Иисус собирает в этом саду Своих уче­ников, символизирует, таким образом, более обширное соб­рание чад Божиих на основе смерти и воскресения Иисуса (греческое слово, означающее «собирать», встречается как в Ин. 18: 2, так и в Ин. 11: 52). Иисус уже молился, и долго; поэтому повествование переходит сразу к взятию Иисуса. В самом деле, Он направился в этот сад для того, чтобы Его там захватили. Когда пришедшие за Ним падают на землю при Его словах «Это Я [Иисус Назорей]», которые ассоциируют­ся с Божиим титулом «Я есмь Сущий» (ср. Ин. 8: 58; Исх. 3: 14), Иисус настаивает, чтобы они взяли Его, но при усло­вии, чтобы ученики могли свободно уйти, чем символизиру­ется их спасение через Его страдания. Он отдает свою жизнь по Своему почину (Ин. 10: 17-18). Нападение вооруженного мечом Петра, который стремится защитить Иисуса, предста­вляет собой фон, оттеняющий волю Иисуса умереть. См. Ин. 18: 1-11.

Хотя первосвященником в год смерти Иисуса был Каиа-фа, Иисуса сначала ведут к тестю Каиафы Анне, который был первосвященником в прошлом, по-прежнему именуется таковым и по-прежнему остается доминирующей политиче­ской фигурой в иудейской иерархии. См. Ин. 18: 22-27. По­скольку Иисус настаивал на том, чтобы посланные взяли Его, то, что Его связывают, производит ироническое впечат­ление. Ученик, который был знаком первосвященнику Анне и следовал за Иисусом вместе с Петром, — это, вероятно, лю­бимый ученик (апостол Иоанн). Поэтому, когда Анна спра­шивает Иисуса о Его учениках и Его учении, он спрашивает Иисуса о Петре и ученике, которого знает, а также о том, че­му учил их Иисус. Иисус, отнюдь не молчащий, отвечает так смело, что Анна вынужден отослать Его к Каиафе. Фраза «и ты» в первых двух вопросах Петру подразумевает присутст­вие другого ученика, известного Анне. Отречение Петра от Иисуса составляет драматический фон для нелицеприятной прямоты Иисуса.