Мцра, Малая Анна и Чедым

Когда в душе умолкнут размышления и представления о чем бы то ни было земном, в ней наступает дивное молчание, немое от все­го вещественного. И это молчание становится небесным молчани­ем, когда в нем начинает говорить Господь неизреченными слова­ми, воспринимаемыми духовным слухом чуткой души как веяния Божественной благодати. Хотя из любви возникает все, что есть, что было и будет, сама любовь остается всегда той же самой, без всяких изменений, ибо она даже сейчас такая же, какой была и бу­дет во веки веков.

Преодолевая жизненные рубежи, мы преодолеваем на самом де­ле собственные страхи и опасения, чутьем проникая в обостренное восприятие Божественного Промысла, хранящего нас и ведущего по жизни на встречу с Богом.

Мы вновь долго пробивались сквозь сплошные заросли родо­дендрона и лавровишни, пока не оказались прямо напротив ви­денной нами в бинокль прекрасной уединенной долины. С трех сторон ее закрывали скальные хребты. В центральной части зуб­цами поднимался красивый пик, слева реяла в синеве громадная глыба массива Герванта. С огромной, отполированой древними ледниками каменной стены падал водопад, переходя внизу в кра­сивую голубую реку, приток Бзыби. Посреди этой сине-зеленой ча­щи, как зеленое украшение, стояла наша уединенная гора - место предполагаемого храма.

Необходимо было спуститься к Бзыби, но нам ее никак не уда­валось увидеть. Мы находились в непроходимых широких ку­старниковых зарослях, не ведая, где они заканчиваются. Стали ориентироваться на смутный шум реки, но прошло уже два часа нашего утомительного лазания по зеленым дебрям, а мы все еще не достигли берега. Земли под собой мы тоже не видели, так как уже несколько часов шагали по толстым переплетенным ветвям могучих кустов.

Случайно глянув вниз, я ужаснулся: мы все это время ползли над Бзыбским каньоном на огромной высоте! Ветви, подобно кры­ше, срослись между собой. Река шумела далеко внизу под нами, белея порогами. Не зря этот каньон считался непроходимым! При­шлось еще некоторое время ползти по кустам, опасаясь свалиться вниз. Вскоре начались громадные скальные блоки из базальта, за­тем каменные осыпи, и мы очутились на берегу реки, за пределами верхнего каньона.

Перед входом в узкое непроглядное ущелье Бзыбь привольно текла по галечниковым отмелям. Перейти ее вброд не составляло труда. Интересно было подняться на вершину нашей лесной го­ры - вид с нее открывался замечательный. Но с мечтой о построй­ке здесь уединенной церкви пришлось расстаться. Никакой груз по каньону затащить в эту даль не представлялось возможным. К востоку от вершины, где мы стояли, отходила узкая перемычка, поросшая редким кустарником. Она переходила в пологий склон левого борта долины, смыкаясь с большими скальными уступами, внушающими трепет.

Батюшка, а куда идти дальше? - озираясь, спросил Андрей.

Наверх, по скалам. За ними большие озера. Мне о них расска­зывал лесничий, - ответил, я внимательно рассматривая лобас­тые скалы.

Но там же стена!

Вот туда и пойдем!..

На месте стало заметно, что на стену можно взойти по пихтово­му редколесью. На карте у лесника стояли обозначения, что скаль­ные уступы на подступах к озерам непроходимы. По опыту мне уже неоднократно пришлось убедиться, что на картах горы - это горы официальные, а на месте - они живые и умеют говорить о себе луч­ше всяких карт.

Солнце уже закатывалось за Чедым, когда мы, сильно уставшие, поднялись в луговое высокогорье. Повсюду рос низкорослый белый рододендрон. Его цветки были сладкими на вкус, и мы заварили их как чай, разведя слабый костерок из случайно найденной коряги. Пока ставили палатку, солнце почти закатилось. В долине Бзыби наступила ночь, а на гребне, где стояла палатка, все еще было свет­ло. Нас мягко окутал загадочно-безмолвный вечер. Травы, палат­ка, наши лица, горы и небо - все погрузилось в розовое зарево тон­ких и нежных оттенков. Это было настолько красиво, что мы сели на розовую траву, достали четки и молились, пока не подступила темнота. Разговаривали мы шепотом, не желая тревожить этот не от мира сего удивительный розовый свет, который тихо угасал на наших лицах, словно это было сокровенное свидание с небесами. Стемнело. Резкий холод потек с вершины. Мы поднялись с кам­ней. Вдруг Андрей застонал.

Что с тобой?

Батюшка, ногу свело. Разогнуть не могу. Нужно делать массаж ноги! Сам я не смогу его сделать...

