Кодекс на службе у конкретного человека

Кодекс может быть связан с определенным человеком, причем не с тем, кто непосредственно руководит его разработкой, а чаше всего с тем, кто вводит его в действие. Такая ситуация является результатом повсеместно распространенного «присвоения» кодекса, своего рода узурпации отцовства. Конкретным свидетельством тому служат наименования большинства имевших место в истории кодексов: со времен античных кодексов и до кодексов XIX в. включительно название кодекса обычно содержало указание на имя утвердившего его суверена. Вспомним Codex theodosianus (Кодекс Феодосия), Кодекс Генриха III, Кодекс Генриха IV, Кодекс Людовика XIII, Codex ferdinandeo-leopoldinus (Кодекс Фердинанда-Леопольда) в Австрии, Codex fredericus (Кодекс Фредерика) в Дании, Codex Maximilianeus Bavaricus civilis (Гражданский кодекс Максимилиана Баварского), Codex theresianus (Кодекс Марии Терезии)...³

¹ См. также выше, где рассматривается иной аспект проблемы — значение при проведении кодификации политической воли.

² R. Drago, La codification en droit administratif franç ais et comparé // Droits, № 24, 19%, p. 97.

³ О наименованиях кодексов см. также специально далее (во втором разделе работы).

Феномен кодификации

Связь между самим кодексом и личностью правителя, чьей властью он принят, нередко выпячивается последним — он более или менее явно использует кодификацию для укрепления собственного авторитета. Такого рода потребность у него возникает еще и потому, что кодификатор есть тот, кто пришел к власти недавно, следовательно, его власть хрупка и завоевана острием шпаги; ему кажется, что принятие кодекса, словно по мановению волшебной палочки, сразу укрепит эту власть, смазав елеем правовой легитимности скипетр, добытый силой оружия. Именно в таком контексте нельзя не подметить определенную взаимосвязь между военной активностью и активностью кодификационной, наблюдавшуюся от Хам-мураби через Чингисхана до Наполеона Бонапарта¹. Отзвук той же взаимосвязи можно увидеть в преамбуле конституции об утверждении кодификации Юстиниана*, где красной нитью проходит идея: спокойствие государства покоится на двух китах — оружии и законах.

Кодификация добавляет славы своему вдохновителю, будучи поводом для хвалебных од в честь того, кто, по всеобщему мнению, одарил своих подданных благами права. Впечатляющее число примеров тому легко обнаружить на протяжении всей истории по всему миру.

Уже преамбула к Кодексу Ур-Намма, правителя Ура, царя Шумера и Аккада, гласила, что он «милостью всесильного Нанны (бог Ура, являвшийся источником царской власти и покровителем законодателей) установил в стране справедливость». Аналогичные обороты содержались в Законах царя Липит-Иштара². Еще более цветист в этом смысле был Кодекс Хаммураби, принятый какое-то время спустя: «Я - Хаммураби, пастырь, избранник Энлиля**; я тот, кто расточает благополучие и богатство... Когда в четырех концах света бушуют бури, я тот, кто прославляет имя Вавилона, тот, кто радует сердце Мардука***, своего господина... основа царской власти... защита страны... дракон царей... неукротимый лев»³.

¹ См. подробнее: F. Terré, Lé gifé rer, les trois unité s? // Mé langes J. Foyer, PUF, p. 177.

* Имеется в виду конституция «Tanta» об утверждении Дигест. См. в русском переводе: Дигесты Юстиниана. Т. I. Кн. I — IV/ Отв. ред. Л.Л. Кофанов. М., 2002. С. 49. — Примеч. пер.

² 5. Gaudemet, La codification..., art. cité, p. 242.

** Энлиль — один из богов в месопотамской (шумерской) мифологии, покровитель земной тверди. — Примеч. пер.

*** Мардук - верхнее божество вавилонского пантеона, бог - покровитель города Вавилона, отождествлявшийся с шумерским Энлилем. — Примеч. пер.

³ Le Code d'Hammurapi, Le Cerf, 1998, trad. A. Finet, p. 31- См. также: J. Botté ro, Mé sopotamie, L'é criture, la raison et les dieux, Folio-Histoire, 1998, p. 304 et s.