Оказалось, что у него редкое заболевание: ленточные мышцы бедра могут от холода захлестнуть друг друга. Это может произой­ти и от неудачного положения ноги. В палатке Андрей лег на жи­вот, и из его объяснений я пытался понять, что мне нужно делать.

Только один доктор в Лавре умеет вправить мышцу, - стонал Андрей. - Если вы не вправите ее, я не смогу идти с тяжелым рюк­заком...

Я взялся вправлять ему ногу, не представляя себе, что из этого может получиться. Мой спутник был атлетического телосложения, и нащупать захлестнувшуюся мышцу было очень тяжело.

Ну и нога у тебя, Андрей, - вырвалось у меня от усталости. - Как у слона!

Делайте, батюшка, другого выхода нет. А я постараюсь мо­литься...

Час шел за часом, мы отдыхали и снова пытались вправить мышцу. К счастью, наконец-то что-то щелкнуло, когда я разминал ногу, и она выпрямилась.

Батюшка, получилось! Слава Богу! Теперь нужно быть осто­рожнее, чтобы снова не свело... И боли почти нет! Невероятно... - радовался Андрей. - А вы помните, как вы это сделали?

Нет, Андрей, не помню...

Жаль... - вздохнул он.

Радостные, мы забрались в спальники. Над палаткой бродил тонкий свет нового месяца.

Утренний чай из белых цветков дался нам с большим трудом. Его пришлось готовить на слабом огне из тонких веточек, вдоволь намахавшись ковриками, чтобы раздуть огонь, и наглотавшись ды­ма. Ища выхода на верх скальной стенки, мы обнаружили едва за­метную тропинку, ведущую в небольшой лесок в узкой щели среди отвесных скал.

Смотри сюда - трос! - указал я рукой Андрею.

Это стояла охотничья ловушка - петля на медведя. Стало ясно, что поблизости есть люди. Тропа зигзагом уходила круто вверх, лавируя между скальными башнями. Еще немного усилий - и мы вышли на обширное плато, посреди которого мерцало синими ис­крами большое горное озеро, километра полтора в длину и шири­ну. На дальнем берегу виднелся пастушеский балаган, вился ды­мок, паслись лошади. По склонам разбрелись коровы.

Мы подошли к горному жилищу из камня, покрытому дранкой. Двое греков, заросших бородами по самые глаза, с изумлением уставились на нас.

Откуда вы пришли?

По тропе снизу... - ответил я.

А как же вы ее нашли?

Случайно.

А на тропе трос видели?

Видели.

Греки переглянулись.

Ну ладно, мацони пить будете?

А что это такое? - спросил мой друг.

Как что такое? Настоящее кислое молоко!

Они дали нам в руки миски с густым кислым молоком, в кото­ром торчали ложки.

Пока мы угощались, пастухи рассказали нам, что каждое лето пасут здесь коров с побережья, которых гонят сюда десять дней. Это озеро Мцра, в переводе с грузинского значит “уединенное”, или Большая Анна по-абхазски. Рядом с этим озером, за небольшим во­доразделом, есть другое озеро, поменьше, называется Малая Анна. О тропе они попросили нас отдельно:

Это наша секретная тропа, никому о ней не говорите...

Мы заверили пастухов в своей надежности держать слово.

Расспросив путь к Малой Анне и попрощавшись к греками, мы

через полчаса вышли к небольшому темно-синему озеру, по ко­торому плавали большие льдины. Оно находилось повыше пер­вого озера, поэтому даже летом лед не смог растаять полностью. Над ним нависал красивый зубчатый пик, отвесно уходящий в воду. Мы поставили на берегу озера палатку, а Андрей, взяв в по­дарок пастухам плитку шоколада, убежал с котелком за новой порцией мацони.

Солнце стояло высоко и я отправился осмотреть окрестности. Со стороны озера понравившийся мне пик выглядел совершенно не­приступным. С обратной стороны он не казался таким устрашаю­щим, его массив составляли ступенчатые складки горной породы. Желая помолиться на теплых скалах и ища укрытия от довольно холодного ветра, я начал подниматься по каменным блокам.

Азарт подъема увлекал меня все выше и выше. Вскоре зубча­тая вершина замаячила высоко вверху, на фоне быстро летящих облаков. Останавливаться не хотелось. Сверху хорошо было видно, что наша палатка пуста и мой друг еще не вернулся от пастухов.

Наконец я добрался, запыхавшись, до острой, составленной из раздробленных гранитных блоков, вершины. Панорама вокруг лежала необозримая. Главный Кавказский хребет сверкал сво­ими могучими ледниками. Два озера внизу, большое и малое, с его льдинами, вспыхивали солнечными искрами. Справа уходил в небо огромный пологий склон с альпийскими лугами - массив Герванта. На этом склоне я заметил маленькую фигурку, быстро движущуюся к вершине. В бинокль я разглядел, что это подни­мался Андрей.