Цели кодификации

Если говорить о Риме, то использование там кодификации в политических целях хорошо видно через сравнение кодификаций Феодосия и Юстиниана. Думается, что первая отражала главным образом сугубо техническое стремление к упрощению права, о чем прямо гласила принятая для ее утверждения конституция 438 г. Кодификация Юстиниана также была направлена на удовлетворение той же технической потребности в упрощении права, но, помимо того, она претендовала на роль символа восстановления величия Римской империи и Императора — «победителя алеманов, готов, франков, германцев... африканцев, благочестивого, счастливого, знаменитого, победоносного и триумфатора всегда августейшего*...»¹.

Тот же феномен наблюдался в Древнем Китае, где кодекс отождествлялся с утвердившей его династией и служил ее престижу. Каждая династия отбрасывала кодексы предшествующего правления, дабы ярче заблистать в лучах новых кодексов, принятых ею самой². Несколько веков спустя Чингисхан навязывает своим подданным кодекс, чтобы укрепить собственную власть, добытую силой оружия: «Яса, став ощутимым проявлением престижа Чингисхана, подтвердила его легитимность как правителя»³.

Кодификации эпохи Возрождения должны были приумножить славу монарха-кодификатора: кодекс представал в качестве правового инструмента политического объединения, в центре которого фигурировал сам монарх. Приемом прославления последнего не-

* «Всегда августейший» (лат. - semper augustus) - плохо переводимое на русский язык официальное прозвище императора Цезаря Флавия Юстиниана. - Примеч. пер.

¹ Отрывок из Constitutio Imperatoriam Majestatem, служивший прологом к Институциям, где также говорится, что «императорское величие не должно подтверждаться только силой оружия, оно должно быть также вооружено законами» (цит. по: J.-M. Carbasse, Introduction..., op. cit., № 28) (аналогичные эпитеты в отношении Юстиниана содержались в конституциях об утверждении Дигест; см. их курьезный перевод на русский язык, где в результате неверной интерпретации латинской грамматической конструкции римский император Юстиниан - победитель алеманов, готов, франков, африканцев и др. — превратился в «Юстиниана аламанского (sic! — Л.Г.), готского, франкского, германского, антского, аланского, вандальского, африканского» (Дигесты Юстиниана. Т. I. Кн. I — IV/ Отв. ред. Л.Л. Кофанов. М., 2002. С. 35), т.е.... в варварского императора. — Примеч. пер.).

² J. Tao, Le droit chinois contemporain, op. cit., p. 16. См. также слова одного из представителей вьетнамской династии Нгуенов: «Кодекс был одним из символов императорской власти, а его утверждение становилось важнейшим событием» (цит. по: СТ. Nguyen, Le Code des Le et le Code des Nguyen é taient-ils des codes nationaux? // Histoire de la codification au Vietnam, op. cit., p. 202).

³ M. Hoang, Gengis Khan, Fayard, 1998, p. 196. Автор также добавляет: «Поставив на колени около двадцати народов именем своего личного закона, вершитель правосудия силы захотел силой права оправдать собственные действия».

Феномен кодификации

редко служило обращение к престижу древних кодификаторов. Образно говоря, их «звали на помощь», следуя бытовавшему в то время в искусстве и литературе увлечению Античностью. Так, после публикации Барнабе Бриссоном подготовленного им Кодекса король Генрих III, не имевший к его составлению ни малейшего отношения, удостоился со стороны Паскье* характеристики «нашего великого Феодосия»¹. В том же духе писал Людовику XV аббат Де Сен-Пьер** по поводу ордонансов, разработанных по инициативе канцлера Д'Агессо: «Вы способны, Сир, сделать много больше для счастья Ваших подданных, нежели Юстиниан сделал во имя подданных своих... Тогда Вы станете не только великим благодетелем французской нации, но также одним из величайших благодетелей всего человечества»².

В XVIII столетии предпринимавшиеся просвещенными монархами кодификации также выглядят средством приумножения славы суверенов ничуть не в меньшей степени, чем способом обеспечения счастья подвластных им народов. Даже с появлением в начале XIX в. более демократичного законодателя, представшего в коллективном облике парламента, кодификация не ослабляет своих усилий на поприще окружения его ореолом славы. В эпоху Революции Учредительному собранию*** плетут лавровые венки за уже принятое законодательство, обещая сплести их не меньше тем, кто в будущем займется кодификацией: «Насытьтесь, наконец, вашей славой; быть может, вы только приумножите ее, если дадите вашим преемникам возможность самим полностью переделать уголовное и гражданское законодательство этой Империи и тем самым приобрести свою порцию славы»³.

Французский Гражданский кодекс является, пожалуй, самым ярким примером взаимодействия между кодификатором и работаю-

* Этьен Паскье (1529-1615) - известный французский юрист, адвокат при Парижском парламенте, автор обширных сочинений в области права. - Примеч. пер.

¹ Pasquier, Lettres (цит. по: J. Van Кап, Les efforts de codification..., op. cit., p. 181).

** Шарль Иреней Кастель, аббат Де Сен-Пьер (1658-1743) - известный французский публицист, автор трудов по политической теории, в том числе «Проекта вечного мира» (1713), где он предсказывал будущее европейское объединение в виде конфедерации европейских государств. — Примеч. пер.

² Цит. по: J. Van Кап, Les efforts de codification..., op. cit., p. 182.

*** Учредительное собрание существовало во Франции в 1789—1791 гг. (до появления Законодательного собрания) после того, как Генеральные штаты 9 июля 1789 г. сменили свое наименование. — Примеч. пер.

³ Цитата из выступления Бриуа де Бомеса (Briois de Beaumetz) 23 марта 1790 г. (цит. по: J. Van Кап, Les efforts de codification..., op. cit., p. 355).

Цели кодификации

щим на его славу кодексом. Свидетельство блестящего успеха Наполеона Бонапарта, благодаря политическому авторитету которого состоялось его принятие, который его жаждал лично и который пристально следил за его разработкой, этот Кодекс остался единственным из наполеоновских кодексов, удостоенным чести носить имя Императора. Бонапартистская пропаганда прекрасно умела эксплуатировать данный символ. Уже современники без устали пели Наполеону дифирамбы, явно ими злоупотребляя. Трибун* Гренье говорил, например, на заседании 28 февраля 1803 г. о «герое, чей гений никогда не упускает того, что, действительно, величественно и полезно... который имеет в области гражданского законодательства настолько же отточенные концепции, насколько велика и гениальна его стратегия, когда он находится во главе своих армий»¹. К хвалебному хору присоединились и юристы: представители Школы экзегезы соревновались в том, кто лучше споет оду Императору. Скажем, Обри и Ро писали в своем Курсе**: «Эти кодексы составляют одну из самых славных страниц деятельности Наполеона и навсегда останутся предметом признательности со стороны францу-

* Имеется в виду член Трибуната, созданного по Конституции VIII года Республики (1800 г.) и о заседании которого идет речь. О Трибунате см. также наше примечание выше. — Примеч. пер.

¹ Цит. по: J. Van Кап, Les efforts de codification..., op. cit., p. 356.

** Шарль Обри (1803-1883) и Фредерик-Шарль Ро (1803-1877) - до 1870 г. профессора гражданского права юридического факультета Страсбургского университета, затем (после оккупации Эльзаса Германией) — советники Кассационного суда Франции. «Неразлучная пара» французской цивилистики. Первый — католик, сугубо академический ученый и преподаватель (долгое время декан в Страсбурге), носитель «латинского духа»; второй — протестант, адвокат (долгое время руководитель страс-бургской корпорации адвокатов), носитель «германского духа». Плодом их сорокалетней совместной деятельности и почти ежедневного обшения стал до сих пор не утративший своего значения легендарный «Курс гражданского права», выдержанный в традициях Школы экзегезы и периодически переиздающийся в наше время с соответствующими изменениями и дополнениями (над ними работают современные цивилисты, поэтому Курс выходит даже без указания инициалов авторов - просто как «Обри и Ро»). Первые два издания Курса (1838 и 1843 гг.) вышли как перевод с немецкого языка сочинения германского цивилиста, профессора Гейдельбергского университета Карла Цахарие (1769—1843), посвященного анализу французского права; третье издание (1856-1865 гг.) называлось «Курс французского гражданского права по мотивам немецкого сочинения Цахарие»; следующие издания вплоть до шестого (1942 г.) - «Курс французского гражданского права в соответствии с методом Цахарие» (8 томов). Затем переиздания начали осуществляться без упоминания имени Цахарие. Но уже в первых прижизненных изданиях Обри и Ро отмечали, что на самом деле являются не переводчиками, а авторами. В любом случае этот Курс является одним из символов французской цивилистики, а имена его авторов приобрели во Франции нарицательное звучание. — Примеч. пер.