“Не удержался... - прошептал я. - Впрочем, в этом мы похожи друг на друга...”

Найдя острый камень, я выцарапал на вершине большие буквы ТСЛ - Троице-Сергиева Лавра. И выложил из камней крест.

“Пусть это будет пик в честь Лавры преподобного Сергия! ” За­тем достал из кармана четки, нашел укрытие от ветра и вдоволь по­молился. Вид бегущего далеко внизу по лугам Андрея, с котелком мацони, заставил меня с сожалением покинуть покоренную мной вершину. К палатке я спустился со стихотворением “Мцра”.

* * *

Даже в июле не тают льды

На матовой сини озер,

Когда до них доберешься ты,

Одолев бастионы гор.

Вода этих чаш чиста, холодна

И где-то, на самом краю,

Блестит расплавленный слиток дня,

Обжигая душу твою.

А склон перевала горяч и сух,

В шафранной ржавчине скал.

И ты не знаешь, что делать вдруг

С тем счастьем, что ты отыскал.

У палатки мы встретились почти одновременно.

- Батюшка, простите меня! Я соблазнился - поднялся на верши­ну Герванта! Она же была совсем рядом... Какой там вид, если бы вы знали... - запыхавшись, начал оправдываться мой восходитель. А я тебя хорошо видел, как ты поднимался!

Откуда же вы могли меня видеть, если наша палатка стоит внизу и отсюда вершина закрыта ближайшим хребтом?

Вот с этого пика, который теперь называется пик ТСЛ - Трои­це-Сергиевой Лавры!

Андрей рассмеялся:

Так мы оба побывали на разных вершинах? Но моя вер­шина лучше!

Лучше, лучше, - улыбнулся я. - Но моя тоже неплохая...

Пока мы обедали восхитительным мацони и большой лепешкой,

которую подарили пастухи, внизу подул холодный ветер. Солнце ушло за пик ТСЛ, и стало очень холодно. Мы залезли в палатку и, после вечерних молитв, быстро уснули, утомленные прошедшим днем. Пастухи указали нам обход этого скального района, приведя нас к тропе, уходящей на юг, в сторону моря. Нам нужно было вый­ти к склонам пика Чедым с южной стороны, где начинался абхаз­ский “Бермудский треугольник”.

Тропа сначала повела нас глубоко вниз, в глубокие врезы уще­лья, а затем пошла параллельно Бзыбскому хребту, пересекая один за другим крутые горные отроги. То круто забирая вверх, то уходя в ущелья, где она часто терялась, тропа забирала все наши силы. В сильной усталости мы выползли на очередной водораздельный хребет. Когда справа мелькнула вершина, мы решительно устреми­лись прямо вверх, взяв ориентиром Чедым.

На жарком и сухом южном склоне воды не было. Полынный горький запах сушил горло. Наши фляжки давно опустели, а склон уходил все выше и выше. Цепляясь за кусты и острые скалы, мы упрямо поднимались вверх. На этом изнурительном подъеме у ме­ня начали срываться ноги с уступов из-за стертых подошв старых сапог. Я безпрестанно падал, едва успевая схватиться руками за сухие колючие травы, чтобы не улететь вниз. К тому же нагретая резина сапог жгла так, что ноги горели, как в огне.

Сильная жара, раскаленный склон, обжигающая резина на са­погах, постоянные падения на глинистых обрывах и отсутствие во­ды превратились в какой-то затянувшийся кошмар. И только когда свежий прохладный воздух проник в наши легкие, мы почувство­вали, что этот кошмар остался позади. Мы встали на дрожащие но­ги и огляделись. Перед нами расстилалось горное плато, усеянное огромными валунами. Вдали блестели белые нитки ручьев, бегу­щих по зеленым лугам со склонов Чедыма. Зная, что места, по которым мы начали свой путь, непроходи­мы, наши души объединились в доверии к Богу, не оставляющему нас и открывшему в наших сердцах неведомое до этого и какое-то невыразимое чутье, шаг за шагом сопровождающее нас в непро­ходимых горных дебрях. Сладко, Господи, вздыхать о Тебе в горной палатке, окруженной звездной ночью, благоухающей луговыми травами, волнуемыми порывами свежего ветра. Но еще слаще су­меть забыть этот мир, ускользающий от нас подобно отражению в воде, чтобы ощутить внутри себя иной мир, который безконечно превосходит всю землю и всю вселенную с ее чудесами.

Как неоперившихся птенцов в гнезде пугает всякий шорох, так и сердца, еще не утвердившиеся в вере, устрашает малейшее иску­шение. Подлинная духовная решимость полностью побеждает мир сей, следуя за Христом. Целеустремленное сердце, обладающее та­кой решимостью, уже не стремится обратно в мир, но и не страшит­ся его наваждений.