Феномен кодификации

зов»¹. Впрочем, и сам Император без малейших колебаний тянул одеяло на себя, о чем свидетельствует, например, в своих «Мемуарах» Камбасерес: «Будучи крайне ревнив к своей славе полководца, он был не менее ревнив в том, что касалось его талантов легиста. Ничто так не трогало его, как похвалы, часто расточавшиеся в его адрес по поводу достоинств кодекса, создателем которого он любил себя называть»². Наполеон использовал Гражданский кодекс, стараясь с его помощью отлакировать свой образ перед лицом истории. Так, он рассуждал на о. Святой Елены: «Моя истинная слава не в том, что я выиграл сорок сражений и отдавал приказы королям; Ватерлоо вычеркнет все эти победы из памяти, но что останется в веках - мой Гражданский кодекс»³. Накануне смерти, в 1820 г., его слова, по воспоминаниям доктора Антонмарки*, отдавали еще большим лиризмом: «Мой кодекс — это спасительный якорь, который не даст Франции погибнуть, моя главная заслуга перед благодарным потомством»⁴. Император прекрасно видел те политические выгоды, которые можно было извлечь из Гражданского кодекса не только во Франции, но и в королевствах-сателлитах, поскольку писал в 1807 г. своему брату Жерому, недавно посаженному им на престол вновь образованного королевства Вестфалия: «Исходящие от Кодекса блага станут отличительной особенностью вашей Монархии. Если хотите узнать мои соображения во всей их полноте, то в плане расширения и укрепления вашей власти я рассчитываю на последствия этих благ в большей степени, нежели на результаты самых великих побед»⁵. Он равным образом навязал свой Кодекс другому брату Луи, назначенному королем Голландии, который ввел в действие лишь слегка сдобренную местным колоритом версию Гражданского кодекса, — получилась, по бытовавшему тогда насмешливому выражению, «французская бонбоньерка, начиненная голландским миндалем»⁶. Если Император с такой настойчивостью добивался введения в действие своего Кодекса за границей, то это происходило потому, что Кодекс олицетворял его право, право госу-

¹ Aubry et Rau, Cours de droit civil franç ais, t. 1, § 6. ¹ Mé moires iné dites, Perrin, 1999, t. I, p. 567.

³ De Montholon, Ré cit de la captivité de l'empereur Napolé on, t. 1, p. 401.

* Франсуа Антонмарки (1780—1838) - личный врач Наполеона на о. Святой Елены. — Примеч. пер.

⁴ Цит. по: J. Van Кап, Les efforts de codification..., op. cit., p. 357.

⁵ Correspondance, t. XVI, 174 (цит. по: N. Rouland, Introduction historique au droit, op. cit., №204).

⁶ См.: J.-L. Halpé rin, Le Code civil, op. cit., p. 135.

Цели кодификации

дарства, где он правил, следовательно, распространение Кодекса служило личным и династическим интересам Бонапарта. Наполеон III в свою очередь постарался извлечь собственную выгоду из принятого родным дядей Гражданского кодекса, дойдя до крайней степени заискивания перед этим, по его словам, «величайшим завоеванием Нового времени»¹.

Интересующее нас здесь политическое измерение кодификации далеко не утратило своей актуальности в наши дни.

Жан Фуайе*, например, отмечает, что, когда генералу Де Голлю было изложено предложение начать обновление устаревших кодексов, довод о том, что великие царствования всегда являлись периодом большой законодательной активности, не оставил равнодушным этого республиканского монарха²...

Еще один свежий пример — попытки нынешнего итальянского премьера Сильвио Берлускони политически обратить себе на пользу престиж великих кодификаторов прошлого, когда он, желая показать размах объявленной им политики обновления, в одной из предвыборных речей в следующих словах помпезно упомянул о своих планах по рекодификации: «Я собираюсь пересмотреть все правовые кодексы... На своем скромном уровне я стану Юстинианом или Наполеоном»³.

Стремление любого кодификатора извлечь выгоду из окружающего кодификацию политического престижа нашло крайнее, если не сказать карикатурное, выражение в греческих кодификациях середины XX в. После долгих лет вызревания первый проект Гражданского кодекса Греции был принят 15 марта 1940 г., его вступление в силу сначала было назначено на 1 июля 1941 г., но затем отложено на неопределенный срок в связи с войной. По ее окончании новое Правительство требует пересмотра этого Кодекса, невзирая на то, что ранее он уже был официально принят. В результате новый Гражданский кодекс принимается 29 декабря 1945 г. и вступает в силу 23 февраля 1946 г. Но ненадолго: прошедшие в 1946 г. выборы привели к формированию нового-старого Правительства, члены которого противились в свое время отмене Кодекса 1940 г. Принимается новый закон, восстанавливающий действие последнего и отменяю-

¹ См.: J.-L. Halpé rin, Histoire du droit privé franç ais depuis 1804, PUF, «Quadrige», 2001, №23.

* О его персоналии см. наше примечание выше. — Примеч. пер.

² J. Foyer, Le code aprè s le code, la ré forme du Code civil sous la V Ré publique // La codification / sous la dir. de B. Beignier, op. cit., p. 65.

³ Речь, произнесенная 10 мая 2001 г. (Le Monde, 12 mai 2001).

Феномен кодификации

щий Кодекс 1945 г.! Как отмечалось в литературе, причиной всех этих зигзагов никоим образом не служили различия между двумя Гражданскими кодексами по существу, причем различия весьма незначительные. Просто-напросто «борьба вокруг двух кодексов являлась не более чем эпизодом политической борьбы между их разработчиками» — никто не хотел, чтобы его противник извлек выгоду из кодификации, которая в дальнейшем будет ставиться ему в заслугу! ¹

Кодификаторы, ничтоже сумняшеся, прибегают к иконографии или поэзии, которые, воспевая или приукрашивая узы, связывающие кодификатора с его кодексом, помогают тем самым пропагандировать личность самих кодификаторов. В литературе отмечено, что изображение царя, сделанное на вершине хранящейся в Лувре стелы, где высечен Кодекс Хаммураби, выглядит абсолютно невыразительным, чем заметно отличается от других его изображений: видимо, требовалось отразить в портрете надлежащую степенность, соответствующую новому идеалу царя-законодателя². Точно так же спустя долгие столетия датируемая 1812 г. картина Жака-Луи Давида* изображает Наполеона в его кабинете при свечах работающим над текстом Гражданского кодекса; на другом полотне — Жана-Батиста Мозэса — Наполеон помещен на облако, где он торжественно высекает на камне все тот же Гражданский кодекс³; Жироде** делает центром своей картины Гражданский кодекс, но опять-таки рядом с Императором, под его вытянутой рукой⁴. В сюжетах более общего плана, выражающих аллегории или обожествляющих Напо-

1 P. Arminjon, В. Nolde, M. Wolff, Traité de droit comparé, op. cit., t. 2, № 611. Гражданский кодекс 1940 г. вновь вступил в силу с 23 февраля 1946 г., т.е. ему была придана обратная сила; с того же дня утратил силу Кодекс 1945 г. При этом самое курьезное заключается в том, что оба кодекса в весьма торжественной форме провозглашали запрет придания законам обратной силы.

² P. Amiet, Les civilisations antiques du Proche-orient, PUF, «Que sais-je?», 3 é d., 1985, p. 84.

* Луи Давид (1748-1825) - великий французский живописец, представитель классицизма; член Конвента, позже (в период Империи) личный художник Наполеона. — Примеч. пер.

³Ж.-Б. Мозэс, «Наполеон, пишущий Гражданский кодекс», 1808, г. Мальмэзон (любимая резиденция Наполеона. — Примеч. пер.), музей Буа-Прео (Bois-Pré au). См. репродукцию в книге: Les lieux de mé moire, II: La Nation / sous la dir. de P. Nora, Gallimard, 1986, p. 303, где она иллюстрирует статью декана Карбонье «Гражданский кодекс».

** Анн-Луи Жироде де Руси (псевдоним - Жироде-Триозон) (1767-1824) - французский живописец, представитель классицизма. — Примеч. пер.

⁴ А.-Л. Жироде, «Портрет в полный рост Императора в костюме для коронования», холст, масло (музей Жироде, г. Монтаржис).

Цели кодификации

леона, Гражданский кодекс присутствует непременно. Так, на выполненном Гро* эскизе купола Пантеона за императорской супружеской четой и королем Рима** видны два восхищенных ангелочка, которые держат Кодекс Наполеона¹. Не отставала и скульптура: хранящаяся в музее Лувра статуэтка неизвестного автора начала XIX в. изображает Наполеона в императорском облачении, а у его ног, на подушке, — книгу, где начертано название — «Кодекс Наполеона»². Статуя, изваянная Шоде*** для Законодательного корпуса****, должна была выразить то счастье, которое только что постигло нацию, получившую новый Кодекс: здесь Император предстает, держа в руке кодекс законов в форме свитка³. Наконец, нет ничего удивительного в том, что среди многочисленных часов, созданных в ознаменование победоносных сражений Наполеона, по меньшей мере, одни посвящены Гражданскому кодексу — творению, не подвластному времени, благодаря которому память об Императоре должна остаться на веки вечные⁴. На протяжении всего XIX в. в литературе также процветает наполеоновское «кодексопоклонство»⁵, отличающееся подчас сомнительными эстетическими вкусами, что, впрочем, не уменьшает его общественный резонанс⁶. Так, Декомберус⁷, один из

* Антуан Гро, барон (1771-1835) - французский живописец, предшественник романтизма; ученик Л. Давида. - Примеч. пер.

** Король Рима — титул, присвоенный Наполеоном своему сыну в момент его рождения - Франсуа Шарлю Жозефу Бонапарту, будущему Наполеону II (1811-1832). - Примеч. пер.

¹ Эскиз купола Пантеона, 1811, музей Карнавале в Париже (см. репродукцию: David et la peinture napolé onienne. É d. Tê te de feuille, 1976, p. 79).

² Наполеон-законодатель, статуэтка, обожженная глина, автор неизвестен (музей Лувра).

*** Антуан Дени Шоде (1763-1810) - французский скульптор, представитель классицизма. — Примеч. пер.

**** О Законодательном корпусе см. наше примечание выше. — Примеч. пер.

³ Наполеон-законодатель, статуя, мрамор, 1805 (Компьен, Национальный музей замка).

⁴ Кодекс Наполеона, часы (музей Экс-ан-Прованса).

⁵ A. Ensminger, Les versifications du Code civil: un paroxysme de nomophilie // RRJ, 1989, p. 160. См. того же автора: Recré ation de la forme, recré ation de la norme, trois versifications du Code civil au XIXsiè cle. Thè se, Montpellier, 1986.

⁶ См.: J. Carbonnier, Droit et passion du droit sous la V Ré publique, op. cit., p. 33: «Риторика, иногда проскальзывающий лиризм символов, даже определенная напыщенность - все это в той или иной мере благотворно сказывается на распространении кодексов в обществе».

⁷ «Кодекс Наполеона, переложенный на французские стихи Б. -М. Декомберусом, депутатом Национального конвента, председателем Совета старейшин, советником Императорского суда Парижа», Париж, 1811.

Феномен кодификации

авторов, переписавших Гражданский кодекс стихами¹, адресует стихотворное послание Марии-Луизе*:

Твой супруг, великий НАПОЛЕОН,

В КОДЕКСЕ воплотил свой гений и свое имя.

Он записал в нем эти мудрейшие законы,

Которым должны подчиняться все народы мира.

Превзойдя всех героев как победитель,

Он превзошел их и как законодатель**.

Бальзаку удалось в нескольких словах передать то, что постепенно становилось сердцевиной наполеоновской легенды. «О, Наполеон! Наполеон! — воскликнул в ответ один из наших великих поэтов, театральным жестом воздевая руки к потолку. — Кто сможет когда-нибудь объяснить, запечатлеть или понять Наполеона... человека, в голове которого были кодекс и шпага?..»²

Нередко период пропаганды как таковой проходит, но отождествление Кодекса с определенным человеком остается: в грядущих столетиях успех Кодекса ассоциируется исключительно с величием кодификатора.

Так, Corpus juris civilis позволил Юстиниану занять место в «Раю», куда Данте поместил его в своей «Божественной комедии»³, стать героем агиографических иллюстраций и книжных миниатюр, украшающих многие средневековые издания⁴, долгое время служить об-

¹ Помимо Декомберуса, Ж.-А. Флакон-Рошель опубликовал в 1805 г. «Гражданский кодекс французов в стихах» (речь идет лишь о первой книге Кодекса), подписанный одними инициалами автора; Андрио в 1852 г. выпустил «Рифмованный анализ Гражданского кодекса»; наконец, А. Пон-Эзьер в 1882 г. издал «Гражданский кодекс французскими стихами».

* Мария-Луиза Габсбург Лотарингская (1791-1847) - вторая жена Наполеона (с 1810 г.), императрица Франции. - Примеч. пер.

** Здесь приводится подстрочный прозаический перевод стихотворного послания Декомберуса. — Примеч. пер.

² Contes bruns, é d. originale, p. 17.

³ «Кесарем был я; днесь Юстиниан я; Первой любовью на это подвигнут,

В законах всякий устранял изъян я» (Dante, Paradis, chant VI, v. 10 et s.). Русский перевод приводится по изданию: Данте Алигьери. Божественная комедия / Сост. А.А. Илюшин. М., 1988. С. 189. - Примеч. пер.

⁴ См.: R. Jacob, Images de la justice // Essai sur l'iconographie judiciaire du Moyen  ge à l'â ge classique. Le lé opard d'or, p. 165 et s. Здесь приведены репродукции, где мы, в частности, видим Юстиниана в императорском облачении с поднятым указательным пальцем (знак повелевания) в момент, когда он получает от Трибониана и его сподвижников том с Дигестами.

Цели кодификации

разцом для монархов-кодификаторов и даже по прошествии тринадцати веков быть увековеченным Делакруа*, получившим заказ написать для одного из залов Государственного совета портреты великих кодификаторов прошлого. На картине Делакруа Император предстает в образе законодателя, когда он, вытянув руку, пишет, ведомый ангелами, текст Институций¹.

Более того, агиографическая иконография, связывающая Наполеона и Гражданский кодекс, не исчезла с концом Империи. Например, среди десяти барельефов (окончены только семь), обрамляющих с середины XIX в. склеп Отеля Инвалидов в знак почитания могилы Императора, есть барельеф «Утверждение Кодекса»². Уже не так давно стопятидесятилетие Гражданского кодекса было отмечено... почтовыми почестями — выпуском в честь юбилея специальной марки, где нет прямых указаний на Кодекс, нет его изображения, но он как бы скрыт за фигурой Наполеона, сопровождаемого на втором плане Порталисом (достаточно яркая иллюстрация прочно укоренившегося и совершенно непреодолимого стереотипа — отождествлять Гражданский кодекс с Наполеоном). Наконец, последний и совсем свежий пример: на фронтисписе ныне издаваемого «Журнала Института Наполеона», главным редактором которого является Жан Тюляр**, под крылом орла с императорской короной изображен открытый Гражданский кодекс.

* Имеется в виду глава французского романтизма Эжен Делакруа (1798—1863), знаменитый как своими холстами и литографиями, так и настенной живописью (библиотеки Бурбонского дворца и Сената в Париже, потолок одной из галерей Лувра и т.д.). — Примеч. пер.

¹ Э. Делакруа, «Эскиз для портрета Императора Юстиниана, составляющего Институции», 1826, Париж, Музей декоративного искусства. См. репродукцию в книге: В. Jobert, Delacroix, Gallimard, 1997, p. 86 (оригинал полотна сгорел в 1871 г. при пожаре во Дворце Орсэ — резиденции Государственного совета).

² Барельефы выполнены Пьером-Шарлем Симаром в 1846—1852 гг.

** Ж. Тюляр — известный современный французский историк, профессор университета Париж IV; его имя связано с одним из направлений современной исторической науки, так называемой «городской историей» (histoire urbaine), заметным вкладом в которую стала его диссертация о парижском управлении в 1800—1830 гг. (опубликована в серии «Новая история Парижа»). Кроме того, будучи специалистом по истории Французской революции и периоду Империи, он является одним из самых ярких представителей новейшего течения во французской исторической науке — так называемых университетских контрреволюционеров, поставивших под сомнение незыблемость завоеваний революционной эпохи, принесшей не меньше зла, чем блага. Это течение зародилось не в последнюю очередь под влиянием публикации «Архипелага ГУЛАГ» А.И. Солженицына, заставившей некоторых французских историков под иным углом зрения взглянуть на революцию вообще и Французскую революцию в частности. — Примеч. пер.

Феномен кодификации

Опасность здесь кроется в том, что охлаждение к тому человеку, с чьим именем кодекс ассоциируется, отражается на отношении к самому кодексу. Свидетельством данного явления служат нападки на французский Гражданский кодекс после крушения Наполеона.

Во Франции после развала Империи критика противников бонапартизма сосредоточилась на самой видимой части наполеоновского наследия - на Гражданском кодексе. Как пишет декан Карбонье, «крах Наполеона был отмечен восстанием против его законов. Гражданский кодекс стал одной из жертв»¹. Если Людовик XVIII в целом сохранил его в силе, хотя и считал, что Кодекс «замаран именем Наполеона», то только потому, что видел в нем (или притворялся, что видит) лишь компиляцию «старых королевских ордонансов и обычаев»². Свистопляска с переименованиями Гражданского кодекса, имевшая место на протяжении XIX в., является свидетельством той борьбы, которая велась вокруг бонапартистского символа: ему то возвращали имя Наполеона, то вновь его отбирали, затем опять возвращали³. Символ перестал пугать только III Республику, окончательно оставившую в качестве официального наименования — Кодекс Наполеона.

За границей пророчества разного рода Кассандр по поводу ожидавшего Гражданский кодекс будущего объясняются разве что тем, что сегодня назвали бы «пещерным антинаполеонизмом», сосредоточившимся на Гражданском кодексе. Так, лорд Кастлеро* произнес в ходе Венского конгресса: «Нет никакого смысла разрушать Францию, об этом позаботится Гражданский кодекс». Точно так же стремлением Наполеона к гегемонии над германскими государствами и постигшей его неудачей не в последнюю очередь объясняются отказ от Гражданского кодекса значительной части государств⁴ бывшего Рейнского союза**, а также яростное сопротивление кодификации со сто-

¹ J. Carbonnier, Le Code civil // Les lieux de mé moires, art. cité, p. 298.

² Воззвание от 15 февраля 1814 г.: «...новый Кодекс, в значительной мере составленный из старых королевских ордонансов и обычаев, останется в силе, за исключением положений, противоречащих религиозным догматам».

³ См. об этом подробнее далее — в специальном параграфе о наименованиях Кодексов. * Роберт Стюарт Кастлеро (Castlereagh), виконт (1769—1822) — видный британский

политический деятель, военный министр (1805-1809), затем министр иностранных дел (1812); идеолог антинаполеоновской коалиции и одна из ключевых фигур на Венском конгрессе. — Примеч. пер.

⁴ См. подробные сведения об этих государствах: R. Chavanne, Napolé on, son code et les allemands // Mé langes Lambert, 1975, p. 397 et s.

** Политический союз 36 германских государств в 1806—1813 гг. под протекторатом Наполеона. Охватывал почти всю территорию Германии, кроме Пруссии. - Примеч. пер.

Цели кодификации

роны Савиньи¹. Немалое число стран, принявших Кодекс, ввезенный вместе с багажом завоевателя, поспешило отменить его сразу после краха Империи, либо незамедлительно, как, скажем, королевство Ганновер, где закон об отмене Гражданского кодекса даже имел обратную силу, либо по прошествии времени, необходимого для разработки собственного законодательства². Собственное законодательство нередко сильно смахивало на Кодекс Наполеона, но разве это могло иметь какое-нибудь значение — главное, что честь была спасена, поскольку никакие официальные узы не связывали более такое законодательство с «корсиканским чудовищем»! Подобного рода неприятие или, по крайней мере, недоверие наблюдалось в течение всего XIX в. Проект испанского Гражданского кодекса 1851 г. испытывал слишком сильное влияние французской модели и поэтому не мог быть принят — «офранцуживание подверглось анафеме со стороны всей без исключения политической и религиозной фракции, находившейся тогда у власти»³. Русские проекты кодексов, также скопированные с французских моделей, были преданы забвению, и в течение следующего полувека дальнейшее развитие русского права, по свидетельству современных российских юристов, привело к исчезновению малейших проявлений влияния со стороны французских кодексов и к консолидации национального права⁴.

Можно сказать, что похожие тенденции наблюдаются там, где речь идет о другой политической задаче, решаемой с помощью кодификации, — о закреплении какой-либо идеологии.